Проспер-Жолио Кребийон-старший (Кребильйон).
править«Радамист и Зенобия»
правитьЗенобия, под именем Исмены, живёт во дворце Фаразмана (35 — 54 гг.). Фаразман и его сын Арзам любят Зенобию, не зная, что она жена Радамиста, которого все считают умершим. Под видом римского посла приезжает Радамист. В прошлом он убил отца Зенобии, Митридата, и покушался на жизнь её самой. Зенобия узнаёт своего мужа, она готова отказаться от любви к Арзаму и следовать своему долгу. Арзам так же узнаёт Радамиста, братская любовь побеждает страсть. Фаразману сообщили, что римский посол хочет увезти Исмену, он настигает беглецов и смертельно ранит Радамиста. Перед смертью Радамист раскрывает своё инкогнито.
Фаразман — король Иберии.
Радамист — король Армении, его сын.
Зенобия — жена Радамиста, под именем Исмены.
Арзам — брат Радамиста.
Гиерон — посол Армении и наперсник Радамиста.
Митрин — начальник стражи Фаразмана.
Фениса — наперсница Зенобии.
Стража.
Действие III.
правитьСцена 5.
Радамист, Зенобия.
править
Властитель, сердцем к вам взывать я не устану;
Я роком предана надменному тирану.
Прошу о помощи против ярма оков,
Взываю к римлянам, властителям миров.
Сколь доблестно для них, с тираном лютым споря,
Смягчить мне ужасы безвыходного горя!
И всё подчинено, законы их святы…
Что вижу я? Ужель? Чей голос? Чьи черты?
О боги! На кого меня вы натолкнули?..
Чем, сударь, объяснить, что тяжко вы вздохнули?
И почему?
Когда б не я своей рукой…
Что слышу я! И что в черёд я вижу свой!
О, память грустная! Я трепещу, дрожу я.
О, где я?.. Образ ваш предстал, меня волнуя.
Рассейте же мой страх… Тревоги я полна
И вся до глубины души потрясена.
Теперь понятно мне глубокое волненье.
Наполовину ли свершил я преступленье!
(Зенобии).
О жертва! Извергом меня ты назови!..
Предмет отчаянных гонений и любви,
Преследуемый мной со злобою слепою,
Не ты ль, Зенобия, явилась предо мною?
Зенобия? Увы! Ты лют, но сердцем чист…
Не ты ли предо мной, мой милый Радамист?
Возможно ли, что б ты супруга не признала?
Да, я — твой лютый муж, свои остривший жала,
Твой кровожадный муж, несчастный пилигрим.
Забудь же в этот день его проступки с ним!
О боги! Вы её вернули средь недуга,
Верните же и ей достойного супруга!
Ужели, тронувшись горючею слезой,
Вернуло небо вновь мне облик дорогой?
Ужели при дворе отца я зрю в оковах
Супругу милую среди тревог суровых?..
Вотще ли я стенал, вотще ль изведал стыд,
Что должен удручить меня сей грустный вид?
О жертва добрая моей лишь мести грубой!
Твой вид — свидетельство вины моей сугубой!
Увы! Ты слёзы льёшь…
Злой рок меня постиг.
Могу ль не проливать я слёзы в этот миг?
О бессердечный друг! Когда б ты поднял руку
Лишь на Зенобию, презрела бы я муку!
Твой гнев остыл: тебя всем сердцем полюбя,
Я счастием почту увидеть вновь тебя;
Любовь моя, гордясь твоим ревнивым пылом,
Вернёт жену тебе в волненье не остылом.
Я вместе с жалостью питаю и любовь,
И верь, что не с враждой тебя встречаю вновь.
О, ты ль, Зенобия, меня не проклинаешь
И пламенем вражды ты боле не пылаешь?
Нет! Нет! Карай меня! Чем доброта сильней,
Тем уподобишься жестокости моей.
Нет, крови не щади моей, мне нет пощады;
Увидеть вновь тебя лиши меня отрады!
(Бросается на колени).
Я ль должен умолять о жизни? Вот кинжал,
И вспомни же, какой ценой я мужем стал!
Вплоть до любви моей всё требует отмщенья,
Иль соучастницей ты станешь преступленья.
Рази, но только знай, что гневу вопреки
Тебя лишь я любил, исполненный тоски,
И что, раскаявшись в душе своей кровавой,
Не возбужу в тебе желанья мести правой;
И что, хоть гнев тебя так яро охватил,
Я виноват лишь тем, что так тебя любил.
Встань, это — чересчур! Тебя я, друг, прощаю.
Ужели горестям так и не будет краю?
Довольно. Смертному дана ли власть богов
Карать безжалостно столь дорогих врагов?
Край назови, куда ушёл бы ты: без слова
Отныне следовать я за тобой готова,
А угрызения, которым предан ты,
Не от жестокости, они — от доброты.
И, сохранив свой долг и верность Гименею,
Армении пример однажды дать сумею,
Хочу, что бы твою прияла власть она
И. долгу следуя, была тебе верна!
О небо! Узы те законные ужели
С злодейством сочетать и доблести сумели?
И участь изверга ужели Гименей
Мог мудро сочетать со святостью твоей?
Меня ль приемлешь, хоть убийство Митридата,
Мои жестокости, любовь родного брата,
Великодушного наперсника, вполне
Могли тебе внушить презрение ко мне?
Обет не принесла ль ему ты в лоне храма?
Ты ль холодна к мольбам любезного Арзама?
Что говорю! Блажен, как ныне я блажен,
Что вместо долга мне сулишь ты сладкий плен!
Прочь подозрения! Открой ты душу вере,
Иль ревность тёмную ты спрячь по крайней мере;
То сердце, что тебе умеет всё прощать,
Его нельзя ни в чём дурном подозревать.
Прости любви слепой, печальной, вне сомненья,
И ненавистные прости ты подозренья.
Чем недостойней я, тем менее должна
Так оскорбляться ты, о милая жена!
Верни твою любовь, верни твою мне руку.
Живя в Армении, забудем мы разлуку.
Вот цезаря указ: назначен я царём.
Заглажу я вину, и в счастье заживём.
Со мною — Гиерон: он предан мне душою.
Ему довериться мы можем. Лишь фатою
Таинственная ночь оденет небеса,
Ты явишься сюда, о скромная краса!..
Прощай: нам ждать нельзя; жестокий враг не дремлет.
Он нас разъединит и счастье всё отъемлет.
Вы, мне вернувшие, о боги, сердца клад,
Позвольте сердцу быть достойным сих услад!
Действие IV.
правитьСцена 4.
Радамист, Зенобия, Арзам, Гиерон.
править
(в сторону (a parte))
Не брата ль вижу я! Жди, Гиерон мой верный!
Душа охвачена тревогою безмерной.
(Вслух).
Сударыня, уж всё готово: мрак ночной
Свет скоро погасит своею пеленой.
Я отдаю себя на ваше попеченье.
За вами я иду и чуждо мне смущенье.
Вы — властелин судьбы: хоть в дальние края,
Лишь прикажите мне, стопы направлю я,
За вами следую послушно.
(про себя)
Лишь для виду!
(Арзаму)
Я думал, принц, что вы уехали в Колхиду.
Нрав вашего отца за вас внушает страх.
Не ждал я, что ещё вас встречу в сих местах:
Разлуку же продлив с прелестною Исменой,
Жизнь мало цените, — любовь всему заменой, —
Настолько, что хотя б вас гнев отца постиг,
Вы забываетесь легко в столь нежный миг.
Коль сердцу долг велит пожертвовать любовью,
Готов я заплатить за радость встречи кровью,
И этот сладкий миг, скажу я смело вам,
Любовью полным дорог здесь сердцам.
Но мне пора забыть о счастье, сердце знает,
Раз ваше сердце мне об этом возвещает;
Однако перед тем как ночь разрознит нас,
Позвольте, сударь, мне посетовать на вас.
Ваш леденящий тон меня язвит немало.
Чему ж обязана мгновенная опала?
А помню вечер я, такой же полумрак,
Когда со мною вы не изъяснялись так.
Соперник тот, о ком мне уши прожужжали,
Не страшен он и мне не причинит печали,
Хотя он яростен: послал другого рок
И для меня второй опасен и жесток.
Вас изумляет речь, но доле ждать не время.
Себя обуздывать, — какое это бремя!
О сударь, если бы родства святой закон
Из сердца вашего мог вызвать сладкий стон,
Никто бы не лишил меня, как и когда-то,
Той нежности, с какой в вас обнял бы я брата.
Не уклоняйтесь же, позвольте вас обнять.
Сей миг торжественный зачем вам омрачать?
Не хмурьте же бровей под сим зелёным древом,
Не удручайте ж нас несправедливым гневом.
Да, я любил её, да, сердцем я горел,
Но её чужда была отрава сладких стрел.
Что, боги, слышу я! Рассказ необычайный!
Уже ль Зенобия поверила вам тайны?
Но тайна велика настолько, что б о ней
Не разглагольствовать в тиши немых полей.
Вам жизнь доверили мою, ей зная цену,
Не совершите вы, надеюсь я, измену,
Но вряд ли смею я одобрить то, что здесь
Вам тайну важную разоблачили днесь.
По крайней мере я на то согласия не дал:
Я скрыть её хотел, что б даже брат не знал;
Ведь, если б я хотел, что б брат об этом ведал,
Я к вам привязан так, что сам бы всё поведал!
Как бы то ни было, кто тайне был неверным,
Не может тот не быть преступным, лицемерным.
Хоть ваша доброта знакома мне вполне,
Но подозренья всё ж прокрались в душу мне!
Ужели ревности огонь в свой гордыне
И на Зенобию распространили ныне?
Вы смеете дерзать…
О, пусть он выльет боль
В порыве ярости, его достойном столь!
Супруг Зенобии ревнив к тому, что свято,
И пламенем страстей его душа объята.
Однако, Радамист, меня так оскорбив,
Чем недоволен ты? Что значит сей порыв?
Любовью брата ли? Жестокий! В дни изгнанья,
Когда б я поддалась на страстные вздыханья,
О гибели твоей прошедшая молва
Располагать собой мне не дала ль права?
К чему могли б служить твои права, судьбою
Разорванные вмиг над сенью гробовою?
Забыв о бедствиях, ты память призови
И вспомни: кровь лилась ценою чьей любви?
Ты вспомни о судьбе моей семьи и вместе
О крови, пролитой твоею жаждой мести!
За то ль, что пролил ты отца родного кровь,
Должна была хранить я верность и любовь?
Да, из сочувствия к несчастьям всем Арзама,
Поверила ему я тайну, молвим прямо.
Ты мыслишь, что тебя врагам я предала?
Но побуждением лишь честь твоя была.
Я мнила, страсть его я усыплю с той вестью,
Ту страсть, которая несовместима с честью.
Но, бросив на меня всех подозрений тень,
Узнай же сердце ты, столь ясное, как день…
Здесь тайники души я пред тобой открою,
И можешь быть судьёй над всей моей судьбою.
Не стану отрицать: мне дорог был Арзам.
Оправдываться ли мне? Известно небесам,
Что принц о том не знал, не знал бы, без сомненья,
И ныне, если бы не эти подозренья…
(Арзаму).
Вы, принц, узнали то, чего не ведал свет.
Меня вы знаете, вы знаете секрет
И верьте, что любовь власть надо мной имела,
Но жив мой муж и к вам я сердцем охладела.
Итак, забудьте вы о голосе страстей
И скройтесь навсегда вы из моих очей.
(Радамисту).
А ты? Как только ночь обволочит долину,
С тобой соединясь, я этот край покину.
Ты бешено ревнив, но слишком я честна,
И мнительность твоя ничуть мне не страшна.
(Уходит).
Ужели мнил себе я оказать услугу,
Что обесславил вмиг и брата, и супругу!
Прощай же, брат! Стыжусь я за себя, прозрев:
У ног Зенобии свой искуплю я гнев.
Действие V.
правитьСцена 7.
Фаразман, Радамист, несомый солдатами, Зенобия, Арзам.
править
О, лютости моей злосчастнейшая жертва!
Зачем ведут тебя? Что мнишь найти ты?..
Смерть!
Хочу, чтобы ты мог мою кончину зреть!
Как странно! Я скорблю…
Хоть я и умираю,
О царь, за смерть свою тебя не порицаю.
Из рук твоих принял я цену чёрных зол,
Возмездие богов я, наконец, нашёл.
Я недостоин был ни бытия, ни рая.
(Зенобии).
Утри слезу твою, Зенобия родная:
Твой Митридат отмщён.
Что слышу?.. Митридат?..
Но чью ж я пролил кровь?.. О боги! Все молчат…
О, как несчастен я! То ль признак высшей воли!
Но кто ж другой мог быть? Как сжалась грудь от боли!
Но если это он… Я умертвил его…
О небо! Пролил кровь я сына моего!..
Убить меня хотел, отец… Но неужели
Твои глаза узнать его так не сумели?
Преследовал ты так меня, родитель мой, что в том
Не сомневался я: тебе мой лик знаком…
То — правда горькая! Сам я расставил сети!..
Столь страшным был всегда ты сам, твои ведь дети,
Гонимые везде, по всем краям земли,
Тебя чтить, как отца, с любовью не могли.
Но счастлив я стократ, что поразил ты сына,
И что не я убил отца и властелина,
Что, ярость обуздав мою, всесильный рок
В ужасный миг мне дал спасительный урок.
Хоть милую жену навеки покидая,
Но примирению с отцом я рад без края!
Твои я слёзы зрю: ты тронулся, отец!..
(Арзаму).
Приблизься, брат!.. Меня ты поцелуй… Конец…
(Умирает).
Коль суждена была столь горькая расплата,
Зачем ты, небо, смерть отмстило Митридата?
(Уходит).
О сын!.. О римляне!.. Вам сладко?.. На коня!..
(Арзаму).
Тебя прошу я, сын, отмсти им за меня.
Скачи и завладей Армянским царством ныне.
Всем я пожертвую и, с памятью о сыне,
Тебе я с дружбою Зенобию отдам.
Ты с нею удались из этих мест, Арзам:
От вспышки ревности я вновь в крови погрязну;
Не подвергай отца жестокому соблазну.
1711 г.
Печатается по: «Хрестоматия по западноевропейской литературе. Восемнадцатый век», сост. А. А. Аникст, Л. Н. Галицкий, М. Д. Эйхенгольц, М., «Учпедгиз», 1938 г. 688 с. С. 195 −203.