Пушкин, Алексей Михайлович, д. ст. советн., переводчик драматических произведений, талантливый актер-любитель и известный остряк, родился 31-го мая 1771 года. Родители его были: член Мануфактур-Коллегии, колл. сов. Михаил Алексеевич Пушкин и Наталия Абрамовна, рожд. княжна Волконская. Михаил Алексеевич, по свидетельству кн. Дашковой и Радищева-сына, был умен, остер и занимательный собеседник; о жене его известно только, что она была женщина с сильным характером, очень властная. Если А. М. и наследовал основные черты отцовского характера, то все же на нравственное и умственное развитие его имели влияние не родители его, а люди посторонние, так как с родителями он был разлучен с первых же годов жизни: ему не было и года, когда отец его попал в подозрение по делу брата своего Сергея, уличенного в намерении делать фальшивые ассигнации. Императрица Екатерина приняла личное участие в следствии по этому делу, которому придавала особенное значение ввиду того, что ассигнации незадолго перед тем были введены в России. 25-го октября 1772 оба брата были приговорены к смертной казни, но помилованы и осуждены: Сергей на заточение, Михаил — к ссылке в Сибирь. Наталия Абрамовна, страстно любившая мужа, последовала, с разрешения Императрицы, за ним в ссылку, оставив сына на попечение подруги своей, Прасковьи Владимировны Мелиссино (рожд. кн. Долгоруковой). Сложилось предание, будто бы Императрица, желая сохранить наследство за неродившимся еще ребенком, приказала не объявлять решения об участи его отца; предание это, однако, опровергается тем обстоятельством, что А. М. уже был на свете, когда только еще началось дело братьев Пушкиных. П.-отец умер в Сибири, куда сын ездил навестить его, будучи офицером. М. А. известен тем, что его мундир княгиня Е. Р. Дашкова надела на себя во время похода с Екатериной в Петергоф в 1762 г. Нат. Абр. по смерти мужа вернулась в Москву, где и умерла в 1819 г.; кроме сына она имела дочерей: Елизавету и Варвару. Она, по-видимому, не пользовалась симпатиями общества, в котором жила: с сыном была все время в холодных и натянутых отношениях, в чем, по всему вероятию, была сама виновата.
Покинутый родителями, П. в доме куратора Московского университета И. И. Мелиссино нашел себе верный приют, а в Прасковье Владимировне Мелиссино — истинную мать. Супруги Мелиссино представляли редкий пример удивительно дружной семейной жизни, и П. был окружен заботами и вниманием. Он получил, по-видимому, весьма тщательное воспитание. Мелиссино, увлекавшийся театром и сочувствовавший любительским представлениям, сумел привить и своему питомцу эту любовь, которой П. остался верен всю жизнь. Первое его литературное произведение («Женевал, или французский Барневельдт, драма в пяти действиях, переведена с французского Алексеем Пушкиным», М. Унив. Тип. Н. Новикова, 1783), очевидно, обязана своим происхождением влиянию Мелиссино; оно было напечатано, когда переводчику было всего 12 лет, а написано оно было, судя по предисловию, еще раньше. Книга посвящена «Императорского Московского университета ученикам»; в предисловии переводчик скромно говорит: «Когда Вы будете читать сию драму, вникайте в смысл и нравоучения её, снисходите десятилетнего отрока слогу, который хотя и исправлен от более знающих Российский язык, однакож довольно хорошим признать не осмеливаюсь».
Записанный, согласно обычаю, с детства в военную службу, П. в 1773 г. был капралом л.-гв. Преображенского полка, в 1775 сержантом, а в 1790 выпущен в капитаны (следует заметить, что сведения о прохождении П. чинов до капитана сообщаются разно в двух сохранившихся его формулярах); в 1791 он уже секунд-майор, в 1792 — подполковник, в 1798 полковник, в 1800 генерал-майор и кавалер разных орденов. В 1790 г. он был в действующей против турок армии в Молдавии, в должности флигель-адъютанта в штабе генерала кн. Долгорукова; здесь он пробыл лишь несколько месяцев, не приняв участия ни в одном сражении, и вернулся в Россию на должность кригс-комиссара подполковничьего ранга в главный кригс-комиссариат, где и прослужил до 1795 г., когда отправился в поход в Персию. В отряде генерала от инфантерии Булгакова П. был в боях при занятии садов и кладбищ под Дербентом (3-го марта 1796), при Шемахе и Куре (24-го ноября); в 1800 году был назначен шефом Нарвского драгунского полка, 19-го октября 1800 г. отставлен от службы «за ложный рапорт», а вскоре переведен с тем же званием в Рижский драгунский полк, откуда в 1803 г. отставлен «без награждения чином». В 1806 г. П. состоял в войсках народной милиции дежурным генералом при главнокомандующем VII области кн. Ю. В. Долгорукове (брате воспитательницы его, П. В. Мелиссино), за что в 1807 г. был награжден орденом св. Анны 2-й степени с алмазами. В 1809 году П. определился непременным членом в Мастерскую Оружейную Палату; служа здесь, он в 1811 г. из генерал-майоров переименован был в действительные статские советники и пожалован в камергеры Двора Его Императорского Величества. В Палате он прослужил до 1816 года. Так шла его служебная деятельность; ни особенного рвения, ни особых способностей П. в ней не проявил, ничем не отличаясь от других офицеров и чиновников своего времени. Зато уже с последних годов XVIII века и до своей смерти он принимал деятельное участие в жизни петербургского, а затем московского высшего общества, занимая в нем настолько видное место, что в воспоминаниях об этом времени и в переписке разных лиц мы находим о нем постоянные упоминания. В конце XVIII столетия в Петербурге существовало дружеское, несколько разгульное общество «Галера»; в нем, между прочим, были А. М. Пушкин, а также его дальний родственник В. Л. Пушкин и известный волокита Н. Ф. Хитрово. Но уже в 1799 или 1800 г. Пушкин женился на Елене Григорьевне Немцовой (1778—1833), урожденной Воейковой. Эта молодая женщина, о которой сохранились самые сочувственные отзывы Жуковского, кн. П. Вяземского и К. Батюшкова, была в первый раз несчастливо замужем за генералом Немцовым, женившимся на ней из досады, что она не увлеклась им, и вынудившим у неё согласие на брак угрозою застрелиться. С Немцовым Елена Григорьевна прожила только год и развелась, оставив родившегося у ней сына на попечении родителей мужа. С Пушкиным она прожила счастливо почти двадцать пять лет; они имели двенадцать человек детей, из которых только пятеро пережили своих родителей. Известна трогательная дружба Е. Г. Пушкиной к несчастному больному поэту К. Н. Батюшкову: она заботилась о нем за границей, когда он там лечился, а она — жила с больной дочерью. В изданном отрывке из её дневника («Русская Старина», т.XL, стр. 415—416, 1883 г.) мы находим выражение искренней и горячей симпатии к поэту, с которым Пушкина познакомилась в 1811 г. В доме молодых Пушкиных жила воспитательница Алексея Михайловича П. В. Мелиссино, которая заботилась о их детях, давая тем возможность молодым и веселым супругам всецело отдаваться светской жизни, которую оба любили.
В это время Пушкин, «соблазнительно-обворожительный», как его называет кн. П. Вяземский, блистал в гостиных своим неистощимым остроумием и находчивостью, смущая многих своим вольнодумством и крайней приверженностью ко всему французскому. Неудивительно, поэтому, что такие люди, как С. Н. Глинка, относились к нему неодобрительно. Остались воспоминания о том, что П. был последователем художника Тончи, который проповедовал в гостиных, по-видимому, в легкой, салонной форме, «учение призрачностей, мнимостей», т. е., в передаче кн. П. Вяземского, — что все вещественное в мире и в жизни, а особенно впечатления, ощущения, — все это только кажущееся, воображаемое, все мнимое: «мнимая жизнь, мнимая радость, мнимое страдание»; это учение, очевидно, должно было понравиться такому человеку, как П., и еще сильнее поддерживать его врожденную и рано развившуюся склонность к театру. Недаром, по общему свидетельству, П. был актер редкого дарования. Кн. П. Вяземский дает нам меткую характеристику его сценического таланта: «на театральных подмостках был он, как в комнате, как дома. Вообще он нелегко смущался и никогда не рисовался. Публика для него не существовала. Он играл роль свою, как чувствовал, и как понимал ее, и всегда чувствовал и понимал ее верно, выражался непринужденно. Игра в лице его была мимическая и вне сцены». П., как и следовало ожидать, предпочитал французские пьесы. Еще в 1821 г., за четыре года до смерти, он играл «Crispin rival de son maître», и вот что говорит об его игре Дмитриев: «Пушкин был натурален и прост, но эта простота равнялась искусству». С. Т. Аксаков менее сочувственно относился к П., как к актеру, обвиняя его в излишней самобытности, в недостаточном следовании традиции (Воспоминания, стр. 70). В этом отзыве мы видим еще одно свидетельство в пользу личности А. М. Из частных сцен, на которых подвизался П., наиболее известная — театр С. С. Апраксина, знакомого всей Москве хлебосола. Здесь П. не только играл сам, но, вместе с Ф. Ф. Кокошкиным, был режиссером-устроителем, причем заведовал французской сценой. Не довольствуясь игрой и режиссерством, П. пробовал переводить драматические сочинения, и два из них поставил на сцене. Так, в 1810 г. были им напечатаны: «Смерть Ипполита» (Отрывок из нового перевода Расиновой «Федры») — «Вестн. Европы» 1810 г., ч. LI, № 9, май, стр. 120—123. Перевод этот подписан только буквами «А. П.», но сравнение его с другим переводом из Расина, подписанным «А. М. Пушкин», а также свидетельство современников, что А. М. переводил «Федру», не оставляют сомнения в том, что перевод принадлежит именно ему. Другой отрывок — «Сон Гафалии» (отрывок из Расиновой Гафалии) — «Вестн. Европы» 1810 г., ч. LI, № 11, июнь, стр. 201—204. Оба перевода не лишены некоторых достоинств и читаются легко. В том же 1810 году он поставил на сцене свой перевод Мольерова «Тартюфа», под названием «Ханжеев»; перевод этот был напечатан в Москве в 1809 году в типографии у Ф. Любия, под заглавием: «Ханжеев, или лицемер, комедия Мольера, в пяти действиях, в стихах. Вольный перевод». Пьеса не была встречена сочувственно: доброжелательный к П. кн. П. Вяземский прямо говорит, что перевод был «плоховат», а неизвестный критик в «Вестнике Европы» (1810, ноябрь, ч. LIV, стр. 71—73, № 21) замечает: «половина комедии переведена стихами, а другая половина самою дурною прозой»; правда, издатели журнала прибавляют, в примечании к критике, что они «не принимают никакого участия в мнении г-на сочинителя». Остряки-приятели П. наградили автора насмешливыми стихами, которые нам сохранил кн. П. Вяземский. Неудача эта не помешала П. в 1816 г. перевести «Игрока» Реньяра, который, стараниями А. И. Тургенева и кн. П. Вяземского, был поставлен на сцене 30-го апреля 1817 г. Об этом переводе (напечатан он не был) кн. П. А. Вяземский отзывается сочувственно. Перевести игривого, неглубокого Реньяра было для П. гораздо более легкой и благодарной задачей, чем перевести «Тартюфа». Кроме этих переводов, П. написал в 1814 г. пролог в стихах: «Храм Бессмертия». Пролог этот был поставлен на большом торжестве, устроенном в Москве, в доме Полторацкого, по случаю взятия Парижа. Аллегорический пролог этот — произведение напыщенное и банальное, насколько можно судить по изданным отрывкам, но написан довольно гладко. По поводу этого пролога Карамзин, в одном из своих писем к Дмитриеву, говорит о П.: «Он скромный стихотворец и позволил нашему князю Вяземскому марать без милосердия его пролог: вышло, что ты читал, не хорошее, но сносное».
Переводческая деятельность П. (по-видимому, до появления «Игрока») была шуточно оценена в «Парнасском Адрес-Календаре» А. Ф. Воейкова: «А. М. Пушкин служит при нагрузке Расиновых и Moльеровых сочинений балластом». П. пробовал свои силы и в писании стихов, не особенно, впрочем, удачно, так что князь П. А. Вяземский справедливо назвал его плохим стихотворцем, прибавив впрочем, что П. «при этом настолько умен, что не был смешон при этой слабости. Вообще, он был очень парадоксален и думал, что можно всякому писать стихи и без особенного призвания». Будучи «скромным стихотворцем», П. мало печатал своих стихов, и большая часть их до нас не дошла. Нам известно только его стихотворение «Страшный суд», напечатанное в 1812 г. («Санкт-петербургский Вестник», ч. III, № 7, июль, стр. 44—49) и вызвавшее тогда сочувственный отзыв Батюшкова. В том же году П. написал романс, полный текст которого, по-видимому, утерян, но часть которого приводится в семейных воспоминаниях А. Ф. Кологривовой. Небольшое стихотворение, в 8 стихов: «На смерть князя М. Л. Голенищева-Кутузова-Смоленского», напечатанное в 1813 г. («Вестник Европы» 1813, LXIX, № 9 и 10, май, стр. 188), впоследствии приписывалось А. С. Пушкину. В нем характерен для человека, слывшего за безбожника, последний стих: «Возникнет новый вождь и будет с нами Бог». Известна еще эпиграмма П. по случаю пронесшегося слуха о пленении Нея («Русский Архив» 1866, стр. 863). Наконец, об одном шутливом французском четверостишии упоминает кн. П. Вяземский: стихи эти А. М. в шутку приписал Василию Львовичу Пушкину. В Москве он не ладил с Ростопчиным, который считал его, по-видимому, плохим патриотом, так как П. не верил в благоприятный для России исход борьбы с Наполеоном. Перед взятием Москвы французами П. бежал с семьей в Нижний-Новгород, был в отчаянии от потери имущества и, чтобы забыться, играл с утра до вечера в карты. По-видимому, к этому времени относится и крушение его затеи — устройства суконной фабрики в окрестностях Можайска, в имении, которое ему подарила мать: в августе 1812 г. фабрику и имение разорили, и в этот период П. пришлось потерпеть серьезные убытки. Его попытки в 1813 году устроиться в Петербурге не привели к благоприятным результатам, точно так же, как и фабричные затеи. Впоследствии дела его поправились, и он жил в достатке, вероятно не без содействия П. В. Мелиссино и своей матери.
Возрождающаяся из пепла Москва видит опять в своей среде А. М.: в 1813 и 1814 гг. мы слышим о нем, как об участнике литературных вечеров Ф. Ф. Иванова, а в 1818 году — он уже один из учредителей и первый секретарь Московского Общества Сельского Хозяйства, создавшегося по образцу Вольно-Экономического. Сохранилась речь, произнесенная П. во втором учредительном собрании Общества, где он говорит о важности «усовершенствования хлебопашества в России». Речь не особенно содержательная, состоит в значительной мере из общих мест. В конце, быть может, заключается намек на любезную сердцу П. борьбу с предрассудками: «Светилом познания, говорит он, уничтожим вредные и закоренелые обыкновения и предрассудки». П. был два года секретарем Общества, не оставив, впрочем, особенных следов своей деятельности: светская жизнь слишком поглощала его.
О последних годах жизни П. известно лишь то, что он продолжал жить в Москве, по-прежнему вращаясь в московских гостиных. О смерти его Л. П. Павлищев, на основании мало достоверных преданий, сложил целую легенду, основанную, по-видимому, на представлении о П., как о «вольтерьянце», постоянно кощунствующем. Свидетельства таких лиц, как кн. Вяземский и Булгаков, знавших близко П., разрушают эту легенду и оставляют, с одной стороны, только рассказ о видении, которое П. имел незадолго до смерти, с другой — слова Жуковского, что Вяземский, неразлучный с П. в эти его последние дни, говорил много Жуковскому о последних часах жизни П. и «о твердости духа его в те минуты, хотя он думал и говорил о близкой кончине своей». Жены П., Елены Григорьевны, не было в то время в Москве; ради больной дочери она жила за границей. А. М. Пушкин скончался 25-го мая 1825 года.
Несмотря на некоторые не особенно доброжелательные отзывы современников о П., нельзя не признать, что сочувственная характеристика его, оставленная кн. П. Вяземским, вполне справедлива и заслуженна. П. был человек весьма своеобразный, недюжинного ума и способностей, широко образованный. Несколько беспорядочный в денежных делах, он был, несомненно, бескорыстен и отзывчив к нужде: известно, что имение, закрепленное за ним П. В. Мелиссино и полученное ею от брата, П., после её смерти, вернул этому брату, кн. Ю. В. Долгорукову, не считая ссбя вправе владеть им. Из переписки А. И. Тургенева и кн. П. А. Вяземского мы знаем, что П. весь свой, довольно значительный гонорар, который он должен был получить за перевод «Игрока», предназначил на помощь одной бедной родственнице. Вообще, несмотря на всю светскость, он был человек непосредственный. Вряд ли, поэтому, справедливо высказанное по поводу некоторых его произведений предположение, что они «написаны с целью обелить репутацию автора, как безбожника и дурного патриота». «Вольтерьянство» А. М., как и многих его современников, не было глубоко, и Пушкину не было никакой надобности притворяться, чтобы писать так, как он писал. Говорить об особенном отсутствии патриотизма, вследствие галломании П., несправедливо, и нападки его на «Историю» Карамзина вряд ли коренились в антипатриотическом настроении.
Круг его друзей и знакомых был очень широк и разнообразен. Из лиц, с которыми он больше приходил в соприкосновение, можно назвать: кн. П. А. Вяземского, В. Л. Пушкина, Ф. Ф. Кокошкина, Н. И. Тончи, А. И. Тургенева, гр. Ф. И. Толстого (Американца), Н. Ф. Хитрово, К. Н. Батюшкова, И. И. Дмитриева, Д. В. Дашкова, Д. Н. Блудова и др. Во многих воспоминаниях и письмах того времени мы встречаем частые указания на близость А. М. П. к его родственнику Василию Львовичу Пушкину, которого он любил изводить своими шутками, и который в свою очередь добродушно критиковал стихи А. М. Взаимное подтрунивание сблизило их настолько, что часто о них просто говорили «оба Пушкина».
Нравственный облик А. М. П. прекрасно характеризуется словами анонимной «Эпитафии» А. М. П…ну, напечатанной в июле 1825 г. («Далекий Журнал» ч. XI, № 13, стр. 19):
«Другие лучшими казаться ввек хотят;
Он был ввек лучшим, чем казался, —
И добрые о нем скорбят».
С этими словами вполне сходится отзыв Жуковского в письме по поводу смерти П. к вдове его, Елене Григорьевне: «Всеобщее сожаление о нем доказало ясно, что он был достоин общей любви».
Значение личности П., несмотря на то, что, как деятель литературный, как военный и как чиновник, он ничем не возвышался над средним уровнем, весьма значительно: мы видим в нем одного из широко образованных, истинно-культурных людей его времени, общение с которым оставило глубокий след на окружавшем его обществе: тот, кого оно считало шутником и просто веселым собеседником, незаметно и для общества, и для самого себя, был его учителем.
Родственная связь А. М. с Александром Сергеевичем Пушкиным следующая: А. М. приходился родным племянником М. A. Ганнибал (урожденной Пушкиной) — бабушке поэта, и двоюродным братом Н. О. Пушкиной (урожденной Ганнибал) — матери поэта, которому он, таким образом, приходился, по женской линии, дядей.
Кн. П. В. Долгоруков, Российская Родословная книга, СПб. 1857 г., ч. ІV, стр. 187; Б. Л. Модзалевский, Род Пушкина (при Соч., изд. Брокгауза, т. I, стр. 2); Письма Екатерины II-й к князю М. Н. Волконскому (Осмнадцатый Век М. 1869 г., кн. І, стр. 95—101, 107, 120, 453—457); М. Н. Лонгинов, Несколько известий о первых пособниках Екатерины II-й; там же, кн. III, стр. 348; А. Ф. Бычков, Сподвижники Екатерины II-й — «Русск. Стар.» 1873 г., т. VIII, стр. 697; М. Лонгинов, Последние годы жизни Сумарокова — «Русск. Арх.» 1871 г., стр. 1690—1693; И. Блинов, «О бывшем Пушкине» — «Русск. Стар.» 1899 г., XCVII, стр. 359—864; Х. Р—ва Любовь и сила воли — «Ист. Вестн.», т. LXXVIII, 1899 г., стр. 796—814; Книга формулярных списков, доставленных от Ригского драгунского полка за первую половину 1802 г. (по Архиву, № 481) — в Московск. Отд. Арх. Главн. штаба; Сенатский Архив, Формулярные Списки, 1811 г., № 2, л. 3; Петербургская Старина — «Русск. Ст.» 1880 г., LXIII, стр. 217; Кн. П. А. Вяземский, Полное собрание сочинений, СПб. 1882 —1883 г., т. VII, стр. 396, т. VIII, стр. 52, 75, 116, 167, 176, 177, 178, 217, 255—256, 344, 351, 395, 396, 413, 471, 473, 474, 483, 484, 488—489, 491, 492, 493; Из старой записной книжки — «Русск. Арх.» 1873 г., стр. 1023, 1992, 2150—2152; 1874 г., кн. І, стр. 478, 479; кн. II, стр. 193; 1875 г., кн. І, стр. 306; кн. III, стр. 413, 444; 1876 г., кн. І, стр. 61; кн. ІI, стр. 204, 424—426; кн. III, стр. 156—157, 160; 1877 г., кн. І, стр. 512, 513; Хроника недавней старины. Из Архива кн. Оболенского-Нелединского-Мелецкого, СПб. 1876 г., стр. 315—316; Остафьевский Архив князей Вяземских, СПб. 1899 г., т. І и II; — Выдержки из старых бумаг Остафьевского архива — «Русск. Арх.» 1866 г., стр. 224, 242, 862, 863, 884, 885: К. Н. Батюшков, Сочинения, СПб. 1885—1887 г., т. I, II, III; А. Ф. Воейков, Парнасский Адрес-Календарь — «Русск. Арх.» 1866 г., стр. 764; Записки С. П. Жихарева, М. 1891 г., стр. 25; П. Арапов, Летопись Русского театра, СПб. 1861 г., стр. 252; Письма гр. Ф. В. Ростопчина к А. Ф. Брокеру — «Русск. Арх.» 1868 г., стр. 1885; Письма из эпохи 1812—1815 годов — «Русск. Арх.» 1871 г., стр. 149—151; 1812 год; Из семейных воспоминаний. А. Ф. Кологривовой — «Русск. Арх.» 1886 г., т. II, стр. 344—345; Воспоминания. А. Г. Хомутовой о Москве в 1812 году — «Русск. Арх.» 1891 г., т. III, стр. 318, 321—322; Старая записная книжка; П. Бартенев, Девятнадцатый Век, М. 1862 г., т. II, стр. 249—250, 274—275; П. Сушков, Московский университетский благородный пансион, Изд. исправл. и дополн., М. 1858 г., стр. 95; Из записок С. Н. Глинки — «Русск. Вестн.» 1866 г., № 7, стр. 39—40; П. Арапов, Русский Исторический Праздник в 1814 году (из моих заметок и воспоминаний) — «Северная Пчела» 1855 г., № 279, стр. 1475—1478 (19-го декабря); Записки Л. Н. Энгельгардта, 1766—1836, М. 1867 г., стр. 227; Грибоедовская Москва в письмах М. А. Волковой к В. И. Ланской 1812—1818 гг. — «Вестн. Евр.» 1874 г., т. IX, стр. 142, 149, 165, 166; т. X, стр. 547, 548, 553, 554, 557, 558, 561, 562, 563, 567, 578; т. XII, стр. 640, 641, 184; 1875 г., т. III, стр. 236, 237, 242, 245; М. Дмитриев, Кн. И. М. Долгорукий и его сочинения, М. 1851 г., сгр. 36; изд. 2-е, М. 1863 г., стр. 143; Н. Полевой, Предшественник Пушкина — «Истор Вестн.» 1887 г., т. XXVIII, стр. 653—654; В. П. Авенариус, В. Л. Пушкин — «Ист. Вестн.» 1882 г., т.VII, стр. 611; М. И. Пыляев, Эпоха рыцарских каруселей и аллегорических маскарадов в России — «Ист. Вестн.» 1885 г., т. XXI, стр. 333; П. Бартенев, Пушкин в Южной России — «Русск. Арх.» 1866 г., стр. 1139; Записки Ф. Ф. Вигеля, М. 1892—93 г., кн. IV, стр. 125; кн. VI, стр. 29—30; В. Л. Пушкин, Сочинения, СПб. 1895 г., стр. 82, 83, 88, 104, 155; Письма Н. М. Карамзина к И. И. Дмитриеву, СПб. 1866 г., стр. 184, 192, 206, 079, 0134; Из писсм кн. П. А. Вяземского к А. Я. Булгакову — «Русск. Арх.» 1879 г., кн. І, стр. 514; Письма кн. П. А. Вяземского к А. С. Пушкину — «Русск. Арх.» 1879 г., кн. II, стр. 474, 476; Письма разных лиц к И. И. Дмитриеву — «Русск. Арх.» 1866 г., стр. 1693; Письма 1806—1823 годов И. И. Дмитриева к А. И. Тургеневу — «Русск. Арх.» 1867 г., стр. 1080, 1098; Переписка Ф. Кристина с. кн. Туркестановой — «Русск. Арх.», Прилож. к 1882 г., т. II, стр. 91; т. IIІ, стр. 255, 259, 270, 334, 353, 361, 362, 394; 1883 г., т. І, стр. 475; т. II, стр. 648; т. III, стр. 789; С. Т. Аксаков, Литературные и театральные воспоминания, Собр. сочин., М. 1896 г., т. IV, стр. 41—42; С. И. Маслов, Историческое Обозрение действий и трудов Имп. Московского Общества Сельского Хозяйства со времени его основания до 1846 г., М. 1846 г., стр. 10, 11, 12, 13, 14, 255, 267; А. Перепелкин, Историческая записка об учреждении Имп. Московского Общ. Сельского Хозяйства, М. 1895 г., стр. 6, 7, 9, 12—14, Прил. стр. 29; Письма Имп. Марии Феодоровны к кн. С. И. Гагарину — «Русск. Арх.» 1868 г., стр. 9; Н. И. Тургенев и гр. Генриета Разумовская — «Русск. Арх.» 1895 г., кн. II, стр. 496; Письма В. А. Жуковского к А. И. Тургеневу, — прил. к «Русск. Арх.» 1895 г., стр. 220; Из писем А. Я. Булгакова к его брату — «Русск. Арх.» 1900 г., кн. III, стр. 327, 343, 354—155; 1901 г., кн. І, стр. 51, 60—61, 88—89, 311, 413, 435, 456, 469, 578; кн. II, стр. 49, 76, 165, 381—182; кн. III, стр. 319; Л. Павлищев, Из семейной хроники. Кончина А. М. Пушкина — «Ист. Вестн.» 1888 г., т. XXXI, стр. 62—63; А. Мартынов, Московская Старина — «Русск. Арх.» 1878 г., стр. 289, 470; В. Соколов, Указатель для лиц и зданий в Москве, М. 1826 г., стр. 11, 127; — «Моск. Вед.» 1825 г., № 1, 3-го января, стр. 27; № 46, 10-го июня, стр. 1651; 1826 г., № 22, 17-го марта, стр. 830; Письма В. А. Жуковского к Е. Г. Пушкиной, Девятнадцатый Век. М. 1872 г., т. І, стр. 406— 425; Сообщения Б. Л. Модзалевского.