Рылеев, Никита Иванович, Спб. обер-полицеймейстер, а потом губернатор. Сведения о его происхождении и о первых годах его службы нам неизвестны; равным образом не удалось нам найти и формулярного списка о его службе: таковой, должно полагать, сгорел вместе со многими другими делами Спб. Губернского Правления во время большого пожара 1864 года, достигшего до здания Министерства Внутренних Дел, что у Чернышева моста. Службу свою Р. начал в 1760 году, из чего можно заключить, что он родился, вероятно, в конце 1740-х гг.; в марте 1776 г. он был полковым секретарем в канцелярии л.-гв. Преображенского полка и в этой же должности был и в октябре 1777 г. Будучи уже полковником и и. д. Спб. полицеймейстера, он 1-го января 1784 г. назначен был Спб. же обер-полицеймейстером и 24-го ноября того же года пожалован в бригадиры. Императрица Екатерина, незадолго перед этим, "ввиду крайней необходимости", "для споспешества доброму порядку, удобнейшему исполнению законов и для облегчения присутственных мест, по недостатку установлений до сего затрудняемых", утвердила для всех городов ее Империи 8-го апреля 1782 (1-е П. С. З., № 15379) новый Устав Благочиния, или Полицейский. По этому замечательному памятнику Русского законодательства ХVIIІ века полицейское управление поручалось в каждом городе единому месту, которое учреждалось под именем Управы Благочиния или Полицейской, состоявшей в столице под председательством обер-полицеймейстера (в прочих же городах — городничего), из двух приставов (уголовных и гражданских дел) и двух ратманов, избираемых от обывателей. Этой Управе был дан подробный наказ (ст. 28—74), в котором содержались: 1) правила добронравия обывателей, 2) правила общественные, 3) качества определенного к благочинию начальства и т. д. Власть такой Управы не распространялась далее черты города, его предместий и слобод. Под ведением ее находились частные приставы (столица тогда делилась на 10 частей, полагая на часть от 200 до 700 дворов, а каждая часть делилась на кварталы, в которых полагалось примерно от 50 до 100 дворов). В каждой части города был еще словесный суд, разбиравший окончательным примирением гражданские дела до 25 рублей и притом не долее одного дня. Кто этим судом бывал недоволен, тому объявлялось, что до него суду дела нет и стороны могут бить челом, куда пожелают (стр. 63). Управа налагала также взыскания по уставу без суда и сажала под арест. Очень подробно определены были обязанности частных приставов (ст. 85—131).
По этому же Уставу в столице должен был находиться полицеймейстер, о котором в этом Уставе имелось только одно упоминание в ст. 28, — именно, что этот полицеймейстер заседает в Управе Благочиния под обер-полицеймейстером и выше приставов уголовных и гражданских дел. В деятельности своей он должен был, очевидно, руководствоваться узаконениями, состоявшимися ранее 1782 года, как-то узаконениями 1763 года, декабря 15-го, а также 28-го февраля 1768 года (№ 13075), известным дополнением к большому наказу, гл. XXI, статьями 527—566, в которых определялось, что должно разуметь под словом "благочиние, называемое инако полиция, и как сия последняя должна поступать и действовать". Полицеймейстер, являясь помощником обер-полицеймейстера, имел ближайший и непосредственный надзор за действиями частных приставов. Помимо этого, на имя Рылеева последовали особые указы: 24-го апреля 1788 года (1-е П. С. З., № 16648) о неупотреблении впредь никому из лакеев, скороходов, егерей и прочих служителей белых перьев на лакейских шляпах, киверах и шапках; 13-го июля 1790 г., № 16884, — о неупотреблении в одежде ливрейных служителей и кучеров изящных украшений и о невпрягании в карету лошадей более дозволенного числа. Ему же, по словам А. В. Храповицкого, было дано приказание в 1787 году примечать за шведами (стр. 44 Записок), прибывающими в столицу, а также поручение вместе с Архаровым разыскать старый образ Тобольской Божией Матери с богатым окладом, ценою в 8000 рублей, похищенный из большого Придворного Дворца. Из того же дневника Храповицкого усматривается, что за успешный розыск денег, украденных в Морском Корпусе и полициею найденных, Рылееву был дан в 1789 году указ удержать из этой суммы тысячу рублей в награждение чинам полиции. В 1790 году, ввиду наступившей войны со Швециею, признано было необходимым иметь в столице запасные батальоны, из которых можно было бы употреблять людей туда, где для службы нужда окажется, и Рылееву поручено было составить таковой противу полевых батальонов мушкетерских. Немного позднее, в 1790 году, ноября 8-го (№ 16917), состоялось Положение о гербергах и трактирах в Петербурге, открытие коих никому из мещан не воспрещалось. Нельзя не упомянуть также, что помимо чисто полицейских обязанностей и всякого рода надзоров и наблюдений, на Управу Благочиния, еще указом января 15-го 1783 г., (1-е П. С. З., № 15634), был возложен не только надзор за типографиями, но и наблюдение за произведениями печати (т. е., их цензура). По означенному указу всякому дозволялось заводить, по собственной воле, типографию для печатания книг, не требуя ни от кого дозволения, а только давая знать о заведении таковой Управе Благочиния. В этих типографиях дозволялось печатать книги на российском и иностранных языках, с соблюдением, чтобы в отдаваемых в печать книгах ничего противного законам Божиим и гражданским или же к явным соблазнам клонящегося, издаваемо не было; для сего Управа Благочиния должна была свидетельствовать отдаваемые в печать книги, и если усмотрит в них что-либо противное законам, то воспрещает печатать, а в случае самовольного напечатания — конфискует книги и о виновных сообщает, куда следует. Для исполнения этого, при Управе Благочиния находился особый смотритель от Академии Наук. Исполнение этой цензорской обязанности чинами полиции, составлявшими Управу Благочиния, при многочисленности других обязанностей, на них лежавших, и совершенно не соответствующей прямым их обязанностям, должно было неизбежно повлечь за собою то, что они цензуровали немалое число книг, не читая их обстоятельно, а довольствовались поверхностным просмотром и нередко только титулом (заглавием), как поступил, по словам графа А. А. Безбородко, шалун Н. И. Рылеев в отношении известной книги Радищева "Путешествие из Петербурга в Москву", сильно обеспокоившей, как известно, Императрицу Екатерину II, которая, по-видимому, отнеслась, однако, совершенно снисходительно к Рылееву за такую небрежность и не подвергла его за это какому-либо взысканию или замечанию.
Императрица, по-видимому, благоволила к Рылееву, что подтверждается отчасти и тем, что, состоя еще полицеймейстером, он был включен в небольшое число лиц, которых было приказано пропускать во дворце "за пост кавалергардов", занимавших внутренний караул (Архив кн. Вор., т. XXVI, стр. 259). О деятельности Н. И. Рылеева как полицеймейстера вообще сведений сохранилось мало. Припоминая, однако, что назначенный полицеймейстером в 1783 году, он вскоре же был произведен в генерал-майоры (22-го сентября 1786 г.) за отличие по службе, а после пятилетнего отправления своих обязанностей, награжденный орденом св. Владимира 2-й степени, занимал со 2-го сентября 1793 года и должность Петербургского губернатора, нельзя не прийти к заключению, что Императрица Екатерина была довольна деятельностью Рылеева, хотя, при невысоком уровне умственно-нравственного развития всех чинов полиции, особенно того времени, конечно, эта деятельность могла вызывать справедливые нарекания, остававшиеся небезызвестными Императрице. Это усматривается, между прочим, из письма Ее Величества к Рылееву от 10-го августа 1794 года, хотя и помещенного в 1-м Полном Собрании Законов (№ 17240), но и малоизвестного вообще и написанного по следующему поводу. Пристав, подполковник Верещагин, неизвестно за что и почему, поколотил бомбардира, сержанта Ларионова, посланного с нужным пакетом от генерал-фельдцейхмейстера князя П. А. Зубова к обер-гофмейстеру графу А. А. Безбородко. Соприкосновение к этому делу, довольно заурядному в те времена, двух первых лиц двора Императрицы, пользовавшихся большим значением в то время, делает понятным, что дело очень скоро дошло до сведения Ее Величества и побудило вместе с тем Императрицу написать Рылееву следующие строки: ".Поступок пристава сугубо нагл и дерзок, — не дана власть полицейским офицерам самолично ударить кого-либо. Кроме личной обиды, нанесено оскорбление мундиру всего артиллерийского корпуса, не сделано уважения и тем особам, от кого и к кому сержант послан. Прикажите тотчас частного пристава Верещагина арестовать, отрешить от должности, определить на его место другого и обвестить сем по всем частям Управы Благочиния".
При этом из письма не усматривается, чтобы было сделано замечание или выговор самому Рылееву, как главному начальнику, за подобные незаконные действия его подчиненных. Что касается отзывов о Н. И. Рылееве, как о человеке, то нельзя умолчать о единственном в этом роде отзыве о нем, сделанном лицом, пользовавшимся большим уважением, — именно Алек. Мих. Тургеневым. Он записал в своих Записках, что Петербургские генерал-губернатор Брюс и обер-полицеймейстер Рылеев — "оба известные превыспреннейшей глупостью своею". А. M. Тургенев, как бы в подтверждение этого, приводит два следующих рассказа. Императрица Екатерина II однажды приказала им обоим наблюдать за французом, присланным новой Французской республикой в Петербург, чтобы совершить покушение на ее жизнь, и арестовать его. Позабыв сообщенную им фамилию прибывшего француза, Брюс и Рылеев заподозрили в этом намерении явившегося в их приемную комнату француза, только что прибывшего в Петербург, и, не довольствуясь словесным его допросом, не давшим желанного им результата, подвергли его наказанию розгами, после чего оказалось, что наказуемый вовсе не злодей, а просто главный повар бывшего французского министра Верженя, прибывший искать себе соответствующего места в России. Все дело уладилось мирно, и гражданин новой республики остался доволен, получив жалованья в год 12000 рублей вместо 6000 руб., которые предполагал получить. Императрица очень смеялась этому. Конечно, достоверность рассказа крайне сомнительна и остается всецело на А. M. Тургеневе, который также утверждает, что сам видел и читал приказ Рылеева 1796 года о том, чтобы было объявлено хозяевам домов с подпискою, чтобы они заблаговременно, именно за три дня, извещали полицию о том, у кого в доме имеет быть пожар ("Русск. Стар." 1887, т. 53, стр. 92). На это было уже замечено, что Тургенев такого приказа Рылеева от 1796 г. читать не мог, потому что Рылеев уже в то время обер-полицеймейстером не был ("Русск. Стар." 1888, т. 57, стр. 79). Мы же добавим к этому, что по Уставу Благочиния обязательные распоряжения для обывателей города издавались в то время не полицеймейстером, а самою Управою Благочиния, как это видно из ее Устава. Есть еще и другой рассказ, также анекдотического свойства, а следовательно не заслуживающий особенного внимания, но мы его приводим потому, что его сообщает серьезный ученый Я. К. Грот (см. Собрание Сочинений Державина, т. І, стр. 399). В день торжественного празднества большого маскарада, бала и фейерверка на озере, устроенных князем Г. А. Потемкиным-Таврическим 25-го июня 1791 года в Петербурге, в известном ныне Таврическом дворце, в то время еще частном доме, поблизости казарм Конной гвардии, на площади пред этим зданием были устроены для простого народа различные угощения и увеселения, которые надлежало начать при приближении ко дворцу экипажа Императрицы Екатерины II. Между тем, распоряжавшиеся этим народным празднеством, приняв ошибочно экипаж одного из вельмож за экипаж Ее Величества, распорядились дать знак началу народного празднества, после чего толпа быстро устремилась и все увеселения и угощения начались гораздо ранее, так что при приезде Ее Величества ко дворцу на площади происходил невообразимый беспорядок. Императрица, недовольная этим, подозвав находившегося тут же Н. И. Рылеева к своему экипажу, сказала ему: "В прекрасном порядке я совершенно узнаю вас", — на, что Рылеев немедленно ответил: "Радуюсь, что имею счастье заслужить удовольствие Вашего Величества", не поняв (а быть может, и умышленно объяснив в свою пользу) истинный смысл слов Императрицы, которая, как можно заключить из записанного А. В. Храповицким, была весьма невысокого мнения об умственных качествах своего обер-полицеймейстера. В известном Дневнике Храповицкого под 27-м сентября 1790 г. записаны следующие ее слова: "Ежели полковые офицеры малый рассудок имеют, то от практики делаются способными обер-полицеймейстерами, но здешний — сам дурак, celui ne profitera pas" (т. е. он этим не воспользуется). Несмотря на такое мнение, Императрица, однако, спрашивала Храповицкого, сколько лет Рылеев генерал-майором, — намереваясь, очевидно, наградить его следующим чином, а в 1791 г. выразила, что ему пора в губернаторы, добавив: "quand ils sont longtemps en place, ils deviennent grognards", т. е., "занимая долго одно место, они делаются ворчунами".
Действительно, в скором времени Петербургский губернатор Петр Петрович Коновницын был назначен генерал-губернатором Архангельского и Олонецкого наместничеств (2-го марта 1793 г.), а Петербургским губернатором был назначен (2-го сентября 1793 г.) Н. И. Рылеев, вскоре произведенный в генерал-поручики (в 1795 году), а затем награжденный, 13-го ноября 1796 г., орденом св. Анны 1-й степени, что может служить доказательством милостивого расположения к нему со стороны нового Императора. Вскоре после кончины Императрицы Екатерины II Н. И. Рылеев Императором Павлом, 7-го января 1797 г., был, вместе с четырьмя другими губернаторами, переименован из генерал-поручиков в тайные советники, а затем, 9-го июня того же года, уволен в отставку; занимаемая им должность была возложена на графа Ф. Ф. Буксгевдена. Рылеев, с получением по смерть пенсиона в 3000 рублей, вероятно, проживал в деревне Галицкого уезда, где и скончался 22-го февраля 1808 года; погребен он при Ильинской, что в Шарике, церкви Галицкого уезда; на надгробном памятнике его не имеется никаких дат.
Н. И. Рылеев был женат, но на ком, нам неизвестно; его дочь, Елизавета Никитична, в 1818 г. была замужем за генерал-майором Иваном Ивановичем Прево-де-Люмианом (род. 1758); сын Рылеева, неизвестный нам по имени, был полковником, был также женат и оставил малолетнюю дочь, которую тетка ее, упомянутая Е. И. Прево-де-Люмиан, лишила всего имения; спорное об этом дело тянулось до 1819 г., как то видно из Записок А. С. Шишкова.
1-е Полное Собрание Законов, тома XXI, № 15379 и 15634, XXII, № 16648, XXIII, № 16963, 16882, 16884, 17189 и 17240; "С.-Петербургская Столичная Полиция и Градоначальство. Краткий исторический очерк", С.-Петербург. 1903 г.; Памятная Книжка С.-Петербургской губернии на 1899 г., стр. XV; Князь Н. Н. Туркестанов, Губернский Служебник, С.-Петербург. 1869 г., стр. 7, 118; Архив графа Мордвинова. изд. Бильбасова, т. V, С.-Петербург. 1902, стр. 146; "Остафьевский Архив", т. III, стр. 514; "Русская Старина" 1886, нояб., стр. 262, 1887, январь, стр. 92; 1888, т. 57, март, стр. 791; Архив Правит. Сената, кн. Высоч. повел., кн. 192, стр. 152 и кн. 193, стр. 61; "Архив князя Воронцова", т. V, стр. 424, 430; т. XVIII, 26, 35; "Сборн. Имп. Русск. Истор. Общества", т. 29, стр. 94—95; "Дневник Храповицкого", изд. Н. И. Барсукова, стр. 26, 44, 213, 354; "Собрание сочинений Г. Р. Державина", изд. Я. К. Грота, т. І, стр. 383 и след. и 399, т. V, стр. 596; Провинциальный Некрополь, СПб. 1914, т. 1, стр. 753; Н. Н. Бантыш-Каменский, Историческое собрание списков кавалеров 4-х Императорских орденов, стр. 335; Приложение к Камер-фурьерскому Журналу 1784 г., стр. 73; Список Воинскому Департаменту 1792 г., стр. 59—60; Список находящимся в статской службе чинам на 1793 г., стр. 21; Месяцесловы 1786 г., стр. 116 и 1792 г., стр. 123; Безак, Описание С.-Петербурга, СПб. 1794, стр. X; "Русск. Арх." 1870 (ст. 2081), 1872, 1875 и 1878 гг.; Восемнадцатый Век, сборник Бартенева, т. І, стр. 242, 243; Записки, мнения и переписка А. С. Шишкова, т. II, Берл. 1870, стр. 87—89; Опись дел Государственного Совета, т. I, стр. 192.