Селиванов, Кондратий, основатель скопческой ереси в России. Его личность до сих пор еще остается не вполне разъясненной, так как единственным источником являются его собственные показания, изложенные или в официальных документах, или же в так называемых "страдах". Последние издавались несколько раз, и, как видно уже из самого их заглавия ("Страданий света, истинного Государя-Батюшки, странствований и трудов дражайшего нашего Искупителя и Вселенского учителя оглашение"), имеют целью, главным образом, прославление ересиарха, и, как своеобразная религиозная эпопея, изобилующая чудесами, не могут считаться прочным основанием для каких-нибудь определенных заключений о личности и о первых временах деятельности С. Прежде всего следует заметить, что С. приписываются различные имена: то его называют Кондратием, то Семеном, то Андреем, Иваном или Фомой, и нет возможности решить, какое из этих имен настоящее, хотя официально за С. удерживается имя Кондратия. О своем происхождении С. показывал в 1802 г. Д. П. Трощинскому, что он "крестьянин князя Кантемира, Орловской губернии, села Столбова"; однако по дознанию 1844 г. причт села Столбова, волостное правление и старожилы до 80-летнего возраста показали, что "ни о каком С. в Столбове и слухов не было"; кроме того он не значится и в ревизских сказках 1762 г. Архимандриту Суздальского Спасо-Евфимиева монастыря Парфению С. назвал себя уроженцем Орловской губернии, города Дмитровска, из крестьян помещика Воловского. Е. В. Барсов полагал, что С. был поручик Нотебургского пехотного полка (по имени Владимир), исключенный из службы в 1757 г. и пропавший без вести; с этим предположением до некоторой степени соглашался и П. И. Мельников, так как в Нотебургском полку в семидесятых годах XVIII ст. существовало скопчество, явилось в полку одновременно или, может быть, ранее пропаганды С. в Тульской губернии; а кроме того в пользу этого предположения приводится то соображение, что "все видевшие впоследствии С. в Петербурге отзываются, что он судя, по наружности и приемам, не казался человеком, вышедшим из простонародья". Г. Реутский думал, что настоящее имя С. было Андрей Иванов, и был он крестьянин села Брасова, Севской округи; в 1737—1745 гг. под именем Андреяна Петрова он играл видную роль в среде московских хлыстов, а в 1772 г. был за скопчество наказан кнутом и сослан в Сибирь, а уже после возвращения из ссылки назвался К. С.; но все это построение г. Реутского, как доказал Мельников, не выдерживает вовсе критики. Наконец, нам неизвестен в точности год рождения С.: Мельников указывает, что он родился около 1740 г., а по сведениям Трощинского, С. в 1802 г. было около 70 лет, так что он родился в 1730 г.; и наконец, по донесениям архимадрита Парфения можно заключить, что С. родился в 1720 г. Что касается "страд", то в них о происхождении С. сообщаются вполне легендарные сведения: "Отец-Искупитель" родился чудесно от пренепорочной Девы, императрицы Елизаветы Петровны, скрывшейся в Орловскую губернию под именем Акулины Ивановны. Она "Царица Небесная", "Сиона-гора", "божественная клеща, угль огненный в себе державшая", родила его, "разблажившись Святым Духом". Помолясь Саваофу, она затрубила в золотую трубу, утроба ее растворилась, и на руках ее явилось "вознеженное дитя". Акулина Ивановна удивилась, залилась слезами, благодарила Саваофа за это чудесное рождение сына. И тогда вся вселенная перекрестилась, земля и небо обновились, ангелы, архангелы и вся небесная сила помолилась, и разрушились стены ада. Отец-Искупитель, рожденный таким образом, был государь Петр Федорович. Он воспитывался в Голштинии и был оскоплен в отрочестве. Возвратившись в Россию, он женился на Екатерине Алексеевне, которая, узнав неспособность супруга к брачной жизни, подговорила вельмож убить его. В Ропшинском дворце угрожала смерть Отцу-Искупителю, но нашелся верный солдат, который, надев платье императора, был убит и затем похоронен в Александро-Невской лавре, царством же завладела Екатерина Алексеевна. Она предалась "лепости" со своими вельможами и даже с самим диаволом, от которого родила сына. Последний учился в Петербурге, в Российской академии, а потом отправлен был в Париж, где по своим способностям вышел в императоры. Этот сын диавола и Екатерины был Наполеон. Искупитель, избавившись от смерти, после скитаний у чухонцев и в Европе и после многих чудес, отправился в Орловскую губернию, где пребывала Елизавета Петровна с вельможами, гр. Чернышевым, кн. Дашковым и др.
О начале деятельности С. более или менее достоверно известно следующее: принадлежа к весьма распространенным в Орловской и Тульской губерниях последователям хлыстовщины, С. замечал, что его единоверцы не исполняют заповеди основателя секты, Данилы Филипповича, о необходимости девства, а, напротив, предаются грубому разврату. Чтобы устранить всякую возможность подобного разврата, нужно "убедиться", т. е. прибегнуть к оскоплению, на основании буквально толкуемых слов Спасителя: "аще око твое десное соблазняет тя, изми е и верзи от себе; аще десная рука твоя соблазняет тя, усецы ю и верзи от себе". После такого заключения, "восприняв на себя огненную корону" и испив "налитой Отцом Небесным чаши высокомудрого учения и сладчайшего жития", т. е. оскопившись вместе с приятелем своим Мартыном Родионовым, или Мартынушкой (по сведениям арх. Парфения это случилось с С. на четырнадцатом году жизни), С. начал проповедовать всеобщее убеление, "огненное крещение", и в 60-х годах XVIII в. на хлыстовских радениях стали замечать человека высокого роста, лет 45 от роду, с большими глазами и несколькими волосками на щеках, подбородке и верхней губе, а с ним другого "человека росту среднего, лицом белого, с острым носом, с желто-русыми волосами и пустоборода". Первый больше молчит, а за него говорит второй, Мартын. С. так рассказывает об этих хождениях: "Он меня крепко любил и во всем берег, а я был молчалив и несмел, и куда мы с ним ни пойдем, и где дадут нам какой блин, то он меня все кормил, да подкладывал и говорил: „ну, брат, ешь, да пожалуйста, ешь!“ А я молча кушал. И мы с ним странствовали много и ходили по Божьим людям". Во время этих скитаний С. подвергался разным опасностям со стороны хлыстовских "пророков", негодовавших за то, что он от них людей отвращает"; однако он скоро сумел склонить на свою сторону пророчицу Анну Родионовну, бывшую руководительницею в "корабле" особенно почитаемой Акулины Ивановны. С. открыл Анне Родионовне, что он искупитель. Она пригласила его к себе, посадила и, как он рассказывает, "схватила крест и хотела меня, моя тварь, своего творца, привесть на путь и говорила: „приложись ко кресту!“ — „Дай-ка я тебя саму сызнова приведу!“ — Она изумилась. „И ты говоришь: что же мы никогда от тебя не слыхали, чтобы ты с кем говорил?“ И тут накатил на нее мой дух, и она сделалась без чувств и упала на пол... Я дунул на нее, и она, якобы от сна пробудившись, сказала: „О куда как твой Бог велик и силен!“ Приложилась ко кресту и стала сказывать: „От тебя птица полетела по всей вселенной всем возвестить, что ты Бог над Богами, Царь над Царями, пророк над пророками“". Уверовав сама в С., Анна Родионовна через несколько дней собрала около 80 человек и объявила им, указывая на С.: "Зрите, возлюбленные, вот где Бог живет", а ему самому изрекла следующее пророчество: "Ты один откупишь всех иностранных земель товары, а будут у тебя оных спрашивать, а ты никому не давай и не показывай, сиди крепко на своем сундуке. А тебя теперь же хотят все предать; но хоть ты и будешь сослан далеко, хоть и наложат тебе оковы на руки и ноги, но, по претерпении всех нужд, возвратишься в Россию, и потребуешь всех пророков к себе на лицо, и станешь судить их своим судом. Тогда тебе все цари, все короли и архиереи поклонятся, и отдадут тебе великую честь, и пойдут к тебе полки полками". Признанный таким образом "сыном божиим", причем роль "богородицы" приняла на себя сама Акулина Ивановна, С. с помощью некоего Шилова принимается за усиленную пропаганду скопчества в Орловской губернии. "Лепость весь свет поедает, говорил он, и от Бога отвращает, и к Богу идти не допускает, и потому многие в пагубной лепости учителя учительства, пророки пророчества, угодники и подвижники своих подвигов лишились, не доходили до царства небесного, променяли вечное сокровище на пагубное житие. Единые девственники предстоят у престола Господня: храните девство и чистоту, не заглядывайтесь братья на сестер, а сестры на братьев, и не имейте праздных разговоров и смехов, и празднословия не чините; от сего рождается злая лепость, которую не без труда искоренить можно. Удаляйтесь злой лепости, ибо оная, как магнит камень, по врожденному свойству своему, каждого, близко обращающегося брата с сестрой, привлекает к себе и неприметно вкрадывается в сердца человеческие, и яко моль точит и поядает всю добродетель и изгоняет благодать Божию". Проповедь С. имела большой успех, и в короткое время он оскопил до 100 человек. Однако слух о новой ереси достиг Петербурга, и в 1772 г. императрица Екатерина II повелела полковнику Волкову произвести следствие и наказать зачинщиков. На этот раз С. как-то укрылся от розысков, а был арестован уже при новом расследовании того же Волкова в 1775 г. в Туле, где скрывался у какой-то Иевлевой, "жены грешной", в подполье. "Солдаты разломали пол и вытащили меня, — говорит С., — за святые волосы и, Бога не страшась, тут все били, чем кто попало, без всякой пощады, и поясок с меня сняли, и крест и ручки назад связали, и назади гири привязали... Когда повезли меня в Тамбов, то народу было не численно: кто бранит, кто плюет, а Господь то и любит... А мои детушки стоят и провожают, да плачут... И опять повезли меня в Сосновку (село Моршанского уезда, в котором особенно сильно было скопчество) с конвоем великим наказывать... Народ шел за мною полки полками. Стали меня наказывать кнутом, и секли долгое время так, что не родись человек на свете. И было мне весьма тошно. Во время наказания мою рубашечку всю окровенили с головы до ног: вся стала как в морсу. И тут мои детушки мою рубашечку выпросили, а на меня свою беленькую надели". Эта рубашечка, под названием "крестной ризы", хранилась в начале XIX столетия у рижских скопцов; там же, по сведениям Мельникова, находилась и другая реликвия скопцов, "серый кафтан или армяк, в котором С. был наказан и содержался в ссылке. Кафтан этот прошит везде по швам крестиками, и скопцы говорят, что Государь Батюшка, истинный свет, искупитель сам своими руками весь его сшил". После наказания кнутом С., по указу Екатерины II, должен был быть сослан в Нерчинск на каторгу, но его почему-то оставили в Иркутске. Хотя С. и рассказывает, что ему приходилось в ссылке терпеть много унижений и исполнять тяжелые работы, однако скорее можно предположить, что его положение было очень сносным, так как он имел постоянные сообщения со своими верными последователями, писал им множество посланий, в которых высказывал уверенность, что после смерти его "жены", в царствование "любезного сына своего великого князя Павла Петровича", он возвратится из ссылки. В Иркутске С. пробыл 20 лет, а в 1795 г., по словам скопца Громова, он бежал из Сибири. Уже в ссылке (а может быть, и ранее) он стал называть себя императором Петром III. Как рассказывал Громов, "искупитель пахал однажды землю у какого-то крестьянина и досадил ему. Крестьянин хотел его ударить, но искупитель сказал: „Этак ты и царя ударишь“. — „Разве ты царь?“ — спросил крестьянин. Искупитель показал ему звезду, крестьянин испугался и сказал царю: „Иди, куда знаешь“". Бежав из Сибири, С. появился в Московской губернии, в селе Быкове, в виде "трудника" с железными веригами на теле. Крестьянин Московской губернии, Никитского уезда, деревни Дурнихи, Иван Гаврилов доносил 16 февраля 1797 г., что С. в его доме объявил себя государем Петром Федоровичем и завещал клятвою никому об этом не сказывать, "а если скажете, то будет вам казнь". Приказано было произвести розыски, и С. был взят у купца Колесникова. Привезенный в Петербург, он был представлен императору Павлу І. Какой разговор происходил между императором и ересиархом, в точности неизвестно, хотя скопцы передают, будто на вопрос государя, почему С. называется его отцом, С. отвечал: "я греху не отец, я чистоте отец, прими мою чистоту, и я буду тебе отцом", — т. е. предложил государю оскопиться. Как бы то ни было, император вынес убеждение, что имеет дело с помешанным, и повелел поместить С. в "смирительный цухтгауз" при Обуховской больнице, "с запрещением ни с кем о сих обстоятельствах (т. е., вероятно, о беседе с государем) не разглагольствовать, под страхом лишения языка". В смирительном доме С. находился до 1802 г., вел себя, по свидетельству Трощинского, "скромно, тихо и набожно" и "по кротости нрава употреблялся даже в надзиратели к беспокойному своему соседу, известному Роде". В 1802 г. С. просил о том, чтобы "определить его в какой-либо богаделенный дом, где бы он остальные дни жизни своей провел в покаянии о теплых к Богу молитвах о долгоденствии царствующего милосердого Александра и об отпущении своих прегрешений". Мельников сообщает, что император Александр, в сопровождении гр. Строганова, посетил Обуховскую больницу, беседовал с С. и 6 марта приказал освободить его и поместить в богадельню при Смольном монастыре. В богадельне С. ходил с кружкою для сбора пожертвований, а через 3½ месяца был уволен по просьбе статского советника Елянского (скопца из поляков) и поселился у купца Ненастьева. Это время было для него самым счастливым. В одной скопческой рукописи так характеризуется положение ереси и ее учителя: "В славной России красно солнышко появилось и вся вселенная удивилась, что благоволит тайный синод до своих верных сирот, что оно чудо творило, с сыном божиим говорило". Оживились надежды сектантов на конечное торжество их учения: "скоро нам другая радость сотворится, говорили они, — с восточной стороны Сын Божий прикатится в златой колеснице, а вокруг райские птицы распевают гостю дорогому песнь нову". Действительность как бы оправдывала эти ожидания, так как число скопцов беспрепятственно увеличивалось, а их искупитель привлекал общее внимание: его, как праведника, "старца Божия", посещали многочисленные тогда мистики и суеверы. Нередко, говорит Мельников, по нескольку карет, заложенных по тогдашнему обыкновению четвернями и шестернями лошадей, стояло в Басковом переулке, у дома купца Ненастьева. Петербургские барыни, не говоря уже о купчихах, толпами осаждали праведника, добиваясь его благословений, поучений и пророчеств. По сообщению сенатора Лубяновского, посетил С. и сам государь перед отъездом к армии под Аустерлиц. Вот как об этом передает Лубяновский: "Входя в светелку (к С.), я видел, в сторону от лестницы, в большой горнице, много народу шумно молилось. Старик, как мы вошли к нему, приподнялся с постели и благословил меня: „Се! еще одна овца заблудшаяся, — говорит, — возвращается в стадо“. Вдруг потом, взяв меня за руку, спросил: „Что, Алексаша уехал?“ Я смотрел в глаза ему, не понимая, о ком меня спрашивает. „Ну, государь-то, — продолжал он, — уехал! Что будешь делать? А еще третьего дня вот здесь, на этом самом месте, я умолял его не ездить и войны с проклятым французом теперь не начинать. Не пришла еще пора твоя, говорил ему; побьет тебя и твое войско; придется бежать, куда ни попало; погоди да укрепляйся, час твой придет; тогда и Бог тебе поможет сломить супостата. Упаси его, Боже! А добру тут не быть: увидите! Надобно было потерпеть несколько годиков; мера супостата, вишь, не полна еще“". — "Ни одного слова здесь нет моего, — говорит Лубяновский, — нельзя было не подивиться предсказанию, но еще более посещению и непонятной терпимости". По показанию фельдфебеля Николая Иванова, С. жил у Ненастьевых в роскошной обстановке и принимая поклонение своих последователей. "Привели меня, — говорил Иванов, — в комнату, убранную цельным большим ковром; на нем были вытканы лики ангелов и архангелов. Я увидал постель. На постели лежал старик в батистовой рубашке. Скопцы молились ему, как мы молимся истинному Богу. Выходы его на радения были довольно торжественны. Для радений в доме Ненастьевых были назначены две большие комнаты: в одной радели мужчины, и в другой женщины. Часу в девятом вечера пение и кружение вдруг прекратились минут на пять. Настала мертвая тишина. Потом запели: „Царство, ты царство, духовное царство...“, и после того снова все затихло. Тут растворились двери, и бог, одетый в короткое зеленое шелковое полукафтанье, тихо вошел в комнату. Его вели под руки два человека, которых называли Иоанном Предтечей и Петром-апостолом. На них были темные рясы, подпоясанные ремнями. Увидя их, все пали на колени, а бог, махая батистовым платком, говорил: „Покров мой святой над вами“". В 1811 г. С. переселился в дом купца Андрея Кострова, который у некоторых скопцов был известен под названием "Рождественского девичьего монастыря". Здесь тоже часто собирались последователи С., но посторонние лица почти уже не допускались. Рядом находился дом богатого купца Солодовникова, который, сломав его в 1816 г., выстроил новый, получивший после переселения в него С. название "Дома Божия", "Горнего Сиона", "Нового Иерусалима". Над входом в ту комнату, где жил С., была надпись золотыми буквами: "Святый храм". Стены комнаты были выкрашены голубой краской. Золотые багеты, лепные карнизы и расписанный потолок с изображением херувимов довершали ее убранство; пол был покрыт ковром с вытканными ангелами и архангелами. В комнате стояла высокая кровать, под великолепным пологом, с кисейными занавесками и золотыми кистями: на ней в пуховиках проводил большую часть времени С. Собрания происходили в нижнем этаже. По одну сторону коридора была огромная зала для мужчин, по другую такая же для женщин. Как в той, так и в другой зале в коридор выходили огромные окна, одно против другого. Они всегда были закрыты: открывались только на то время, когда С. выходил на "соборы" посмотреть, как радеют его обожатели, и благословить их своими милостью и покровом. Для него в коридоре ставилась на возвышении великолепно убранная кровать, на которой он лежал. Ему было видно и мужчин и женщин, но мужчины не могли видеть женщин, равно как и женщины мужчин. Как скоро искупитель удалялся, окна закрывались. После молитвенной пляски, С. раздавал кусочки "освященного" хлеба и маленькие образки. Скопцам-учителям давались деревянные крестики с изображением С. Чтобы опровергнуть ходившие в городе слухи о подобных собраниях и рассеять подозрения властей, скопцы приглашали к себе гр. П. А. Толстого, кн. А. Н. Голицына, А. Д. Балашева, гр. М. А. Милорадовича, обер-полицмейстера И. С. Горголи, и при них чинно молились и слушали поучения, так что в этих высокопоставленных лицах нашли себе защитников, которые долго отрицали всякий вред их учения, видя в нем только проявление обычного в то время, одобряемого правительством, мистицизма. Большую для себя поддержку находил С. и в лице известной Е. Ф. Татариновой. Когда в июне 1818 г. митавский мещанин Рассказов подал с.-петербургскому митрополиту Михаилу письменное раскаяние в заблуждении и, указывая на место жительства С., объяснил, что он называется и Христом, и Богом, и императором Петром III, причем и изложил учение и обряды скопцов, — двое из членов "Духовного Союза" Татариновой, тайный советник Попов и статский советник Урбанович-Пилецкий были у С., делали ему увещания, чтобы он не скопил; однако при этом, по словам скопцов, Попов выразился о С.: "Господи! если бы не скопчество, за таким человеком пошли бы люди полки полками". В книжке "о скопцах", изданной Урбановичем-Пилецким в 1818 г. по поручению государя, говорилось, что в обществе скопцов остались "некоторые следы собраний древних христиан времен апостольских", и таким образом как бы оправдывался культ сектантов, хотя прибавлялось, что "отпадение от истинного учения случилось с обществом скопцов с тех пор, как оно признало скопчество средством к спасению". Между тем в конце 1818 или в начале 1819 г. петербургский генерал-губернатор гр. Милорадович узнал, что его двоюродные племянники, полковник Дмитрий Григорьевич и поручик Семеновского полка Алексей Григорьевич Милорадовичи были вовлечены в сборище С., и из них младший соглашался даже на оскопление; вместе с тем стало известно, что в корабле С. оскоплено несколько нижних чинов из гвардейских полков и матросов. Милорадович написал кн. А. Н. Голицыну о полученных сведениях и, так как в дом, где жил С., доступ полиции был запрещен, просил доложить государю, что злая ересь растет с каждым днем, и вред, наносимый ею обществу, долее терпим быть не может. Хотя по настоянию Милорадовича и было произведено расследование, но оно было настолько благоприятно обставлено для С., что кн. Голицын писал Милорадовичу, что он "вполне согласен с мнением его о необходимости принять деятельнейшие меры к укрощению сей вредной секты; что еще в бытность С.-Петербургским генерал-губернатором гр. Н. А. Толстого, оба они посещали, по повелению Государя Императора, моленную скопцов, у Солодовникова, и объявили им Высочайшую волю, дабы они прекратили скопление друг над другом, а со старика, называемого Искупителем, взяли обещание отнюдь не позволять и самому не делать ни над кем своей операции, под опасением ссылки в Сибирь; а так как это не исполняется, то он, кн. Голицын, считал благоразумною меру, предлагаемую гр. Милорадовичем, т. е. удаление распространителей скопчества в уединенные монастыри, но полагает, что так как известный старик, по дряхлости своей и слабости здоровья, не может, как кажется, сам собою оказывать никакой деятельности в распространении вредного сего заблуждения, а служит орудием только других, действующих его именем, то довольно удалить только сих главных лиц, потом, собрав общество скопцов, через кого следует, объявить оному, в присутствии известного старика, что сии три человека удалены единственно за распространение скопчества; что же касается старика, то оставить его в покое: пускай его молится, и пусть собираются у него для молитвы, но Искупителем бы только его не называли и отнюдь не принимали бы в свое общество солдат. 13 июня 1819 г. состоялось Высочайшее повеление в этом смысле, однако уже в ноябре того же года гр. Милорадович и Горголи узнали, что в Петербуге многие дома наполнены скопцами, в особенности смежные между собою дома Солодовникова и Васильева; а в последнем живет "девица редкой красоты", называющаяся "и богородицею и разведенною супругою цесаревича Константина Павловича, великой княгиней Анной Федоровной, и царевной Еленой Павловной". Это была лебедянская мещанка Катасанова, которая, наравне с С., принимала от скопцов божеские почести, но своею красотою смущала девственников, отчего у нее с С. произошел раздор. Летом 1820 г. последовало Высочайшее повеление о взятии С. и помещении его в Суздальском Спасо-Евфимиевом монастыре. Ночью 7 июля С. был арестован обер-полицмейстером Горголи и, в сопровождении пристава Путвинского, отправлен из Петербурга. По пути, в Тосне, высланного ересиарха догнали скопцы Солодовников и Кузнецов, и он давал им "последние наставления и ободрения". Министр внутренних дел секретно предписал управлявшему Владимирской губернией: 1) чтобы сей начальник скопцов ни с кем не имел никаких сношений, кроме тех лиц, коих из монашествующих архимандрит назначит для увещания его и спасительной для него беседы; 2) чтобы не было доставляемо к нему ни писем, ни посылок, ни подаяний; он должен быть удален от всякого сношения с людьми посторонними; 3) чтобы всемерно было сокрыто и нахождение его в сем монастыре; 4) если нужно, учредить при монастыре особенный караул. Подобные же предписания были даны и архимандриту Парфению митрополитом Михаилом, причем присовокуплялось о необходимости воздействовать на С. ласковостью, христианским расположением сердца, увещевать его, дабы он раскаялся в своем заблуждении. На содержание С. в монастыре высылалось ежегодно 550 руб. ассигнациями. Из донесений архимандрита Парфения видно, что С. довольно скоро стал наружно каяться, так что даже допущен был к причастию, от которого уклонялся 18 лет; однако "частое напоминание им о единомысленниках своих, о моленной, о надежде видеть последователей своих и жить с ними", заставляло сомневаться в его искренности. Кроме того из этих же донесений мы узнаем, что скопцы пытались повидать С., и даже сенатор Горголи (когда-то арестовавший С.) прислал ему по почте "подушку, две пары рубашек, чулки теплые и платок на шею"; но свидания не допускались, а посылка была возвращена отправителю. Однако, при всей этой строгости, С. как-то умудрился сноситься со своими последователями и продолжал пропаганду. Так, появившиеся в Нижегородском уезде скопцы показывали, что "они к нему ездили и получали маленькие финифтяные образа в знак благословения, какие-то небольшие пирожки и пряники, кои почитали и употребляли вместо просфор". Хотя архимандрит Парфений и отрицал всякую возможность таких сношений, однако епископ Владимирский счел нужным предписать ему, чтобы "он принял всевозможные меры предосторожности к удержанию арестанта от распространения вредного заблуждения и от сообщения с единомысленниками". В Спасо-Евфимиевом монастыре С. оставался 13 лет и умер в ночь на 20 февраля 1832 г., исповедавшись и причастившись.
(Урбанович-Пилецкий) "О скопцах", СПб., 1819 г. — Надеждин, "Исследование о скопческой ереси", СПб., 1845. — Добротворский, "Люди Божии", Казань, 1869. — Барсов Н. И., "Русский простонародный мистицизм", СПб., 1869. — Его же, "Духовные стихи секты людей Божиих", Записки Имп. Русского Геогр. Общ. по Отд. Этнографии, т. 4-й. — Кельсиев, "Сборник правит. распоряжений о расколе". — Варадинов, История Мин. Внутренних Дел, т. 8-й. — Барсов Е. В., "Новейшие исследования русского раскола" (Прав. Обозр., 1873 г., ч. І). — Реутский, "Люди Божии и скопцы", М., 1872. — Ливанов, "Раскольники и острожники", СПб., 1868—72. — Липранди, "Краткое обозрение русских расколов, ересей и сект" (Чт. М. О. И. и Др., 1870, кн. 2). — Мельников, "Тайные секты", Русский Вестник, 1868 г. — Его же, "Белые Голуби", Русский Вестник, 1869. — Его же, "Материалы для истории хлыстовской и скопческой ересей" (Чт. М. Общ. И. и Др., 1872—1873 гг.). — Рождественский, "Хлыстовщина и скопчество в России", М., 1882 (из Чт. О. И. и Др.). — Лубяновский, "Из воспоминаний" (Русский Архив, 1872 г.). — Майнов, "Скопческий ересиарх Кондратий Селиванов. Ссылка его в Спасо-Евфимиев монастырь" (Исторический Вестник, 1880, апрель). — Есипов, "Докладная записка д. т. с. Трощинского о скопческом ересиархе К. С." (Исторический Вестник, 1880, № 5).