Строганов, граф Павел Александрович, генерал-лейтенант, генерал-адъютант, сенатор, один из деятельнейших членов "негласного" или "неофициального комитета" при Александре I, родился 7 июня 1772 г. в Париже, где в то время жили его родители — гр. Александр Сергеевич, впоследствии президент академии художеств, и Екатерина Петровна, урожденная княжна Трубецкая, известная красавица. Крестным отцом новорожденного был Император Павел I, тогда еще наследник, пребывавший в то время также в Париже. В 1779 г. семилетний С. вместе с родителями переехал в Петербург, куда вскоре прибыл и его воспитатель, знаменитый впоследствии монтаньяр Жильбер Ромм. Так как к этим годам мальчик совершенно не говорил по-русски, то первой заботой его воспитателя было самому научиться языку и научить ему и своего воспитанника. Вскоре между родителями С. произошла размолвка, кончившаяся отъездом в Москву его матери, увлекшейся известным фаворитом Екатерины II, Корсаковым. Чтобы скрыть от мальчика семейную драму, Ромм вместе с ним отправился в продолжительное путешествие по России. Во время этой первой поездки, относящейся к 1784 г., они посетили Олонецкую губернию, Ладожский канал, Финляндию, Москву, Нижний Новгород, Казань, оттуда направились в Пермскую губернию, где у отца С. числилось до 23 тысяч крестьян, ездили дальше к Алтаю и Байкалу. В следующем, 1785 г., было предпринято второе путешествие — в Валдай, Новгород, Москву и Тулу, а весною и летом 1786 г. оно было продолжено — в Малороссию, Новороссию и Крым. По возвращении из него, С. осенью того же года был назначен поручиком в Преображенский полк, в списках которого числился с самого рождения, и зачислен адъютантом к кн. Потемкину. адъютантская служба дала ему возможность получить разрешение на заграничную поездку для окончания своего образования, куда он и отправился в 1787 г. вместе с Роммом, своим двоюродным братом Гр. Александр. Строгановым (позже член госуд. совета) и с известным впоследствии академиком архитектуры и строителем Казанского собора в Петербурге А. К. Воронихиным (из крепостных С.). Заграничная жизнь С., длившаяся свыше пяти лет, сыграла выдающуюся роль как в его образовании вообще, так и в выработке политических убеждений в частности. Пробыв короткое время в Риоме, где его воспитатель посетил свого старуху-мать, С. в ноябре 1787 г. поселился в Женеве, где у натуралиста Сосюра учился ботанике, у пастора Вернета богословию, слушал лекции у химика Тенгри и физика Пикте, изучал немецкий язык, упражнялся в фехтовании, верховой езде и пр., а в каникулярное время совершал поездки в горы, практически знакомился с минералогией, осматривал заводы, фабрики, копи и др. промышленные предприятия. После 1½ лет пребывания в Швейцарии, в начале 1789 г. он переехал в Париж, куда прибыл как раз в тот момент, когда по всей Франции происходили выборы в Национальное собрание. В Париже ввиду разгоравшихся событий по настоянию Ромма С. переменил свою фамилию, назвавшись Павлом Очером (Paul Otcher. Очер — название одного из заводских поселений в пермских владениях Строгановых). Нахлынувшие события французской революции 1789 г. увлекли как воспитателя, так и воспитанника в водоворот политической жизни. "С некоторых пор мы не пропускаем ни одного заседания в Версали — записывает Ромм в своем дневнике. — Мне кажется, что для Очера это превосходная школа публичного права. Он принимает живое участие в ходе прений. Мы беспрерывно беседуем о том. Великие предметы государственной жизни до того поглощают наше внимание и все наше время, что нам становится почти невозможным заниматься чем-либо другим". В начале 1790 г. С. одним из первых записался в члены основанного Роммом клуба "Друзей закона" ("Amis de la loi"), Здесь происходили предварительные дебаты по вопросам, которые стояли в порядке дня Национального собрания, главным образом по вопросу о свободе печати и декларации прав. С. принимал деятельное участие в прениях, знакомился с представителями революционного движения всех оттенков и скоро сделался предметом всеобщего внимания на всех собраниях, поражая многих своею красивою внешностью. В виде "патриотической контрибуции" он внес в Национальное собрание какую-то драгоценность (boucles d'argent). В клубе "Друзей закона" он состоял даже должностным лицом, — библиотекарем, и там же познакомился с известной своими революционными речами при взятии Бастилии и предводительством процеосии парижских женщин в Версаль, — красивой куртизанкой Теруань де Мерикур, с которой, как кажется, был в интимной связи. Вскоре за тем С. вступил в члены якобинского клуба, о чем свидетельствует выданный ему, датированный 7 августа 1790 г. диплом за подписью председателя клуба, Варнава. Образ жизни С. вскоре сделался известным в Петербурге, куда еще в июле 1790 г. русским посольством в Париже было послано особое донесение об этом. Екатерина II повелела отцу С. немедленно потребовать от сына возвращения в Россию и вместе с тем запретила въезжать туда Ромму. В результате ряда тревожных, но в высшей степени деликатных писем от отца С. к воспитателю его сына с просьбой покинуть Париж, Ромм вместе с воспитанником уехал в Овернь. Здесь случилось незначительное обстоятельство, имевшее неожиданные последствия. В Оверни умер слуга молодого графа, и последний сочинил и вместе с трупом закопал эпитафию следующего содержания: "Франц-Иосиф Клеман, швейцарец из кантона Вадт, 15 лет служил Павлу Очеру, графу Строганову... Положенные здесь Евангелие и катехизис человеческих и гражданских прав свидетельствуют о его религиозных и общежитейских убеждениях... Пусть те, кому попадутся эти строки, почтят память человека..., любившего выше всего свободу и добродетель". Внизу в числе других была и подпись Павла Очера. Похороны были совершены без участия духовенства. Случайно содержание этой эпитафии, в сущности довольно невинной, но раскрывающей псевдоним С., появилось в газетах. Из последних, а также из новых донесений русского посольства в Париже об этом происшествии узнали в Петербурге. Что произошло по этому поводу между Императрицей и отцом С., в точности неизвестно, но письмо последнего, адресованное Ромму, начиналось так: "Я давно противился той грозе, которая на днях разразилась... Признано крайне опасным оставлять за границей и, главное, в стране, обуреваемой безначалием, молодого человека, в сердце которого..." и т. д. Этим письмом молодой граф после почти 12-летней жизни с Роммом разлучался с последним. В другом письме на имя С. ему категорически предписывалось немедленно возвратиться в Россию, куда и привез его специально с этой целью посланный во Францию родственник С. — H. H. Новосильцев (впоследствии председатель Государственного Совета).
Недовольная поведением С. во Франции, Екатерина II приказала послать его на жительство в подмосковное с. Братцево, где он оставался до 1796 г. Переименованный из поручиков гвардии в камер-юнкеры, он здесь вскоре женился на княжне Софье Владимировне, урожденной Голицыной. В 1795 г. у них родился первый ребенок, сын Александр. В конце царствования Екатерины II С. было разрешено переехать в Петербург. При Императоре Павле I он был пожалован в действительные камергеры (1798 г.), а несколько раньше познакомился и сблизился с тогдашним наследником Александром Павловичем, с которым в период царствования его отца очень часто виделся и вел продолжительные беседы на политические темы. Своим убежденным либерализмом и своей таинственной жизнью в Париже С. произвел на наследника самое выгодное впечатление. Уже 27 сентября 1797 г. будущий Император в письме к своему воспитателю Лагарпу пишет, что он, если придет его черед царствовать, намерен дать стране свободу, и что в эту мысль посвящены лишь три близких ему лица: Н. Н. Новосильцев, кн. А. А. Чарторижский и С. В момент воцарения Александра I из всех его молодых друзей в Петербурге находился лишь С., остальные же, будучи в негласной опале, занимали те или другие должности вдали от двора. С., таким образом, "пришлось быть первым из друзей Александра, который удостоился слышать его мысли о предстоящих преобразованиях". Вскоре в Петербург приехали Чарторижский из Неаполя, Новосильцев из Лондона, граф В. П. Кочубей из Дрездена и Лагарп из Парижа, и эти лица образовали тесную группу вокруг молодого Императора. Самым радикальным из них по убеждениям был С., который с наиболее близкими себе по духу Чарторижским и Новосильцевым образовал нечто вроде триумвирата. Откровенные беседы о предстоящих преобразованиях, которые С. вел с Императором еще до приезда друзей, убедили его, что мнения Александра I, вполне искренние и исполненные добрых намерений, все же страдали значительной неопределенностью и расплывчатостью; поэтому С., желая выйти из сферы неопределенных разговоров и перейти на более реальную почву, 9 мая 1801 г. подал Императору записку, в которой предлагал учредить негласный комитет из сторонников государственных преобразований для предварительного обсуждения таковых и руководства при введении их в жизнь. Положения записки сводились к следующему: 1) комитет учреждается для обсуждения мер, имеющих целью устранение порочного управления и замену его законами, "долженствующими остановить действие существующего произвола"; 2) заседания ведутся секретно, дабы с одной стороны "щадить умы от нежелательного предубеждения против реформ", с другой же — "понять настолько настроение общества, чтобы не возбуждать неудовольствия напрасно" ; 3) чтобы избежать "опасности увлечения теорией", в комитет приглашаются сведущие люди, хорошо знающие различные отрасли управления.
Таким образом, идея знаменитого "негласного комитета" всецело принадлежит С. Положения записки, по рассмотрении ее Императором, были им одобрены, и комитет, под председательством самого государя, в составе четырех лиц — В. П. Кочубея, H. H. Новосильцева, А. А. Чарторижского и С., уже 24 июня 1801 г. имел свое первое заседание, на котором, при горячем участии С., точно и ясно формулировал свои задачи: "Прежде всего узнать действительное положение дел, затем реформировать различные части администрации и, наконец, обеспечить государственные учреждения конституциею, основанною на истинном духе русского народа". Историческая роль комитета известна. В сотрудничестве четырех доверенных лиц государь сам высказывался и внимательно прислушивался к откровенным мнениям своих друзей по наиболее важным государственным вопросам. Из этого кружка, в котором обдумывался "план систематической реформы безобразного здания государственной администрации", исходили все преобразования первых лет царствования Александра I (до Тильзитского мира): большинство указов и льгот, обнародованных в связи с коронацией, были выработаны и редактированы в комитете; здесь же разрабатывался проект "Всемилостивейшей грамоты, русскому народу жалуемой", т. е. проект конституции, сущность которой С. определял как "законное признание прав народа и тех форм, в которых он может осуществить эти права", причем права должны быть обеспечены и гарантированы, ибо без этого "они теряют свою историческую прочность".
Из всех членов комитета С., по выражению Чарторижского, был "самым пылким", к тому же лучше всех других умел влиять на государя. С последней целью он составил даже целую программу: признавая, что Александр I вступил на престол с наилучшими намерениями в смысле преобразований, но что на дороге им стоит его "неопытный, мягкий и ленивый характер", С., чтобы "поработить этот характер", предлагал своим друзьям все обсуждаемое стараться по возможности сводить на голый принцип, что всегда более захватывает Императора, и представлять ему рельефную картину недостатков в управлении. Заседания комитета происходили довольно правильно в течение двух лет. В одном из них, 18 ноября 1801 г., С. произнес замечательную речь, в которой обнаружил весьма правильное понимание положения дел в тогдашней России.
Отчасти по содержанию этой речи, отчасти же по другим документам и разным моментам деятельности С. можно установить почти с полной точностью его отношение к наиболее важным вопросам времени. Прежде всего по наиболее жгучему из них, крестьянскому вопросу, он был безусловным противником крепостного права и свои отрицательные взгляды на этот институт, кроме упомянутой речи, изложил в особой записке, в которой, оспаривая взгляды Лагарпа, Мордвинова и Новосильцева, доказывал, что правительству даже при самом радикальном решении крестьянского вопроса совершенно не следует спасаться волнений ни со стороны освобождаемых, ни со стороны класса помещиков. Интересен его взгляд на современное дворянство. "В вопросе об освобождении крестьян, — говорил С. в заседании комитета 18 ноября 1801 г. — заинтересованы два элемента: народ и дворянство; неудовольствие и волнение относятся, очевидно, не к народу. Что же такое наше дворянство? Каков его состав? Каков его дух?... Дворянство сельское не получило никакого воспитания; ни право, ни справедливость — ничто не может породить в нем идеи даже о самомалейшем сопротивлении. Это класс общества самый невежественный, самый презренный, по духу своему самый тупой"... Высшие его слои, получившие несколько более тщательное воспитание, будут, по мнению С., сочувствовать идее освобождения, и лишь немногие ограничатся "неопасною болтовнею". Громадное же большинство дворян, состоящее на государственной службе, преследует лишь личные выгоды и на сопротивление совершенно неспособно. Совсем иначе смотрел С. на крестьян. Последние, по его убеждению, из всех сословий того времени заслуживали наибольшего внимания. "Большинство их одарено большим умом и предприимчивым духом, но, лишенные возможности пользоваться тем и другим, они осуждены коснеть в бездействии и тем лишают общество трудов, на которые способны. У них нет ни прав, ни собственности. Нельзя ожидать ничего особенного от людей, поставленных в такое положение"... "К помещикам, своим природным притеснителям, они относятся враждебно, с ненавистью". И как вывод из этих предпосылок, — освобождение крестьян С. считал необходимостью, хотя обусловливал его различными оговорками, "щадящими интересы помещиков". Разные "оговорки" в разрешении политических и экономических вопросов первостепенной важности вообще являются характерной чертой для С., и ее верно подметила гр. П. А. Головина, которая в своих "Записках" делает такое, хотя и едкое, но вполне меткое замечание: "Граф П. А. Строганов был одним из тех объевропеившихся русских аристократов, которые умели как-то связывать в своем уме теоретические принципы равенства и свободы со стремлениями к политическому преобладанию высшего дворянства". Во всяком случае, из всех сотрудников Александра I только С. решительно высказался за освобождение крестьян и даже пришел к заключению, что "если в этом вопросе есть опасность, то она заключается не в освобождении, а в удержании крепостного состояния". В самом комитете, однако, он в этом вопросе не пользовался почти никакой поддержкой, и его идеи какой-либо серьезной практической цели не достигли.
По народному просвещению С. предлагал и отстаивал в комитете (23 декабря 1801 г.) французскую систему учебных заведений, по которой низшие заведения носят общеобразовательный характер, образование же специальное приобретается в непосредственно примыкающих к ним высших школах, куда принимаются лица, уже получившие общее образование и готовящиеся к известному поприщу общественной деятельности: морской службе, артиллерии, инженерному делу, правоведению. Несколько позже С. принял энергичное участие в работах созданной по решению негласного комитета "комиссии училищ" и был деятельным помощником П. В. Завадовского.
При обсуждении вопроса об учреждении, взамен бывших коллегий, министерств, С. решительно высказывался за то, чтобы все важнейшие государственные дела обсуждались в совете, состоящем из всех министров, однако всячески боролся против предоставления каждому из них исключительной власти, настаивая на принципе ответственности отдельных министров, а не их совета (как проектировалось) перед государем. Мнение его в этом случае было вполне уважено, и манифест 8 сентября 1802 г. об учреждении министерств не устанавливал комитета министров, как определенной и самостоятельной инстанции с решающим значением; последнего комитет достиг позже. Кроме того, С. принимал живое участие в обсуждении вопросов об отношении к иностранным державам, о Грузии, о тайной полиции, о московском университете, о реформе сената, военном образовании и пр.
Несомненно, что С. предавался преобразовательным идеям по глубокому убеждению, в котором сказывались положительные начала, заложенные в его душе воспитателем Роммом. Никто, может быть, из сотрудников Александра І не относился ко всему обсуждаемому так серьезно, как С. Это видно по той тщательности, с которой он вел для себя журнал заседаний комитета. Возвращаясь домой из заседания, С. добросовестнейшим образом записывал все говорившееся каждый раз по тому или другому из обсуждавшихся вопросов, кроме того, по всем из них, даже самым мелким, составлял подробные записки, также сохранившиеся в его бумагах. Совокупность этих документов, раскрывающих иногда до мельчайших подробностей ход подготовки разнообразных реформ, которыми "неофициальный комитет" надеялся совершенно обновить государственный строй России, составляет драгоценный материал для характеристики исторической эпохи первых годов царствования Александра I.
Одновременно с учреждением министерств С. получил чин тайного советника и был назначен товарищем министра внутренних дел, помощником гр. В. П. Кочубея. Со свойственными ему увлечением и рвением принялся он за исполнение своих обязанностей. В его ведении были третья экспедиция департамента внутренних дел и медицинское ведомство, которым он управлял более трех лет. В 1804 г., по случаю отъезда Новосильцева, он состоял докладчиком по делам, Высочайше вверенным Новосильцеву, и отправлял за него обязанности попечителя Петербургского учебного округа. К этому же времени относится его знакомство со Сперанским (тогда игравшим еще подчиненную роль), к которому он относился чрезвычайно дружественно и доверчиво. Деятельность С. как товарища министра внутренних дел была непродолжительна. Всецело связанная с идеями, воодушевлявшими "негласный комитет", и с его существованием, вместе с прекращением последнего пресеклась фактически и она, хотя номинально товарищем министра С. продолжал состоять еще некоторое время. После возвращения Александра І из Мемеля, где происходило его свидание с прусским королем, комитет сразу потерял свое былое значение; в 1803 г. он имел лишь четыре заседания; вместе с возвратом ко двору Аракчеева его занятия прекратились на целых полтора года; наконец, 20 ноября 1803 г. состоялось последнее его заседание (всего было 40), а 9 декабря он совершенно прекратил свое существование. Половинчатость и незаконченность реформ, колебания Александра I, наконец возраставшее влияние новых лиц с совершенно иным направлением, все это убедило С. в тщетности его усилий довести начатое дело до конца. Поэтому, как только представился случай, он перешел в другую сферу деятельности, которая не столь резко сталкивалась с его убеждениями. В 1805 г. С. сопровождал Императора в походе против Наполеона и исполнял уже текущие дела по дипломатическим сношениям с венским, берлинским и лондонским дворами. Во время этого похода он был свидетелем Аустерлицкого поражения, и это обстоятельство послужило окончательным толчком к другого рода деятельности. Кровавое поражение поселило в С. пылкую ненависть к Наполеону, и в течение всей последующей жизни он, сначала в качестве дипломата, а после с оружием в руках стоял в рядах его непримиримых противников.
В начале 1806 г. С., по поручению государя, уехал в Лондон с дипломатической миссией. Ближайшей целью ее были переговоры с британским кабинетом о сближении России и Англии для противодействия Наполеону; в общем же полученные им из Петербурга инструкции были довольно неопределенны и расплывчаты. 15 июля 1806 г. С. отослал всеподданнейший рапорт, в котором излагал свое мнение по поводу неудачного трактата, заключенного с Наполеоном русским уполномоченным Убри; изложенные в этом рапорте мысли, в высшей степени здравые и как нельзя лучше отвечавшие тогдашнему международному положению дел, рисуют дипломатические способности С. с самой лучшей стороны. Переговоры, имевшие целью сближение с Англией, шли довольно гладко, но вскоре в Петербург наступили новые веяния. Князь Чарторижский, личный друг С., покинул пост министра иностранных дел, и на его место был назначен барон Будберг, не любивший С. Положение его при таких обстоятельствах стало трудным, и он вскоре покинул Англию и вернулся в Петербург Хотя государь и весьма лестно отозвался о результатах деятельности С. в Лондон, но на самом деле его миссия при изменившихся обстоятельствах не принесла почти никакой пользы.
В Петербурге С. скоро после приезда просил освободить его от обязанностей, вернее лишь звания товарища министра внутренних дел. Вместе с последовавшим соглашением на это он был назначен сенатором. В 1807 г., с открытием второй кампании против Наполеона, С. был приглашен сопровождать государя в главный штаб, причем ему было поручено ведение кое-каких дел дипломатического свойства, в общем неопределенного характера. Опасаясь, однако, что его дипломатическими способностями воспользуются для переговоров с Наполеоном, против сближения с которым он всегда боролся, С. предпочел окончательно отказаться от дипломатической деятельности и перейти на военную службу. В марте 1807 г. он просил у государя освободить его от прежних обязанностей и разрешить ему поступить в ряды войск. Просьба его, хотя и неохотно, была уважена. Имея чин тайного советника и будучи сенатором, С. поступил в армию простым волонтером, — случай исключительный в летописях служилого русского дворянства. С этого момента начинается третий период деятельности С. Оставив позади неудавшуюся попытку воздействовать на Императора в смысле проведения в жизнь коренных государственных преобразований (первый период) и не более удачную дипломатическую службу (второй период), он, наконец, посвятил свои силы военной службе, на которой, если и не нашел полного удовлетворения, то принес значительную пользу своей родине.
Атаман Платов, относившийся к С. с большим уважением, тотчас по вступлении его в ряды войск, поручил ему командовать одним из казачьих полков, находившихся в авангарде. 21 мая 1807 г. С. получил боевое крещение: командуя вверенным ему полком, он перешел вплавь р. Алле и атаковал обозы корпуса маршала Даву. Несмотря на упорное сопротивление и численное превосходство, неприятель был смят и вынужден был отступить, оставив на поле битвы до 800 чел. убитыми и ранеными, свыше 500 пленными (в том числе 47 офицеров) и весь обоз; добычей русских сделались также канцелярия и все вещи Даву. Этот первый подвиг С. обратил на его военные способности внимание как Платова, так и Беннигсена, которые стали ему поручать ответственные дела. В течение всей этой кампании С. почти все время пришлось действовать в авангарде, в рядах которого он принимал деятельное участие, между прочим, также в сражении под Гейльсбергом. 25 июня 1807 г. был заключен Тильзитский мир, и кампания закончилась. С. за авангардное дело 24 мая был награжден орденом св. Георгия 3 ст. и из тайных советников переименован в генерал-майоры.
27 января 1808 г. С. был назначен командиром лейб-гренадерского полка. В войне со шведами ему был поручен сперва резерв армии, затем он поступил в корпус кн. Багратиона и с пятой колонной этого корпуса обошел по льду остров Большой Аланд, заняв проход между его западным берегом и о. Сигнальскере с намерением отрезать неприятелю путь к отступлению. 6 марта он имел здесь стычку со шведами, кончившуюся полным расстройством рядов последних, а его подчиненный Кульнев преследовал неприятеля до шведских берегов. После заключения мира 8 марта 1809 г. С. со своим отрядом совершил обратный путь также по льду.
В непосредственно следовавшей за шведской кампанией войне с турками С. был прикомандирован к главнокомандовавшему южной армией кн. Багратиону и уехал на Дунай. Находясь со своим полком сначала в корпусе ген. Маркова, он совершил опасную переправу через Дунай, недалеко от Галаца, и принимал участие в осаде крепости Мачина, под которой командовал всем левым крылом осаждающих, а после ее сдачи сражался в авангарде Платова и с ним 30 августа 1809 г. занял Кюстенджи. В сражении под Рассеватом С. вел с казаками несколько удачных атак на центр турецкой армии, в значительной степени способствовавших конечной победе, и после битвы преследовал турок до Силистрии; за это дело он был награжден золотою шпагою с надписью "За храбрость". При осаде Силистрии, начавшейся 23 сентября, С. находился в отряде Платова. В этот день великий визирь двинулся со своими главными силами для освобождения обложенной русскими крепости, но был встречен Платовым, который выставил в первую линию шесть казачьих полков под начальством С., подкрепив их конными и пехотными частями. Не выдержав стремительной атаки, турки бежали и на протяжении 15 верст были преследуемы казаками, которые захватили в плен одного пашу и свыше сотни других чинов. Наградой С. за эту атаку был орден св. Анны 1 степени. В начале октября, при вторичной попытке визиря освободить Силистрию, С. пришлось принять участие в Татарицкой битве, опять кончившейся поражением турок и доставившей С. орден Владимира 2 ст. При новом главнокомандующем Дунайской армией, гр. H. M. Каменском (2-ом), С. участвовал во всех боях лета (июнь — июль) 1810 г., сражался при взятии Силистрии, особенно отличился в жаркой битве под Шумлой, за которую получил алмазные знаки на орден св. Анны, после командовал пятью полками и артиллерийской ротой, но с самим главнокомандующим, обладавшим неуживчивым характером, ладил мало, вследствие чего принужден был покинуть армию и уехать в Петербург.
В 1811 г. С. был пожалован в генерал-адъютанты, но тогда же (в сентябре) умер его престарелый отец, оставив после своей широкой барской жизни громадное состояние в совершенно расстроенном виде. С. принужден был прибегнуть к ссуде в 5 млн. рублей из государственного заемного банка, чемпион восстановил нормальное положение обширного имущества. Но хлопоты и заботы по личным делам С. тотчас же отложил, когда надвинулась Отечественная война. Уже в начале ее он отправился на западную границу и принял командование сводной дивизией, входившей в состав 3-го корпуса ген.-лейт. Тучкова 1-го. В битве под Бородиным на долю дивизии С. выпала одна из самых тяжелых задач — удержать у деревни Утицы натиск французов, что С. вполне успешно и выполнил, с большими потерями защищая позиции вплоть до получения подкрепления, с помощью которого ему удалось совсем оттеснить неприятеля. За Бородино он был произведен в генерал-лейтенанты. По смерти в этой битве Тучкова, С., как старший после него генерал, занял его пост по командованию 3-м корпусом, с которым он вместе с армией 11 октября вышел из Тарутина по направлению к Малоярославцу, в битве под которым также принимал деятельное участие. Особенно значительны были заслуги его в битве под Красным (5 ноября), где он помог ген. Милорадовичу совершенно истребить корпус маршала Нея. После кратковременного отпуска в Петербург для лечения, С., взяв с собою своего 18-летнего сына Александра, снова отправился в армию, которую настиг уже в пределах Германии. В битве под Лейпцигом, находясь в армии Беннигсена, он проявил выдающееся мужество, за что был удостоен ордена св. Александра Невского. В дальнейший период кампании 1813 г. С., командуя дивизией в армии наследного принца шведского, оперировал в Гановере, где ему удалось взять крепость Штаде и очистить устье Эльбы и Везера от французов, затем помогал Беннигсену при блокаде Гамбурга, где затворился Даву, а в начале февраля 1814 г. поступил под начальство ген. Винцингероде, присоединился к войскам, действовавшим в пределах Франции, и участвовал в сражениях под Шампобером, Монмирайлем и Вошаном. 23 февраля в битве под Краоном, где С. стоял в резерве, он получил страшное известие о гибели его единственного сына, которому ядром снесло голову. Хотя С. после этого еще участвовал в Лаонском сражении и даже находился в самом адском огне, но силы его под впечатлением тяжелой утраты были подкошены; ни живое сочувствие окружавших, ни полученный им орден Георгия 2 ст. не могли его утешить, и он с разрешения государя вскоре с прахом сына уехал в Петербург. Здесь он 18 августа 1814 г. был назначен членом комитета для вспомоществования неимущим увечным воинам.
Восстановить надломленные силы С. оказалось невозможным, — в его груди стала развиваться и быстро прогрессировать чахотка. В феврале 1817 г. он, по настоянию врачей, в сопровождении супруги, выехал за границу для лечения, но по дороге ему стало хуже, и 10 июня 1817 г. он скончался недалеко от Копенгагена. Тело его было привезено в Петербург и похоронено в Александро-Невской лавре.
За несколько месяцев до смерти С. составил майоратный акт, по которому все его имущества в уездах Пермском, Оханском, Соликамском, Кунгурском и Екатеринбургском, Пермской губ., всего 45875 душ мужского пола, в Балахнинском уезде Нижегородской губ. и в Петербурге и его уезде, во избежание дробления вошли в общий состав под именем нераздельного имения. Этот акт, однако, был Высочайше утвержден уже после его смерти, 11 августа 1817 г., и по нему вступала во владение имуществами уже его жена, Софья Владимировна (см. отдельно). Кроме безвременно погибшего сына Александра С. имел еще 4 дочерей: Аглаиду, замужем за кн. Голициным, Елизавету — за кн. Салтыковым, Ольгу — за гр. Ферзеном и Наталью (старшая) — за родственником, бароном Сергеем Григорьевичем Строгановым, которому принесла в приданное майорат и графский титул.
Велик. кн. Николай Михайлович, "Граф Павел Александрович Строганов. Историческое исследование эпохи Александра І", 3 тома, СПб. , 1903 г.; т. Ι содержит главным образом биографические сведения; в тт. II и III помещены ценные документы и материалы, касающиеся как всей эпохи вообще, так и деятельности гр. С. в частности. — "Архив Государственного Совета", т. III, СПб. , 1878 г., ч. I, стр 7, 215, 261, 462; ч. II, стр. 302, 550, 1100, 1149; т. IV, СПб. , 1897 г., ч. III, стр. 150. — "Сборник постановлений министерства народн. просвещ.", т. I и II. — "Memoires du prince Adam Czartoryski", 2 v. Paris, 1887 г. — "Архив князя Воронцова", 40 тт., Μ., 1870 г. — "Жизнь и приключения Андрея Болотова", т. IV, СПб. , 1873 г., ч. 22, стр. 55. — Державин, "Полное собрание сочинений", изд. акад. Грота, тт. VIII и IX, — Кн. Ив. Мих. Долгорукий, "Капище моего сердца", М., 1891 г. — Ф. Мартенс, "Собрание трактатов и конвенций, заключенных Россией с иностранными державами". — A. Пыпин, "Общественное движение в России при Александре I", СПб. , 1900 г. — С. Середонин, "Исторический обзор деятельности комитета министров", СПб. , 1902 г. — С. В. Рождественский, "Исторический обзор деятельности министерства народного просвещения, 1802—1902 гг.", СПб. , 1902 г., стр. 32, 33, 34, 35, 39, 44, 78, 79, 95, 96, 176, 187, — Лалаев, "Исторический очерк военно-учебных заведений" ч. І, СПб. , 1880 г. — Сухомлинов, "Материалы для истории образования в России в царствование Императора Александра І", СПб. , 1866 г., гл. 1-ая. — Н. Taine, "Les originis de la France contemporaîne", 4 v., Paris, 1876. — Marc. de Vissac., "Un conventionnel du Puy de Dome Rome Montagnard", Clermonl-Farrand, 1883. — C. Robinet, "Dictionnaire de la Revolution et de l'Empire", 2 v., Paris. — "Memoires de Langeron", Paris, 1902. — Дубровин, "История войны и владычества русских на Кавказе", 4 т., СПб. , 1871 г. — M. Богданович, "История царствования Императора Александра І и России в его время", 6 т., СПб. , 1869 г. — H. К. Шильдер, "Император Александр I. его жизнь и царствование" (по указателю). — Е. Карнович, "Царевич Константин Павлович", СПб. , 1899 г. — С. Соловьев, "Император Александр I, политика и дипломатия", M., 1877 г., — И. Щербинин, "Биография ген-фельдмарш. кн. М. С. Воронцова", СПб. , 1858 г. — "Жильбер Ромм и гр. Пав. Александр. Строганов", "Русский Архив", 1887 г.,№ 1. — "Записки Ив. Ив. Дмитриена", M., 1860 г. — Михайловский-Данилевский, "Военная галерея Зимнего дворца", т. I, СПб. , 1849 г. — С. Ушаков, "Деяния русских полководцев", СПб. , 1822 г. — П. Щукин, "Бумаги, относящиеся до Отечественной войны 1812 г.", 7 т., M., 1896 г. — П. К. Щебальский, "Материалы для истории русской цензуры, 1805—1825 гг.", "Беседы в Оо-ве Любит. Российск. Словесн.", вып. 3, 1871 г., стр. 9. — "Выдержки из записок Н. И. Греча", "Русск. Арх.", 1871 г., № 6. — "Историческая записка о первой Казанской гимназии", ч. III, стр. 249. — "Дух Журналов", 1817 г., ч. 21, № 31, стр. 209—232. — "Русский Вестн.", 1817 г., № 13, стр. 29—33. — "Русск. Инвалид", 1817 г., № 168. — Π. Η. Петров, "Сборник материалов для истории Имп. Акад. Худож.", т. II, СПб. , 1805 г., стр. 580—"Справочн. энциклоп. словарь", под ред. Старчевского, т. 9, СПб. , 1855 г., стр. 571—572. — "Энциклоп. словарь" Брокгауза, т. 31, СПб. , 1903 г. — "Военный энциклоп. словарь", т. XII, СПб. , 1853 г. — "Энциклопедия военных и морских наук" Леера, т. VII, СПб. , 1894 г., стр. 322—323. — "Полное Собрание Законов Российской Империи", т. XXI, стр. 67; т. XXII, стр. 413, 1046; т. XXV, стр. 42, 309; т. XXVI, стр. 316, 317, 396; т. XXVII, стр. 250, 323, 599, 600; т. 28, стр. 545, 1073, 1209—1210; т. XXIX, стр. 465, 466, 902; т. ΧΧΧI, стр. 388, 868; т. XXXII, стр. 785, 876; т. XXXIV, стр. 471—474, 764; т. ΧΧΧIΧ, стр. 58, 59; т. XL, прил., стр. 47. — Н. Н. Булич, "Очерки по истории русской литературы и просвещению", т. I, СПб. , 1902 г., лекций 1—3. — Архив министерства народн. просвещения", картон 1044, дело № 39276. — "Журнал Главного управления училищ", 1805 г., 2 и 23 марта, 18 мая; 1807 г., 28 февр., 14 марта. — "Сборник распоряжений по министерству народного просвещения". т. I.