Д. В. Философов
правитьРазложение футуризма
правитьПоложительно в «Голосе Жизни» надо открыть специальную рубрику: «Современная молодежь».
Читатели, вероятно, помнят частное письмо одного провинциального юноши, Н. К-на (№ 16). Урезанное благодаря условиям современной печати, оно дает все-таки понятие о тех темах, которые волнуют зеленую молодежь сегодняшнего дня. Это — строители будущей России. Если созреют они только лет через пятнадцать, то именно теперь определяется их психика, слагается воля. А потому присмотреться к ним, войти в их интересы — долг каждого из нас.
Статья студента-политехника Н. Ястребова («Зори грядущего», № 17) совсем другого тона и типа. Как это ни странно, она гораздо «наивнее» статьи-письма гимназиста Н. К-на. Несмотря на свое обещающее название, она гораздо более в прошлом, нежели в грядущем. Письмо Н. К-на — очень субъективное, но в нем чувствуется «мы», и к этому «мы» прибавляется еще психология волевого умения. «Мы» не хотим сидеть, сложа руки. Они хотят переделывать жизнь по-своему, хотят сознательно вступить в нее. Ястребов же как-то не надеется на себя. Ждет все того же затасканного и затрепанного «сверхчеловека» в виде какого-то барина, который приедет и нас рассудит.
В настоящем номере нашего журнала помещена статья добровольца автомобильной роты В. Шкловского. Автор не стремится убедить нас, что футуристы сами по себе талантливы, что их произведения великолепны. Он становится на формальную точку зрения. Обнаруживая бездну учености, цитируя Потебню, Веселовского и кучу других авторитетов, хочет доказать, что футуризм — не без рода и племени, что он — законное детище почтенных родителей. На голые стены футуристического дворца Шкловский повесил кучу портретов — все предки в золоченых рамах. Прием извинительный для убежденного футуриста, но надо признать, что своей «фамильной галереей» Шкловский убил «новых людей» (homines novi)! Маяковский, который воображал, что родился прямо из головы Зевса, очень много потерял в наших глазах, когда мы узнали, что он в родстве даже с Бобчинским. В коллективном творчестве языка, конечно, большую роль играли Бобчинские.
Как это ни звучит парадоксально, статья В. Шкловского, защищающего футуризм, свидетельствует, прежде всего, о разложении этого самого футуризма.
Дело в том, что героический период футуризма уже кончился. И тот факт, что его геройство длилось столь долго (мы не успели еще со времени его появления износить башмаков), говорит отнюдь не в пользу нового литературного течения.
Сначала футуристов испугались. Хотели воздвигнуть целую плотину, чтобы предохранить русскую литературу от футуристического наводнения. Но опытные люди скоро сообразили, что никакой опасности никому не грозит и никакой плотины не надо. Футуристическая вода свободно на нас хлынула и никого не залила. Образовалась небольшая лужа в низинах литературы, и в ней заквакали лягушки. Вот и весь результат столкновения стихий. Футуризм побежден.
Игорь Северянин, правда, разъезжает по всей России, и в Петрограде за одну нынешнюю зиму устроил семь поэзо-концертов. Если Плевицкая имеет успех количественно куда больший, нежели футуристы, то качественно ее успех того же порядка. Футуристы не победили, а просто слились с толпой. «Отторгнутая возвратах», как отчеканено на какой-то медали. И напрасно футуристы возомнили себя избранниками, необыкновенными людьми, борцами. Жизнь показала, что это неверно. Я не хочу сказать, что футуристы бездарны. Нет, они талантливы. Некоторые даже исключительно талантливы. Но на одном таланте далеко не уедешь, а главное — ничего не создашь жизненного. Тут нужен талант особого рода, другой консистенции.
Представьте себе! Маринетти вместе с футуристами (а их наши доморощенные футуристы глубоко презирают) оставит в жизни более глубокий след. В Маринетти много пошлости. Его футуризм — самый приказчичий, его идеалы не идут дальше торгово-промышленного империализма с аэропланами и автомобилями. Но у итальянского футуриста есть одно ценное свойство: воля. Маринеттти думает не только о себе, а об Италии, и о лучшем устройстве ее будущей жизни. Пусть это лучшее устройство, с нашей точки зрения, омерзительно — важно, что Маринетти действительно борется за нечто «общее». И это подкупает.
За что же борются наши футуристы, чего хочет Игорь Северянин, к чему стремится Маяковский?
Хотение Северянина настолько куцее, что оно уже воплотилось. Имя его все знают, он «повсеградно оэкранен». Все поняли, что, есть ли футуризм, нет ли его, ничего не изменится, никому, решительно никому не придется с мест сдвинуться, что-нибудь им уступить. Наоборот, многие радуются, что в их серенькой жизни прибавилось новое развлечение. Особенно теперь, когда спиртные напитки запрещены. Кафешантан без крепких напитков — скука собачья. На поэзо-концертах можно провести вечер не скучая.
Таким образом, пока что, футуризм как общественно-литературное явление вовсе не существует. Но, может быть, в «чистой» литературе он занял свое определенное место?
Нет, и здесь он остался без места. Большинство футуристов печатается в толстых и не толстых журналах, во всевозможных «вечерках». Но из этого ничего не следует. Печатаются отдельные стихотворения отдельных поэтов. Игорь Северянин сам по себе, Толмачев сам по себе, Рюрик Ивнев сам по себе. Крученых и Маяковский уже почти созрели для «Биржевки». Футуризм тут ни при чем, и для оправдания этого факта не надо никаких «предпосылок».
К чему действительно сводятся «предпосылки» г-на Шкловского? Что в них специально «футуристического»? Да всякий поэт, всякая литература всегда, во все времена обогащала язык и создавала новое слово! Когда Николай Греч вместо калош выдумал «мокроступы», это оказалось неудачным, но когда Карамзин «выдумал» слово «переворот», оно сразу привилось, теперь даже забыли, кто автор этого «слова». А сколько слов выдумал Лесков! Не оберешься! Говорят, что Хлебников сидит за изучениями сравнительной грамматики, фонетики, дикарского фольклора и т. п. Ну и пусть себе изучает! Если он талантлив, результатом его ученых потуг будет или научная диссертация, или обогащение русского литературного языка. Если же он сродни Гречу — кроме «мокроступов», из его потуг ничего не выйдет. До сих пор Хлебников не победил Пушкина. И вовсе не потому, что он футурист, а потому, что он, потому, что он… ну, просто, до невыносимости скучен со своими «бры, кры и мры»…
Уж если защита сводится к «предпосылкам», к историческим и лингвистическим справкам — значит, дело обстоит плохо. Корабль течет, и крысы с него бегут. Что крысы бегут — сознает и самый умный орган футуристов, «Очарованный Странник». Последние его номера полны «плачем на реках Вавилонских». Плач такой сильный, что журнал придется назвать «Странником Разочарованным».
Футуристы много потели, чтобы выдумать новые слова, а вот любой биржевик выдумывает их, не потея. Телеграфирует из Баку в Москву: «Зерба» — это значит: «купите десять „Нобелей“»; а когда телеграфирует в Париж: «Толба» — это значит: «купите акции „Рио-Тинто“». Или зайдите ночью в редакцию любой газеты: «Это от нашего или Пта?» — спрашивает редактор, далекий от всякого футуризма. И ему отвечают: «Пта» — т. е. телеграмма не от нашего корреспондента, а от Петроградского телеграфного агентства. Что лучше, все эти «пта, зербы и толбы», вообще волапюки и эсперанто, или «мры, гры, пры» Крученых? Право, не знаю. Оба хуже.
Во всяком случае, не стоит потеть, изучать фольклор готтентотов и сравнительную грамматику Боппа, чтобы поражать посетителей «Бродячей собаки», ныне уже покойной.
Итак, Шкловский, по-моему, не защитил футуристов. Он просто написал интересную статью о своеобразной жизни языка, его внутренних таинственных законах.
Из Шкловского может выйти талантливый поэт или талантливый ученый.
Но при чем тут футуризм.
Впервые опубликовано: «Голос жизни». 1915. 29 апреля. № 18. С. 3-5.
Оригинал здесь: http://dugward.ru/library/filosofov/filosofov_razlojenie_futurizma.html