Романов, Иван Никитич, боярин; ум. 18-го июля 1640 г; сын боярина Никиты Романовича и жены его Евдокии Александровны, урожденной княжны Горбатой-Шуйской; женат был на княжне Ульяне Феодоровне Литвиновой-Мосальской. В 1591 г., июля 10-го, был он прислан царем Феодором Иоанновичем в Серпухов, где тогда остановились большие бояре с войском, считая невозможным преследовать дальше Крымского хана Казы-Гирея, бежавшего из-под Москвы. Иван Никитич приехал от государя с жалованьем и с золотыми и о здоровье спрашивать. В 1597 г., мая 22-го, он присутствовал в Большой Грановитой Палате при приеме царем Немецкого посла — бургграфа Авраама Донавского. В 1599 г., августа 19-го, в день приема Шведского королевича Густава, Р. был чашником у царя Бориса. В 1601 г., когда опала постигла Романовых и их родственников, Иван Никитич также был сослан, 30-го июня, в Пелым, под наблюдением стрелецкого головы Смирнова-Маматова, который повез его из Москвы уже в оковах не вследствие царского указа, а из опасения, чтобы он не бежал с дороги. 20-го ноября 1601 г. в Пелым был привезен его брат Василий Никитич, совершенно больной, вследствие изнурительного пути от Яренска до Пелыма. Три месяца прожили братья в одной избе, прикованные к стенам. К их счастью, с Иваном Никитичем поехал в ссылку его человек Сенька Иванов, по прозванию «Натирка»; он ухаживал сначала за Иваном Никитичем, который, судя по донесению Маматова, «болен старою болезнию, рукою не владеет, на ногу маленько приступает», а затем и за Василием Никитичем. Весьма возможно, что Маматов напрасно употребил выражение «старою болезнию», желая лишь сложить с себя ответственность. На содержание Ивана Никитича было выдано Маматову 90 руб. и велено приготовлять мясные и рыбные кушанья и печь белый хлеб. После смерти Василия Никитича (15-го февраля 1602 г.) участь Ивана Никитича была облегчена. В марте Маматов получил предписание ехать с ним в Уфу; в конце мая Ивану Никитичу и его племяннику князю Ивану Борисовичу Черкасскому дозволено было быть «на службе в Нижнем Новгороде, а осенью им обоим велено было ехать к Москве. Если верить „Новому Летописцу“, Иван Никитич был отправлен в родовую вотчину Романовых — село Клины, где и находился под надзором Маматова. В 1605 г., июля 30-го, в день венчания на царство Лжедимитрия, Иван Никитич пожалован был в бояре, а затем был одним из членов „Государственного Сената“ в правление Лжедимитрия, который „всем обильно наполнил“ Ивана Никитича. В 1606 г., в числе других бояр и воевод, он был послан царем Василием Ивановичем Шуйским в Козельск, а в 1607 г., января 17-го, был одним из поезжан на свадьбе царя Василия Шуйского, а за обедом в день свадьбы и на следующий день сидел в кривом столе. В 1607—1608 г. он неоднократно участвовал в походах против „воров“, как называли приверженцев второго Лжедимитрия; он бывал вторым воеводою большого полка, в товарищах у князя Ив. Ив. Шуйского и у князя Вас. Мих. Скопина-Шуйского. При походе к Туле против „Тушинского вора“, т. е. второго Лжедимитрия, князь Гр. Петр. Ромодановский, бывший вторым воеводою в передовом полку, бил челом государю „о местех“ на Ивана Никитича Романова, второго воеводу большого полка. Для оберегания Москвы от нападения Тушинского вора князь Скопин-Шуйский и Иван Никитич стояли с большим полком у Тверских ворот. В сентябре 1610 г. бояре настаивали, чтобы ввести в Москву польские войска, так как де иначе чернь может передать ее Тушинскому вору. Патриарх Гермоген был сначала против этой меры, но уступил доводам Ивана Никитича, сказавшего, что если гетман Жолкевский отойдет от Москвы, то боярам ничего другого не останется делать, как идти вслед за поляками для спасения своих голов. В 1612 г., января 25-го и 26-го, находившиеся в Москве бояре послали увещательные грамоты в Кострому и Ярославль: о пребывании в верности избранному в Московские цари Польскому королевичу Владиславу, о невспоможении стоящим под Москвою воеводам князю Трубецкому и Заруцкому и о присылке к гетману Хоткевичу и к ним, боярам, выборных от города людей с повинною. Под этими грамотами подписался очень твердым и четким почерком, лучше всех остальных, „Боярин Иван Никитич Романов“. В мае 1613 года он подписался под окружною грамотою об избрании на Российский престол родного племянника своего, Михаила Феодоровича Романова. 11-го июня того же года, в день венчания на царство Михаила Феодоровича, посольский дьяк объявил от имени царя в Золотой Палате, перед тем, как идти в Успенский Собор, что государь велел князю Феод. Ив. Мстиславскому осыпать себя золотыми, Ивану Никитичу Романову держать Мономахову шапку, а князю Дмитрию Тимофеевичу Трубецкому держать скипетр. Князь Трубецкой бил челом на Ивана Никитича „о местех, что ему меньше Ивана быть невместно“. Государь сказал князю Трубецкому: „ведомо твое отчество перед Иваном, мочно ему тебя менши быть; а ныне тебе быти для того, что мне Иван Никитич по родству дядя, а быть вам без мест“. Вследствие такого распоряжения Иван Никитич держал шапку Мономаха, когда принесли ее с Казенного двора в Успенский Собор, а перед миропомазанием держал царский венец на золотом блюде.
В том же 1613 г., сентября 8-го, в день Рождества Богородицы, государь велел быть у стола боярам: князю Феод. Ив. Мстиславскому, Ивану Никитичу Романову и князю Бор. Мих. Лыкову, женатому на Анастасии Никитичне Романовой. Князь Лыков бил челом в отечестве на Ивана Никитича, а тот, в свою очередь, бил челом, что князь Лыков его обесчестил, и просил учинить указ. Государь „кручинился“ и несколько раз повторил князю Лыкову, чтобы он был у стола „под Иваном Никитичем“. Уговоры подействовали: после стола, когда царь подавал им чаши, князь Лыков подошел последним и не бил уже больше челом на Ивана Никитича.
17-го апреля 1614 г., в вербное воскресенье, Государь велел быть у стола боярам: князю Феод. Ив. Мстиславскому, Ивану Никитичу, князю Бор. Мих. Лыкову и окольничему Арт. Вас. Измайлову. Князь Лыков снова бил челом государю в отечестве на Ивана Никитича и, несмотря на напоминание Михаила Феодоровича, что в день Рождества Богородицы он сидел за столом ниже Ивана Никитича, князь Лыков соглашался быть меньше Романова только по родству его с царем. Михаил Феодорович возразил, что „менши Ивана Никитича быти ему мочно по многим мерам, а не по родству“. Князь Лыков не послушался государева указа, не сел за стол и поехал к себе на двор. Посланным государя он ответил, что „ехать готов к казни, а менши ему Ивана Никитича не бывать“. Вследствие этого после стола князь Лыков был отвезен к Ивану Никитичу и выдан ему головою.
Как ни странно, но после местничества с князем Лыковым, мы не встречаем в записях „Дворцового Разряда“ упоминаний о приглашении Ивана Никитича к царскому столу. Довольно редко присутствовал он и при приемах царем иностранных послов. 27-го января 1614 г. он сидел в Золотой Палате по правую сторону царя на приеме Английского посла Ивана Ульянова Мерика; в 1631 г. упоминается он на первом месте при приеме Шведского посла Антона Монира; в 1637 г. был при приеме Литовского гонца. Не думаем, чтобы причиной тому было болезненное состояние Ивана Никитича, так как в 1626 году он водил в Вербное воскресенье „осла“ под патриархом Филаретом Никитичем; в 1625 и 1627 г. „осла“ водил другой родственник царя и патриарха — князь Ив. Бор. Черкасский. В 1623 г., после того, как отложили намерение посватать за царя Михаила одну из иностранных принцесс, надумали расследовать дело о первой невесте царя, Хлоповой, которая жила в Нижнем Новгороде. Михаил Феодорович и патриарх Филарет призвали на совет самых близких людей: Ивана Никитича, князя Ив. Бор. Черкасского, Феод. Ив. Шереметева, — и на этом родственном совете порешили послать за отцом и за дядей Хлоповой, чтобы узнать от них обстоятельнее о болезни невесты. Несмотря на то, что здоровье ее не внушало опасений, брак этот не состоялся: 19-го сентября 1624 г. Михаил Феодорович женился на княжне Марье Владимировне Долгорукой. Иван Никитич был в „отцово“ место, а жена его — Ульяна Феодоровна — в „материно“ место; оба сидели в первый день „в лавке“, за столом. 5-го февраля 1626 г. на второй свадьбе царя Михаила с Евдокией Лукьяновной Стрешневой, войдя в Палату перед венчанием и поклоняся образам на все четыре стороны, Иван Никитич ударил челом государыне царевне и сел за столом, на большом месте, в лавке, выше ее матери, а подле него сидела его жена. Посидев немного, он послал к царю боярина князя Дан. Ив. Мезецкого и велел ему говорить речь государю. После стола, когда новобрачные шли к сеннику, Иван Никитич шел впереди до дверей Палаты; у дверей он сказал им речь, а изговоря, поклонился; жена его Ульяна Феодоровна шла для береженья, по правую сторону государыни; возле сенника, положив на себя соболью шубу мехом вверх, она осыпала царя и царицу „осыпалом“. На другой день после кушанья Иван Никитич и Ульяна Феодоровна были с государем и государыней в сеннике. В 1629 г., марта 12-го, родился царевич Алексей Михайлович; ему ударили челом: Иван Никитич — золотой братиной, оцененной в 121 pуб.; на венце надпись — имена царя и царевича, а между надписью, в „гнездах“, два лазоревых яхонта, да два изумруда; Ульяна Феодоровна — россольником, стоимостью в 40 руб., но более затейливым, чем братина: „и кровля, и стоянец, и поддон хрустальные, на кровле на столбике птица держит в когтях щит; ниже птицы четыре головы на змейках, литыя. У кровли край и у россольника венец и у поддона край серебряно, золочено. От венца к стоянцу четыре ехидны с крылы“.
На встречах под Москвой в 1625—1634 гг. Кизильбашских. Шведских, Датских, Турецких и Литовских послов бывало особенно много конных даточных людей Ивана Никитича; напр., в 1626 г. из общего числа 177 человек 40 человек было выставлено Иваном Никитичем. В 1631—34 гг. он перевез на своих подводах под Смоленск 300 четей государевых запасов для войск.
За Иваном Никитичем числилось в 1613 году вотчин 4626 четвертей и поместий 448 четвертей. Не знаем, были ли ему возвращены все земли, отобранные царем Борисом во время опалы над Романовыми. Из „Никитичей“, при воцарении Михаила Феодоровича, находились в живых только старший и младший, следовательно, — земельные владения Никиты Романовича должны были поделиться между сыном Феодора Никитича (Филарета) — царем Михаилом и Иваном Никитичем. В Московском уезде Иван Никитич владел деревней Бутыркиной, в Коломенском — деревней Ратчиной, в Калужском — селом Спасским; в Вязьме на посаде у него была слобода. Из межевой книги 1628 г. известно, что у Ивана Никитича, имевшего вотчины в Елецком уезде, возник спор о земле с селом Романовым городищем (Лебедянского уезда). Надо полагать, что Иван Никитич никогда не заглядывал в эти отдаленные от Москвы вотчины, и его приказчики и крестьяне, надеясь на силу своего господина, распоряжались по собственному усмотрению. Елецкие помещики подали челобитную, в которой между прочим сказано: „Нам в украйном городе с таким великим боярином в соседстве жить невозможно: мочи нашей от насильства людей и крестьян боярина Ивана Никитича не стало: каково нам разоренье было от Литвы, и Литва попленила нас на одно время, а нынешнему плену, каков на нас плен от людей и крестьян боярина Ивана Никитича, и конца не ведаем, пуще нам стало Крымской и Ногайской войны: во всем Елецком уезде не осталось за нами крестьян и бобылей третьева жеребья“. Велено было сделать повальный обыск. Боязнь ли тягаться с „великим боярином“, или чувство справедливости руководило допрашиваемыми — решить невозможно, но при повальном обыске 1865 человек сказали, что про такие насильства сами ничего не знают и от других не слышали; в новых слободах Ивана Никитича будто бы не объявилось ни одного чужого крестьянина. Вследствие этого челобитчики, за их „воровство“, были биты нещадно батогами и посажены в тюрьму.
Иван Никитич скончался 18-го июля 1640 года. На другой день, как сказано в „Дворцовых разрядах“, государь Михаил Феодорович ходил к Спасу на Новое погребать боярина Ивана Никитича Романова». Жена его Ульяна Феодоровна упоминается в чине первой свадьбы царя Алексея Михайловича 16-го января 1648 г.; она скончалась 23-го октября 1649 г. и погребена тоже в Новоспасском монастыре.
Иван Никитич Романов, князь Иван Борисович Черкасский и Феодор Иванович Шереметев составляли как бы семейный совет юного царя Михаила и пользовались большим уважением не только в царской семье, но и среди бояр. Старейший боярин — князь Феодор Иванович Мстиславский, перед смертью, последовавшею 19-го февраля 1622 г., назначил их своими душеприказчиками, и они приводили в исполнение духовную грамоту этого последнего представителя родовитых князей Мстиславских, распределяя по монастырям завещанные им денежные суммы.
У Ивана Никитича было четыре сына и четыре дочери: Андрей и Димитрий скончались, по-видимому, в младенчестве, Иван скончался 30-го июля 1625 г., Никита умер 11-го декабря 1654 г.; Прасковья старшая, Ирина и Прасковья младшая скончались в младенчестве; Марфа была замужем за князем Алексеем Ивановичем Воротынским.
«Древн. Росс. Вивл.», тт. XIII, XX; «Собр. Гос. Гр. и Договор.», тт. I, II и III; «Акты Археогр. Эксп.», II; "Акты истор, «, II; „Акты Моск. Госуд.“, I; „Синбирск. Сбор.“; Дворцовые разряды», тт. І и II; «Разряд. книги», І, II; «Опис. докум. и бумаг Моск. Арх. Мин. Юст.», тт. І и II; Русск. Историч. Библ., II, IX, ХШ; С. Белокуров, Разряд. записи за смутное время (7113—7121 гг.), М. 1907 г.; А. Викторов. Описание записных книг и бумаг старинных дворцов. приказов 1584—1725 гг.. М. 1887 г., вып. 1-й; «Новый Летописец»; "Сказания Массы и Геркмана о смутном времени в России, СПб. 1874 г.; Карамзин, История государства Росс., тт. X—XII; С. Соловьев, История России, тт. VII—IX; С. Платонов, Древнерусские сказания; Его же, Очерки по истории смуты; Н. Селифонтов, Сборник материалов по истории предков царя Михаила Феодоровича Романова, СПб. 1901 г., вып. 1; 1898 г., вып. 2; Московский Некрополь, т. III.