Пущин, Иван Иванович, декабрист, автор воспоминаний. Отцом его был Иван Петрович П., генерал-лейтенант, генерал-интендант и сенатор (ум. в 1843 г.), а матерью — Александра Михайловна, урожденная Рябинина. Пущин родился 4-го мая 1798 г. и был на год старше А. С. Пушкина, с которым воспитывался в Царскосельском Лицее (с августа 1811 года), куда привезен был дедом, адмиралом Пущиным. Уже во время экзамена П. познакомился с Пушкиным: "По сходству ли фамилий", пишет И. И. Пущин в своих записках, "или по чему другому, только я его заметил с первого взгляда". Уже с этого времени между мальчиками завязалась горячая дружба. Сближению их еще более способствовало то обстоятельство, что их комнаты оказались рядом. В бытность в Лицее Пущин был открытым, жизнерадостным юношей, добрым и отзывчивым товарищем. Вначале общая, школьная семья скоро разбилась на отдельные кружки по взаимным склонностям и симпатиям. Пущин и Пушкин принадлежали к одному из таких кружков; но, несмотря на постоянную дружбу и совместную жизнь, оба друга с течением времени стали расходиться во взглядах. "Находясь в постоянной дружбе с Пушкиным, — пишет Пущин в своих воспоминаниях, — мы разно смотрели на людей и на вещи и постоянно высказывали свои разногласия". Среди других товарищей Пущин пользовался общею любовью, принадлежа к числу тех юношей, "которые, по словам графа М. A. Корфа, наиболее были любимы товарищами, — со светлым умом, с чистою душой". За год до выпуска Государь спросил у директора Лицея, Энгельгардта, нет ли среди его воспитанников желающих поступить в военную службу. Таких оказалось более 10 человек, и среди них Пущин. Два раза в неделю для них устраивались в гусарском манеже военные упражнения под руководством полковника Кнабенау и генерала Левашева. Наконец, прошел и последний год пребывания в Лицее — наступили выпускные экзамены. "Сердце дробилось", замечает Пущин, "школьная семья должна была разлучиться; стали писать стихи в альбомы"; в альбоме Пущина написали Пушкин, Дельвиг и Илличевский. Альбом этот впоследствии затерялся, и стихов Пушкина и Илличевского Пущин не помнил; Дельвиг вписал в его альбом следующее шестистишие:
Прочтя сии набросанные строки
С небрежностью на памятном листке,
Как не узнать поэта по руке?
Как первые не вспомянуть уроки
И не сказать при дружеском столе:
Друзья! у нас есть друг и в Хороле!
9-го июля тихо и скромно прошел акт, а 29-го октября П. был произведен в офицеры и облекся в гвардейский конно-артиллерийский мундир. С этого времени дороги двух друзей резко разошлись. Еще будучи в Лицее, Пущин вступил случайно в кружок, с которым не решался познакомить Пушкина, боясь его неосторожных выходок. Пушкин скоро заметил, что от него что-то скрывают, и засыпал П. вопросами и расспросами. Летом маневры и другие служебные занятия заставляли П. уезжать из Петербурга, но при всякой возможности он старался встречаться с Пушкиным и встречал его обыкновенно у Дельвига. В январе 1820 г. П. должен был отправиться в Бессарабию к своей больной замужней сестре и прожил там 4 месяца. На обратном пути, во время езды по скучным Белорусским трактам, он на одной из почтовых станций заглянул случайно в книгу, где вписывались фамилии проезжающих и увидел фамилию Пушкина; смотритель сказал ему, что проезжал поэт Пушкин, что едет он на службу. Только по приезде в Петербург П. узнал от Энгельгардта подробности высылки Пушкина на юг России. "Как отрадно было бы его обнять, — говорит П. в своих воспоминаниях, — в ту минуту, если бы я выехал сутками ранее и встретился с ним по дороге". С Пушкиным ему пришлось увидеться лишь через 5 лет — в 1825 году. Еще в конце 1824 года П. узнал в Москве, что Пушкин из Одессы сослан на жительство в Псковскую губернию и тотчас же решился навестить его. Он собирался отправиться на Рождество из Москвы в Петербург, чтобы повидаться с родными. Оттуда он намеревался съездить в Псков к своей сестре и в сельцо Михайловское — место ссылки Пушкина. Знакомые П, не советовали ему рисковать, так как Пушкин находился под двойным надзором — полиции и духовенства; то же говорил ему и дядя поэта, В. Л. Пушкин; но Пущин не послушался предостережений. Друзья встретились в Михайловском в январе 1825 г. Встреча эта произвела сильное впечатление на обоих, и у Пушкина воспоминание о ней вылилось в стихотворении "19 октября 1825 г.", где он писал о посещении своего друга:
Поэта дом опальный,
О Пущин мой, ты первый посетил;
Ты усладил изгнанья день печальный,
Ты в день его Лицея превратил.
Больше друзьям не пришлось встретиться. То, о чем умалчивал П. перед Пушкиным, состояло в следующем: П. случайно познакомился с кружком лиц, которые позднее приняли участие в Союзе Благоденствия, в Северном Обществе и в событии 14-го декабря. Пущин был одним из видных участников этого движения, которым ознаменовалась вторая половина царствования Александра I. П. не долго оставался в военной службе. Понимая, что этот род деятельности не даст ему простора для проведения в жизнь исповедуемых им убеждений, он скоро бросил военную службу (в чине штабс-капитана) и служил сперва в Петербургских губернских учреждениях, а затем принял место судьи в 1-м Департаменте Московского Надворного Суда; перемена службы была вызвана желанием обновить затхлую атмосферу тогдашнего чиновничества, развращенного взяточничеством, крючкотворством: П. мечтал честным исполнением долга подать пример истинной службы на благо обществу н надеялся "на этом поприще оказать существенную пользу и своим примером побудить и других принять на себя обязанности, от которых дворянство устранялось, предпочитая блестящие эполеты той пользе, которую оно могло бы принести, внеся в низшие судебные инстанции... благородный образ мыслей, чистые побуждения..." Поступок Пущина был настолько необычен, что когда, вскоре после назначения надворным судьей, П. пришлось быть на балу у московского ген.-губ. кн. Голицына и когда он танцовал с дочерью хозяина дома, один из присутствующих, не знавший раньше П., не мог поверить своим глазам... "Как, — говорил он, — надворный судья танцует с дочерью генерал-губернатора? Это вещь небывалая, тут кроется что-нибудь необыкновенное". Необыкновенное заключалось в том, что в среду тогдашней родовитой знати стали проникать новые, занесенные из Западной Европы, понятия и взгляды, и Пушкин был вправе сказать по отношению к Пущину:
Ты освятил тобой избранный сан;
Ему в очах общественного мненья
Завоевал почтение граждан.
Жизнерадостное настроение, характеризовавшее собой первую половину царствования Александра І и явившееся результатом подъема общественного самосознания, скоро сменилось реакцией. Вместе с этим поворотом мнения в правительственных сферах, должны были разлететься, как дым, мечты и надежды на лучшее будущее тех передовых кружков, к которым принадлежал Пущин, и усилиться тяготение к революционной деятельности. Не имея возможности выступать открыто, эти кружки объединились в тайные общества, начавшие организовываться уже с 1817 года. Пущин принадлежал к Северному Обществу и был одним из деятельных его членов. В 1824 г., когда П. жил в Красном Селе, Рылеев, глава Северного Общества, направил к нему В. И. Штейнгеля. В разговоре с последним П. говорил, что их общество основано для борьбы со злом и невежеством, и что он с Рылеевым оставил военную службу и поступил на гражданскую для изучения порядка дел. Такими глазами смотрело в то время большинство членов на значение деятельности тайного общества. Но с приближением 1825 года политический элемент стал все более проникать в их программу. В начале 1825 года в Северном Обществе полагали, что к маю 1826 года можно будет что-либо предпринять. Особенно сильно подействовал приезд в Петербург А. И. Якубовича. Пущин в это время находился в Москве и через барона Штейнгеля спрашивал Рылеева, что они делают. Рылеев на это ответил: "вот увидишь, когда возвратится государь (из Таганрога), мы что-нибудь предпримем". Приближался декабрь месяц. Пущин приехал в Петербург и принимал участие во всех приготовлениях и последних собраниях членов общества: "Нас, писал он в Москву С. М. Семенову (члену общества), по справедливости назвали бы подлецами, если бы мы пропустили нынешний, единственный случай. Когда ты получишь это, все уже будет кончено. Нас здесь 60 членов; мы можем надеяться на 1500 рядовых, которых уверят, что цесаревич не отказывался от престола. Прощай, вздохни об нас, если и пр.". 12-го и 13-го декабря Пущин присутствовал на собраниях, происходивших на квартире Рылеева. Оба эти собрания, ввиду надвигавшихся событий, должны были быть решительными, но в то же время были крайне беспорядочны.
14-го декабря Пущин был на Сенатской площади вместе с другими декабристами и стоял рядом с кн. Е. П. Оболенским. Один из его лицейских товарищей, Кюхельбекер, на следствии показал, что Пущин вместе с Оболенским, Щепиным-Ростовским, Бестужевыми и Одоевским предводительствовал на площади и побудил его (Кюхельбекера) стрелять в великого князя Михаила Павловича и генерала Воинова. Но Пущин отрицал взведенное на него Кюхельбекером обвинение (в своем показании на суде 10-го мая 1826 г.), он говорил, что был увлечен толпой, и что в это время увидел незнакомого свитского офицера без шляпы и стал расспрашивать окружающих, что это значит. Ему ответили, что это шпион. Тогда он посоветовал остерегаться его или удалить; но кем был нанесен удар офицеру — не знает и не видел. Таким образом, вопрос о том, что делал Пущин на Сенатской площади, остается открытым. Ничего не говорит об этом Пущин и в своих "Записках Декабриста" (изд. в Лондоне в 1863 году). 14-го декабря вечером Пущин был еще у Рылеева. Затем вместе с другими он был арестован и заключен в Петропавловскую крепость. На допросах Пущин больше молчал или отрицал взводимые на него обвинения. Верховный Уголовный Суд, признав П. виновным "в участии в умысле на цареубийство одобрением выбора лица, к тому предназначенного, в участии управлением общества, в принятии членов и в отдаче поручений и, наконец, в том, что лично действовал в мятеже и возбуждал нижних чинов", отнес его к I разряду государственных преступников и присудил к смертной казни отсечением головы. Указом, данным Верховному Уголовному суду 10-го июля 1826 г., наказание Пущину было смягчено: он, по лишении чинов и дворянства, приговорен был к ссылке в Сибирь на вечные каторжные работы. Указом от 22-го августа 1826 г. срок каторжных работ уменьшен был до 20 лет, а затем назначено было поселение в Сибири.
Но прежде, чем попасть в Сибирь, Пущину пришлось просидеть некоторое время в Шлиссельбурге. Поэтому в Сибирь он привезен был позднее других. 5-го января, в самый день прибытия в Читу, Пущину был передан листок бумаги, на котором неизвестной рукой было написано следующее стихотворение Пушкина:
Мой первый друг, мой друг бесценный,
И я судьбу благословил,
Когда мой двор уединенный,
Печальным снегом занесенный,
Твой колокольчик огласил.
Молю святое Провиденье,
Да голос мой душе твоей
Дарует то же утешенье,
Да озарит он заточенье
Лучом лицейских ясных дней!
Пушкин вспомнил о своем друге и еще раз — в стихотворении "19-е октября 1827 года":
Бог помощь вам, друзья мои,
И в счастье и в житейском горе,
В стране чужой, в пустынном море
И в темных пропастях земли.
Это стихотворение прислал Пущину его бывший директор Е. А. Энгельгардт.
По прибытии в Сибирь Пущину пришлось до 1839 года пробыть на каторге. Жизнь на каторге не была особенно тяжелой, и само название "каторга" в применении к жизни декабристов в Читинской тюрьме, Нерчинских, Благодатском и других рудниках может быть употреблено лишь в условном смысле: декабристы жили дружной семьей, устроив у себя в казармах нечто вроде университета, где они занимались умственным трудом. Пущин вместе с Д. И. Завалишиным и П. А. Мухановым организовал на каторге особое учреждение (малую артель) для обеспечения неимущих членов в будущем, по выходе на поселение. Кроме этой (малой) артели, существовали еще общая и газетная артель. В распоряжении декабристов были не только все журналы и газеты, но и специальные книги по разным отраслям знания. "Читаю, пишет П. в своем письме к Энгельгардту, все, что попадается лучшее; друг другу пересылаем книги замечательные, даже имеем и те, которые запрещены". Живя в Читинском остроге, П. занялся переводом "Записок Франклина". Первую часть перевел сам Пущин, вторую товарищ его Штейнгель. Перевод этой книги, посвященный Энгельгардту, вместе с другими переводами был отослан к родственнику Муханова (тоже декабриста); но до 1845 года П. не имел сведений, дошел ли перевод по назначению, и что с ним стало; по-видимому, рукопись затерялась. Черновой же экземпляр Пущину пришлось уничтожить во время тюремного осмотра, так как в остроге чернила были запрещены, и декабристы пользовались ими контрабандным способом.
9-го октября 1839 года, по Высочайшему манифесту, Пущин был освобожден от каторжных работ и водворен на поселение в Западную Сибирь, в г. Туринск. Во время четырехлетнего пребывания в Туринске Пущин, как доносил Туринский городничий и как показал Тобольский губернатор о лицах, состоявших под надзором полиции, "кроме чтения книг ничем не занимался". Климат Сибири вредно действовал на здоровье П.: уже в 1840 г. с ним начались сильные хронические припадки. Ссылаясь на болезнь, П. исходатайствовал себе перевод в Ялуторовск, где условия жизни были лучше. Первые годы пребывания здесь Пущин жил в одном доме с Е. П. Оболенским (в доме купца Бронникова); когда же Оболенский женился, П. поселился на отдельной квартире. В Ялуторовске в это время жили декабристы: Ентальцевы, М. И. Муравьев-Апостол, И. Д. Якушкин, Е. П. Оболенский, В. К. Тизенгаузен, Басаргин. Время проходило незаметно; дважды в неделю колония собиралась: в четверг — у Пущина, в воскресенье — y М. И. Муравьева; на этих собраниях откровенно толковали о всех политических событиях; иногда, чтобы доставить удовольствие старому товарищу Тизенгаузену, садились за карты; остальные дни проходили в занятиях всякого рода, умственных и механических. Пущин пристрастился к хозяйству и целые дни проводил на огороде. Между тем, здоровье его не улучшалось, и он, с разрешения генерал-губернатора Западной Сибири кн. П. Д. Горчакова, отправился из Ялуторовска в Тобольск для совета с медиками. На некоторое время лечение в Тобольске принесло ему облегчение.
Во время пребывания в Тобольске П. видался с Бобрищевым-Пушкиным; последний воспользовался пребыванием П., чтобы исправить сделанный Пущиным еще раньше перевод Паскаля, который он затем и издал, но книга, по-видимому, не имела сбыта. По возвращении из Тобольска П. некоторое время чувствовал себя хорошо, но затем снова начались прежние припадки, и в начале 1849 года он обратился к кн. П. Д. Горчакову с просьбою разрешить ему отправиться для лечения на Туринские воды. Эта поездка была ему разрешена, и расходы на нее, с разрешения кн. Горчакова, отнесены на счет казны. П. отправился на воды в начале июня 1849 года, а в декабре того же года возвратился в Ялуторовск. Во время этой поездки П. удалось повидаться с Н. Бестужевым и некоторыми другими товарищами. Вообще и самую поездку он предпринял не столько по болезни, сколько с целью повидаться с друзьями. За все время пребывания в З. Сибири (16 лет на поселении) П. аттестовался, как отличающийся "хорошим поведением". После манифеста 26-го августа 1856 года Пущин выбыл из Сибири.
И. И. Пущин был женат(с 1858 г.) на Наталье Дмитриевне Фонвизиной, урожденной Апухтиной (первый муж ее, декабрист М. А. Фонвизин, умер в 1854 году). Вскоре после этого брака П. умер (3-го апреля 1859 г.) в с. Марьине, близ г. Бронниц Московской губ. (в 53 верстах от Москвы). Погребен он в Бронницах, около собора; его могила находится рядом с могилой его товарища М. A. Фонвизина.
Кроме упомянутых литературных работ Пущина (перевода записок Франклина и Паскаля), П. принадлежат "Записки декабриста", изданные в Лондоне в 1863 году, и "Записки о дружеских связях с А. С. Пушкиным", напечатанные первоначально с сокращениями, в "Атенее" 1859 г., ч. II, № 8; в более полном виде эти записки появились в книге Л. Н. Майкова: "Пушкин. Биографические материалы и истор.-лит. очерк" СПб. 1899, а в 1907 г. изданы в СПб. отдельною книгою ("Записки И. И. Пущина о Пушкине") с приложением воспоминаний о Пушкине Е. И. Якушкина с портретом Пущина. Нежное чувство, которое питал Пущин к своему другу-поэту в молодости, не покидало его и впоследствии, и "Записки" проникнуты глубокой задушевностью и искренней братской любовью. Пущину принадлежат также "Письма из Ялуторовска" (1845 г.) к Энгельгардту. В этих письмах, сообщая бывшему директору сведения о своей собственной жизни, о г. Ялуторовске, его жителях, о товарищах, Пущин касается и сибирских порядков, метко характеризует местное чиновничество и с особенной любовью останавливается при этом на законе 1842 года, по которому земли под частное владение отводились не иначе, как при условии обработки их вольным трудом. В этом он видит залог лучшего будущего Сибири. Вообще его письма к Энгельгардту полны метких замечаний, и в них проглядывает образованный, передовой человек.
"Атеней" 1859, ч. II, № 8; Л. Н. Майков, "Пушкин. Биограф. материалы и истор.-литер. очерки". СПб. 1899 г.; "Русская Старина" 1870 г., т. I, 293; 1873 г., т. 18, стр. 337, 354, 374; 1879 г., т. 25, стр. 305; 1881 г., т. 30, стр. 423—429; т. 34, стр. 472—475; 1884 г., т. 42, стр. 31—33; 1886 г., т. 52, стр. 236; 1891 г., т. 72, стр.91—94; 1901 г., т. 105, стр. 437, 445; "Русский Архив" 1870 г., стр. 1581, 1585, 1593, 1618; 1879 г., III, 469—480; 1881 г., II, 313—334; 1893 г., III, 405, 427, 488; "Исторический Вестник" 1888 г., т. 32, стр. 390, т. 34, стр. 754, 755; 1890 г., т. 39, стр. 123—125; 1896, т. 64, стр. 966; 1899 г., т. 77, стр. 268—270; Н. А. Гастфрейнд, "Кюхельбекер и Пущин", СПб. 1901 г.; Дмитриев-Мамонов, "Декабристы в Западной Сибири", М. 1895 г.; Записки В. П. Зубкова. С предисловием и примечаниями Б. Л. Модзалевского, СПб. 1906 г. (с портретом Пущина); Альбомы Пушкинских выставок в Петербурге и в Москве; В. В. Руммель, "Родословный Сборник", т. II, СПб. 1887.