Татаринова, Екатерина Филипповна (урожденная Буксгевден), основательница и вдохновительница религиозного кружка "духовный союз", родилась 23 августа 1783 г. Отец T. служил в войсках, в чине полковника вышел в отставку, некоторое время был директором банка в Тюмени, где около 1790 г. умер, после чего мать T., в девичестве баронесса Мальтиц, переехала с детьми в Петербург. Здесь Т. с ранних лет была отдана на воспитание в общество благородных девиц (ныне Смольный институт). С детства она отличалась мягким и кротким характером и глубокой религиозностью; эти черты, свойственные ей в течение всей жизни, и ее некрепкое здоровье привлекали к ней женственные сердца; начальница института г-жа Адлерберг приняла ее как родную в свою семью и окружала ее материнскими заботами. За прекрасные успехи в языках при выходе из института она была удостоена фрейлинского приданого. По окончании институтского курса Т. поселилась у матери, бывшей в то время няней дочери Императора Александра І, великой княжны Марии Александровны, и жившей в одной из квартир Михайловского замка (ныне Инженерный замок). Выйдя замуж за Ивана Михайловича Татаринова, служившего в Астраханском гренадерском полку капитаном, Т. сопровождала мужа в военных походах Отечественной войны и затем последовала за ним и в заграничный поход. Тяжело раненый под Лейпцигом, муж Т. принужден был оставить военную службу, был переименован из полковников в статские советники, возвратился на родину и занял должность директора гимназии в Рязани, порвавши с женою отчасти из-за различия в образе мыслей, отчасти вследствие несходства характеров. Т. поселилась вновь у матери в Петербурге, где вскоре умер ее единственный сын.
Оставленная мужем и потрясенная смертью горячо любимого сына, Т. стала искать утешения в благотворительности, помогая бедным деньгами, советами и ходатайством, и в религии. Лютеранское исповедание, в котором она родилась и выросла, ее не удовлетворяло, да такая относительно наиболее рационалистическая религия и не могла удовлетворить. Только глубокий мистицизм с его тайнами и откровениями мог бы увлечь ее в высшей степени экзальтированную натуру. В своих исканиях истинного Бога — явлении в то время очень обычном — Т. вошла в близкие сношения с хлыстами и скопцами, которые в то время пользовались значительною свободою в отправлении своих обрядов, бывала на их радениях и слушала их пророков. Завязала она близкое знакомство и с семейством Ненастьевых, особенно с Верой Сидоровной Ненастьевой, очень набожной женщиной, стоявшей в центре петербургских хлыстов, а затем скопцов. В это время "сердце ее, — по впечатлениям хорошо знавшего ее лица, — горело любовию к Господу Спасителю с необычайною силою. По искренности и простоте она желала открыть радость, которую нашла в Господе, кто только мог ей произнесть имя Спасителя. Все слова ее запечатлевались необычайною силою духа и сообщались любовью". Ни хлысты, ни скопцы своим учением, однако, Т. не удовлетворили; и у тех, и у других она нашла мало притягательного и привлекательного, скопчество казалось ей даже мерзким: она резко восстала против их запрещения вступать в брак, не пить вино, не курить и проч.; умерщвления плоти она не признавала. Единственно, к чему она питала некоторую склонность, это были радения, которые она потом перенесла и в свой "духовный союз". В 1817 г. Т. решилась перейти из лютеранства в православие. Она уверяла, что в минуту присоединения к православию почувствовала в себе дар пророчества. С этого времени начинается ее сектантская деятельность. В эпоху развития пиэтизма расположение к духовной экзальтации могло казаться только желательным, и T. с разных сторон стали уговаривать, чтобы она "не таила дела Божия".
Первыми членами кружка Т. были ее мать, брат — капитан Петр Филиппович Буксгевден, деверь — M. M. Татаринов, директор института слепых, секретарь общества попечительства о бедных, ст. сов. Мартын Степанович Урбанович-Пилецкий, человек весьма образованный, беззаветно преданный T., но странный чудак, его сын Михаил и брат Павел, академик и живописец Владимир Лукьянович Боровиковский, штабс-капитан Гагин и музыкант кадетского корпуса Никита Федоров, известный больше под именем Никитушки, по своему пророческому дару игравший такую важную роль в секте, что она иногда называлась Никито-Татариновскою. Из этих-то лиц и составилось общество, известное в начале 1817 г. под именем "братства во Христе", а позже под различными названиями: "союз братства", "союз братьев и сестер", "духовный союз". Назвать это общество сектою в строгом смысле этого слова нельзя, так как оно не имело никакой организации, вступающим в него не предъявляло никаких условий и требований, не налагало на них никаких обязанностей. Никого умышленно к себе не привлекая, Т. никого и не отвергала и не удерживала против воли. Большинство участников были просто хорошо знакомые между собою люди, связанные единством религиозных исканий и тяготением к центру кружка, личности T. Обаяние этой личности, судя по отзывам и даже по поступкам ее последователей, было действительно необыкновенным.
Позже к этим членам кружка, составившим его ядро, примкнули и другие лица, всего около 70 человек, и между ними — генерал Евгений Александрович Головин, впоследствии генерал-губернатор Прибалтийского края, с женою, сыном, дочерью и зятем, вице-президент академии художеств Александр Федорович Лабзин, директор комитета о тюрьмах Алексей Григорьевич Милорадович и его брат, полковник Дмитрий Григорьевич, кн. Степан Александрович Кропоткин с сыном Николаем и дочерью Ольгой, княгиня Енгалычева, генеральша Бутурлина, штаб-лекарь Ф. А, Косович, директор департамента народного просвещения и секретарь Библейского общества Василий Михайлович Попов с дочерьми Верой, Любовью и Софьей, из которых последнюю он чуть не уморил побоями и домашним заключением за ее отвращение от сектантских обрядов. На собраниях у T. бывал также известный проповедник свящ. А. Малов и умилялся от ее песней и пророчеств. Посещал их даже сам министр народного просвещения и духовных дел кн. A. M. Голицын, веривший в прорицания пророков и особенно покровительствовавший Т. и ее кружку. Частым гостем на них был, наконец, обер-гофмейстер Р. А. Кошелев. Т. не приняла ни догматического, ни нравственного учения хлыстов и скопцов (их христов-искупителей, их безбрачной жизни и пр.) и со стороны внутреннего содержания своей секты держалась обыкновенных мистических понятий, но почти целиком усвоила обрядность радений, как способ доходить до мистического экстаза. Тайну своей секты она основывала на смысле начальных стихов гл. XIV первого послания к Коринфянам о даре пророчества: "Держитеся любве, ревнуйте же духовным; паче же да пророчествуйте. Глаголяй бо языки не человеком глаголет, но Богу..." Собрания ее, долгое время происходившие в Михайловском замке, вначале носили характер исключительно религиозных собеседований, не сопровождавшихся обрядностью, радения же появились несколько позже, притом не столько по воле самой T., сколько по настоянию других лиц. Еще позже, когда число членов кружка значительно увеличилось, течение собраний проходило определенным порядком: открывались они обыкновенно чтением священных книг, потом пелись разные песни и затем начиналось радение. Текст песен принадлежал или самой T., или был заимствован у хлыстов и у иностранных масонов, клались же на музыку они — обыкновенно на простонародные напевы — главным уставщиком кружка Никитушкою, притом "более по внушению сердца, нежели ума, ибо он был почти безграмотен и даже имя свое с трудом великим подписывал". Чаще других пелись хлыстовские песни "Царство ты, царство", "Дай нам, Господи, Иисуса Христа", иногда же церковные, напр., "Спаси, Господи, люди Твоя". Радение, или ликование, состояло в кружении, в котором принимали участие все присутствующие, одетые в белые одежды, женщины — в платье особого покроя, мужчины — в халаты. Радение заканчивалось, когда на кого-нибудь из кружившихся "накатывал" "дух святой", и он начинал — пророчествовать. Пророчества эти, произносившиеся необыкновенно быстро и состоявшие из разных бессвязных речей, под склад народных прибауток, с рифмами, относились частью к ближайшей судьбе всего кружка, частью к судьбе отдельных его членов и лишь очень редко к общественным или государственным явлениям. Чаще всех пророчествовала сама T., Никитушка и некая Лукерья. Кружение, "святое плясание, движение в некоем как бы духовном вальсе" и пророчества составляли самую заметную для всех особенность секты и были причиною того, что членов ее называли русскими квакерами. Кроме музыки, секте служили и другие искусства: живопись — в украшавших ее молельные картинах, чаще всего кисти Боровиковского, и хореографическое искусство в радельных плясках, оправдание и необходимость которых Т. и другие сектанты видели в танце Давида перед ковчегом.
Собрания в Михайловском замке, в квартире T., продолжались свободно и даже далеко не секретно с 1816 по 1822 г. В 1817 г. на них обратила было внимание полиция, произвела дознание и результаты его представила кн. А. Н. Голицыну, но последний ответил, что государь, рассмотрев представленную ему по этому поводу записку, приказал "оставить оные собрания без внимания, как не заключающие в себе важности". Объясняется это, конечно, тем, что кн. Голицын сам принадлежал к сторонникам T., а под его влиянием к деятельности последней относился сочувственно и государь. Кн. Голицын выхлопотал Т. значительную ежегодную пенсию (в шесть или даже десять тысяч рублей) и с ее деятельностью познакомил и лиц царской фамилии. Императрица Елизавета Алексеевна после нескольких свиданий с Т. обещала быть ее покровительницей. Император Александр I, бывший в это время вне Петербурга, в письме к гофмейстеру Кошелеву говорил, что сердце его пламенеет любовью к Спасителю всегда, когда он читает в письмах Кошелева об обществе Т. в Михайловском замке. По возвращении в столицу государь дал Т. аудиенцию, принял ее благосклонно, долго с нею беседовал, сообщив ей "самые сердечные свои чувствования и многое, ей только одной известное, и так удостоверился в ее правоверии, в непорочности пути ее и в подлинности ее пророческого слова, что возлюбил ее в Боге". В 1818 г. тайн. сов. Милорадович был сильно обеспокоен тем, что в общество Т. был вовлечен его сын, гвардейский офицер, и по этому поводу жаловался государю. Государь ответил ему письмом, в котором говорил: "Я старался проникнуть его связи и по достоверным сведениям (полученным, вероятно, от Голицына) нашел, что ничего такого нет, что бы отводило его от религии; напротив, он сделался еще более привязан к церкви и исправным в своей должности, посему заключаю, что связи его не могут быть вредны". Разговаривал государь и с Никитушкою, который "за свою пророческую деятельность" был награжден чином коллежского регистратора. Наконец, государь сам посетил одно из собраний y T. и остался весьма доволен произведенным на него впечатлением. Это было время расцвета и наивысшего успеха общества Т.
В начале 1822 г. в Михайловском замке было помещено инженерное училище, и Т., наряду с другими обитателями дворца, принуждена была очистить квартиру. 1 августа того же года, в связи с переменой настроений в высших сферах, был издан указ о закрытии всех тайных обществ. Переселившись на новую квартиру (на 1-й роте Измайловского полка), T., несмотря на этот указ и на взятую у нее соответственную подписку, собраний у себя все же не прекратила, хотя они и стали происходить реже, а число участвующих в них значительно уменьшилось; верными Т. остались только наиболее искренно и глубоко уважавшие и любившие ее, как, напр., Головин, Попов, Боровиковский и некоторые др. Ввиду стеснения свободы собираться для молений и радений, члены общества направили свою главную деятельность в другую сторону — на дела благотворительности, обхаживая "жилища бедности и страданий" и помогая нуждающимся. В 1824 г. был арестован сектант, проповедник Дубовицкий, и в связи с его делом началось следствие и о братстве T. Государь по-прежнему ничего преступного в нем не видел, но по настояниям Аракчеева и А. С. Шишкова, особенно не любившего Т. и называвшего ее "жрицей между вакханками", согласился на тщательное, но не гласное следствие, которое однако ничего нового не дало, почему Т. и ее приверженцы снова были оставлены в покое.
В 1825 г. пал кн. Голицын, в лице которого Т. лишилась самой влиятельной поддержки. Опасаясь новых преследований со стороны полиции, Т. с ближайшими своими последователями — братом Никитушкой, Пилецким, Поповым и др. — выселилась за город, недалеко от Московской заставы, где на средства, данные ген. Головиным, приобрела обширную усадьбу с просторным домом и там основала нечто вроде сектантской колонии. Здесь радения кружка Т. продолжались еще 12 лет. 8 мая 1837 г., по распоряжению Бенкендорфа, согласно воле государя, колония T. была закрыта, а она сама и все члены кружка, до решения дальнейшей их участи, подверглись аресту в своих комнатах. Секретный раскольничий комитет, которому было передано дело T., нашел, что она и ее последователи составили тайный союз и установили "образ моления, соединенный с неприличными обрядами, противными как правилам и духу православной церкви, так и государственным узаконениям". Дальнейшую деятельность общества секретный комитет признал вредной, высказал мнение о желательности его закрытия и полагал главных сектантов разослать по монастырям, а остальных отдать под надзор полиции. Это мнение комитета 11 мая было утверждено императором Николаем I; 21 мая 1837 г. Т. была лишена пенсии и сослана под строгий надзор в кашинский Сретенский монастырь, а ее последователи поселены по другим монастырям; только немногих, в том числе Е. А. Головина, спасло их высокое положение.
Материально поддерживаемая кн. Енгалычевым, Т. пробыла в монастыре 10 лет, ведя строгую жизнь, исполняя все церковные и монастырские обряды и занимаясь чтением священных книг. Несогласие ее признать свои религиозные убеждения и свою религиозную деятельность заблуждением было причиною того, что прошения ее родственника M. Татаринова на имя ген.-адъютанта А. X. Бенкендорфа об исходатайствовании соизволения на освобождение ее из монастыря и ее собственные неоднократные прошения о том же непосредственно на Высочайшее имя оставляемы были без внимания. Государь приказал объявить T., что освобождение ее может последовать только в том случае, "если она отвергнет свои заблуждения, на коих была основана секта ее". T. же упорно отказывалась признать его заблуждением, потому что это учение, по ее словам, привело к покаянию и послужило к утверждению многих в вере в Иисуса Христа. Она говорила, что в первобытной церкви всегда были особые общества, но не допускались гласно по той причине, что не все "могут сие вместить", и это послужило бы соблазном для многих. Признавая, что православная церковь и без пророческих собраний доставляет средство к дарованию верным Духа святого, Т. тем не менее не отрицала пользы и возможности пророческого слова. Дар пророческий, говорила она, возбуждался не кружением тела, а верою в Евангелие и в пророческое слово; радение же или кружение тела служило к умерщвлению строптивой природы, которая противится благодатному действию на "внутреннего человека". Т. утверждала, что в их собраниях действительно происходило явление св. Духа во плоти, т. е. чрез человека "слышалось слово жизни тому, кто с чистым сердцем желал его слышать". Слово это обновляло человека точно так же, как и св. таинства церкви, установленные Спасителем. Только в 1847 г., когда T., не отказываясь от сущности своего учения, дала все же безусловное письменное обязательство оказывать искреннее повиновение православной церкви, не входить ни в какие неблаговидные общества, не распространять ни явно, ни тайно своих заблуждений и не исполнять никаких особенных обрядов под опасением строжайшего взыскания по закону, государь разрешил Т. жительствовать в г. Кашине, но с учреждением над нею секретного полицейского надзора. Из тюрьмы она вышла больная и разбитая. В июле 1848 г. ей было разрешено жить в Москве, но без права въезда в Петербург. В Москве Т. и скончалась — 13 июля 1856 г.
Юрьевский архимандрит Фотий, основываясь на каких-то слухах, весьма нелестно отзывается о поведении T., называя ее развратницей; слухи эти, однако, свидетельствами допрошенных лиц ни малейше не подтверждаются, а исследованиями историков сект решительно опровергаются и причисляются к измышлениям Фотия, почему-то страстно ненавидевшего Т. Из всего известного о Т. видно, что ее последователи смотрели на нее как на женщину высоконравственную и вдохновляемую Богом; они питали к ней глубочайшее уважение, называли матерью, видели в ней руководительницу на пути к Богу. То уважение, с которым относились к Т. ее последователи, лучше всего можно видеть на жизни Е. А. Головина, который по ее слову отказался от губернаторского поста в Сибири, чем навлек на себя гнев государя, затем подал в отставку, которую получил вместе с запрещением жить в столицах, и наконец, опять-таки по ее слову, снова вступил на службу.
Следствие по делу T. и всеподданейшие прошения ее от 28 марта 1843 г. и ее деверя, М. Татаринова, от неизвестной даты 1842 г. находятся в архиве обер-прокурора синода, д. № 54, и в архиве синода, д. № 23759. — "Письма Импер. Александра I к тайн. сов. Милорадовичу", "Русский Архив", 1804, стр. 623. — Свящ. Иоаннов, "Дополнительные сведения о Татариновой и членах ее духовного союза", там же, 1872, № 12, стр. 2334—2354. — "Извлечения из записок юрьевского архимандрита Фотия", там же, 1873, стр. 1444—1451. — П. В. Кукольник, "Анти-Фотий. Ответ очевидца на статью, помещенную в "Русском Архиве" 1873 г.", там же, 1874, № 3, стр. 589—611. — "Воспоминания Фаддеева", там же, 1891, № 3, стр. 397. — И. П. Липранди, "О секте Татариновой", "Чтения в Моск. Общ. Истор. и Древн. Российск.", 1868, № 4, стр. 20—51, и отд., Москва 1869 (сведения односторонни, основаны на доносах прислуги и показаниях сыщиков). — Его же, "Краткое обозрение русских расколов, ересей и сект", там же, 1870, и отд., Москва 1870. — Ю. В. Толстой, "О духовном союзе Е. Ф. Татариновой", "Девятнадцатый век", историч. сборник под ред. Бартенева, Москва 1872, т. І, стр. 220—231. — Его же, "Очерк жизни и службы Е. А. Головина", там же, т. 1, стр. 8—10, 21—22. — "Из записной книжки художника В. А. Боровиковского, 1819—1824 гг.", там же, т. І, стр. 213—219. — Н. Дубровин, "Наши мистики-сектанты. Е. Ф. Татаринова и А. П. Дубовицкий", "Русская Старина", 1895, №№ 10, 11, 12; 1896, №№ 1, 2. — В. Фукс, "Из истории мистицизма. Татаринова и Головин", "Русский Вестник", 1892, январь (целиком напечатана очень ценная по своей искренности и правдивости записка Е. А. Головина, написанная им для Паскевича-Эриванского по просьбе последнего). — "Письма кн. А. М. Голицына К. С. Вязмитинову", "Историч. Вестник", 1884, № 3, стр. 580. — Н. С. Усов, "Из моих воспоминаний", там же, 1884, № 3, стр. 559. — А. Малышевский, "Головин и Татаринова", там же, 1896, № 9. — "Любопытные сведения об известной сектаторше Е. Ф. Татариновой", "Русский Мир", 1872, № 196. — П. Знаменский, "Чтения из истории русской церкви за время царствования Императора Александра I", "Православный Собеседник", ч. III, стр. 257—260. — "Татаринова в Кашинском женском монастыре", "Тверские Епархиальные Ведом.", 1891, №№ 10, 11 и 12 (перепечатано в извлечении в "Богословск. Вестнике", 1893, № 6, стр. 369—375). — "Из воспоминаний митрополита Филарета", "Православное Обозрение", 1868, № 8, стр. 523. — Н. В. Сушков, "Записки о жизни митропол. Филарета". — "Воспоминания Ф. Ф. Вигеля", Москва 1864, т. III, ч. 6, стр. 38. — Д. Мордовцев, "Русские женщины XIX века", СПб. 1874, стр. 221—237. — В. Кельсиев, "Сборник о расколе", Лондон 1861, выпуск II, стр. 130. — "Энциклопедический словарь" Брокгауза-Ефрона, изд. 1-е, т. 32. СПб. 1901, стр. 666—668.