Ромодановский, князь Федор Юрьевич, ближний стольник при Царях Алексее Михайловиче, Феодоре, Иоанне и Петре Алексеевичах; потешный генералиссимус 4-х выборных Петровских гвардейских полков и адмирал; князь-кесарь, обладавший высшей юрисдикцией по делам гражданским и уголовным; начальник Преображенского Приказа и главный начальник города Москвы; Пресбургский король. Происходил из старинного рода князей Стародубских, ведущих свое происхождение от Рюрика. В родословной князей Стародубских значится, что потомок великого князя Владимира Святого, крестившего Русскую Землю, князь Иван Всеволодовичу получил от брата своего, великого князя Ярослава Всеволодовича в удел Стародуб, и что от него пошли князья Стародубские. Праправнук этого князя Ивана, князь Федор Андреевич Стародубский, имел сына князя Василия Ромодановского. В Бархатной Книге записано, что "У пятого сына князя Федора, княж Андреева сына Стародубского, у князя Василия Федоровича Ромодановского дети"... Таким образом, князь Василий Федорович Стародубский, прямой потомок Рюрика, живший во второй половине XV века, первый начал называться и писаться Ромодановским. Потомки этого князя служили в боярах и других высших званиях и чинах. Однако, по свидетельству Котошихина, при нем князья Ромодановские принадлежали к меньшим, или вторым родам Московской знати. В XVI и XVII веках фамилия Ромодановских встречается в перечне знатных родов второго разряда, члены которых служили как в боярах, так и в окольничих: в ХVІ веке, по 7108 год, они упоминаются в боярах всего один раз, а в XVII веке, по 7185 год — 5 раз. Но уже в царствование Алексея Михайловича — при жизни отца Федора Юрьевича — начинается возвышение фамилии Ромодановских. Так, дед Федора Юрьевича, князь Иван Иванович Ромодановский, пишется еще в Боярских книгах сначала стольником (1626 г.), а затем уже боярином (1657 год). Отец Федора Юрьевича, князь Юрий Иванович, также пишется стольником, а затем и боярином. Но, помимо этого, князь Юрий Иванович пользовался благосклонностью и неограниченным доверием Царя Алексея Михайловича и был его любимцем и другом.
Год и место рождения князя Федора Юрьевича, равно как и первые годы его службы, не известны, но по-видимому, как сын друга царского, князь Федор с малых лет находился при дворе. Когда в 1672 году праздновалось рождение Петра Алексеевича, то в числе десяти дворян, приглашенных к родинному столу в Грановитой Палате, князь Федор Юрьевич Ромодановский показан первым. После того он получил звание ближнего стольника, которое не переставал носить в течение всей своей долгой жизни. В боярской же книге князь Федор Юрьевич Ромодановский пишется комнатным стольником в 1675 году. В 1678 году также показан он в стольниках и в том же году был первым воеводою войск, действовавших против турок. 13-го августа этого года он разбил близ Чигирина турецкие войска, находившиеся под начальством Каплана-паши и Хана Крымского, и овладел всем их оружием и обозом. Быстрое возвышение князя Ромодановского начинается с первых лет царствования Петра Великого. Впервые о деятельности его в это царствование упоминается под 1689-м годом, во время второго стрелецкого бунта. Когда бунт был подавлен, и Царевна Софья заключена была в Новодевичий монастырь, — князю Федору Ромодановскому был поручен надзор за нею. "Для крепкого ее содержания вскоре поставлен был перед монастырем тем крепкий караул из потешных солдат Преображенского полка, над которым командовал тогда в главном правлении из комнатных стольников князь Федор Юрьевич Ромодановский, муж верный и твердый, со всегдашним надзирательством". Стоя во главе Преображенского полка, князь Ф. Ю. Ромодановский вместе с ним принимал деятельное участие во всех четырех потешных походах Петра. В октябре 1691 года, во время первого похода Петра на крепость Пресбург, построенную в 1684 г. Тиммерманом и бывшую стольным городом князя Федора Юрьевича, сам князь был назначен генералиссимусом и действовал под именем Фридриха Ромодановского. В результате "великого и страшного боя", "равнявшегося судному дню", ротмистр Петр Алексеев, т. е. сам царь Петр, взял генералиссимуса в плен. В 1693-м и в 1694-м гг. были сделаны два морских похода к Архангельску. Готовясь к походу 1693 года, "Петр выбрал лучших солдат для состава морских экипажей, придумал морские сигналы, начертил план маневров и назначил командиров будущего флота: адмиралом — генералиссимуса Ромодановского, вице-адмиралом — Бутурлина, а себя шкипером".
В походе 1694 года опять всей флотилией командовал адмирал Ромодановский, "человек", по выражению Петра: "зело смелый к войне, а паче к водяному пути". "С того похода Великий Князь Петр Алексеевич изволил прийти к Москве в августе месяце, а князя Федора Юрьевича Ромодановского встретили все палатные люди на Мытищах" (подмосковное село). В том же 1694 году, осенью, был сделан большой потешный поход Кожуховский (село Кожухове — в 4-х верстах от Москвы, по Коломенской дороге), и в этом походе князь Ф. Ю. Ромодановский занимал самое видное место, командуя "Русскою" армиею, состоявшею из потешных полков — Преображенского и Семеновского, — выборных полков солдатских — Лефортова и Бутырского, трех рот гранатчиков, восьми выборных рот рейтарских, двух рот даточных людей, под именем нахалов и налетов, и 20-ти рот стольничих и действовавшей против неприятельской армии, находившейся под командою "короля Польского" — Ивана Ивановича Бутурлина. Во время подготовления к походу был издан указ о высылке стольников, стряпчих и дворян к ротному учению. Люди приезжали в Москву, записывали приезды свои в Разряде, а из Разряда их всех отсылали в Преображенское, указывая явиться к князю Федору Юрьевичу Ромодановскому, в большом полку. В этом походе Ромодановский осаждал безымянную крепость, — село, защищаемое стрельцами и ротами из дьяков и подьячих под начальством Бутурлина. После 4-недельной осады село было взято, а плененный Бутурлин приведен в шатер к Ромодановскому. По словам современника, "Главнокомандующий был поздравлен от регулярных полков беглым огнем, чем вся сия примерная война и кончилась". После Кожуховского похода, приветствуемый, как победитель, генералиссимус Ромодановский задал великолепный пир всем участникам маневров.
В 1695 году, когда Петр отправился в Азовский поход, князь Ф. Ю. Ромодановский был им оставлен в Москве. К этому времени относится начало обширной переписки Петра и Ромодановского, продолжавшейся и в последующие годы, во время отъездов Петра из Москвы. Петр сообщает в этих письмах о своих делах, о постройке флота и т. п. или просто возвещает о своем здоровье. Из переписки этой, по тому времени весьма оживленной (сохранилось 17 писем, написанных Петром князю с мая по ноябрь 1695 года, и много писем князя к Государю за этот период) видно, что князь Федор Юрьевич пользовался неограниченным доверием Царя и что ему было поручено ведать важнейшие дела. В письменных сношениях Петр окружает Ромодановского тем же почетом, как и в личных, величает его высшими титулами: Siir, Min Her Kenich, Ваше Пресветлейшество, Ваше Величество и т. п., являет перед ним вид подданного. Так, в письме из Нижнего от 19-го мая 1695 года Петр пишет: "Min Her Kenich. Письмо Вашего Пресветлейшества, государя моего милостиваго, в стольном граде Пресшпурхе мая в 14 день писанное, мне в 18 день отдано, за которую вашу государскую милость должны до последней капли крови своей пролить, для чего и ныне посланы... Засим отдаюсь в покров щедрот Ваших, всегдашний раб пресветлейшего вашего Величества бомбардир Piter". Также и в других письмах к Ромодановскому и другим лицам Петр постоянно пишет о "государевой" его (князя Р.) милости, о счастливом его пребывании в государстве, подписываясь: "Его Пресветлейшества, генералиссимуса князя Федора Юрьевича бомбардир", "under Knech Piter", "Aldach iv Knecht", "холоп ваш Kaptein Piter" и т. п. и адресуя письма "Государю князю Федору Юрьевичу".
Нельзя не отметить также весьма интересного по своей форме письма Петра к Ромодановскому от 19-го июня 1695 года. "Сего месяца в 14 день отец твой, великий господин святейший кир Ианникит, архиепископ Прешпурский и всея Яузы и всего Кокуя патриарх, такожде холопы твои... в добром здравии. Нижайшие услужники пресветлого вашего величества Ивашка меньшой Бутурлин, Яшка Брюс, Федька Троекуров, "Петрушка Алексеев", Ивашка Гумерт — челом бьют". Но в большинстве случаев письма выдерживались в строгом, официальном тоне; особенно это следует сказать про письма в случаях важных. Так, 20-го июля 1696 года, донося о сдаче Азова, Петр писал: "Min Her Koninch. Известно вам, государю, что благословил Господь Бог оружия ваша государския, понеже вчерашнего дня молитвой и счастьем вашим государским, Азовцы, видя конечную тесноту, сдались, а каким поведением и что чего взято, буду писать в будущей почте. Изменника Якушку отдали жива. Piter". Любопытно отметить, что в последующие годы — во время Шведской войны — письма Петра изменяют свой характер; нет уже прежнего величания, нет торжественности. Адресует он письма просто князю Федору Юрьевичу, и даже князю Федору. Воля Петра здесь кратко и определенно выражается словом: "изволь". Но в торжественных случаях, при известиях о победах и пр., Петр по старому обращается к Ромодановскому в высоко почтительней форме: "Известно Вашему Величеству" и т. д. — Ответные письма князя Федора Юрьевича почти всегда носят строго деловой характер. Только иногда и он позволяет себе шутку, заканчивая письмо словами: "Последней пьяной Фетка Чемоданов, воспоминая вас за пипкою, челом бьет", или делая, например, выговор "капитану Питеру" за то, что тот поздравил его с праздником Пасхи заодно с другими. Петр немедленно отвечал: "Изволишь писать про вину мою, что я ваши государские лица вместе написал с иными, и в том прошу прощения, потому что корабельщики, наши братья, в чинах неискусны".
Особенное возвышение Ромодановского относится к 1697 году. Отправляясь с посольством в путешествие за границу, Петр поручил управление Москвою совету, составленному из бояр: Льва Кирилловича Нарышкина, князя Петра Ивановича Прозоровского, князя Бориса Алексеевича Голицына, Тихона Никитича Стрешнева и ближнего стольника князя Федора Юрьевича Ромодановского, объявив сего последнего председателем совета и Наместником в Москве. "А чтоб уважить более главного правителя князя Ромодановского, то дал ему титло Князя Кесаря и Величества, и сам делал вид перед ним подданного". Письмо Царя от 18 апреля 1697 года, писанное, вероятно, из Митавы, свидетельствует о том, что Петр позаботился и о средствах, которыми должна была поддерживаться власть князя-кесаря: последний получил от Царя "некоторую вещь на отмщенье врагов своего маестату". "Вещью" этой была особая машина или, как называл ее Петр, "мамура" для отсекания голов. Это видно из письма князя к Царю, писанного в августе того же года: "Писал Ты, господине, ко мне в своем письме, чтоб к тебе отписать, которая от тебя прислана мамура ко мне Московским людем недобрым в подарки, и тою мамурою учинен опыт над крестьянином Покровского села, что прежь сего бывало Рупцово, отсечена голова за то, что он зарезал посацкого человека; пытан трожды и в том винился, что зарезал с умыслу. Другова человека своего, Сидорку серебряника, который был в Московском разбое с Ваською Зверевым, тою ж мамурою указ учинен. А еще многие такие ж той мамуре подлежат, только еще указ не учинен, и к сей почте к ведомости не поспело. Буду о том к тебе впредь писать К. Ф. Р.". События последующего, 1698 года оправдали целесообразность особых полномочий, которыми был облечен князь Ромодановский. Когда стрельцы самовольно двинулись к Москве с Литовской границы (бывшей тогда у Великих Лук), где со времени первого бунта находились они в виде ссылки под командой князя Михаила Григорьевича Ромодановского, — бояре сильно обеспокоились, и лишь распорядительностью князя Федора Юрьевича Ромодановского бунт был подавлен. Об этом бунте Ромодановский доносил Петру: "Известно тебе, господине, буди: которые стрелецкие 5 полков были на Луках Великих с князем Михаилом Ромодановским, а из тех полков побежали в разных числах и явились многие на Москве в Стрелецком Приказе в разных же числах 40 человек и били челом винами своими о побеге своем и побежали-де они оттого, что хлеб дорог. И князь Иван Борисович в Стрелецком Приказе сказал стрельцам указ, чтобы они по прежнему государеву указу в те полки шли. И они сказали князь Ивану Борисовичу, что иттить готовы, и выдал бы стрельцам за те месяцы, на которые не дано стрельцам, деньгами. И им на те месяцы и выдали деньгами. И после того показали стрельцы упрямство и дурость перед князь Иваном Борисовичем и с Москвы иттить не хотели, допрасу..., а такую дурость и невежество перед ним явили, и о том подлинно хотел писать милости вашей сам князь Иван Борисович... Прислал ко мне князь Иван Борисович с ведомостью... реля против четвертого числа часа в отдачу... хотят стрельцы иттить в город и бить в колокола у церквей. Я по тем вестям велел полки собрать Преображенский, Семеновский и Лафертов и, собрав, для опасения послал полуполковника князя Никиту Репнина в Кремль, а с ним послано солдат с 700 человек с ружьями во всякой готовности. А Чамарса с тремя ротами Семеновскими велел обнять у всего Белого города ворота все. И после того от стрельцов ничего, слуху никакого не бывало. А как они невежеством говорили, — и на завтра князь Иван Борисович собрал бояр и боярам стрелецкий приход к Москве и их невежество боярам доносил. И бояре усоветовали в сиденье и послали по меня, и говорили мне, чтоб послать мне для высылки стрельцов на службу полковника с солдаты; а с ним послал солдат с шестьсот человек и велел сказать стрельцам государев указ, чтобы они шли на службу у Троицы по прежнему государеву указу, где кто в которых полках был. И стрельцы сказали ему, Чамарсу, что мы иттить на службу готовы; и пошли на завтрея — которые были на Луках Великих — те на Луки, а иные в Торопец, а пятого сборного полка во Брянск. А для розыску и наказания взяты в Стрелецкий Приказ из тех стрельцов 3 человека да четвертый стрелецкий сын. А стрельцы пошли на службу и без них милостью Божей все смирно". В ответ на это донесение Петр писал Ромодановскому 9-го мая из Амстердама: "В том же письме объявлено бунт от стрельцов и что вашим правительством и службою солдат усмирен. Зело радуемся; только зело мне печально и досадно на тебя, для чего ты сего дела в розыск не вступил — Бог тебя судит!
Не так было говорено на загородном дворе в сенях. Для чего и Автамона (Головина, командира Преображенского полка) взял, что не для этого? А буде думаете, что мы пропали (для того, что почты задержались), и для того, боясь, и в дело не вступаешь: воистинно скорее бы почты весть была; только, слава Богу, ни един человек не умер: все живы. Я не знаю, откуда на вас такой страх бабий. Мало ль живет, что почты пропадают? А ce в ту пору была и половодь. Неколи ничего делать с такою трусостью! Пожалуй, не осердись: воистинно от болезни сердца писал". Но вытесненные из столицы стрельцы не успокоились и вскоре снова подняли мятеж. По словам Голикова, в числе лиц, намеченных стрельцами к убийству, был и князь Федор Юрьевич Ромодановский. Об этом новом мятеже Ромодановский доносил "...Слушав бояре тех допросных речей и полковничьих писем, приговорили: против тех ослушников иттить с Москвы с полки боярину и воеводе Алексею Семеновичу Шеину с товарищи и в полку у него быть Московских чинов людям и отставным и недорослям Московского же чину всем, да солдатам" (письмо от 17-го июня). Видя серьезность положения, Петр писал в ответ на это письмо из Вены 16-го июля 1698 года. "Min Her Kenih, письмо твое, июня 17-го дня писанное, мне отдано, в котором пишешь ваша милость, что семя Ивана Михайловича (Милославского) растет, в чем прошу быть вас крепких, а кроме сего, ничем сей огнь угасить не мочьно. Хотя зело нам жаль нынешнего полезного дела (поездки в Венецию), однакоже сей ради причины будем к вам так, как вы не чаете. Piter".
Как до, так и после возвращения Петра, главный розыск по стрелецкому делу чинил князь Ф. Ю. Ромодановский. Но особенно развертывается его деятельность по возвращении Петра. В Преображенском — месте этого в высшей степени строгого допроса — пылало ежедневно, как свидетельствуют современники, по тридцати и более костров. Ежедневно происходили казни. Князь Федор Юрьевич превосходил других свирепостью розыска в такой же степени, как и был вообще суровее прочих: в изыскании истины он был упрям и строг даже до бесчеловечия. Во время казней Ромодановский собственноручно одним и тем же лезвием отсек 4-м стрельцам головы. Следует отметить, что в характеристике Ромодановского сходятся все исследователи. Так, весьма ярко его рисует Бантыш-Каменский: "Князь Федор Юрьевич Ромодановский был человек права жестокого, не знал, как милуют. Вид его, взор, голос вселял в других ужас. Воров Ромодановский вешал за ребра": таким образом им было однажды повешено 200 человек. Неоднократно сам Петр упрекал Ромодановского в жестокости. Так, в одном из писем (от 22-го декабря 1697 года из Амстердама) Государь писал: "Зверь! долго ль тебе людей жечь? И сюды раненые от вас приехали. Перестань знаться с Ивашкой (Хмельницким, т. е. пьянствовать). Быть от него роже драной". Достаточно выразительны и собственные слова Ромодановского, писанные Петру в ответ на это обвинение в пьянстве: "Неколи мне с Ивашкою знаться — всегда в кровях омываемся"; ваше то дело на досуге стало знакомство держать с Ивашкой, а нам недосуг".
В 1699 году Петр, опять покидая столицу, вновь передал всю полноту власти в руки Ромодановского и в частности поручил ему продолжение розыска по делу стрельцов. Розыск занимал 1698 и 1699 годы, но и после этого розыскная деятельность Ромодановского не замерла, а напротив, — расширилась. Стоя с первых лет правления Петра во главе Преображенского Приказа, Ромодановский ведал дела, как политические, так и общеполицейские. Но в начале XVIII столетия в Преображенском Приказе сосредоточиваются дела исключительно политические. Указом 1702 года приказывается всех людей, доносивших "Государево слово и дело", присылать в Преображенский Приказ, к стольнику князю Федору Юрьевичу Ромодановскому. Тенденция изъять из ведения "страшного Пресбургского короля" обычные уголовные дела заметна у Петра еще в 1698 году. Когда лучший из учеников "морского дела", посланных Петром за границу, Скляев, при проезде из-за границы в Воронеж, где его ожидал Царь, задрался в Москве с Преображенскими солдатами и вместе с товарищем своим, Лукьяном Верещагиным, попал в руки Ромодановского, Петр, указывая на то, что данное дело — не государственное, просил князя-кесаря освободить виновных. На это князь отвечал: "Что ты изволишь ко мне писать о Лукьяне Верещагине и о Скляеве, будто я их задержал, — я их не задержал, только у меня сутки ночевали. Вина их такая: ехали Покровскою слободою пьяны и задрались с солдаты Преображенского полку, изрубили двух человек солдат и по розыску явилось на обе стороны неправы; и я, розыскав, высек Скляева за его дурость, также и челобитчиков, с кем ссора учинилась, и того часу отослал к Федору Алексеевичу (Головину). В том на меня не прогневись: не обык в дуростях спускать, хотя б и не такова чину были". Но не только привычка заставляла князя Ромодановского разбирать дела и не политические: он должен был, как глава государства, оберегать порученных ему Петром мирных граждан от насилий и грабежей и вести войну с разбойниками, от которых не было житья.
Среди насильников бывали и знатные люди, которым князь Ромодановский также не давал пощады. Он старался отклонять от себя дела, в которых были замешаны его родственники, чтобы не навлечь на себя обвинения в пристрастии и дабы не быть "в ругательстве и лае". Когда муж его дочери Федосьи Феодоровны Абрам Федорович Лопухин был обвинен в замыслах против Государя, князь Федор Юрьевич не замолвил за него ни единого слова, и Лопухин был казнен. В ряду разнообразных дел Ромодановский вел в 1705 году расследование о "ворах" Астраханских и с Дону, а в 1707 году — по делу Мазепы. Ведая Преображенский Приказ, занимая должность, которая важностью своей и силой ни с какой другой не равнялась, Ромодановский вместе с тем ведал еще и другие дела. В 1698 году князь имел смотрение за торговлею табаком, ведал пошлинным табачным сбором и должен был, по должности начальника Преображенского Приказа, расследовать дело о злоупотреблениях табачного откупщика Орленка. Петр писал ему: "Писал ко мне Виниус, жалуясь на Орленка и товарищей его во всяких насильствах и убийствах в Сибири, — и то изволь своим премудрым разумом разыскать, чтоб тамошние дикие края к какому смущению не пришли". В 1703 году ведал он Аптекарский и Сибирский Приказы. Как главный начальник города Москвы, князь Ромодановский в 1700 г. производил сбор денег с обывателей для замощения столицы. В 1701 г., после сильного пожара, опустошившего Москву, князь Федор Юрьевич занялся отстраиванием вверенной ему столицы. Наряду с этим князь Ф. Ю. Ромодановский заведовал снабжением армии артиллерией, литьем пушек, и заготовлением снарядов к ним. Наконец, князь и ведал производством в чины, которые от него получал и сам Петр: все высшие чины — полковника (1706 г.) генерал-поручика и шоутбейнахта (контр-адмирала; 1709) и вице-адмирала (1714) были пожалованы Петру Князем-Кесарем. Особенно большой торжественностью было обставлено последнее производство. Князь-кесарь Ромодановский сидел в Сенате. Весь кортеж, сопровождавшие Царя, остановился перед палатами сенатскими. Петр велел доложить Его Величеству Князю Кесарю и, получив позволение, вошел и подал Князю-Кесарю рапорт и рекомендательное о себе от Генерал-адмирала графа Ф. M. Апраксина письмо. Князь Кесарь, прочитав вслух рапорт и письмо, похвалил Царя за службу и пожаловал его вице-адмиралом сказав: "Здравствуй, Вице-Адмирал!" В этой церемонии, а также в том величании, которым окружал Петр Ромодановского, некоторые исследователи склонны видеть насмешку над ним Петра, а в лице Ромодановского — шута. Соловьев идет даже еще дальше и пишет: "Ромодановский был шутовской адмирал, как был шутовской король, шутовской генералиссимус". С этим, однако, нельзя согласиться. Правда, один из современников князя Ф. Ю. Ромодановского князь Борис Иванович Куракин, передавая в своей "Гистории о Царе Петре Алексеевиче" о забавах Царя, о потешных его баталиях и о том, как баталии эти происходили под начальством двух "шутошных" государей, одним из которых был князь Федор Юрьевич, склонен перенести эту "шутошность" и на самую личность князя, говоря, что он был "характеру партикулярного и собою видом, как монстра, превеликий нежелатель добра никому, пьян во вся дни", но этот отзыв вряд ли может считаться вполне беспристрастным. Свидетельство о "партикулярном" характере князя Ф. Ю. Ромодановского плохо мирится с известиями о достигнутых им на поле брани успехах, о победе его над турками и татарами и удачном ведении потешных баталий, а также о том умении, с которым князь ведал артиллерийским снабжением армии во время походов Петра Великого. Достаточно проследить переписку Петра с князем по сему вопросу, чтобы убедиться, насколько Царь доверял ему в этом деле и как умело справлялся князь с данными ему Царем поручениями. Например, 1706 года, 22 дня февраля, Петр писал Ромодановскому:
"Sir. Письмо ваше государское приняв, ответствую, Пороху изволь держать 25000 пут постоянна всегда, а что убудет, тотчас дополнить. Фетилю 400 пут изволь прислать; також 600 палуб для пороха и две тысячи телег простых с нарочитым числом колес и осей [сиу б число с теми б было, которые в Смоленску есть], также 20 пушек полковых новова образца, [при которых железные мортирцы есть] и 20 медных мортирцов [которых по два на одном станку без пушек] нового же обрасца прислать в Смоленеск поскоряя. Да послал я при сем письме два текена пушкам, 12-и 6-оунтовой. Изволь зделав, також сим путем прислать в Смоленеск все сие. Которое как привезут в Смоленск, прежде бы описывались к нам в полки, а, не описафся, не возили. Здесь, слава Богу, все добро, и наши в Гродне во всякой делости, и ведомости частые от них емеем".
Об исполнении распоряжений государя, объявленных в этом письме, князь Ромодановский сообщил Петру Великому в нижеследующих трех письмах: "Господине капитан Петр Алексеевич, здравие твое да сохранит десница Вышнего на лета многа. Писмо твое мне отдано февраля в 25 день, в котором писано о присылке пушек в Смоленеск трехфунтовых с мартирцы да дватцать мартирцов, которые по два на станку. Вышлю тотчас в Смоленск; палубы и телеги против писма приказал делать; двенатцатифунтовых пушек десять, пятифунтовых десять же делать почяли, и делают немедленно днем и по начам. И что чево будет в готовности, отпущать прикажу без задержания. И велел до вашей милости из Смоленска описыватца, что чево в Смоленск привезено будет".
"Господине капитан Петр Алексеевич, здравие твое да сохранит десница Вышнего на лета многа. Извесно милости твоей буди: против писма милости твоей отпущено в Смоленеск дватцать пушек трехфунтовых с мартирцами железными да дватцать мартирцав медных, которых по два на станке, четыреста пуд фетилю, да десеть тесечь восемсот граната штифунтовых, сто деветь палуб, да в Смоленску девяноста три палубы. А достальные палубы делают наскора, также и телеги против твоево писма; и велено надзирать над всеми, чтоб делали денно и ношна. Пушки двенатцатифунтовые и штифунтовые к литью готовятца, и, чаю, милостию Божию не замедлетца. В остатке восемдесят мартирцав медных, по два на станке; как об них укажешь: все ль присылать в Смоленеск, или до указу быть на Москве? О том желаю отповеди".
"Господине капитан Петр Алексеевич. Здравие твое да сохранит десница Вышнего на лета многа. Писмо твое от милости твоей получил марта 11-го числа, в котором писано: как ко мне о чем станет писать господин Меншиков, чтоб исправлено было не мешкав. И я делаю так, как возможно. В том же писме писано, чтоб готовить пятдесят тележек, в чем скарастрельные патроны возить. И у меня их пятдесят готовят; а зделав, немедленно пришлю. Извесно милости вашей буди, что отпущено в Смоленск марта 8-го числа нынешнего 706-го году с капитаном с Васильем Кривцовым 20 пушек медных новой манеры, ядром по три фунта, и с мартирцы железными, с станки и с колесы; 20 шухл медных к трехфунтовым; 20 набойников; 30 банников к медным мартирцам и к железным 11000 гранат штифунтовых; 4000 ядер трехфунтовых; 400 пуд фетилю; 110 палуб. А в Смоленске старова отпуску 93 палубы, итого 203 палубы. А телег простых в Смоленску ничего нет. Против писма твоево указное число палубы и телеги готовят; а как изготовят, немедленно пришлю в Смоленск. Да нынешнего 706-го году марта 14-го числа отпущено в Смоленск с капитаном с Афтамоном Петровым, по писму Василья Карчмина велено 2 пушки прислать, чтоб ис трехфунтовых пушек стрелять штифунтовыми ядрами. И те две пушки розсверлины и посланы с тем капитаном с станки, и с калесы, и с перетки, с шухлы, и з банники и с набойники; да в запас к тем пушкам 2 колеса передних, да 2 колеса задних, 400 ядер штифунтовых, 400 картечь обвязаных штифунтовых, 400 картузников штифунтовых з дробью жестяных, 2000 трубок скарастрельных жестяных к треми штифунтовым пушкам, 3000 трубок жестяных к медным и железным мартирцам, 100000 кремней к фузеям и к пистолетам и к карабинам, 50 осей дубовых к осмнатцатифунтовым пушкам, 3000 трубок деревеных к штифунтовым гранатам по обрасцу Василья Карчмина. Пушки по новому обрасцу, которые обрасцы присланы от милости твоей, станут лить марта 19-го числа штифунтовые, а двенатцатифунтовые станут лишь марта 26-го числа, а скоряя тово управитца невозможно: и так делали денно и ночно, покою себе не знали. Которые в остатках восмдесет мартирцов медных, в Смоленеск ли прислать, или на Москве до указу быть? Желаю отповеди. Князь Федар Рамаданафскай. Уже эти письма в достаточной степени определяют характер деятельности князя и отношения к нему Петра.
Даровав Ромодановскому первые чины еще во время потешных походов, "когда на уме ничего, кроме игры, не было", Петр не только сохраняет их за ним уже в зрелом возрасте, но даже дает ему еще новые чины отнюдь не для смеха, а несомненно ввиду выдающихся достоинств князя и, может быть, отчасти и для того, чтоб сокрушить "господствующую до сего", по выражению Голикова, гидру местничества: "...Петр Великий, с самого начала правления своего желая показать подданным своим пример подчиненности самим собою, хотел, чтобы его почитали некоторым образом подвластным Князю Ромодановскому, дабы чрез сие заставить Россиян уважать своих начальников, какого бы они ни были происхождения, и показать им, что не знатность и богатство дают право на получение чинов и почестей, но душевные достоинства и дарования". И если Петр окружал иногда Ромодановского излишней торжественностью и делал его предметом шутки, как то было в 1702 г., на свадьбе шута Шанского, когда Федор Юрьевич изображал собою старинного царя в прежних одеждах, то в этом проявлялось скорее "больше настроения, чем тенденции". Во второй половине Петровского царствования князя Ф. Ю. Ромодановский, как правитель, отошел на второй план. Во главе управления стали коллегиальные учреждения, и в состав некоторых из них вошел и Ромодановский. Так, известно, что князь Федор Юрьевич входил в Ближнюю Канцелярию: в списке же членов Сената мы его не находим. Впрочем, до учреждения Сената Петр постоянно обращался к Ромодановскому. В 1707 году Царь писал ему из Вильны, по поводу неаккуратного посещения боярами, членами Совета, заседаний в Ближней Канцелярии: "Изволь объявить при съезде в Палате всем министрам, которые в конзилию съезжаются, чтоб они всякие дела, о которых советуют, записывали, и каждый бы министр своею рукою подписывал, что зело нужно надобно, и без того отнюдь никакого дела не определяли бы, ибо сим всякого рода дурость явлена будет". — Как бы то ни было, роль князя Федора Юрьевича сильно изменилась: "их милость, правящий все", мало-помалу должен был передать различные отрасли управления в руки более молодых, более образованных сподвижников Петра и остаться царить в одном своем Преображенском Приказе, над которым он до конца дней сохранил всю полноту власти. В последние годы жизни князя Федора Юрьевича на него было немало нареканий, но Петр Великий, уверенный в его беспристрастии и бескорыстии, мало обращал внимания на доносы на грозного князя и сам сносил от него разные неприятности. В 1713 году Царь писал графу Апраксину: "С дедушком нашим, как с чертом вожуся, а не знаю, что делать. Бог знает, какой человек?"
В частном обиходе князь Федор Юрьевич Ромодановский жил укладом старинного боярина, любил и почитал старые нравы и придерживался старинных обычаев; был гостеприимен, но требовал от всех к себе особого почтения. В обществе перед ним все стояли. "Никто не смел въезжать к нему во двор, — сам Государь оставлял свою одноколку у ворот его". Дом князя Ромодановского находился в Москве, на Моховой, около Каменного моста; на столбах у него было изображение родового герба князей Ромодановских: черного крылатого дракона в золотом поле. Во дворе дома князя находились ручные медведи, один из которых приветствовал посетителей, поднося каждому чару крепчайшей перцовки, которую обязательно было выпить, чтобы не быть оцарапанным зверем.
Ближайший исполнитель предначертаний Петра, князь Федор Юрьевич не всегда разделял его взгляды: так, между прочим, он не сочувствовал женитьбе Петра на Екатерине.
Умер князь Федор Юрьевич Ромодановский в преклонном возрасте, 17-го сентября 1717 года; место его погребения неизвестно.
Личность князя Ф. Ю. Ромодановского и отношение к нему Петра Великого занимали многих исследователей, но не могут считаться окончательно выясненными до настоящего времени: в отношении историков к князю-кесарю замечается двойственность, порождаемая таким же отношением к нему и самого Царя. Вернувшись из-за границы в 1698 году, Царь собственноручно обрезал бороду Ромодановскому; в другой раз, когда князь стал защищать Шеина от обвинений Петра. Царь бросился на него с обнаженной шпагой и, ударив по руке, едва не отрубил ему пальцев; неоднократно заставлял он князя играть шутовские роли — это факты, записанные историей. Но, с другой стороны, история знает, что в руки князя Федора Юрьевича была передана фактически сильная власть административная, что ни одно политическое дело не вершилось без его участия и наблюдения, что в хозяйственных делах Петр оказывал ему большое доверие, и потому трудно думать, чтобы князь Ромодановский был, как говорит M. И. Семевский, только подставной куклой, куклой весьма комичной" и чтобы титул князя-кесаря был ему придан "из шутовства, ради насмешки", и если не вызывал таковой, то только потому, что с князем, имевшим в своем ведении застенок, в руках кнут, а на дворе медведей, готовых, по мановению хозяина, понять дерзкого, шутить было опасно. Никто не решался смеяться над званием князя-кесаря и рассуждать об его значении, и потому в письмах, реляциях и всевозможных официальных бумагах либо о князе Ромодановском, либо к нему писанных, нигде не встречается каких-либо острот над его званием, которые были бы неизбежны, если бы князь-кесарь имел только пародию власти. Совершенно невероятно, чтобы Царь Петр, зная, в каком состоянии находятся умы в оставляемом им государстве, и какой опасности подвергается задуманное им великое дело преобразования, мог поставить во главе правительства шута, подставную куклу, а не достойного всеобщего уважения твердого мужа, способного разобраться в сложных и разнообразных государственных вопросах.
Родословная книга князей и дворян, известная под названием Бархатная Книга, Москва. 1787 ч. II; Алфавитный указатель фамилий и лиц, упоминаемых в боярских книгах, хранящихся в І-м отделении Московского Архива Министерства Юстиции, Москва. 1853 г.; Князь П. Долгоруков, "Российская родословная книга", ч. II, СПб. 1855 г.; И. И. Голиков, "Деяния Петра Великого", Москва. 1789 г., т.т. І, II, III, IV, X, XI. XII и "Дополнения", т.т. IV — VIII, X, XV; Н. Г. Устрялов, "История царствования Петра Великого", СПб. 1858; Г. Котошихин, О России в царствование Алексея Михайловича, СПб. 1859; И. Желябужский, "Дневные записки" — "Русский Архив", 1910 г. № 9; "Записки русских людей", изд. Сахарова, "Записки Матвеева", стр. 57, 63; "Достопамятные повести и речи Петра Великого, записанные денщиком его Нартовым" ("Москвитянин, 1842 г., №№ 4, 6, 8, 11); Патрик Гордон, "Дневник, веденный им во время его шведской и польской службы от 1650 по 1661 год и во время его пребывания в России от 1661 по 1699 год" ч. І, Москва. 1892; Иоганн Георг Корб, "Дневник путешествия в Московию" (1698—1699). Перевод с примечаниями А. И. Малеина, СПб. 1906; "Российской Магазин, составленный трудами Федора Туманского", СПб. 1793 г., ч. І и V; "Сборник Императорского Русского Исторического Общества" т. 63; "Письма и бумаги Петра Великого" т.т. І — VІ; В. И. Веретенников, "История Тайной Канцелярии Петровского времени", Харьков, 1910; Н. Я. Токарев, "Ближняя Канцелярия при Петре Великом и ее дела", стр. 47; А. А. Востоков, "О делах генерального двора", стр. 3 (обе статьи в "Описании документов и бумаг, хранящихся в Московском Архиве Министерства Юстиции", т. V, Москва. 1888); "Опыт трудов Вольного Российского Собрания при Императорском Московском Университете" т.т. IV — V, 1778 г.; А. Катифор, Житие Петра Великого, СПб. 1772, изд. І, стр. 112, 828; А. Градовский. Высшая администрация России XVIII ст. и генерал-прокуроры, СПб. 1866; Н. П. Павлов-Сильванский, "Государевы служилые люди". СПб. 1909; Н. В. Чарыков, "Посольство в Рим и служба в Москве Павла Менезия" (1637—1694), СПб. 1906; "Птенцы Петра Великого". Сообщил С. И. Турбин — "Русская Старина" 1872 г., т. V, № 6; "Записки Юста Юля, Датского посланника при Петре Великом" (1709—1711) — "Русский Архив" 1892, ч. III; M, Д. Хмыров, "Графиня Екатерина Ивановна Головкина и ее время (1701—1791), СПб. 1867; М. И. Семевский, "Очерки и рассказы из русской жизни XVIII в. Слово и дело, 1700—1725", СПб. 1884; Он же "Царица Прасковья Федоровна", СПб. 1883; "Альбом Северных Муз" 1828 г.; "Древняя и новая Россия" 1876 г., № III; "Чтения в Обществе Истории и древностей Российских при Московском Университете", 1860 г. — кн. I; И, Н. Козановский, Андрей Виниус, сотрудник Петра Великого". "Русская Старина" 1910 г., № VIII; А. Брикнер, "Иллюстрированная история Петра Великого", СПб. 1882; В. О. Ключевский, Курс русской истории, часть 4 (литографированный курс); С. М. Соловьев, "История России с древнейших времен". Второе издание, СПб., кн. III и IV; П. Н. Петров, История Петербурга. 1703—1782, СПб., 1885; "Архив князя Куракина", кн. І. СПб. 1890; Граф Павел Шереметев. Владимир Петрович Шереметев. 1668—1737. I — II. Москва 1914; Платон Бекетов. Собрание портретов Россиян знаменитых. Ч. I, отд. IV, стр. 188—192; Петр Великий, его полководцы и министры с присовокуплением кратких о жизни их описаний. Издание В. Алексеева. Москва 1848; Е. П. Карпович, "Замечательные богатства частных лиц в России", СПб., 1885. С. Елагин, "Материалы для истории русского флота", ч. I. СПб., 1865; М. П. Азанчевский; История Л.-гв. Преображенского полка, Москва, 1819; М. Г. Ф. Известие о начале Преображенского и Семеновского полков гвардий; Корнилович, Известие о первых маневрах при Петре І-м. — "Северный Архив" 1834 г.; Павловский и Сторковский. "Полтавская битва и ее памятники", Полтава, 1895 г.; "Владимирские губернские ведомости" 1865 г., № 10, 1870 г., № 6; 1871 г., №№ 33, 39, 1876 г., № 3; "Русский Архив" 1865 г., № 5—6; "Русская Старина" 1878 г., т. XXIII; "Mémoires pour servir à l'histoire de l'Empire Russien sous Pierre le Grand" р. 300; Бантыш-Каменский, "Словарь достопамятных людей русской земли". Москва, 1836 г.; Старчевский. Справочный Энциклопедический Словарь, СПб. 1855, т. IX, ч. II.; Michaud. Biographie universelle, v. R; Leveque, Histoire de Russie; Spada, Ephémérides Russes politiques, littéraires, historiques et nécrologiques, СПб. 1806, т. 1.