РБС/ВТ/Чайковский, Михаил Илларионович

Чайковский, Михаил Илларионович, (Садык-паша), писатель, родился в селе Гальчинцах, Житомирского уезда, в 1804 году, был сыном Станислава Чайковского, подкомория Житомирского, городничего воеводства Киевского, и Петронеллы Глембоцкой и происходил из древнего польского дворянского рода, переселившегося из Малой Польши на Волынь в XVII веке, по матери же приходился родственником Ивану Брюховецкому, знаменитому гетману Малороссии. Еще в детстве Чайковский лишился отца и первые годы жизни находился под сильным влиянием деда, человека очень своеобразного и типичного. Это был крайний украйнофил и приверженец «аристократизма в духе казачества и шляхетства», как говорит сам Чайковский в своих «Воспоминаниях». В его доме жили на старый казацкий лад, много пили, ели и веселились. В семье дед Чайковского был самодуром и деспотом: как старик Бульба, он стрелял в своего сына, выслужившегося в русских войсках, и чуть не убил его. Михаил Чайковский воспитывался как настоящий казак: занимался охотой с соколами, скакал верхом, слушал украинские думки казака Левки. Тогда еще зародились, надо полагать, его украйнофильские симпатии. На 9-м году Чайковского отдали в школу англичанина Вольсея, где на него имел особенное влияние Гулак-Артемовский, известный украйнофил. Таким образом, школа поддержала и закрепила в нем те первые бессознательные симпатии к казачеству, которые пробудились у него в детстве, в доме деда. Из школы Вольсея Чайковский поступил в Межиречье-Корецкое, в лицей Волынский, руководимый ксендзами-пиаристами, «орденом революционным, демократическим, скорее космополитическим, чем чисто польским» (см. Чайковский «Воспоминания»). Здесь больше всего изучалась французская революция и развивался в воспитанниках дух самостоятельности и протеста; латынь уже была в загоне. На 16-м году Чайковский кончил лицей со степенью бакалавра математических и словесных наук и, по желанию матери, поехал в Варшаву, чтобы поступить в тамошний Университет. Уже в это время он был настолько украйнофилом, что неохотно ехал в Варшаву, называя ее «не казацкой». Смерть матери помешала его поступлению в Варшавский Университет, а последовавшая вскоре за тем смерть богача-дяди сделала его помещиком. Он посвятил себя хозяйству и вёл образ жизни тогдашней веселящейся шляхты, предававшейся кутежам и имевшей большое тяготение к простонародью. Приближался 1830 год. Чайковский часто ездил в Киев на «контракты», где в то время шла подготовительная работа к восстанию и господствовало «всеславянское» настроение, вполне соответствовавшее тем впечатлениям детства и школе, под которыми он вырос. В 1830 году Чайковский женился на дочери богатого польского дворянина Карла Ружицкого и вскоре поступил офицером в войска бывшей польской армии, одним из полков которой командовал Ружицкий. Когда началось восстание, постепенно в него был втянут вместе с Ружицким и Чайковский. Они должны были собрать в лесах под начальство Тадеуша Струмиллы, наполеоновского ветерана, 800 всадников и 2000 пехоты. Во время этих приготовлений явился в имение Чайковского адъютант генерала Левашева с приказанием арестовать управляющего Чайковского, а его самого вызвать для личных объяснений в Житомир. Но крестьяне, очень любившие своего помещика, чуть не повесили офицера и жандармов. Этот инцидент окончательно решил судьбу Чайковского: он решительно стал в ряды повстанцев вместе с Ружицким, полк которого принимал самое деятельное участие в восстании. 15 мая 1831 года Чайковский покинул свои поместья, оставив своим крестьянам дарственную запись на землю. Но, принимая участие в этом восстании, стремившемся возродить самостоятельное польское королевство, Чайковский не забывал своих украйнофильских тенденций и считал, что «сочувствуя полякам, Украйне также следовало подняться» («Воспоминания»). Все время, пока продолжалось восстание, он находился в рядах польских войск и вместе с ними перешел австрийскую границу, когда восстание потерпело полную неудачу. Впоследствии, в своих «Воспоминаниях», он крайне отрицательно отнесся к этим событиям и к их деятелям: «Поляки ушли за границу, имея 130000 отличного и хорошо вооруженного войска... У них не было единодушия, не было определенной цели, не было короля, а „Речь Посполитая“ кутила и прокутила вдовий грош, свою добрую славу и свое святое дело» («Воспоминания», гл. XX). Вместе с другими офицерами польской армии Чайковский был прекрасно принят в Галиции львовским губернатором кн. Лобковичем, который предлагал ему выхлопотать для него паспорт и остаться на австрийской службе. Но Чайковского, вместе с Ружицким, тянуло за Дунай, где его пылкое воображение рисовало картины вольной казацкой жизни. Князь Адам Чарторийский убедил их не делать этого рискованного шага. Тогда вместе с другими эмигрантами Чайковский через Германию отправился в Париж, где их встретили с распростертыми объятиями, «как французов, вернувшихся из Сибири, или как остатки великой армии Наполеона» («Воспоминания»). В Париже у Чайковского прежде всего завязались отношения с польскими эмигрантами и, главным образом, с Чарторийским, которого он сильно полюбил. В Париже начинается и литературная деятельность Чайковского. Здесь он написал и издал: «Powieści Kozackie» (Париж, 1837 г.), «Wernyhora» (П., 1838 г.), «Kirdźali» (П., 1841 г.); кроме того, он помещал свои статьи во многих периодических изданиях: «Réformateur», «Presse», «Quotidienne», «Constitutionnel», «Revue du Nord», «Journal des Débats» и других, а также был избран в члены исторического общества («Institut historique»). В 1841 году по предложению Адама Чарторийского Чайковский был его дипломатическим агентом при кн. Вассоевиче, который задумал с помощью польских эмигрантов захватить черногорский престол. Когда же эта попытка кончилась неудачей, Чайковский был отправлен агентом в Константинополь с целью образовать постоянное казацкое войско для поддержки польского дела. Он сумел добиться доверия Риза-паши, тогдашнего военного министра, фаворита султана, благодаря чему пользовался большим влиянием в турецких административных сферах. Деятельность Чайковского в Турции была направлена к двум целям: к поддержанию польского дела и восстановлению казачества, которое должно было бы объединять все славянские нации, включая сюда и Польшу. Для достижения первой цели Чайковским была организована широкая агентура в Турции, Австрии, Сербии, Болгарии, даже на Кавказе у Шамиля. Кроме того, он основал на азиатском берегу Босфора две польских колонии («Алем-Дор» и «Адам-Кае»), из которых одна («Адам-Кае») имела 3000 жителей-поляков и находилась под покровительством Франции. Когда власть перешла в руки Решид-паши и Фет-Ахмет-паши, друзей А. Чарторийского, польская агентура установилась формально; Чайковский снискал полное доверие правительства, имел личные сношения с султаном Абдул-Меджидом и открыто выступал защитником интересов славянских турецких подданных. Он покровительствовал священникам Неофиту и Иллариону, основателям болгарской национальной церкви, боснякам, белокриницким старообрядцам; содействовал болгарам в развитии народного образования; был посредником между сербским правительством и Портой. Выдвигая на первый план единение славянских народностей, Чайковский всеми силами противился в 1848 г. сближению поляков с мадьярами, но после 1848 года усиленно покровительствовал беглецам из России и Австрии, чем вызвал крайнее против себя раздражение Императора Николая I, который собственноручным письмом к султану требовал высылки Чайковского из Турции и, когда турецкое правительство в том отказало, добился от французского правительства, чтобы у Чайковского был отобран французский паспорт. Тогда, по предложению султана, Чайковский принял магометанство, получил от султана пожизненный пенсион в 60000 пиастров и большое поместье близ Константинополя. В это же время он второй раз женился, по магометанскому обряду. Вторая его супруга своей судьбой и характером очень подходила к нему. Она была дочь Андрея Снядецкого, известного виленского профессора математики, очень красивая, блестящая женщина, с крайне увлекающейся натурой. Она влюбилась в какого-то русского генерала, который был послан в Турцию и там умер; тогда она поехала разыскивать его могилу, попала в Константинополь, встретила здесь Чайковского и вышла за него замуж.

В 1853 году, с началом крымской кампании, Чайковский был призван в ряды турецкой действующей армии и назначен начальником всего казацкого населения Порты. Он сформировал регулярный казачий полк из славян христианских исповеданий, получивший впоследствии название «Славянского легиона», и немедленно выступил с этим полком к Шумле. Оставив свой полк в Шумле, сам он прибыл в Варну, где вместе с великим визирем Кипризли-Мехмет-пашой, Риза-пашой, маршалом Сент-Арно и лордом Рагланом обсуждал первоначальный план крымской кампании. При осаде Силистрии кн. Паскевичем Чайковский снабжал осажденную крепость провиантом, а по отступлении русских войск от Силистрии был призван командовать авангардом армии, которая должна была перейти Дунай и проникнуть в Румынию. После сражений при Журже и Фратешти Чайковский по пятам русской армии вошел в Бухарест и занимал этот город со своими казаками в течении 15 дней, до прибытия Омер-паши. Позже он командовал 15000-ным корпусом, расположенным на Серете и Пруте, откуда был послан со своими казаками и некрасовцами в Добруджу, чтобы восстановить порядок в этой провинции. Отсюда им подан был проект освобождения Карса походом на Тифлис, но проект этот принят не был вследствие противодействия Англии и Австрии, желавших скорейшего окончания войны. По заключении мира Чайковский был сделан румелийским беглербеем (начальник султанской кавалерии) и получил поручение очистить Балканы от разбойничьих шаек, размножившихся после войны; полк же его, в награду за службу, был внесен в список регулярных полков армии (низам). В течение двух лет Чайковский со своим полком искоренял разбойничество в Фессалии и Эпире, откуда был переведен в обсервационный лагерь на Косовом поле и снова отправлен на границы Греции по случаю революции, низвергшей короля Оттона. Там его застал 1863 год; к польскому восстанию Чайковский отнесся крайне отрицательно, так как вообще не сочувствовал отделению Польши от славянского мира, и кроме того, видел в этом восстании «протест против надела крестьян собственностью» («Из писем М. Чайковского к его военному товарищу Глинскому», Киевлянин, 1873 г., №№ 134—136). С греческой границы кавалерия Чайковского была переведена в Константинополь и зачислена в гвардию султана, сам же Чайковский произведен в генералы и награжден орденом Меджидие II степени. В 1867 году он был послан в Болгарию, где вспыхнуло восстание, и за свою умелую гуманную деятельность там удостоился благодарности султана.

После 1863 года, с усилением польской эмиграции, в Турции против Чайковского начались усиленные интриги поляков, видевших в нем изменника народному делу. К этому еще присоединилось несочувственное отношение молодой турецкой партии ко всяким национальным организациям (вроде Славянского легиона). Тогда, утомленный постоянной борьбой и неприятностями, Чайковский подал в отставку. Вскоре после этого он получил от русского правительства разрешение вернуться в Россию, куда и прибыл в конце 1872 года. По возвращении в Россию Чайковский принял православие (он был униатом) и поселился в Киеве. От русского правительства ему было назначено содержание; кроме того, он сохранил пенсию, выслуженную в Турции. За несколько лет до смерти он переселился в свое имение Борки, Черниговской губернии, где и кончил жизнь самоубийством в ночь с 5 на 6 января 1886 года. Поводом к этому послужили семейные недоразумения. Последние годы своей жизни Чайковский вел самую разнообразную и обширную корреспонденцию с политическими людьми и журналистами России и Австрии, а также печатал много воспоминаний, повестей и рассказов (между прочим в «Русском Вестнике», «Киевлянине» и «Московских Ведомостях»).

Личность Чайковского вызывала к себе крайне противоположное отношение. В то время как известная часть русской печати готова была видеть в нем крупного и самостоятельного политического деятеля, польская печать относилась к нему крайне враждебно, не признавала за ним никакого значения и видела в нем только ренегата. И тот, и другой взгляд на личность Чайковского неправилен. Идея, с которой явился Чайковский на арену политической деятельности, была: восстановление Польши с помощью казачества и слияние ее со славянскими народами. Практическая пропаганда этой идеи и является заслугой Чайковского, но сама идея эта не нова. Появившись первоначально в форме литературной в произведениях поэтов и прозаиков так называемой украинской школы, она снова возродилась во время крымской кампании в форме политической пропаганды с широкими планами. Случайность, поверхностность и утопичность остались ее отличительными признаками и этими же словами приходится характеризовать деятельность Чайковского, ее крайнего приверженца. Он подхватил эту идею и развил до крайности, вполне понятной в увлекающемся, лишенном солидного образования и крайне честолюбивом человеке. Но, с другой стороны, Чайковский не был и ренегатом. Предательство и корыстолюбие не отличали, вообще, эту страстную и фантастическую натуру, не способную отдаваться наполовину или по расчету. Чайковский с юношеских лет был проникнут казакофильством и сошел с политической арены — верный ему, отдав на служение этому призраку и свои силы, и свое состояние. Это был человек, желавший действовать по убеждению и не боявшийся сознаваться в своих ошибках: «Если человек, вообще, способен заблуждаться», говорит он в своей исповеди ("Московские Ведомости", 1873 г., № 6): «то упорство в заблуждении, отчетливо сознанном, составляет политическое преступление»… В этих словах разгадка его кажущегося ренегатства. Что касается до его литературного дарования, то оно было невелико и не оригинально. Рассказы его напоминают Гоголя, Основьяненко, Шевченко и вообще всех южно-русских писателей, изображавших казацкий быт. Одна основная идея проходит почти через все его произведения: поляки и украинцы по происхождению одной нации, славяне, а москали — народ туранский, полукочевой и лишенный гражданственности. На борьбу Польши с Украиной он смотрит романтическими глазами, как на какой-то турнир. Исторические познания его вообще очень слабы. Внутренняя пустота и шумливость — вместо жизни, преувеличенная фантастичность — вместо фантазии — вот отличительные черты творчества Чайковского. Его язык крайне вычурный; М. Грабовский много смеялся над его «поэтической прозой». Еще более резкий отзыв о его произведениях находим в «Истории славянских литератур» Пыпина и Спасовича, где Чайковский прямо назван сочинителем плохих повестей.

Тем не менее в свое время повести его имели большой успех и переводились на европейские языки. Вот главнейшие из них: «Powieści Kozackie», «Wernyhora», «Kirdzali», «Ukrainki», «Hetman Ukrainy», «Etienne Czarniecki», «Dziwne Źycia Polakow i Polek», «Bołgaria», «Bosnia», «Nemoláka». В 1862—73 гг. сочинения его были изданы в 12 томах. Переводы некоторых его повестей помещались также в русских повременных изданиях («Болгария», в Русском Вестнике за 1873 г., №№ 6—11, «С устьев Дуная», в Киевлянине за 1873 г., «Босния», в Московских Ведомостях за 1875 г. и др.). Из последних его произведений упомянем «Воспоминания», имеющие большой автобиографический и исторический интерес (начались печатанием в Русской Старине с ноября 1895 года и еще не закончены до сих пор).

Энциклопедические словари: Клюшникова, Березина, Толля, Граната, Encyklopedyja Powszechna и др. — Межов, «Историческая библиография» за 1865—76 гг. — «Гражданин», 1876 г., № 48—49. — «Русский Вестник», 1869 г., статья Кельсиева «Польские агенты в Цареграде». — «Друг народа», 1873 г., № 2. — «Московские Ведомости», 1873 г., № 6. — «Военный Сборник», 1875 г., т. 104. — «Русская Старина», т. ХХХVІІІ. — «Киевлянин», 1873 г., №№ 4, 134—136, и 1886 г., №6. — «Заря», 1886 г., № 6. — «Новое Время», 1886 г., № 7. — «Свет», 1886 г., № 7. — «Киевская Старина», 1886 г., № 4. — Пыпин и Спасович, «История славянских литератур». — Пыпин, «История русской этнографии». — «Воспоминания М. Чайковского», Русская Старина, с ноября 1895 года.

Виктор Войнов.