Русские эстетические трактаты первой трети XIX в.
В 2-х т. Т. 2
М., «Искусство», 1974
Изящные искусства и науки составляют два различных рода (произведений человеческого ума. Сколько различие сие, с одной стороны, считается известным, столько, с другой, кажется неопределенным. С тех пор как начинаем различать вещи, все мы знаем, что камни не суть растения, а растения не животные; но испытатели природы на сем знании не останавливаются: они исследования свои касательно различия тел естественных отселе только начинают. Так, не довольно знать, что науки не суть изящные искусства и наоборот. Ежели есть предметы различные, необходимо должно быть и то, что различными их делает; другими словами — каждого различия должно быть основание. Что ж служит основанием различия между изящными искусствами и науками?
Вникая в состав наук, лето заметить, что каждая из них есть система понятий о каком-либо предмете. Посему для возможности каждой науки необходимы три условия:
1) предмет, или понимаемое (objectum),
2) разумение, или понимающее (subjectum),
3) содержание, или понятие (conceptus).
Именем предмета означается все действительное (reale), подлежащее нашему исследованию, как физическое, так и умственное, например, естественные тела, явления в мире физическом и нравственном, произведения искусств, самое разумение как предмет исследования, — словом, все, что действительно есть и может быть понимаемо.
Разумением называется способность познавать. Мыслящий дух, ум, разум — эти слова употребляются большею частию как синонимы разумения.
Человек, сие олицетворенное разумение, поставленный в противоположности с предметами, не остается равнодушным зрителем оных, но стремится к их познанию, причем, замечая в предметах существенные принадлежности, определяющие их особенность, вид, род и т. д., частные их изображения оставляет в забвении и удерживает в уме только то, что в каждом ряде подобных предметов находит общего. Это общее, отвлеченное от предметов подобных, есть понятие — например, красота, животное, бытие; за понятиями следуют мысли. Предметы не приносятся с понятиями в разумение действительно, но изображаются в оном отвлеченно, так, однако ж, что предметы по изменяемости своей могут разрушаться, исчезать, возрождаться, а понятия — их изображения — остаются постоянно одинаковыми.
Так, познавая предметы, человек образует новый мир, где понимаемое делается понятием, действительное является умственным, предметы (превращаются в мысли. Этот мир понятий, отражение предметов в уме, есть область наук; другими словами, науки суть умственные картины предметов нашего познания. Положим, например, что мы познали во всей подробности механизм неба, движение тел небесных со всею точностью измерено, масса их взвешена, законы и причины движения открыты — словом, все исследовано, определено, затем не осталось ни малейшего недоумения; что представила бы система таковых сведений — астрономия? Верный умственный список небесного механизма, в коем движение миров было бы представлено в понятиях так точно, как оно есть действительно. Положим, с другой стороны, что мы нашли средство проникнуть до центра земли и состав материка исследовали во всех направлениях. Что представили бы наши сведения, в таком случае приобретенные и приведенные в систему? Что, говорю, представила бы тогда геология? Картину материка или самый материк, изображенный в понятиях так, как они есть действительно? Положим, наконец, что все действия разумения исследованы, законы оного определены, и самая возможность понятий постигнута, что были бы в сем случае наши сведения? Изображение разумения в том самом виде, что оно есть; разумение как особое бытие, как предмет познаний при исследовании также превращается в понятия; и логика, наука о разумении, доведенная до высшей степени совершенства, не другое бы что была, как самое разумение, верно изображенное в понятиях.
Сказанное об астрономии, геологии и логике принадлежит всем наукам без исключения; все науки не другое что суть, как списки своих предметов, составляемые из понятий и мыслей.
Перейдем к изящным искусствам. Вникая в произведения оных, легко заметить, что каждое из них выражает собою какое-либо понятие или мысль. В произведениях искусств образовательных это очевидно. Каждая картина, каждая статуя занимает знатока не веществом, из которого составлена, но мыслию[1], которая в ней посредством вещества или определенного образа дает себя разуметь, мыслию, которая в мраморе статуи или в красках картины отвердев, так сказать, получила особое (individualis) существование как предмет самостоятельный. И произведения других искусств имеют то же основание своей занимательности. Что значит оратория Гайдна «Сотворение мира»? Мысль, отпавшая от своего творца и в звуках принявшая особое, предметное существование. Где Гомер? Уже протекли столетия, как сошел он с позорища мира, а его творения как предметы самостоятельные существуют доселе. Что ж после сего «Илиада», «Одиссея» и все произведения словесности? Мысли, отделившиеся от своего начала — ума и посредством слова обращенные в предметы.
Если каждое произведение изящных искусств изображает собою мысль или понятие, то что представят нам все произведения, вместе взятые, подведенные умственно под одну точку зрения? Особый мир, мир понятий и мыслей, обращенных в предметы. Мир сей отличен от целой вселенной, принадлежащей к одной эпохе творения. Это позднейшее создание, новая природа, зиждитель оной — человек, венец, краса природы творческой, отражение премудрости и всемогущества зиждителя вселенной.
Впрочем, мысли человека не осуществляются по одному его мановению; как же они обращаются в предметы?
Мы удивляемся человеку, когда мысленно следуем за ним на поприще его умственной деятельности. Занимая только одну точку в неизмеримом царстве творения, познающим духом своим он объемлет сию неизмеримость: то нисходит во внутренность земли и разгадывает тайну ее строения, то возносится к небесам и делает счет мириадам миров, определяя их вес, пути, расстояния и величину, то погружается в самого себя и в самопознании раскрывает начало всякого знания. Успехами его в мире физическом изумлена, кажется, самая природа: то дробит стихии и, составляя их вновь, воздвигает громады, то срывает горы и уравнивает для себя пути, то переводит реки и на хребте вод их переносит богатства одной страны в другую, то ловит искры молний и обезоруживает громы, то обуздывает ветры и на их дуновение налагает дани, нужные для его отважных предприятий. Как могуществен человек, рассматриваемый с сей точки зрения, и как слаб он в отношении к самим производящим силам и веществу! Сей повелитель стихий не в состоянии произвести вновь ни одного атома вещества, ни одной новой силы: для создалия своей природы — изящных искусств — должен прибегать он к природе творческой; из нее должен заимствовать элементы, нужные для осуществления его понятий и мыслей, для превращения их в предметы.
Само собою разумеется, что цель изящных искусств тем лучше достигается, чем приличнее выбор средств, чем естественнее с помощию их обнаруживается мысль творца-художника. Эта необходимость в выборе приличных средств и естественности их употребления, кажется, и была поводом к тому, что изящные искусства названы подражанием природе. Художник действительно подражает природе, но не в изобретении, не в составлении идеалов, а в употреблении средств, из нее заимствуемых для осуществления оных, для превращения мыслей в предметы самостоятельные.
Основание изящных искусств — мысль; цель — обращение мысли в предмет; начальные, главные средства — звуки, образы и слово. В отношении к основанию и цели изящные искусства составляют одно (род), а в отношении к средствам — три главные отрасли (виды), как бы три царства природы: музыку, искусства образовательные, словесность. В сих-то видах является природа, созидаемая человеком. Она, как и природа творческая, делается так же в свою очередь предметом исследования, как мир действительный. Списки сей новой природы суть науки словесные и теории изящных искусств вообще, столько же отличные от самих изящных искусств, сколько различны прочие науки и их предметы.
В науках предметы обращаются в мысли, в искусствах мысли делаются предметами; науками действительное, изъемлясь из пространства и времени, делается идеальным; искусствами идеальное вводится в сферу действительного, вставляется в какой-либо образ, облекается в звуки или слово; науки ум производит из предметов; искусства порождает из себя; там все многоразличие в уме сосредоточивается, здесь ум обращается в многоразличие; там предметы отражаются в уме, здесь ум отражается в предметах; там природа действительная представляется мысленною, здесь мысли являются природою.
ПРИМЕЧАНИЯ
правитьМихаил Григорьевич Павлов (1793—1840) — профессор Московского университета, преподавал физику и агрономические науки, однако использовал профессорскую трибуну и для пропаганды философского учения. Находясь под сильным воздействием шеллингианства и проповедуя в общефилософских вопросах идеализм и идеалистическую диалектику, Павлов, однако, доказывал необходимость единства эмпирии и умозрения, а в конкретных вопросах онтологии и гносеологии отходил от идеалистического умозрения, хотя так и не порвал с ним. Как свидетельствуют его слушатели — Герцен, Белинский, Станкевич, Надеждин, Максимович и другие, — Павлов оказывал весьма существенное воздействие на молодое поколение конца 20-х — начала 30-х годов своей философской пропагандой, своим стремлением выработать некую общефилософскую позицию, с которой надлежало уже рассматривать частные вопросы науки и искусства.
Павлов издавал журналы «Атеней» (1828—1830) и «Русский земледелец» (1838—1839), печатая в первом из них многие свои теоретические статьи. Однако наиболее существенное в общефилософском плане он высказал еще до того, как стал издавать свой собственный журнал, — в статьях «О полярно-атомической теории в химии» («Новый магазин естественной истории…», 1821, ч. 2, № 3—4) и «О способах исследования природы» («Мнемозина», ч. IV, М., 1825); натурфилософские, да и вообще философские взгляды изложены им также в теоретических разделах главного его труда — «Основания физики» (ч. 1— 2, М., 1833—1836).
Печатаемая статья Павлова «Различие между изящными искусствами и науками» не может быть отнесена ни к числу романтических (как можно было бы ожидать, имея в виду его общефилософскую шеллингианскую позицию), ни, конечно, к числу классицистических документов. Она принадлежит к тому направлению в русской эстетике, которое стремилось выработать некоторое новое, синтетическое понимание искусства и новую эстетику, обобщающую в этом высшем синтезе исторические достижения обеих боровшихся эстетических школ. Такой синтез, как мы знаем, наметился у декабристов, а затем был развит Надеждиным. Павлов стоит, по-видимому, где-то между ними: он понимает искусство как некую материализацию понятий, мыслей, в свою очередь выработанных человеком на основании реального познания реальных вещей. Именно в этом смысле он и синтезирует классицистические и романтические принципы. Важно также отметить, что, подчеркивая различия наук и искусств, Павлов рассматривал эстетику как науку, по общей структуре и способу конструирования ничем не отличающуюся от других наук.
Статья печатается полностью по тексту, опубликованному в журнале «Атеней», 1828, часть вторая, № 5, стр. 3—11.
- ↑ Под мыслию разумеется и понятие, а часто и наоборот. (Прим. автора.)