Ртищев, Тимофей Григорьевич, городовой воевода; ум. в 1709 году. Начал службу в 1651 году — как сын тогдашнего стряпчего с ключом Григория Ивановича Ртищева — прямо с должности царицына стольника, что не помешало ему находиться в походах 1654—1656 годов, быть 15-го февраля 1659 г. поверстанным поместным окладом и жалованьем и участвовать в несчастнейшем Конотопском бою того же года в полку князя А. Н. Трубецкого, а в 1661 г. — в полку В. Б. Шереметева в Киеве. Лишь после этого, со следующего года, перечисленный в стольники царские, он вновь был в походах: против Запорожцев, В 1668—1669 годах, в полку князя Г. Е. Куракина; против Стеньки Разина, в 1671 г., в большом полку начальника всего отряда князя Ю. А. Долгорукова; в Чигиринском походе 1678 г., в полку князя Г. Г. Ромодановского, и в Путивле, в полку князя В. В. Голицына, в 1680 г. В промежутках между походами бывая на Москве, он не раз исполнял стольничьи обязанности при торжественных обедах: царевичу Грузинскому Николаю Давыдовичу 8-го мая 1660 г., Английскому послу «князю Чарлусу Говорту» 19-го февраля 1664 г., Польским послам — Веневскому с товарищами — 12-го ноября 1671 г.; в день объявления совершеннолетним царевича Феодора Алексеевича, 1-го сентября 1674 г. Пришлось ему также дневать при гробе царевича Алексея (умершего 17-го января 1671 г.) и, участвуя, вместе с отцом и братом Лукой, в погребении Царя Алексея Михайловича, нести, переменясь с другими стольниками, гроб с его телом в Архангельский собор 30-го января 1676 года. При его преемнике Ртищев участвовал иногда в выходах двора в подмосковные села, а в 1681 г. получил назначения: сперва по писцовому делу, а затем на одно из лучших Сибирских воеводств — в Тюмень. Пробыв здесь первым (и, по-видимому, единственным) воеводой обычный двухлетний срок, т. е. 1682 и 1683 года, он почему-то остался тут еще на два года — уже в должности второго или «другого» воеводы, под Никифором Ивановичем Колобовым, бывшим начальником одного из Московских стрелецких полков, во время стрелецкой смуты битым батогами и лишенным вотчин и поместий. В обстоятельствах воеводства Тимофея Ртищева много неясного и любопытного. Попав в местность, где давно гнездился и процветал раскол, и будучи подчинен, как все воеводы Тобольского Разряда, воеводе Тобольскому князю Алексею Андреевичу Голицыну, Тимофей Григорьевич должен был помогать ему в преследовании «раскольников и раздорщиков». В мае 1682 года Голицын уведомил его об опасности, как бы не возник в Утяцкой слободе, куда со всех сторон съезжалось много всяких людей к слободчику Федору Иноземцеву, новый скит, подобный существовавшему ранее на о. Березовке, где сожегся монах Даниил со своими последователями. Голицын требовал от Ртищева производства розыска и принятия мер к тому, чтобы никого в названную слободу не пропускать. При допросе «затворщиков старца Аврамия и слободчика Федки Иноземцева и его единомысленников» они показали, что «крест не целовали и впредь они великим государем креста целовать не хотят же». Никаких мер против них Ртищев, по-видимому, не принял, а Утяцкие фанатики, собравшись с женами и детьми в числе 400 человек, для спасения душ сожгли себя в запертых дворах. Ужасный этот случай должен был породить вспышки вероисповедной смуты в окрестностях и усилить преследования. Голицын выслал против раскольников письменного голову Родиона Пименовича Орлова с ратными людьми; Ртищев должен был послать туда же вооруженный отряд в 150 человек Тюменских служилых людей и Литвы, дал память об этом Татарскому голове Текутьеву в октябре, но и в половине декабря Текутьев с отрядом в стоянку Орлова — Ялуторовскую слободу — не прибыл, за что Ртищев получил от Голицына письменный выговор. Затем Голицын послал в три уезда, в том числе и в Тюменский, сына боярского Фефилова со стрельцами «для проведывания и сыску раскольников, где заводят пустыни». Фефилов, между прочим, нашел в деревне Гилевой, у посадского Ивана Коробейникова 13 книг, 2 ящика писем и человеческие волосы в коробье, но увезти Коробейникова и эти предметы местные жители не дали, выразив готовность скорее умереть за своих старцев и учителей. Ртищев и тут никаких мер против раскольников не принял, но, напротив, когда Гилевцы обратились к нему с жалобами на крутость Фефилова и на жестокий обыск, произведенный им без предъявления указа, то их Ртищев выслушал и показания их, 15-го февраля 1683 г., велел записать. По этим отрывочным сведениям и всем другим актам, относящимся до первых двух лет воеводства Тимофея Григорьевича, нельзя не заключить, что он положительно противился воздвигнутому Голицыным гонению на раскольников, разгоревшемуся, по приезде Колобова, с новой силою. Иначе и быть не могло, так как Тимофей Григорьевич вырос в семье, стоявшей, по терпимости своей, во главе тогдашнего общества, создавшей лучшего представителя его — Федора Большого Михайловича Ртищева — и в свою очередь несомненно подчинившейся его влиянию. Недаром Тимофей Ртищев, по смерти всех старших членов семьи, остался в тесной близости, засвидетельствованной сохранившимися документами, с единственным родным племянником, воспитанником и наследником преданий «милостивого мужа» — Михаилом Большим Федоровичем Ртищевым. То обстоятельство, что по назначении Колобова в Тюмень, где Ртищев был до него единственным воеводой, последний остался здесь же, как видно из "боярских списков, " и других актов, — побуждает догадываться, что его мирволение раскольникам повлекло какое-нибудь обвинение его, какое-нибудь следствие, требовавшее пребывания его тут. Казнь Никиты Пустосвята 9-го июля 1682 г., став известною в Сибири, должна была усугубить рвение защитников Никонианства, их подозрительность и жестокость; грамоты о преследовании раскольников, разосланные из Москвы в ноябре того же года, подлили масла в огонь. Поведение Ртищева, естественно, должно было вызвать травлю его, и, вероятно, в пылу начавшейся борьбы, он и позволил себе заглазно оскорбить, поносить Тобольского архиерея. Гласит об этом следующее, не вполне ясное повествование: «Того ж (1685) году ехал из Якутского воевода стольник Иван Васильевич сын Приклонской и в Тобольске, по государевой грамоте, за архиерейской понос сажен в тюрьму, на тюремном дворе, и ко архиерею из Приказные Палаты присылан был головою. А другой Тюменской воевода стольник Тимофей Григорьевич Ртищев иман был с Тюмени и отсылан головою ж ко архиерею; и велено его в тюрьму ж садить; и он архиерея умолил, и простил его архиерей, а в тюрьму не сажен по умолению боярскому», — то есть, боярина князя П. С. Прозоровского, нового воеводы Тобольского.
Не удивительно, поэтому, что по возвращении в Москву Ртищев никогда более не получал ответственных назначений. От Крымского похода князя В. Б. Голицына он освободился по болезни ног, заплатив по 2 рубля с каждого из принадлежавших ему 147 крестьянских дворов, а 15-го августа 1692 г. получил и полную отставку от полковой службы по старости, — ранее старшего своего брата Федора. Но совсем без дела при Петре Великом не оставался никто: в 1696 году Ртищева посылали в Мирополье принять там солдат и отвести на Валуйку; с 1703 года ему было велено жить ежегодно три месяца в Москве для посылок из Разрядного Приказа; в 1708 г. он еще являлся, приехав в Москву, В. Д. Корчмину, а в следующем — 1709 г. — скончался.
Вещественным памятником по нем остается пожертвованное им излюбленному Ртищевыми монастырю — Лихвинскому Доброму Покровскому — в 1692 году, для поминовения его родителей, евангелие, печатанное на александрийской бумаге и стоившее 150 рублей. Дар этот был ему под силу, ибо обеспечен он был имущественно вполне. Военными службами своими он давно приобрел, кроме поместного оклада в 1000 четвертей, и жалованье свыше 100 руб. в год, а за женою своей Евдокией получил от ее отца, дворянина Московского Тимофея Дмитриевича Клокачева, 13-го августа 1672 г., небольшую вотчину в Шуйском уезде; имев в разное время поместья в Переяславле-Залесском, Дмитровском, Ржево-Володимирском, Зубцовском, Углицком и Елецком уездах, он приобрел вотчины на Пошехонье, на Орле; из Кашинского его поместья пожаловано было ему в вотчину, за Чигиринскую его службу, 200 четвертей (из числа его крестьян в Зубцовском уезде 29 дворов долгие годы находились в споре с боярином Кондратьем Фомичом Нарышкиным). Получил он также часть наследства бездетного меньшого своего брата Луки; сам он тоже детей не имел, и наследовали по нем потомки старшего его брата — Максима Ртищева.
Московский Архив Министерства Юстиции, боярские книги: 5, л. 92 об.; 6, л. 123 об.; 7, л. 161; 10, л. 111; 11, л. 126; боярские списки с 1-ой по 57 книгу; столпцы Московского стола 420, № 59; 397, І столпик, № 98, 532, VІ столпик, № 209; 590, № 226; 253, № 36; 731, № 1085; 775, № 412; 1009, XIII столпик, № 12; 297, № 140; 704, № 1; 700, №№ 74—79; жалованным грамотам записная книга 13, лл. 352 об. —353; столпцы вотчинной записки 1678 г., № 18285; переписная книга Кашинского уезда 1678 г., № 11. 837, д. 164, д. 192 и др.; «Дворцовые Разряды», т. III, ст. 522, 567, 979; дополн. к т. III, ст. 415; т. IV, ст. 5, 8, 12, 106; «Дополнения к Актам Историческим», т. X, № 3, акты І — VIII; «Древняя Российская Вивлиофика», изд. 1-ое, т. VII, стр. 367 и 387; Архим. Леонид, «Описание Лихвинского Покровского Доброго монастыря»; семейный Архив Кашкиных в с. Нижних Прысках (ныне в Имп. Академии Наук); Н. Н. Кашкин, Родословные Разведки, под ред. Б. Л. Модзалевского, т. І, СПб. 1912, стр. 395—399.