Чернышева, графиня Анна Родионовна, жена графа Захара Григорьевича Чернышева, род. в 1744 г., † в Смоленске 9-го июля 1830 г.; старшая дочь генерал-майора Иродиона Кондратьевича фон Веделя и жены его, Анастасии Богдановны, урожденной Пассек.
По смерти жены Ирод. Кондр. фон Ведель, приехав в Петербург, представил своих дочерей императрице Елизавете Петровне, которая приняла их очень благосклонно и милостиво, а когда генерал-майор Ведель вскоре после того умер, сиротки остались во дворце, где и получили воспитание. В 1762 г. Петр III произвел их во фрейлины, и они продолжали оставаться при дворе Екатерины II до своего замужества. В 1764 г., как видно из "Записок" С. А. Порошина, десятилетний великий князь был влюблен в Анну Родионовну, которая была ровно вдвое старше его.
Характером сестры Ведель не походили друг на друга: Марья Родионовна напоминала свою мать, которая была "добра как ангел", а Анна Родионовна, обладавшая от природы тоже весьма добрым сердцем и бывшая искренно религиозной, является вместе с тем типической представительницей своенравной и властной великосветской барыни второй половины XVIII века, у которой гнев и милость шли рука об руку. Несмотря на то что она "жаловала" свою камеристку, Марью Фоминишну, которая находилась при ней с самого детства и была, как говорят, не из дворовых, а из шляхты, она сильно разгневалась, когда та осмелилась признаться, что желает выйти замуж за человека, который ей понравился. "Ты с чего это вздумала, — закричала графиня, — с чего взяла свою волю иметь? Надоела я тебе? Отделаться от меня захотелось? За все, за великие мои милости? Ах ты неблагодарная! Вишь, замуж собралась! Когда так, выдам тебя, но только за кого мне угодно. Эй! позвать сюда капельмейстера Переборенко". Явился Переборенко, и его тотчас же обвенчали с Фоминишной, которая по-прежнему осталась камеристкой графини. Уже будучи старушкой, Марья Фоминишна поделилась своими воспоминаниями о графине с Д. Д. Рябининым, и тот записал, что ему показалось наиболее интересным.
Вот как Марья Фоминишна характеризует графиню: "Вельможа настоящая, гордая, пышная и ох какая крутая да капризная. Все у ней выходило невзначай и временем: когда милость, а когда и гроза. Часом, бывало, станет вдруг богомольна, милостива, обходительна, и тогда уж добрым делам конца и меры нет. По целым неделям Богу молится и постится, словно схимница какая, бедных людей и нищую братию щедро награждает, допускает к себе всякого, кто имеет просьбу к ней, и всем-то помочь старается; благодетельствует, по церквам и монастырям деньги без счету сыплет; а в иное время, что чаще бывало, просто и приступу к ней нет, такова делалась грозна и капризна; всех-то она тиранит и в страхе держит; всякого, кто бы ни был, норовит обидеть. Не токмо что наша братья, рабы ее, а и сильные люди по струнке перед ней ходили; а уж эти разные судейские чиновники, исправники там, да заседатели, те просто тряслись перед нею и не смели являться без зова".
Одно происшествие, случившееся вследствие вспыльчивости Анны Родионовны, произвело на нее такое сильное впечатление, что не изгладилось из ее памяти до самой ее кончины. Как-то раз она прогневалась на двух своих дворовых девочек; велела запереть их на чердак и держать там до тех пор, пока сама прикажет их выпустить. Дело было зимой. Уже на вторые сутки, увидав во сне, что ей кто-то сказал, будто бы девочки замерзли, графиня в испуге послала за ними на чердак. Когда оказалось, что девочки действительно замерзли, графиня упала в обморок и долго не приходила в себя. Потом, по словам Переборенки, она "и волосы на себе рвала, и руки ломала, рыдала, вопила... С тех пор, по самую смерть свою, графиня каялась в грехе этом и мучилась совестью. Иногда целые ночи напролет молилась Богу земными поклонами, со слезами и рыданиями, накладывала на себя эпитимии, морила себя голодом и холодом".
О доброте графини упоминает между прочим де Санглен в своих "Записках", говоря, что множество благодеяний ее остаюсь в неизвестности, потому что она тщательно старалась скрывать их. Так, например, одна вдова чиновника была в полной уверенности, что ей благодетельствует секретарь графа Чернышева, Ключарев, тогда как он был только исполнителем воли графини.
После выхода замуж за графа Захара Григорьевича Чернышева Анна Родионовна продолжала быть близкой ко двору: 15-го августа 1773 г., в день присоединения к православию великой княжны Натальи Алексеевны, первой жены цесаревича Павла Петровича, Анна Родионовна была пожалована в действительные статс-дамы, а в коронацию императора Павла, 5-го апреля 1797 г., получила орден св. Екатерины 1-й степени. Анне Родионовне несколько раз приводилось принимать у себя царственных гостей: императрица Екатерина II, цесаревич Павел Петрович с великой княгиней Марией Феодоровной, император Александр I — все посещали ее, проезжая через те города, где она в то время жила. В 1780 г., когда граф Захар Григорьевич Чернышев был белорусским генерал-губернатором, императрица Екатерина II провела в Могилеве шесть дней, с 24-го по 30-е мая, и остановилась в помещении, приготовленном ей в доме графа Чернышева. Ожидались щедрые награждения чиновников, но Екатерина II разгневалась на графа Чернышева за то, что он повздорил с князем Потемкиным, и никого не наградила: только графиня Анна Родионовна получила от нее жемчужное ожерелье. Осенью 1781 г. по дороге за границу цесаревич Павел Петрович и великая княгиня Мария Феодоровна заехали в принадлежавшее графу Захару Григорьевичу Чернышеву местечко Чечерск, в Могилевском наместничестве, и провели там несколько дней. Чернышевы устраивали для своих высоких гостей разные празднества, между прочим был дан спектакль: шла опера "Новое семейство", сочиненная для этого случая полковником Вязмитиновым, и французская комедия "Anglomanie". Спектакль кончился прологом, игранным детьми и сочиненным секретарем графа, Ф. П. Ключаревым.
Весной следующего 1782 г. фельдмаршал гр. Зах. Гр. Чернышев был назначен генерал-губернатором в Москву, причем ему первому был дан титул Московского главнокомандующего. К этому времени относится следующий рассказ, записанный Карабановым и вкратце нами передаваемый: Анне Родионовне случилось как-то увидать в одной из московских церквей горько плакавшую женщину, бедную дворянку. Расспросив ее о причине слез, Анна Родионовна узнала, что у нее есть тяжебное дело, что ее обвиняют и что она должна всего лишиться. На совет Анны Родионовны обратиться к главнокомандующему или к жене его, женщина ответила, что к графу не пустят, а к жене его и идти нечего: "Говорят, что пренравная, — сказала она, — вместо милости прогонит с толчками". Графиня уговорила ее придти на другое утро; когда она пришла и смутилась при виде графини, та ободрила ее, отвела к своему мужу и сказала: "Вот барыня, которая меня разбранила; если она невинна, будь ее защитником". Вскоре дело было рассмотрено, найдено справедливым и решено в пользу дворянки; когда она явилась благодарить графа, тот сказал: "Я исполняю долг обязанности, а тебя благодарю, что жену проучила".
Будучи Московским генерал-губернатором, гр. Чернышев покровительствовал просвещенной издательской деятельности Компании типографической, во главе которой стоял известный масон Н. И. Новиков. Гр. Чернышев велел Новикову издать Букварь и Руководство учителям и продавать эти книги по утвержденной им цене "для пользы училищ и вообще публики". Гр. Чернышев был окружен масонами: С. Г. Гамалея был правителем его канцелярии, а генерал-адъютантом при нем состояли полковник Ив. Петр. Тургенев (очень видный из масонов) и Н. И. Ртищев. Известный архиепископ, впоследствии митрополит, Платон был дружен с гр. Чернышевым и постоянно защищал его, когда приемник гр. Чернышева в Москве — гр. Я. П. Брюс, человек надменный и лично не любивший гр. Чернышева, резко порицал его действия. Графиня Анна Родионовна, уважая благочестие масонов, тоже сильно им покровительствовала, как видно из донесения Екатерине II князя Прозоровского.
Граф Зах. Гр. Чернышев скончался 29-го августа 1784 г., а 2-го сентября того же года цесаревич Павел Петрович писал из Гатчины брату его, гр. Ив. Гр. Чернышеву, следующее: "С крайним прискорбием уведомился я, граф Иван Григорьевич, о печали вашей. Я ее тем более с вами делю, что чувствую сию потерю. Вам известно расположение мое и к вам самим, и к брату вашему. Пекитесь о своем здоровье и о здоровье невестки вашей, которую прошу уверить об участии сердечном, принимаемом мною". На обороте написано по-французски великой княгиней Марией Феодоровной: "Граф, чувствительно разделяю печаль вашу и искренно сожалею о потере, понесенной вами и нами в особе фельдмаршала, вашего брата. Молюсь о здоровье вашем и вашей невестки; прошу вас, передайте ей, что я ее вспоминаю, и засвидетельствуйте, как я чувствительна к ее горести. Все вообще сожалеют о понесенной ею утрате. Она и вы, граф, можете найти оба истинное утешение в тех чувствах, с которыми все относились к вашему брату и которые теперь всеми выражаются. Вам известно мое к нему уважение".
Зимой 1787 г., будучи в Могилевской губ., императрица Екатерина II посетила гр. Анну Родионовну в местечке Чечерске и провела у нее целые сутки. Проводив императрицу, графиня поехала к своей соседке, вдове генерала Фабрициан, чтобы поделиться с нею впечатлениями по поводу посещения императрицы, и осталась у нее ночевать. Ночью загорелся дом; страшный треск услыхали только тогда, когда большая часть дома была охвачена пламенем, а потому хозяйку и гостью вытащили через окна, чуть не в одном белье, когда они уже задыхались от дыма и стали терять силы и память. Графиня очнулась лишь к полудню и потребовала к себе всех приехавших с ней служащих; ей сказали, что управляющий ее имениями майор Лукс и землемер Дольнер погибли во время пожара: это известие сильно потрясло ее, и она упала в обморок. После того графиня долгое время отвечала всем тем, кто приглашал ее к себе в гости: "Не желайте вы видеть в своем доме несчастную. Я, куда ни приеду — всюду бедствие и смерть с собою привезу". Бездетную вдову майора Лукса графиня обеспечила, подарив ей деревню и назначив пожизненную пенсию.
По смерти своего мужа гр. Анна Родионовна совсем оставила двор и большой свет, ездила по церквам и жила очень уединенно, по большей части в Чечерске, где у нее были заведены свои порядки и даже была своя полиция и полицеймейстер. Вот как рассказывает об этом времени Ел. Павл. Фадеева, урожденная княжна Долгорукая: "В последний мой приезд в Чечерск она не принимала никого; в это время у нее гостила только генеральша Ледуховская, большая богомолка. Я приехала с мужем, бабушкой (Еленой Ивановной Бандре-дю-Плесси) и полугодовой дочерью. Бабушка велела доложить через полицеймейстера о своем приезде, и графиня сейчас же прислала просить бабушку и меня с дочерью к себе, исключив моего мужа, которому вход был закрыт, как мужчине. Графиня обедала обыкновенно в 12 часов ночи. Мы пошли к ней в шесть часов пополудни. Чтобы достигнуть до дома, в котором она жила, надобно было пройти через три двора; в первом находился караул из мужчин, а в остальных двух — из женщин, и мужчины не смели туда показываться. Этот устав соблюдался тогда с большою строгостью, и ни для кого не делалось исключений. Графиня приняла нас очень приветливо, радушно, как и всегда, и, по-видимому, была очень довольна нашим посещением. Она лежала на софе; спинка софы была устроена так, что сверху, во всю длину софы, была сделана деревянная полоса, вроде полки, которая была вся уставлена в ряд маленькими образами одинаковой величины. Когда в комнату внесли мою маленькую дочь, графиня взяла ее на руки, сняла с полки один образок и благословила ее им. Обедали мы ровно в полночь, а беседа и разговоры наши продолжались почти до утра".
Графиня Анна Родионовна была истинной патриоткой, любила Россию, любила Москву, с благоговением относилась к памяти Екатерины II, помня ее "к себе щедроты", восторженно отзывалась о пребывании в Москве Императора Александра І. Все это ясно видно из письма графини к старшинам Московского Благородного Собрания, когда они предположили поставить бронзовую статую Екатерине II и получили на то дозволение Императора Александра І.
Гр. Анна Родионовна была сама по себе настолько богата, что для нее не составляло никакого лишения учреждение графом Захаром Григорьевичем так называемого "чернышевского майората" в пользу младшего брата, гр. Ивана Григорьевича. В Воронежской губ., в Валуйском уезде, ей принадлежала слобода Вейделевка с хуторами, состоявшая из 40000 десятин земли, с населением в с лишком 3 тысячи ревизских душ. В 1792 г. графиня предложила своему двоюродному брату Вас. Вас. Пассеку, бывшему в то время в весьма стесненных обстоятельствах, управление Вейделевкой, с тем чтобы он пользовался половиной дохода с этого имения. "Все, что я ни буду для тебя делать, — сказала она, — не будет в сравнении с тем, что отец твой для меня делал. Он был мой опекун и второй отец!" Было у графини еще имение в Смоленской губ., где она находилась как раз во время нашествия Наполеона І на Россию. По рассказам Марьи Фоминишны Переборенки, в усадьбу графини забрались два французских солдата и принялись хозяйничать — подавай им то то, то другое. Услыхав об этом, Анна Родионовна вышла к ним в ленте со звездой и грозно прикрикнула на них по-французски, прибавив: "Разве не знаете, кто я такова? Да со мною сам Наполеон ваш знаком, и я сейчас письмо к нему пошлю; вот тогда узнаете, кого осмелились беспокоить!". Солдаты, конечно, испугались, стали извиняться и поспешили уйти, ничего не тронув.
В 1825 графиня жила в Белгороде, в женском монастыре. Когда император Александр I приехал в Белгород, он, прежде всего, посетил престарелую графиню. В 1830 г. графиня Анна Родионовна скончалась, 86-ти лет от роду, и погребена в Смоленске, в женском монастыре.
"Русский Архив", 1863 г., стр. 359—360; 1870 г., стр. 286—287; 1891 г., I, стр. 307—309; "Русская Старина", 1870 г., т. II, стр. 496—498; 1871 г., т. IV, стр. 191—193; 1874 г., т. XI, стр. 672—676; 1883 г., т. XL, стр. 149; "Записки" Энгельгардта, изд. "Русского Архива", М., 1867 г., стр. 20, 25; "Записки" Порошина, СПб., 1881 г., стр. 35, 445, 482, 491, 495, 628, 643; М. Н. Лонгинов, "Новиков и московские мартинисты", М., 1867 г., стр. 161—163; "Восемнадцатый век", изд. Бартеневым, II, стр. 376; Е. П. Карнович, "Замечательные богатства частных лиц в России", СПб., 1874 г., стр. 166.