Сильвестр (в мире Семен Медведев), по предположению г. Прозоровского, сын подьячего Агафоника и жены его Стефаниды Медведевых, родился, по показанию книги «Остен», в Курске 27 января 1641 года. Относительно юности и первоначального образования С. мы не имеем точных сведений, знаем, что до 1663 или 1664 г., когда он назначен подьячим приказа Тайных дел, он почти все время жил в Курске, научился чтению и письму, и служил уже на родине подьячим или «писцом гражданских дел». Некоторая начитанность, вероятно, была приобретена С. уже в этот период его жизни, благодаря рано обнаружившейся любознательности. Наряду с этим проявлялись и его способности к диалектике: по крайней мере, по свидетельству книги «Остен», он «от юности возраста был многоречив, и остроглаголив, и любоприв..., уста имея бездверна и гортань изжигающий яд душегубительный лжесловия, и язык непремолчно блядущ, яко всему телу его языку мнетися быти». Первые сведения о службе С. в приказе тайных дел имеются в расходных книгах этого приказа за 1665 г., но судя по тому, что С. получает уже не низший подьяческий оклад, можно предполагать, что служба эта началась за 1 или 2 года ранее. Остается С. в приказе до 1670 или 1672 г., а в это время он продолжает свое образование. В июле 1665 г. С., вместе с двумя дворцовыми подьячими, Симеоном и Ильей Казанцами, определяется для научения, «по латыням и грамматики» во вновь отстроенные «хоромы» при Заиконоспасском монастыре; здесь он живет вместе с учителем, Симеоном Полоцким, «в единой келлии» до 1668 г. При помощи «устоглаголанных словес» своего учителя, систематического прохождения курса и обширного чтения С. за это время усваивает языки польский и латинский, изучает риторику, пиитику, историю, философию и богословие; впоследствии этот круг знаний был расширен изучением греческого и, может быть, немецкого языков: по крайней мере недаром С. приобретал немецкие книги. Влияние Полоцкого на С. было очень сильно, и последний всегда высоко ставил авторитет своего учителя. Так, в 1676 г. он писал Полоцкому: «аз превелиим душевным веселием возвеселихся и Его Бога, всяких благ Дателя о таковой ми присножелательной радости благодарил, яко сподобивый мя Он, дивный во избранных своих церковных учителях, в твоем преподобии первую учительскую должность зрети». Благоговейное отношение к учителю сказывается и в тех заботах, какие мы видим впоследствии у С., о сохранении научно-литературного наследия Симеона Полоцкого. 1668—69 гг. вместе с другими подьячими Приказа тайных дел, С. проводит в Курляндии при Ордине-Нащокине, отправленном для переговоров с польскими и шведскими уполномоченными. Подьячие посылались, кроме своей прямой канцелярской обязанности, и «для научения», и в этом отношении поездка принесла С. немало пользы. Нам неизвестно, что делал С. по возвращении из этой командировки в Москву; но в 1672 г. мы видим его в Молченской пустыни около Путивля. Мотивы, побудившие С. удалиться в монастырь, пока еще не выяснены, и только можно догадываться, что в этом случае особенно подействовало на него влияние Симеона Полоцкого, склонявшего своего ученика искать уединения для борьбы с мирскими соблазнами. Но уже в апреле 1673 г. с монахами Евсевием и Пименом С. пишет настоятелю Рыльской Словенской пустыни: «хотяще мы устранитися мира и его молвы прибыли в пустынь, в ней же не обрели желаемого, зане множество человек начаша к нам приходити. Слышавше же о Словенской пустыни, еже от людей устранена, хотяще ю видети, послахом сих братию нашу. Молим твою пречестность, яви к нам твою отеческую любовь, и аще оное место от людей устранено, не изгоняй хотящих нас в оное место прибыти, не воспрорекуй нам и благоволи нам неколикое время ради лучшего познания в ней прожити». Следующий год С. прожил, вероятно, в Словенской пустыни, и в 1674 г. он принимает монашество, а затем с мая 1675 г. в течение 1½ лет он жил в какой-то пустыни Курского Богородицкого монастыря. «За время пребывания С. в Курском Богородицком монастыре до самого переезда его в Москву, говорит г. Прозоровский, мы не имеем никаких определенных сведений о жизни и деятельности С. Одно только для нас несомненно известно, что за это время Медведев не прерывал сношений с внешним миром, от которого он думал »устраниться«, и вел переписку со своими друзьями и благодетелями; известно также, что за это время С. продолжал заниматься чтением книг и вообще самообразованием, чему немало, между прочим, способствовало близкое знакомство и частые беседы С. с Исидоровом Сиверцовым, одним из курских жителей, который известен был за »люботщательнейшего святого писания рачителя«. В 1677 г. С. приезжает в Москву и с 13 июля остается здесь при Спасском монастыре, так как царь Феодор Алексеевич »благоволил не однократно приказать ему жить на Москве«. По догадке г-на Прозоровского, это приказание могло последовать не без влияния со стороны Симеона Полоцкого, так как »Полоцкий, изнуренный уже своею разностороннею деятельностью, быть может, желал видеть около себя своего усердного поклонника-ученика, талантливость которого подавала большие надежды, что он будет деятелем, вполне способным заменить собою сходящего со сцены наставника«, а также может быть, что Полоцкий »имел в виду сделать С. своим преемником при дворе государя«. Поселившись в Спасском монастыре, где ему, по царскому повелению, была отведена »богатейшая на иных всех келлия«, С. находится в постоянном общении со своим учителем, беседует с ним, много читает под его руководством, исполняет при нем обязанности домашнего секретаря; в круг этих обязанностей входят ведение обширной корреспонденции и редактирование литературных трудов Полоцкого. Г. Прозоровский, обстоятельно исследовавший вопрос об участии С. в литературных трудах Полоцкого, приходит к заключению, что »пересмотр и редактирование С. сочинений Полоцкого представляют для нас немаловажный интерес в том именно отношении, что такое занятие послужило для С. наилучшею подготовительною школою к трудам его по должности книжного справщика на печатном дворе. Примеры деятельного участия Медведева в редактировании произведений Полоцкого, обнаруживая в своем авторе близкое знакомство с текстом книг Св. Писания и умение искусною рукою исправлять чужие ошибки и выяснять чужие недомолвки, как нельзя лучше свидетельствуют и с почти непререкаемою очевидностью (особенно если иметь еще в виду ранее приобретенные С. обширные и многосторонние познания) говорят за полную подготовленность Медведева к более или менее успешным занятиям его по должности книжного справщика«. На эту должность С. был назначен 19 ноября 1678 г., но уже накануне этого официального назначения патриарх поручил ему, вместе с монахами Иосифом Белым и Никифором Семеновым, »чести книгу Апостол с древними Апостолы рукописанными и харатейными славянскими, с киевскими, кутеинскими, виленскими, с Беседами Апостольскими, и со иными преводы, и ту книгу Апостол в нужных местех править«. Как удостоверяет новейшее исследование, в своей работе Медведев с товарищами руководились не только славянскими рукописями, но и греческим текстом, что видно из сохранившегося корректурного экземпляра их издания. 25 сентября 1679 г. труд был совершенно закончен, и Апостол, рассмотренный предварительно комиссией под председательством патриарха, выпущен в свет. Кроме этого важнейшего труда С. принимал участие и в других многочисленных изданиях Печатного двора, деятельность которого, как показывает простой перечень его изданий, была за это время весьма обширна. В 1680 г. умер Симеон Полоцкий, и С., унаследовавший всю библиотеку своего учителя, оплакав его в »надгробном надписании«, решается приняться за собирание и издание его сочинении, на что скоро последовало царское повеление. В следующем году уже выпускается »Обед душевный«, а в 1683 г. — »Вечеря душевная«, причем редактирование производилось С. так же тщательно, как и при жизни его учителя. Ставши издателем сочинений Полоцкого, С. вместе с тем явился преемником его просветительной деятельности. Вскоре после смерти Полоцкого Медведев назначается строителем Заиконоспасского монастыря. Эта должность, как разъясняет г. Прозоровский, »по своему значению равнялась должности игумена или архимандрита того или другого монастыря: строитель — тот же настоятель известного монастыря, на обязанности которого было «братью и слуг и крестьян ведать, о всяких монастырских делах радеть неоплошно — в монастыре церковь Божию и монастырь, и на монастыре кельи и всякое церковное и монастырское строение строити, и совет с братьею единодушно и безмятежно имети». Был ли возведен С. в сан игумена или архимандрита, как полагает г. Прозоровский, мы сказать не можем, по неимению вполне определенных указаний, официальным же его титулом навсегда остается «строитель». Согласно прямому назначению своей должности, С. много заботится о материальном устройстве Спасского монастыря, но главным его делом также, как и у Полоцкого, является строительство духовное, забота о русском просвещении, в чем он находит для себя поддержку прежде всего в царе Федоре Алексеевиче, который относится к нему с глубоким уважением и любовью, видя в нем «дух премудрости». Благодаря такому расположению царя, С. скоро занимает при дворе то же положение, что принадлежало его учителю, Полоцкому; он становится придворным поэтом, пишет «Приветство брачное» по поводу вступления царя во второй брак, а по смерти государя сочиняет «Плач и утешение двадесятьма двема виршами, по числу лет его царского величества, яже поживе в мире». Своим положением при дворе С. пользуется также, как и его учитель, для просветительных целей. 15 января 1682 г., по ходатайству С., последовал царский указ о строении у Заиконоспасского монастыря «для ученья двух келлий поземных», и в том же году, вероятно, началась и деятельность новой школы, открытой по желанию «царя мудростилюбца». В этой школе, число учеников которой, конечно, не было особенно велико, С. преподавал «грамоту, словенское учение и латынь»; обучение имело характер религиозно-нравственный. С течением времени С. мечтал о значительном расширении своей преподавательской деятельности и о дальнейшем развитии основанного им учреждения; свою небольшую школу он думал обратить в академию, для чего составил «привилей», поднесенный им царевне Софии Алексеевне 21 января 1685 г. В школьных формах стихотворного «вручения» к этой привилегии выражается искренняя радость С., что «в Москве невежества темность прогонится», что отнимается от нас поношение, «яко Россия не весть наук знати», что «все россы просветятся». В этих скованных правилами схоластической пиитики стихах проглядывает то же одушевление во имя науки, что так ярко сказалось впоследствии в ложноклассических одах Ломоносова. Может быть, и не совсем случайно параллель между этими двумя радетелями нашего просвещения идет еще дальше: как у Ломоносова антагонистами являлись пришлые люди, «наук российских недоброхоты», так и С. в своих мечтах об основании академии встретился с чужеземными учителями, «самобратиями» Иоанникием и Софронием Лихудами. Учредить академию пришлось не ему, а этим двум грекам, с которыми скоро возникло у него препирательство, правда, по другому поводу, спор, доходивший до таких крайностей, что его наблюдателям и участникам он казался подобным «сикилийскому огню». Возгорелся этот «сикилийский огонь» из-за вопроса о времени пресуществления Св. Даров в таинстве Евхаристии. В сущности вопрос этот являлся поводом к выяснению основной культурной тенденции С. и его кружка, их стремления избавиться от безусловного авторитета греков в делах просвещения и избрать иной путь духовного развития. Эта тенденция довольно ясно видна в следующих словах С.: «Елико в Россию греков духовного чина приезжают, то оных наши духовнии едва не всех вопрашивают: како они ныне верят, и как у них в чинех церковных творится? дабы и нам с вами всегда быти во всем согласным. И еже они поведают: ныне у нас сице и сице творится, то и наши духовнии, не справяся о оном с писанием древних св. отец и со уставами, абие яко младенцы, учителем уподобляющеся, весьма тщатся по словеси греков такожде творити. А оных греков спросити не хощут, тако ли прежде у них издревле быша или не тако, и чесо ради ныне у них такое бысть пременение, дабы они о том писанием ответ дали, и оное бы их писание согласити зде с писанием древних св. отец и со уставы, и согласная бы и правая держати, а несогласная и ново от них вводная отревати... А ныне, увы! нашему таковому неразумию вся вселенная смеется, — не точию же та, но и сами тии нововыезжие греки смеются и глаголют: „Русь глупая, ничтоже сведущая“. И не точию тако глаголют, но и свиниами нас быти нарицают, вещающе сице: „мы куды хощем, тамо духовных сих и обратим, — видим бо их, ничтоже самих знающих, и нам, яко бессловесны суще, во всем, в нем же хощем, последствуют“». При таком взгляде на греков С. не мог примириться с той авторитетной ролью в делах просвещения, на которую изъявили притязание братья Лихуды и которую им удалось занять, благодаря поддержке патриарха Иоакима. Столкновение между двумя партиями, медведевской, латинствующей, или скорее питавшей склонность к западному просвещению, и лихудовской, греческой, имело внешним поводом, как уже сказано, вопрос о времени пресуществления Св. Даров. 15 марта 1685 г., в диспуте с Яном Белободским, против которого уже в 1681 г. действовал С., Лихуды, споря о разных богословских предметах, высказали между прочим мнение, что пресуществление Даров совершается не при произнесении слов Спасителя: «Примите и ядите» и т. д., но при молитве священника, совершающего литургию. Мнение, отвергнутое Лихудами, встретило многих защитников, во главе которых стал С.; на Руси это латинское мнение, установленное Флорентийским собором, не было новостью: оно без противоречия принималось в Западной России, да и в Московском государстве успело прочно утвердиться, даже было незадолго перед тем принято на соборе самим патриархом Иоакимом, который теперь стал на сторону Лихудов. Спор, возникший между двумя партиями, вскоре принял очень острый характер и увлек все общество, так что, по свидетельству современника, о пресуществлении Св. Даров «разглагольствовали не токмо мужи, но и жены и дети, везде друг с другом — в схождениях, в собеседованиях, на пиршествах, на торжищах, и где-любо случиться кто друг с другом, в яковом-любо месте, временно и безвременно». Начата была полемика сочинением С., вышедшим в 1685 г. под заглавием: «Книга, глаголемая хлеб животный, изъясненная вкратце христианские ради общеуверительные пользы душе, и от соблазнодетельных и сумнительных помыслов, на общее спасение всему христианству: о пресвятейшей тайне, преданней и утверженней самем Господом нашим Иисус Христом. О Евхаристии или, рекше, о пречистых тайнах тела и крове Господни. В ней же различная изобретаются собеседования со благопрением, ко множайшему уверению, со вопросы и ответы ученика со учителем любезным, от Св. Евангелия, и посланий апостольских, и писаний богоносных отец, — ко увещанию его твердому». Как видно из этого заглавия, сочинение имеет диалогическую форму; в нем излагаются доводы в защиту латинского по существу мнения, разделяемого С., характер изложения спокойный и умеренный. В ответ на «Хлеб животный» известный чудовский инок Евфимий написал резко-обличительное сочинение: «Показание на подверг латинского мудрования, подвергаемый под св. восточную православную церковь». Однако спор этим не мог завершиться, так как греческая партия не признавала, вероятно, опровержения Евфимия достаточно убедительным, и в конце 1687 г. было выпущено новое обличение мнений С. «тетрати церкве святые возмутителей и слову Божию», вызвавшие сперва ответ С., дошедший до нас в незначительном отрывке, а затем обширное его сочинение, озаглавленное: «Книга о манне хлеба животного, еже есть: о теле и о крови Христове яже всем верующим, яко Господними глаголы, а не иными пресуществление бывает, услаждает, насыщает, увеселяет, и от грех очищающи и спасающи живот вечный им дарует». Эта книга, отличающаяся резкими выходками против Лихудов, была выпущена в свет не сразу, а первоначально С. издал только часть ее «Предисловие к читателю». Останавливаясь только на внешних фактах полемики, мы не касаемся содержания всех этих сочинений; укажем лишь, что в этой своей большой книге С. обращается, как к своей стороннице, к царевне Софии Алексеевне. Ответом на «Манну» была столь же обширная книга Лихудов «Акос, или врачевание, противополагаемое ядовитым угрызениям змиевым», вышедшая в декабре 1687 г. Почти через год после этого С. издал «Известие истинное», в котором излагает историю книжного исправления в Москве, а перед этим перевел латинское сочинение Кассандра «Книгу, глаголемую церковносоставник», касающуюся того же вопроса о пресуществлении. Завершается полемика сочинением Лихудов «Показание истины» и затем официальным церковным осуждением мнения С. Но во время последних актов этой полемики подготавливался печальный конец и самому С. 12 марта 1689 г. он был отстранен от должности книжного справщика, а затем гибельным для С. оказалось покровительство царевны Софии и Ф. Шакловитого. 30 и 31 августа, при начавшемся розыске о Шакловитом, стрельцы Сапогов и Чечотка донесли о сообщничестве С. в умыслах партии Шакловитого, и о намерении этой партии, убив патриарха Иоакима, возвести на его место С. Последствием доноса было в тот же день повеление Петра Великого о привлечении С. к розыску. Попытка бежать оказалась неудачной: в Дорогобуже С. был схвачен. Никакие пытки в сущности не могли подтвердить справедливости извета против С., но тем не менее 5 октября было повелено С. «за его воровство и за измену и за возмущение к бунту казнить смертью — отсечь голову». Однако приговор был приведен в исполнение более чем через год, покуда же С. был «дан в твердое хранило на соблюдение с его единомышленниками до времене, еже прияти достойную казнь зломысля своего, подобную Ф. Шакловитому», т. е. до конца всего розыска. «Твердым хранилом» была тюрьма Троице-Сергиева монастыря. Наконец, 11 февраля 1691 г. казнь была исполнена. Так окончил свою жизнь этот человек, много потрудившийся для русского просвещения в первые моменты его зарождения, весьма выдающийся писатель и ученый, справедливо названный Ундольским за составленное им «Оглавление книг, кто их сложил» отцом славяно-русской библиографии.
«Описание рукописей Моск. Синод. библиотеки», составл. Горским и Невоструевым. — «Остен», изд. в Казани, 1865. — Ундольский, «Сильвестр Медведев, отец славяно-русской библиографии» («Чт. Общ. Ист. и Др. Росс.», 1846). — Браиловский, «Кто же был первый русский библиограф» («Ж. М. Н. Пр.», 1897, № 10). — «Розыскные дела о Ф. Шакловитом», Спб., 1884. — Белокуров, «Сильвестра Медведева Известие Истинное», М., 1886. — Аристов, «Московские смуты в правление царевны Софьи Алексеевны», В., 1871. — Миркович, «О времени пресуществления св. Даров», Вильна, 1886. — Шляпкин, «Св. Димитрий Ростовский», Спб., 1891. — Майков, «Очерки истории русской литературы ХVІІ и ХVIII вв.». — Татарский, «Симеон Полоцкий», М., 1886. — Козловский, «Сильвестр Медведев. Очерк из истории русского просвещения и общественной жизни в конце ХVII в.», К., 1894. — Прозоровский, «Сильвестр Медведев, его жизнь и деятельность», М., 1896. — Сменцовский, «Братья Лихуды. Опыт исследования из истории церковной жизни конца ХVІІ и начала ХVIII вв.», Спб., 1899. — См. также общие труды по русской истории, по истории русской литературы и церкви.