Тимковский, Роман Федорович, филолог, ординарный профессор Московского университета по кафедре римской и греческой словесности, доктор философии, родился в 1785 г. в деревне Згаре Полтавской губернии, Золотоношского повета. Элементарные начатки грамоты мальчик получил в келье своего дяди, инока Киево-Печерской обители; аскетический образ жизни первого наставника и суровая окружающая обстановка оказали на душу ребенка настолько сильное впечатление, что уже из него некоторые биография T. пытаются вывести те черты, которые отличали его характер в позднейшем, необщительность, любовь к уединению, некоторая суровость и пр. С элементарными познаниями мальчик вступил в число учеников Киевской академии, но там пробыл недолго и в октябре 1797 г. перешел в гимназию при Московском университете, а по окончании в 1782 г. ее курса с серебряной медалью был принят в самый университет. Главное свое внимание здесь Т. сосредоточил на изучении классической словесности, которою занимался под руководством профессоров Христиана-Фредерика Маттеи, Иоганна-Вильгельма Мельмана и П. А. Сохацкого. Успехи его в этой области были поощрены в 1803 г. серебряной медалью и поручением ему вести греческий этимологический и латинский синтаксический классы. Окончив в 1804 г. университетский курс кандидатом и удостоенный в 1805 г. за нижепоименованную диссертацию о дифирамбах степенью магистра словесных наук, а в следующем году степенью доктора философии, для дальнейшего совершенствования в классической словесности он был отправлен за границу. Вместе с командированным туда же для изучения восточной словесности А. В. Болдыревым, впоследствии профессором этого предмета в Московском университете, Т. направился прежде всего в Галле; город вскоре был осажден французами, университет разгромлен, а Т. остался без всяких средств. Очутившись в критическом положении, он оставил Галле и в сопутствии того же Болдырева пешком отправился в Лейпциг, где занимался в течение одного года, а затем перешел в славившийся тогда своими учеными силами университет в Геттингене. Под руководством профессоров Гейне и Мичерлиха, живейшую признательность к которым, особенно к первому из них, Т. сохранил всю жизнь, там он с исключительным усердием отдался изучению древней словесности и археологии, успешности занятий которыми в немалой степени способствовали богатейшие сокровища университетской библиотеки, одной из замечательнейших в тогдашней Европе. В Германии T. пробыл в общей сложности три года и за это время успел очень много. С запасом обширных познаний и солидным научным багажом в 1809 г. возвратился он в Москву, и с 1 сентября того же года в звании адъюнкта, которым был удостоен непосредственно перед заграничной поездкой, открыл в университете курс древней словесности. Выдающийся успех, который он встретил с самого начала своей педагогической деятельности, побудил университетский совет избрать его в 1810 г. экстраординарным и уже в следующем — ординарным профессором греческой и латинской словесности. Впоследствии лекции по этим обширнейшим предметам были разделены между двумя лицами, но Т. читал их один, возможность чего находит свое объяснение отчасти в действительно прекрасном знакомстве его с ними, отчасти же в том сравнительно невысоком уровне, на каком стояли как научная разработка этих областей, так и изложение их с университетской кафедры. Из греческих классиков Т. объяснял слушателям преимущественно Софокла, Геродиана, Гомера, Геродота, Ксенофонта, Аполлодора и Демосфена, из латинских же — Ливия, Виргилия, Цицерона и Горация. Курс римских древностей он разделил на две части — древности государственные и древности, по его терминологии, "домашние", — и каждый год попеременно читал то одну, то другую из них. По примеру заграничных университетов им был введен и при Московском филологический семинарий, в котором студенты под его руководством практически работали над разбором и критикою классических писателей и древностей, о которых параллельно шла речь на лекциях. Характер лекций T. учеником его A. M. Кубаревым рисуется следующим несколько тяжеловесными словами: "Чтения его... близко подходили к диктованию... Из повторений, когда это было нужно, сказанного им прежде, выражаемых всегда почти теми же словами, было очевидно, что каждая его лекция была основательно им обдумана. Он так привык к какой-то ученой отчетливости и полности, что никогда почти не увлекался или не позволял себе увлекаться дальше границ, предписанных самому себе. При объяснении древностей охотно раскрывая нам прекраснейшие места из классиков, он однакож никогда не пускался в эстетический разбор красот их, оставляя слушателям самим их чувствовать. Но из выбора этих мест было видно, что он был проникнут их красотами..."
Деятельность Т. в университете, помимо его прямых обязанностей, отмечена и другими сторонами: о 1812 по 1818 г. он состоял членом училищного комитета, несколько лет (1814, 1815 и 1817 гг.) занимал должность декана словесного отделения, с 1811 г. и до смерти состоял при цензурном комитете, а с 1815 г. — директором педагогического института, наконец, преподавал греческий и латинский языки в находившейся при университете гимназии и некоторое время латинскую словесность в университетском Благородном пансионе. Летом 1812 г., не предвидя угрожавшей Москве опасности, Т. уехал на родину, оставив в Москве все свое имущество, которое и было уничтожено пожаром, — в том числе ценное собрание книг и рукописей, которым он чрезвычайно дорожил, особенно частью, собранной им с большим трудом и материальными лишениями во время пребывания за границею. Деятельность Т. продолжалась очень недолго; упорная болезнь, обострявшаяся его раздражительным характером и в свою очередь неблагоприятно на него влиявшая, скоро свела его в могилу, в последнее время, послужив причиною задумчивости, нервности, угрюмости T., а также охлаждению, почти равнодушию его к ученым занятиям. 15 января 1820 г. он скончался.
Как ученый, Т. в свое время пользовался выдающейся известностью; некоторые труды его на много лет пережили автора, и отзвуки их, конечно лишь весьма слабые, можно и поныне встретить в литературе, посвященной исследованию древнерусских памятников; как ни обширны были познания Т. в классической филологии, тем не менее наиболее существенные услуги оказал он науке совсем в другой области — почти совершенно неразработанной области критического исследования подлинности упомянутых памятников. Первый труд T., относившийся к классической филологии, вышел еще в 1803 г., когда автору было всего 18 лет. Это был сделанный им перевод (с немецкого) Оссиана. В 1806 г. вышла в Москве магистерская диссертация T. — "De Dithyrambis eorumque usu apud Graecos et Romanos", относительно которой проф. И. T. Буле писал: "Рассуждение сие тем более заслуживает похвалу, что оно важнее по своему содержанию, относящемуся к такому предмету древней классической литературы, который до сих пор еще не был довольно обработан и объяснен. Сверх того, так как подобные занятия, при всей их пользе и необходимости для усовершенствования наук в России, очень редки между нашими молодыми людьми, — оно может также для прочих служить примером и образцом к подражанью". Сочинение это, в исправленном и дополненном виде напечатанное также в "Актах" словесного семинария Лейпцигского университета, действительно обладает научными достоинствами, отмеченными и некоторыми немецкими авторитетами. Почти одновременно с ним появилось издание Т. на латинском языке басен Федра под заглавием "Phaedri Augusti liberti fabularum Aesopiarum libri quinque ex recensione P. Burmani" с русским подзаголовком: "Федровы басни с замечаниями издал Роман Тимковский" и с посвящением "в знак признательности за благосклонность и милостивые попечения об авторе" М. Н. Муравьеву, тогдашнему попечителю Московского университета. Труд этот, предпринят по желанию Муравьева, в своей текстуальной части представляет просто дословную перепечатку с заграничного издания Бурмана с некоторым уклонением лишь в знаках препинания; ценны и оригинальны в нем лишь примечания T., обнаруживающие в молодом филологе — ему в это время было всего 20 лет — солидные и разносторонние познания. Об этой работе, за которую, по ходатайству того же Муравьева, Т. был награжден золотою табакеркою из кабинета, он тем не менее вспоминал впоследствии с большой неохотой, считая ее неудовлетворительной и несерьезной и лишь отчасти извиняя себя той спешностью, с которою пришлось ее заканчивать перед самым отъездом за границу. Последним сочинением Т. по классической филологии была произнесенная им на университетском акте 5 июля 1811 г. торжественная речь "De virtutibus Graecorum et Romanorum non nisi ex eorum ingenio moribus et vita recte aestimandis", в переводе И. И. Давыдова напечатанная в "Трудах профессоров Московского университета" и предвосхитившая многие положения Нибура в области классической древности.
В последние годы своей жизни Т. заметно охладел к классической филологии и преимущественное внимание стал уделять русской древней словесности; главнейшая заслуга его в этом отношении состоит в том, что он первый подверг критике установленное на шатких основаниях XVIII в. мнение о сочинениях преп. Нестора, первый пришел к мысли детального сличения и сличил летопись с другими памятниками, приписывавшимися Нестору, с "Патериком" и "Житием св. Феодосия", причем первый же указал несходство между летописью и "Житием" и открыл, по его собственным словам, "весьма важную истину, что преподобный Нестор не оставил нам по себе никакого другого памятника, кроме драгоценной летописи". Избранный в действительные члены Исторического общества, он, по предложению последнего, занялся изданием поучения Луки Жидяты, которое и появилось в І части "Русских Достопамятностей", снабженное ценными филологическими примечаниями. Им же предпринятое издание Несторовской летописи долгое время считалось образцовым. Наоборот, довольно слабым явился его труд — "Разсуждение о Несторе, как сочинителе "Патерика"", напечатанный в "Трудах Общ. Истории и Древностей Российских" (ч. I). Наконец, Т. много трудился над объяснением "Слова о полку Игореве" и по этому предмету написал обширное исследование, которое затерялось после его смерти.
В заключение приведем небольшую характеристику T. как ученого, принадлежащую одному из его биографов: "С глубокими сведениями в греческой и римской словесности он соединял основательное знание древностей и истории. Как искусный критик, он умел тонко раздроблять предмет и глубоко проникать в оный; порядок и точность были средством и целью его исследований, какие он посвящал и на рассмотрение исторической истины, и на определение происхождения и значения слова". Помимо древних, T. в совершенстве знал и несколько новых языков, — французский, немецкий, английский и польский, а латинский был для него "как бы природным".
С. Шевырев, "История Императорского Московского университета", Москва 1855, стр. 345, 348, 403, 410, 421, 425. — Его же, "Обзор столетнего существования Импер. Московского университета" в "Исторической записке... и отчете Московского университета", Москва 1855. — И. Двигубский, "Краткая история Императорского Московского университета с 6 июля 1819 г. по 6 июля 1820 г.", Москва 1820. — Н. В. Сушков, "Московский Благородн. пансион", Москва 1858. — "Биографический словарь профессоров и преподавателей Императорского Московского университета", Москва 1855, ч. II, стр. 486—498. — "Речи, произнесенные в торжественных собраниях Императорского Московского университета профессорами оного с кратким их жизнеописанием", ч. III, Москва 1821. — Барсуков, "Жизнь и труды М. П. Погодина", т. I, СПб. 1888. — M. И. Сухомлинов, "Русские университеты при Александре І". — "Воспоминания И. Ф. Тимковского", "Москвитянин", 1852, ч. 5 №№ 17, 18, 20, и "Русск. Архив", 1874 № 6. — А. Н. Пыпин, "История русской этнографии", т. I, стр. 27, 29, 223, 317, 322. — "Энциклоп. словарь" Березина, s. v. — "Настольный словарь" Ф. Толля, т. III, СПб. 1864 г., s. v.