Гавріилъ (въ мірѣ Григорій Ѳеодоровичъ) Кременецкій, митрополитъ Кіевскій, сынъ войта мѣстечка Носовки Кіевскаго полка, родился въ 1708 г. Онъ обучался въ Кіевской Академіи въ низшихъ школахъ и въ философіи. Изъ Кіевской Академій онъ выбылъ «бѣльцомъ» въ декабрѣ 1733 г. въ Московскую Академію вмѣстѣ съ переведеннымъ въ эту Академію на должность ректора Кіевскимъ префектомъ Стефаномъ Калиновскимъ. Этотъ покровитель Кременецкаго, назначенный архимандритомъ Невскаго монастыря, взялъ съ собою въ С.-Петербургъ окончившихъ курсъ Московской Академіи Кременецкаго и Зертисъ-Каменскаго для того, чтобы они «дали прочное устройство Невской семинаріи». Съ 1 апрѣля 1736 г. Московскіе ученые вступили въ должности и, переходя со своими учениками изъ низшихъ классовъ въ высшіе, къ 1740 году довели учениковъ до риторйки; въ то же время они руководили учителями низшихъ классовъ. Въ 1739 г. Кременецкій былъ постриженъ съ именемъ Гавріила и вскорѣ назначенъ префектомъ Невской семинаріи. 5 апрѣля 1748 г. Гавріилъ былъ назначенъ архимандритомъ Новоспасскаго монастыря и членомъ Св. Синода. 17 сентября 1749 г. онъ былъ хиротонисанъ во епископа Коломенскаго, а 8 октября 1755 г. былъ переведенъ въ Казань. 25 іюля 1762 г. онъ былъ пожалованъ въ архіепископы С.-Петербургскіе и назначенъ членомъ Коммиссіи о церковныхъ имѣніяхъ, подготовлявшей секуляризацію этихъ имѣній. 22 сентября 1770 г. Гавріилъ былъ назначенъ митрополитомъ Кіевскимъ, но 11/2 года дожидался «совершеннаго пресѣченія въ Кіевѣ моровой язвы» сначала въ С.-Петербургѣ, потомъ въ Гамалѣевскомъ монастырѣ Глуховскаго уѣзда и въѣхалъ въ свой престольный городъ только 25 февраля 1772 г. Гавріилъ умеръ 9 августа 1783 г. и былъ погребенъ въ Кіевскомъ Софійскомъ соборѣ. Извѣстный Добрынинъ по мимолетному впечатлѣнію первой встрѣчи съ Гавріиломъ изображаетъ его человѣкомъ недалекимъ, даже смѣшнымъ. Описывая трапезу въ Гамалѣевскомъ монастырѣ, Добрынинъ утверждаетъ, что, «сколько онъ въ митрополита ни вслушивался, ничего отъ него основательнѣе не слыхалъ, какъ разсужденія о пользѣ и преимуществѣ всякой рыбы и его самого». Ученые, спеціально изучавшіе личность и дѣятельность Гавріила, подобно проф. Н. И. Петрову, характеризуютъ его, какъ человѣка «набожнаго, смиреннаго, воздержнаго, безкорыстнаго, не чуждаго научнымъ стремленіямъ и занятіямъ, сочувствовавшаго преуспѣянію наукъ,.. въ высшей степени исполнительнаго, человѣка долга». Гавріилъ отличался ревностью къ православію. Въ Синодѣ въпротивоположность снисходительному мнѣнію Димитрія Сѣченова и Гедеона Криновскаго, находившихъ возможнымъ дозволить раскольникамъ «старые» обряды, Гавріилъ признавалъ это «предосудительнымъ», приводя вѣскій для правительства аргументъ, что «синкретизмъ или допущеніе разныхъ вѣръ въ самодержавное государство отъ всѣхъ умныхъ людей за вредъ оному почитается». Гавріилъ старался охранять чистотуправославія своихъ пасомыхъ: въ грамотѣ къ Казанской паствѣ онъ обѣщалъ казанцамъ милостн Божіи, если они будутъ хранить «вѣру въ Тріединаго» и «вся догматы и преданія, яже предаде и содержитъ Святая Соборная н Апостольская Церковь»; въ Кіевѣ онъ издалъ «Слово къ народу каѳолическому или поученіе о обрядахъ христіанскихъ, въ вопросахъ и отвѣтахъ». Его сердцу было близко процвѣтаніе Кіевской Академіи. Немного сдѣлавъ для собственно учебной части, Гавріилъ показалъ себя для Академіи хорошимъ, практичнымъ хозяиномъ. Тотчасъ по пріѣздѣ въ Кіевъ онъ увеличилъ пособіе Академіи изъ суммъ митрополитанскаго дома, и «отъ катедры его учащіе и учащіеся скудные и децьгами и провизіею отчасти призрѣваемы бывали». Послѣ пожара, истребившаго въ 1775 г. деревянную бурсу, Гавріилъ «на свое собственное иждивеніе» построилъ для бурсы одноэтажный каменный корпусъ и, «не жалѣя никакихъ издержекъ, въ самое короткое время успѣлъ собрать и пріютить разсѣянное стадо свое». Гавріилъоченьзаботился объ обезпеченіи Академіи процеитнымъ капиталомъ и изъ своихъ личныхъ средствъ пожертвовалъ Академіи 54000 р., при чемъ проценты съ 10000 р. должны были итти на библіотеку, лазаретъ и «на другія случайныя академическія надобности». Жертвователь съ особою предусмотрнтельностыо заботился о томъ, чтобы пособія получали ученики, «которые подлинно скудны и не имѣютъ, за чѣмъ ученій школьныхъ провожать». Пожертвованіе Гавріила обезпечило множество бѣдныхъ учениковъ, и уже въ 1779 г. въ Академіи было 200 стипендіатовъ митрополита. Для лучшей органиааціи академическаго хозяйства Гавріилъ составилъ первую письменную инструкцію о содержаніи учениковъ. Гавріилъ не былъ чуждъ заботъ о своей карьерѣ и внимательно прислушивался къ мнѣніямъ сильныхъ людей. Въ дѣлѣ секуляризаціи духовныхъ вотчинъ онъ былъ усерднымъ исполнителемъ воли Екатерины II. «Если бы не были согласны Сѣченовъ и Петербургскій Гавріилъ, говорилъ Арсеній Мацѣевичъ, то деревень у архіереевъ и монастырей не отобрали бы». Екатерина II, стремившаяся къ уничтоженію вѣками сложившихся особенностей малороссійскаго церковнаго устройства и церковной практики, не могла найти лучшаго сотрyдника для проведенія въ Малороссіи церковныхъ реформъ, чѣмъ Гавріилъ Кременецкій: родомъ малороссъ, онъ почти 40 лѣтъ провелъ въ Великороссіи и совершенно обрусѣлъ. Собираясь въ Кіевъ, онъ самъ признавался, что, «живши долгое время въ Петербургѣ, онъ привыкъкъ тамошнимъ обрядамъ и обыкновеніямъ, а теперь, когда пріѣдетъ въ Кіевъ, не знаетъ, что начать, слѣдовать ли малороссійскимъ обыкновеніямъ или малороссіянамъ должно приноравливаться къ его Петербургскимъ ухваткамъ». Вступивъ на каѳедру, Гавріилъ показалъ себя «строгимъ исполнителемъ всѣхъ предначертаній русскаго правительства относительно южнорусской Церкви и южно-русскаго духовенства и вполнѣ подготовилъ почву для радикальныхъ реформъ въ малороссійской Церкви и малороссійскомъ духовенствѣ». Все великорусское было для него непререкаемымъ образцомъ для подражанія, онъ старался все привести «въ согласіе обычая всея Великія Россіч Церкви» и не признавалъ права на существованіе за тѣмъ, чего «во всей великорусской Церкви нигдѣ нѣтъ». Малороссійское духовенство онъ старался поставить въ то положеніе, какое оно занимало въ собственной Россіи, «порвать историческую связь духовенства съ высшими слоями малороссійскаго общества и заключить его въ тѣсныя рамки духовнаго сословія». Желая обратить духовенство въ касту, всецѣло зависящую отъ архіерея, Гавріилъ отмѣнилъ между прочимъ наслѣдственность церковныхъ мѣстъ и заставилъ кандидатовъ священства не только являться къ митрополиту «для свидѣтельства въ наукахъ школьныхъ», но и доказывать свое происхожденіе отъ духовныхъ предковъ. Кіевская Академія должна была изъ всесословнаго училища обратиться въ училище для дѣтей духовенства, подчиненное вполнѣ епархіальному архіерею. Академія вошла въ общую систему епархіальныхъ учрежденій съ подчиненіемъ консисторскимъ указамъ. Гавріилъ не былъособенно храбрымъ человѣкомъ: послѣ совершеннаго прекращенія чумы въ Кіевѣ, онъ предпочелъ въѣхать въ этотъ городъ ночью, будучи «опасенъ, чтобы послѣ бывшей въ Кіевѣ моровой язвы кто изъ народа, оною еще зараженный, при встрѣчѣ не прикоснулся». Но авторитетъ святительскаго сана въ тѣ добрыя старыя времена въ дѣлѣ проведенія реформъ замѣнялъ Гавріилу недостатокъ смѣлости и энергіи. При самомъ началѣ своей дѣятельности въ Малороссіи Гавріилъ могъ видѣть, что не встрѣтитъ серіозной оппозиціи. За описанной Добрынинымъ трапезой въ Гамалѣевскомъ монастырѣ въ отвѣтъ на разглагольствія Гавріила о своихъ великорyсскихъ симпатіяхъ «весь сидѣвшій за столомъ свято-кіево-митрополитанскій штатъ, приподнявшись, благочестно и благоговѣйно отвѣтствовалъ почти въ одно слово, что весь Кіевъ долженъ себѣ за образецъ взять Его Святѣйшество». На сколько можно судить по нѣкоторымъ подробностямъ обыденной жизни Гавріила, онъ не былъ суровымъ аскетомъ, томящимъ себя и другихъ продолжительными церковными стояніями. При вступленіи на каѳедру онъ «привѣтствія пространнаго ни отъ кого не слушалъ», но въ тоже время не одинъ разъ «у столу» жаловавшагося на нездоровье владыки бывали гости, иногда въ числѣ болѣе 100 персонъ, и «по кушаньѣ потчиваны бывали до вечерняго благовѣста» и только тогда, «благословеніе принявши, разъѣзжались». Патріархальные нравы того времени допускали поднесеніе начальнику подарковъ отъ подчиненныхъ, и Гавріилъ въ этомъ случаѣ не былъ противъ малороссійскихъ традицій: и при вступленіи на каѳедру и на Рождество и на именины Гавріила настоятели монастырей и консистористы, «вси сложившеся», подносили владыкѣ не только иконы, но и вовсе не священные предметы, начиная съ шелковыхъ матерій, бѣлыхъ хлѣбовъ и сахарныхъ головъ и кончая какимъ нибудь десяткомъ «лимоновъ свѣжихъ» и «большой сулеей вина волосскаго»; только въ такой чисто гражданскій праздникъ, какъ день Новаго Года, подчиненные рѣшались явиться къ Гавріилу «безъ всякаго приносу». Петровъ Н. И., Кіевская Академія въ царствованіе Императрицы Екатерины II; Серебрениковъ В., Кіевская Академія въ половинѣ XVIII вѣка; Вишневскій Д., Кіевская Академія въ первой половинѣ XVIII столѣтія, 301—302; Аскоченскій, Кіевъ, II, 297—315; Описаніе Кіево-Софійскаго Собора, 234—239; Филаретъ, Обзоръ Дух. Литер., II, 103; Кіев. Епарх. Вѣдомости 1899 г., № 2; Соловьевъ, Исторія Россіи (изд. стереотипное), V, 1452, 1471—1473; Горталовъ, Краткія Свѣдѣнія о іерархахъ Казанской епархіи, 13; Рус. Старина 1871, № 4 (Записки Добрынина).