Къ протоколу коммисіи для разсмотрѣнія медіумическихъ явленій, отъ 27 января, подписанному мною 13 февраля съ оговоркой «при особомъ заявленіи», считаю долгомъ присовокупить слѣдующее:
Въ протоколѣ этомъ я нахожу ту же неполноту и неточность въ описаніи происходившаго, которыя я замѣтилъ и въ предшествующемъ протоколѣ. Такъ, въ настоящемъ протоколѣ значится: «начались весьма сильныя колебанія стола, и въ 9 ч. 15 м. столъ на одно мгновеніе приподнялся на высоту примѣрно дециметра; колебанія стола послѣ этого продолжались». Что надо понимать въ точности подъ словомъ «колебанія» — здѣсь не видно; столъ на 4 ножкахъ (а такой именно и употреблялся) можетъ наклоняться весьма опредѣленно на четыре стороны, и, наклонившись на одну, колебаться на двухъ ножкахъ или даже на одной. Изъ этихъ наклоновъ, наклонъ въ противуположную отъ медіума сторону, какъ я уже замѣтилъ въ заявленіи своемъ къ предшествующему протоколу, для медіума невозможенъ: но и этотъ наклонъ стола оставленъ коммисіей безъ вниманія.
Къ этому мѣсту моего заявленія г. Менделѣевъ сдѣлалъ слѣдующее замѣчаніе: «очевидно, что аргументъ сей имѣетъ важное значеніе въ исторіи медіумизма г-жи Клайеръ. Поэтому я предлагаю слѣдующій вызовъ: если публично среди собранія, при полномъ свѣтѣ, я подниму столикъ г. Аксакова (E) отъ себя, сидя въ тѣхъ условіяхъ, въ какихъ сидѣлъ у насъ медіумъ, то г. Аксаковъ обязуется 3 года затѣмъ не печатать о медіумизмѣ. Если же этого не сдѣлаю, то обязуюсь ничего не писать и не говорить ни о медіумизмѣ, ни объ медіумахъ». («Матер.» стр. 125) Положимъ г. Менделѣевъ, дѣлая такой вызовъ, ничѣмъ не рискуетъ, ибо навѣрное онъ и такъ не скоро заговоритъ опять о медіумизмѣ; но дѣло въ томъ, что уже до этого г. Менделѣевъ вызывался на нѣчто подобное. Когда я говорилъ ему, что желательно было бы сдѣлать для опытовъ доску на перевѣсѣ, поднятіе которой подъ руками медіума замѣнило бы поднятіе стола и вмѣстѣ съ тѣмъ регистрировало бы величину этого поднятія, г. Менделѣевъ отвѣтилъ мнѣ, что онъ самъ можетъ это сдѣлать! «Какимъ способомъ»? спросилъ я, удивленный. — «Медіумическимъ», отвѣтилъ г. Менделѣевъ. — Но теперь мы достаточно знаемъ, въ чемъ, по его понятію, состоитъ такой способъ…
Что касается до «приподнятія» стола, то въ протоколѣ опять не выяснено въ какомъ видѣ произошло это поднятіе и при какомъ именно положеніи рукъ участвующихъ. Слѣдовало сказать, что столъ поднялся совершенно горизонтально, при чемъ руки присутствующихъ лежали плашмя на столѣ. Горизонтальность подъема стола составляетъ главную особенность медіумическаго поднятія и трудность для искусственнаго воспроизведенія его.
Относительно вторичнаго поднятія стола въ протоколѣ сказано только: «минутъ черезъ десять послѣ перваго поднятія столъ поднялся вторично тоже на одно мгновеніе». Здѣсь, помимо указанныхъ выше подробностей, опущена та особенность этого подъема, что онъ совершился въ ту минуту, когда, по уговору, всѣ сидѣвшіе вокругъ стола, приподымались съ мѣста, при чемъ ожидалось, что столъ послѣдуетъ вверхъ за руками; но онъ, приподнявшись вершка на два, опять таки горизонтально, тотчасъ же опустился; обстоятельство это важно потому, что искусственное полное приподнятіе стола при этомъ условіи дѣлается еще болѣе труднымъ.
Далѣе въ протоколѣ значится, что «во все время, съ нѣкоторыми перерывами, слышались стуки, исходившіе какъ бы изъ пола, а иногда какъ бы изъ стола; въ послѣднемъ случаѣ ощущались легкія содроганія въ столѣ. Медіумъ предложилъ г. Петрову нагнуться подъ столъ и осмотрѣть положеніе ногъ присутствующихъ; ожидалось поднятіе стола». Это описаніе неполно, а послѣднія слова невѣрны: 1) стуки въ столѣ съ его ясными содроганіями были между прочимъ и тогда, когда столъ принялъ наклонное положеніе, такъ что обѣ его ножки, обращенныя къ медіуму, были значительно приподняты отъ пола. Стуки эти, вообще, представляютъ нѣсколько опредѣленныхъ, своехарактерныхъ типовъ, которые должны бы были быть описаны въ протоколахъ точнѣе, чтобы характеръ этихъ стуковъ могъ быть хотя нѣсколько опредѣленъ. Кромѣ стуковъ во время сеанса раздавались въ столешницѣ и другіе звуки, подражавшіе черченію мною по столу различныхъ фигуръ. Эти звуки, какъ и въ предшествующемъ протоколѣ, пройдены молчаніемъ. Между тѣмъ, это видоизмѣненіе звуковаго явленія, т. е. стука въ черченіе, раздающееся въ столешницѣ, служитъ однимъ изъ лучшихъ доказательствъ неподдѣльности явленія. 2) Г. Петровъ былъ приглашенъ опуститься подъ столъ совсѣмъ не для наблюденія за поднятіемъ, а для наблюденія за звуками — для наблюденія, не стучитъ ли кто въ ножку стола, такъ какъ въ это время стуки въ столѣ раздавались весьма сильно и явственно.
Далѣе въ протоколѣ мы читаемъ: «Г. Петровъ, помѣстившись подъ столомъ, загородилъ рукою ножку стола, ближайшую къ медіуму, и наблюдалъ за нижнимъ краемъ столешницы; поднятіе стола не произошло, но онъ двигался». Въ этихъ словахъ протокола многое не вѣрно: а) вовсе не пояснено, что столъ въ то время, когда г. Петровъ находился подъ нимъ, неоднократно былъ наклоненъ въ противоположную отъ медіума сторону, такъ что ближайшія къ медіуму ножки стола были приподняты вершка на 2 или 3 отъ пола, и въ этомъ положеніи столъ упорно держался, колеблясь на двухъ ножкахъ. На этотъ наклонъ, невозможный для медіума, коммисія опять не обратила вниманія. б) Вовсе не пояснено, что въ то время, когда г. Петровъ находился подъ столомъ и осматривалъ его ножки и неоднократно удостовѣрялъ, что никто въ нихъ не стучитъ, а сидѣвшіе за столомъ держали спокойно руки на столѣ, явственные стуки въ немъ, сопровождаемые ощутительными содроганіями, продолжали раздаваться, иногда какъ бы вызванные постукиваніемъ руки медіума, а иногда и безъ этого. Такимъ образомъ въ приведенныхъ мѣстахъ протокола не только смыслъ опыта извращенъ, но и результатъ его — полученіе въ столѣ стуковъ, сопровождавшихся содроганіями, при полномъ контролѣ рукъ и ногъ участвующихъ — пройденъ молчаніемъ.
Далѣе въ протоколѣ мы читаемъ: «послѣ того, какъ г. Петровъ сѣлъ на мѣсто, г. Аксаковъ предложилъ встать, и тогда, при весьма близкомъ положеніи всѣхъ стоявшихъ у стола, онъ въ третій разъ приподнялся». Здѣсь опять не видно, чтò надо въ точности разумѣть подъ словомъ «приподнялся». Столъ можетъ приподняться на воздухъ, бокомъ или горизонтально, качаясь или плавно, высоко или низко, и пр. Въ словахъ протокола это нисколько не пояснено; по этому считаю долгомъ добавить, что столъ приподнялся со всѣхъ четырехъ ногъ разомъ, горизонтально, вершка на два отъ пола, и тотчасъ же опустился на всѣ четыре ножки. О точномъ положеніи рукъ во всѣхъ этихъ опытахъ, какъ и въ предшествующемъ протоколѣ, ничего не сказано.
Въ заключеніе не могу не выразить удивленія, почему всѣ приведенныя мною подробности о стукахъ и звукахъ въ столѣ, о наклонахъ и поднятіяхъ его — что легко могло быть засвидѣтельствовано всѣми — въ протоколѣ пройдены молчаніемъ. Сколько я понимаю, всякое изслѣдованіе цѣнится по точности наблюденій.
Относительно занесеныхъ въ тотъ же протоколъ разсужденій коммиссіи, я считаю долгомъ заявить слѣдующее:
Мнѣнія и отзывы мои и другихъ свидѣтелей со стороны медіума вносятся въ протоколъ безъ предварительной повѣрки нами правильной передачи нашихъ словъ; вслѣдствіе чего мы вынуждаемся и эту часть протокола пополнять особенными заявленіями. Мнѣнія г. Менделѣева мотивируются на цѣлыхъ страницахъ, а для нашихъ отводится нѣсколько строкъ, передающихъ ихъ въ болѣе или менѣе неточномъ или неполномъ видѣ: такъ мнѣ приписаны и занесены въ ковычкахъ слова: «не пройдя вмѣстѣ съ толпою школы безалаберныхъ подробностей, нельзя ожидать медіумическихъ явленій съ новыми приборами». Выраженіе «безалаберныхъ подробностей» я за свое не признаю, и если употребилъ его, то развѣ повторяя слова другихъ. Г. Менделѣевъ горячо выражалъ на этомъ засѣданіи свое негодованіе по поводу того, что людямъ науки приходится вертѣть и качать столы; на это я имѣлъ честь отвѣчать ему, что если коммисія находитъ такое занятіе себя недостойнымъ, то не слѣдовало ей и браться за изслѣдованіе, что опыты со столомъ составляютъ азбуку этого дѣла и что, не пройдя этой азбуки, нельзя перейти къ складамъ и словамъ, что если коммисія взялась за вопросъ общественный, то ей слѣдуетъ пройти школу толпы и узнать прежде все то, чтò знаетъ толпа. Когда производились опыты съ мальчиками Петти, г. Менделѣевъ указывалъ на неблаговидность обстановки этихъ опытовъ: полу-свѣтъ, звучаніе музыкальнаго ящика, занавѣску, колокольчикъ, такъ называемый трансъ и пр., съ чѣмъ я не могъ не согласиться вполнѣ; г. Менделѣевъ указывалъ тогда, что коммисіи надо заняться преимущественно со столомъ, что когда движенія стола объяснятся, тогда главный вопросъ будетъ рѣшенъ, съ чѣмъ я опять не могъ не согласиться. Г. Менделѣевъ придавалъ опытамъ со столомъ такую важность, что еще въ засѣданіи 9 мая 1875 г. онъ настоятельно требовалъ, чтобъ мы согласились, что если явленія со столомъ будутъ вполнѣ объяснены при помощи нынѣ извѣстныхъ физико-химическихъ силъ, то этого будетъ достаточно, чтобъ ожидать подобнаго же объясненія и для прочихъ медіумическихъ явленій; а теперь, когда наконецъ мнѣ удалось представить коммисіи медіума, въ присутствіи котораго всѣ движенія стола происходятъ съ замѣчательной силой и отчотливостью, при полномъ свѣтѣ, г. Менделѣевъ приходитъ вь негодованіе и находитъ такое занятіе недостойнымъ людей науки.
Въ п. 8 протокола значится: «коммисія категорически потребовала, чтобъ немедленно было приступлено къ цѣлесообразному изслѣдованію явленій съ помощью приборовъ», и затѣмъ пространно изложены мотивы, по которымъ г. Менделѣевъ видитъ въ этомъ настоятельную необходимость. Объ насъ, свидѣтеляхъ, сказано только, что «гг. Аксаковъ и Бутлеровъ возставали противъ отклоненія отъ принятой ими системы, при чемъ ими было высказано, что нельзя ожидать, судя по имѣющейся практикѣ, медіумическихъ явленій съ новыми приборами, и потому должно идти тѣмъ обычнымъ путемъ, который они примѣняютъ въ коммисіи». Это далеко не вѣрно передаетъ наши слова; я имѣлъ честь объяснить коммисіи пространно слѣдующее: прежде чѣмъ коммисіи приступить къ какимъ либо приборамъ, ей слѣдуетъ познакомиться съ явленіями при тѣхъ условіяхъ, при которыхъ они происходятъ — при тѣхъ, которыя свидѣтельствующими объ явленіяхъ признаются удовлетворительными и доказательными; такъ, относительно поднятій стола, я неоднократно заявлялъ коммисіи, что подъемъ этотъ можетъ быть доведенъ до того, что столъ держится на воздухѣ нѣсколько секундъ, такъ что всѣ ножки его могутъ быть освидѣтельствованы; что первое дѣло въ этомъ ислѣдованіи убѣдиться путемъ наблюденія, что имѣешь дѣло дѣйствительно съ новымъ явленіемъ въ природѣ, а не съ фокусомъ или обманомъ; что тогда между наблюдателями и медіумомъ устанавливаются отношенія естественныя, которыя составляютъ главнѣйшее условіе успѣха въ изслѣдованіи; что тогда можно видоизмѣнять условія опыта, приспособлять мѣрительные приборы и т. п. Неудача съ приборами не будетъ тогда смущать медіума, который иначе видитъ въ приборѣ только ловушку для доказательства, что онъ обманщикъ. Я поставилъ коммисіи на видъ, что Круксъ, прежде чѣмъ приступить къ приборамъ, нѣсколько лѣтъ знакомился съ явленіями, просидѣлъ на сотнѣ сеансовъ, и только тогда, когда убѣдился, что медіумы, съ которыми онъ имѣлъ дѣло, не обманщики и явленія подлинны, приступилъ къ провѣркѣ ихъ инструментами и имѣлъ удачу. На публичномъ чтеніи своемъ г. Менделѣевъ ставилъ въ особенную заслугу коммисіи, что въ опытахъ съ Петти она въ точности подчинялась условіямъ ими самими указываемымъ; но тогда онъ имѣлъ право говорить, что «никакихъ медіумическихъ явленій не произошло»; теперь же, когда это право поколебалось, коммисія, послѣ трехъ сеансовъ, отказывается подчиняться далѣе условіямъ «спиритовъ» и требуетъ, чтобъ они немедленно подчинились ея условіямъ — съ чѣмъ согласиться невозможно.
Въ занесенномъ по этому вопросу въ протоколъ мнѣніи г. Менделѣева мы читаемъ: «сколько бы столъ не двигался при прикосновеніи рукъ, сколько бы разъ онъ не подпрыгивалъ при близкомъ сидѣніи около него многихъ лицъ, при наложенныхъ на столъ рукахъ, при возможности двинуть его толчкомъ ноги или колѣномъ, это не можетъ убѣдить членовъ коммисіи въ томъ, что эти явленія опредѣляются присутствіемъ силы, а не одною ловкостію». Очевидно изъ этихъ словъ, что коммисія солидарна съ мнѣніемъ г. Менделѣева. Это категорическій протестъ противъ обычныхъ сеансовъ; поэтому необходимо обратить вниманіе на то, на сколько тверды основанія, на которыхъ онъ построенъ.
Судя по словамъ его, можно думать, что трудности наблюденія при обычныхъ сеансахъ непреодолимы. На дѣлѣ же это не такъ. Прикосновеніе рукъ можетъ быть доведено до ничтожнаго значенія посредствомъ подкладки подъ руки медіума чего нибудь скользкаго: бумаги, салфетки, сукна, дощечки, тарелки, и т. п., при чемъ двинуть столъ извѣстной величины и вѣсу становится невозможно; отъ толчковъ ногою медіума онъ ограждается совершенно, когда поставленъ такъ, что каждая ножка его приходится между ногъ наблюдателей. Кромѣ того дѣло идетъ не только о простыхъ движеніяхъ стола по полу, а также объ одностороннихъ приподнятіяхъ его или наклонахъ, изъ коихъ нѣкоторые, при данныхъ условіяхъ, невозможны; такъ, если взять квадратный аршинный столикъ на 4 ножкахъ и положить на него руки плашмя, не переходя за середину, то приподнять этотъ столикъ со своей стороны, при отсутствіи точки опоры для ножекъ его съ противоположной, нѣтъ возможности; далѣе одностороннія приподнятія стола суммируются въ полное горизонтальное поднятіе его отъ полу; такое поднятіе не имѣетъ ничего общаго съ подпрыгиваніемъ; оно можетъ получиться и безъ близкаго сидгънія около стола многихъ лицъ, а когда около четыреугольнаго столика сидятъ всего четыре человѣка, такъ что всякому видно положеніе ножекъ стола со своей стороны; при достаточномъ контролѣ ногъ, можно получить движеніе его безъ всякаго прикосновенія къ нему чьихъ бы то ни было рукъ; этимъ завершается рядъ медіумическихъ движеній стола. Но коммисія не хочетъ всѣ найденныя ею самой затрудненія устранить принятіемъ самыхъ простыхъ мѣръ предосторожности; для этого потребовалось бы только время и терпѣніе, а главное — желаніе увидать явленія. Еще при опытахъ съ Петти члены коммисіи говорили мнѣ, что имъ достаточно одного взгляда на посадку туловища, чтобъ знать было ли сдѣлано какое усиліе ногами или руками; а теперь, когда явленія начались, коммисія предпочитаетъ признать себя неспособною убѣдиться въ самыхъ простыхъ вещахъ безъ помощи инструментовъ. Позволяю себѣ надѣяться, что въ этомъ ей едва ли повѣрятъ, а нѣкоторые въ такомъ крайнемъ недовѣріи ея къ своимъ способностямъ наблюденія увидятъ лишь выраженіе опасенія наткнуться на что либо такое, что дѣйствительно указывало бы на существованіе медіумическихъ явленій. Такимъ способомъ дѣйствія она толпу не вразумитъ и не научитъ.
Далѣе въ томъ же мнѣніи г. Менделѣева мы читаемъ: «устраняя приборы предлагаемые коммисіей, свидѣтели никогда не могутъ надѣяться убѣдить въ существованіи спиритическихъ явленій ни одно лице, знакомое съ здравыми методами точныхъ наукъ». На это я считаю долгомъ категорически заявить, что мы не устраняемъ приборовъ предлагаемыхъ коммисіей, но устраняемъ ихъ немедленное примѣненіе; а если помимо ихъ мы никогда не можемъ надѣяться убѣдить членовъ коммисіи въ существованіи медіумическихъ явленій, то объ этомъ слѣдовало коммисіи заявить еще въ маѣ прошлаго года, а не теперь, когда медіумическія явленія стали въ коммисіи обнаруживаться. Тогда на ея приглашеніе никто бы и не отозвался. Всякій медіумъ можетъ показать только то, что у него обыкновенно происходитъ; нѣтъ еще ни одного, который проявленія медіумической силы доказывалъ бы самъ, постоянно, при помощи мѣрительныхъ снарядовъ; а когда это будетъ достигнуто, тогда вопросъ о существованіи этой силы будетъ рѣшенъ и безъ помощи ученыхъ коммисій.
Въ п. 9 протокола сказано: «было предложено коммисіей, чтобъ при сеансахъ за столомъ, столъ былъ отдѣляемъ отъ сидящихъ перегородкою, прикрѣпленною къ полу; предложеніе это свидѣтелями отклонено». Оно не было нами отклонено безусловно, а на какихъ основаніяхъ мы отклонили его въ томъ видѣ какъ оно было предложено — въ протоколѣ не объяснено, хотя эти основанія были нами высказаны.
Въ п. 10 сказано, что «по заявленію моему и г. Вагнера г-жа Клайеръ есть одинъ изъ сильнѣйшихъ въ Европѣ медіумовъ». Мы не могли этого заявлять по той простой причинѣ, что г-жа Клайеръ не пользуется такою извѣстностію и держитъ себя совершенно вдали отъ спиритическаго движенія; мы только заявляли, что она дѣйствительно сильный медіумъ.
Наконецъ, въ п. 11 сказано: «на вопросъ предсѣдателя г. Аксаковъ заявилъ, что на слѣдующій разъ предполагается сидѣть за столомъ C съ наклонными ножками». Изъ этихъ строкъ должно понять, что такое сидѣніе было предложено мною самимъ; тогда какъ я согласился на это, только уступая настоятельному требованію коммисіи бросить обыкновенное сидѣніе за простымъ столомъ и перейти хоть къ этому изготовленному отъ коммисіи столу. Занять цѣлое сидѣніе исключительно опытомъ съ этимъ столомъ, представляющимъ значительныя затрудненія, я находилъ, въ интересахъ дѣла, преждевременнымъ.
О частныхъ опытахъ нашихъ съ приборами коммисіи, отпущенными ко мнѣ на домъ, будетъ ей сообщено особо.