Рудольский, Александр Андреевич, архитектор; родился в 1806 году; происходил из обер-офицерских детей Московской губернии; 11-ти лет от роду поступил в число учеников или, как тогда говорили, «вступил в службу в Архитектурную школу ведомства Экспедиции Кремлевского строения», где и пробыл в течение 6 лет, когда определился учеником архитектуры в Московский Почтамт. Служа архитектурным учеником, что соответствует нынешнему строительному десятнику, Рудольский 31-го декабря 1824 года был произведен в коллежские регистраторы, а через три года (28-го января 1827 года) был переведен, уже архитекторским помощником, в штат Московского Губернского Архитектора, но в этой службе оставался недолго, поступив 1-го августа 1828 года «учителем Российского языка и рисования» в Московский Кадетский Корпус. Учительствовал Рудольский в течение 7 лет, выйдя 7-го июля 1835 года в отставку в чине титулярного советника. Затем 19-го апреля 1840 года он снова поступил на службу — на казенную Лосиную фабрику, при которой исполнял обязанности архитектора.
6-го декабря 1845 г. Рудольский отправил прошение в Императорскую Академию Художеств и, указывая, что "он возымел желание получить звание архитектора, просил Академию назначить ему проект. Академия, — что очень характерно, как будет видно из нижеследующего наложения, — потребовала «предварительно архитектурного черчения с надлежащим исполнением без посторонней помощи»; Рудольский доставил такие чертежи, и Академия задала ему проект «гимназии на 100 человек»; в августе 1847 года Рудольский представил проект и явился сам в Академию Художеств для устных испытаний в строительном искусстве, но его постигла неудача: титулярный советник не выдержал испытания, а 30-го октября 1847 года программа его была найдена «неудовлетворительною». Об этом Академия Художеств известила Рудольского по месту его службы — в Богородский уезд Московской губернии, на казенную Лосиную фабрику. Рудольский не замедлил письменно разъяснить Академии Художеств причину своей неудачи: он писал, что в то время, как получил задание проекта от Академии Художеств, был слишком занят по службе и потому не мог с достаточным вниманием разработать этот проект. Приводя оправдание, Рудольский просил задать ему другой конкурс. — 4-го июня 1848 года Академией Художеств ему дана была вторая тема: проект концертного зала на 1200 человек. Разработка Рудольским этого проекта была признана удовлетворительною, но оставалось еще препятствие: нужно было ехать в Академию и держать устный экзамен по строительному искусству; очевидно, боясь неудачи, Рудольский сумел найти выход: он обратился к профессору К. Тону, который был в то время в Москве, на постройке храма Христа Спасителя, и Тон 1-го мая 1851 года выдал Рудольскому аттестат, в котором признавал его сведения в теории строительного искусства вполне достаточными. Этот аттестат вместе с указанием на невозможность, вследствие казенной службы, явиться в Петербург, в Академию Художеств на устные испытания, Рудольский представил в Академию; последняя не могла заподозрить Тона и, признав аттестат, выданный Тоном, равносильным испытаниям при Академии, 26-го ноября 1851 года определила: выдать Рудольскому аттестат на звание художника по архитектуре. Дальнейшая служба Рудольского протекла в качестве архитектора при Московской Комиссариатской Комиссии.
Говоря о требовании Академией Художеств от Рудольского архитектурных чертежей, да еще заверенных подлежащим начальством, мы подчеркнули, что это требование Академии было очень характерно для последней, и вот на каком основании. Пять лет отставки (с 1835 по 1840 г.) Рудольский не отдыхал, а посвятил себя издательской деятельности. В 1838 году он издал книгу «Домостроение. С планами, фасадами каменных и деревянных городских и сельских зданий, расположенных в изящном и простом вкусе, флигелей, кухонь, сараев, амбаров, конюшен, разных садовых украшений, как-то беседок, гротов, мостов и многими другими чертежами, составленное титулярным советником Александром Рудольским», в 3 частях, Москва, в типографии Николая Степанова: 1-ая часть — 20 стр. текста (Вступление. О зданиях вообще) и 17 чертежей, 2-ая часть — 14 стр. текста (описание строительных материалов) и 7 чертежей, 3-я часть — 10 стр. текста (изъяснение планов и фасадов) и 126 чертежей, а в 1839 году появилось другое издание Рудольского: «Архитектурный альбом для хозяев, содержащий в себе более 100 архитектурных чертежей, нужнейших для сельских строений, как-то: сельских домов, конных и скотных дворов, овинов и многих других рисунков, касающихся до сельского домостроительства», Москва, в типографии Ивана Смирнова при Императорских Московских Театрах, 1839 г., 24 стр. текста + 139 чертежей на 99 таблицах. Очевидно, имея за собою такие работы по архитектуре, Рудольский, обращаясь в Академию Художеств с просьбою дать ему проект, думал, что его работы Академии Художеств небезызвестны. Но наше высшее учреждение по распространению художественных знаний или не знало о работах Рудольского, или игнорировало их и, основываясь на букве своего Положения, потребовало представления специальных архитектурных чертежей, чтобы судить о том, умеет ли Рудольский «чертить». Не менее характерны и те темы, которые Академия задавала Рудольскому. Последний, в своем прошении, указывал, что он исполняет обязанности архитектора при казенной фабрике; в своих двух книгах Рудольский разрабатывал специальные задания для сельских хозяев, — а Академия задала ему сперва проект гимназии, а потом — проект концертного зала, — которые не имели ни малейшего отношения к деятельности Рудольского.
Изданные Рудольским пособия не безынтересны, и будущий историк архитектуры в России не сможет обойти их молчанием. К первой своей книге Рудольский приложил следующее введение: «Получив от искусных и опытных наставников твердые начала гражданской архитектуры в Училище, Высочайше учрежденном при Московской Кремлевской Экспедиции, я почувствовал непреодолимую склонность и, смею сказать, открыл в себе достаточные способности для сей благороднейшей и необходимой в общежитии науки. Опыты, приобретенные мною на службе, в ведении Московского Почтамта и Губернского Правления, внимательные наблюдения при земляных, деревянных и каменных работах и сведения, собранные мною в сочинениях лучших отечественных и иностранных архитекторов дали мне способ самому приступить к делу, и первый шаг на этом трудном и опасном пути был удачен. Собственные мои планы, фасады, сметы, прочность и красивость удовлетворили удобности в помещении, желанию и вкусу образованнейших и именитых домоводов. При всем том, имея пред собою лучшие произведения опытнейших зодчих, я не осмелился бы представить ученому свету изложение заимствованных правил и собственных моих дополнений, если бы, признаюсь с благодарною скромностью, не побудило меня к сему настоятельное желание особ, которым оказал я удовлетворительные услуги в сем роде. Строгий суд и благосклонный прием трудов моих в расчетливом мнении домостроителей, имеющих вкус образованнейший, будут для меня и поощрением к дальнейшим предприятиям, и лестною наградою».
Предисловие это очень характерно: оно свидетельствует, прежде всего, о том, что Рудольский не был заурядным архитектором, что в нем были заложены хорошие начала, — стремление к самоусовершенствованию и развитию; далее, в этом предисловии есть указание, что работы Рудольского, — «прочность и красивость», как говорит он сам, — обращали на себя внимание. Но, очевидно, были какие-то обстоятельства, которые не позволили Рудольскому пойти по тому пути, который он намечал себе изданием двух вышеуказанных книг, а заставили поступить на казенную службу; кажется, некоторую роль играли семейные обстоятельства: Рудольский был дважды женат, имел детей, издание же архитектурных книг с чертежами в то время (1838 и 1839 г.) стоило очень дорого, расходились книги туго и кроме убытка, вероятно, ничего не давали. Конечно, могли быть и другие обстоятельства, но нам, к сожалению, не удалось их отыскать.
Введение в «Домостроительство» интересно в том отношении, что показывает способность Рудольского улавливать в других сочинениях главные мысли и умение излагать кратко и ясно. Судя по этому «введению», можно думать, что Рудольский был хорошим преподавателем Русского языка. Конечно, во «Введении» он не высказывает каких-либо своих мыслей, а пересказывает лучшие сочинения по архитектуре того времени. Многочисленные ссылки на Палладия, Ваньолу, Витрувия, Дюрана и т. д. показывают, что Рудольский основательно познакомился с литературою предмета, и, безусловно, читатели 1840-х годов не без интереса и любопытства могли прочесть этот краткий очерк развития архитектуры. Обращаясь к практическим советам, укажем, что, по мнению Рудольского, при самом легком размышлении мы увидим, что всегда и везде все мысли и действия человека происходили от двух главных начал: от любви добра к самому себе и от отвращения от зла. Поэтому люди, при построении частных домов и публичных зданий, должны стараться: 1-ое, получить от них большую выгоду и, следовательно, строить их сообразно назначению; 2-ое, смотреть, чтоб работы не были слишком тяжелы и не требовали бы больших издержек, когда надобно платить за них деньги.
Если, издавая первый свой труд — «Домостроение», Рудольский преследовал и общие задачи — познакомить русского читателя с развитием архитектуры, то при издании «Архитектурного Альбома» он имел в виду исключительно нужды русского помещика. Конечно, эта последняя книга в настоящее время имеет исключительно исторический интерес: по ней можно судить о том, как строился небольшой, среднего достатка русский помещик; и настоящее время мы более или менее изучили усадьбу русских аристократов и богатых людей, мы знаем, что дворцы в подмосковных и других имениях строили первоклассные архитектора, но как строился средний, рядовой русский человек, как он украшал свою резиденцию, какие разбивал сады, какие строил беседки и т. д., — мы на это не обращали и не обращаем внимания. В этом отношении «Архитектурный Альбом» Рудольского дает большой материал: здесь мы находим, кроме «сельского одноэтажного дома длиною на 9½ шириною на 7½ саж.», и « двухэтажный небольшой сельский домик для летнего пребывания», и «хлебный амбар», и ряд скотных и конных дворов, и «оранжерей», и «беседки», и «каменный грот», и «пустыньку для сада», «вороты для околицы селения» и т. д.
Что же касается до самых чертежей, то они вполне отвечают тем требованиям, которые предъявлялись к чертежам в 1840-х годах: они изящны, отличаются художественностью в исполнении, все детали их ясны и точны. Если в «Архитектурном Альбоме» проекты хозяйственных построек и могут быть признаны плодом собственного творчества Рудольского, то большинство фасадов «Домостроения» является перепевами и перефразировками проектов больших мастеров, но все же нельзя не отметить, что это не простое, рабское подражание или перекопировка: во многих случаях проект большого мастера подвергался значительной переработке, в зависимости от условий строительства. Греческих и римских построек Рудольский не предлагал строить русским хозяевам и тщательно следовал вышеприведенным двум правилам строительства.
Архив Академии Художеств, дело № 21/Р.; «Северная Пчела», pass.