Перфильев, Афанасий Петрович, сотник Яицкого казачьего войска, один из главнейших сообщников Пугачева; родился в 1731 году, а в 1748 г. уже поступил на службу. По смерти императора Петра III, в 1762 г., имея от роду уже 30 лет, присягнул императрице Екатерине II. Яицкое казачье войско давно уже перед тем начало волноваться, но только к 1770 годам волнения настолько усилились, что дали благодатную почву для пугачевщины. Волнения породили две партии, сильно враждовавшие между собой. Одна из них, партия войсковая, защищала свои старые права и привилегии и боролась за них против посягательства противной партии. Другую партию, старшинскую, составляли старшины и их приверженцы, стремившиеся к усилению власти своей и атаманской за счет войска, пользовавшегося правом свободного выбора и смены должностей. Партия старшинская находила себе поддержку в лице правительства, а потому старшины, помимо преследования своих должностных интересов, допускали всякие злоупотребления. Войсковая партия искала защиты своих прав у правительства и неоднократно посылала депутации в Петербурге, результатом чего были высылки на следствие уполномоченных от Военной Коллегии лиц; но они, разумеется, не были беспристрастными судьями. Такая политика все ухудшала дело и, наконец, привела к вооруженному столкновению партий 13-го января 1772 года. Аф. Перфильев, всегда горячий защитник интересов народной партии, в этом столкновении, однако, не принимал участия. Смуты в войске всегда сопровождались переменой властей; так и теперь, уже чрез три дня, 16-го января 1772 года старый полковник Витошнов был сменен и заменен Аф. Перфильевым. С этой поры П. выступает одним из самых видных деятелей борьбы. При первом известии о бунте, происшедшем среди казаков, из Москвы был послан на Яик ген. Фрейман и на него было возложено поручение: переменить управление войска, уничтожить чины войскового атамана и старшин, а казаков, разделив на полки, подчинить ведомству Оренбургского войска. Войска Фреймана и Оренбургского губернатора стали стягиваться к Рассыпной крепости. Под влиянием слухов о наступлении все больших войск казаки решили, отослав жен и детей в Яицкий городок, выслать Фрейману депутацию с привилегиями и документами, что и было исполнено 30-го июня 1772 г. Забрав документы, избранные депутаты — Аф. Перфильев с товарищами — отправились в стан Фреймана. Тот отказал им в просьбе пропустить депутацию в Петербург, а от себя объявил, что он прислан с целью наказать бунтовщиков, но прибавил, что если они выдадут 40 человек зачинщиков, то остальных он оставить в покое. П. сообщил об этом войску, но оно не согласилось на подобное предложение, а часть казаков перешла р. Ембулатовку, желая попытать счастья в битве. Разбитые в двух сражениях Фрейманом, они отступили в Яицкий городок, но, не видя никакой возможности защищаться, выступили из города, и его занял Фрейман. Среди сражавшихся был и Аф. Перфильев. Действуя где силой, где увещаниями, Фрейман успел водворить в войске относительное спокойствие; в Оренбурге он начал производить следствие, сопровождавшееся столь многочисленными арестами, что за недостатком помещения в тюрьмах арестованных пришлось держать в лавках гостиного двора. Приговор по этому следствию был не скорый, но чрезвычайно суровый: с казаков велено было взыскать за порчу и разграбление казенного имущества около 37000 руб.; это навело на войско уныние, которое порождало отчаяние и делало казаков способными прибегнуть ко всяким средствам; этим настроением несколько времени позже и воспользовался Пугачев. Не имея возможности уплатить требуемое с них, казаки решили в последний раз послать к императрице депутатов и подыскивали смельчака, который бы решился взяться за это дело. Таковым оказался Аф. Перфильев с товарищами; к этому побуждала его горячая преданность интересам народной партии. В начале осени 1773 г. депутаты прибыли в Петербург, сочинили прошение (по собственному признанию, оно было пристрастное, с ложным освещением: "что могли вымыслить в оправдание войсковой стороны, закрывая сколько можно свою вину, дабы чрез то можно было получить испрашиваемое"). Ввиду невозможности лично подать прошение императрице, они обратились к посредничеству гр. Ал. Григ. Орлова (Орловых считали покровителями казачества). Чрез несколько времени, когда депутаты были вызваны для выслушания резолюции, Орлов, желая воспользоваться ими для государственных целей, дал совет: в интересах благоприятного для казаков решения их дела у императрицы съездить на родину и уговорить казаков отстать от появившегося там самозванца, назвавшегося императором Петром III, а если возможно, то и выдать его в руки правительства. При этом Орлов сообщил, где и когда появился этот самозванец. Затем, когда депутаты согласились, — помимо и даже тайно от Военной Коллегии и ее президента гр. З. Г. Чернышева испрошено было лично у императрицы дозволение отправить их с таковым поручением на Яик; императрица велела выдать сотнику Яицкого войска Аф. Перфильеву и казаку П. Герасимову паспорты из Петербурга до Казани и обратно, "назвав в оных обоих их для известных генерал-прокурору причин черкесами". Снабженные этими странными паспортами, "черкесы" через 2 дня отбыли из Петербурга. Дорогой Перфильев с Герасимовым, которому пришлось раньше видеть Петра III (другой Герасимов и Плотников оставлены были в Петербурге), беседуя о самозванце, порешили "никакого умысла злого против него не иметь". 25-го ноября 1773 года они прибыли в Казань и отсюда должны были с манифестами о самозванце и письмами Казанского губернатора ехать под видом курьеров к Яицкому коменданту полк. Симонову. 28-го ноября они выехали из Казани в Самару, чтобы оттуда отправиться в Яицкий городок. Но в Самаре не поверили их странным паспортам; к тому же они были узнаны казаком Ергучевым, случайно проезжавшим здесь из Яицкого городка с донесениями от коменданта Симонова. Препровожденные в Симбирск, они только по наведении надлежащих справок были отпущены, опять чрез Самару пробрались на Яик и явились в Яицком городке коменданту Симонову, не желавшему долго верить их миссии. Отсюда Герасимов направился в Нижне-Яицкие казачьи посты, а П. в Бердскую слободу в сопровождении 2-х казаков. Таким образом, П. пришлось сразу признать или не признать Пугачева государем, не узнав, как раньше было условлено, мнения об этом П. Герасимова. Дорогой П. поведал своим спутникам о цели приезда на Яик, но те с угрозами смерти заставили его отказаться от всякой мысли агитировать против назвавшего себя государем Пугачева. П. тогда уже сразу заметил, как сильно движение охватило войско, а вскоре он и сам втянулся в него и всей душой предался ему. Около 6-го декабря 1773 г. П. прибыл в Берду, в стан самозванца, и тотчас явился к своему старому другу Андрею Овчинникову, теперь первому атаману Пугачева. Придя к Овчинникову, он объявил, что, будучи в Петербурге, прослышал о появлении здесь государя и бежал, желая служить ему. Хотя неожиданиый приезд П. и вызвал некоторое подозрение Овчинвикова, но он все-таки представил его самозванцу, который принял П. ласково и расспрашивал о слухах про него в Петербурге; при этом он напоил П. допьяна, подарил ему красный кармазинный кафтан, 13 рублей денег, своего серого коня и зачислил в команду Овчинникова. "После сего, — признавался потом на следствии П., — ни одного казака уже не склонял, да и из сердца своего все объявленное от гр. Орлова повеление истребил, а только думал и старался о том, чтобы оказать злодею услугу, а чрез то и быть большим человеком". Прибытие П. из Петербурга было на руку Пугачеву. Он воспользовался им для распространения слуха, что тот прибыл с чрезвычайным известием от наследника Павла Петровича, который и идет с большим войском; а когда, спустя несколько дней, Пугачев с толпой в 2000 чел. подошел к Оренбургу, то, чтобы показать П-ва тем яицким казакам, которые знали о посылке его в Петербург и находились в крепости, оставаясь верными правительству, Пугачев заставил его, выехав вперед, войти в переговоры с казаками, собравшимися у стен города. П. объявил, что он прибыл из Петербурга, будучи прислан от Павла Петровича с повелением идти и служить Его Величеству Петру Феодоровичу; однако, так как он не мог подтвердить своих слов документами, то ему не поверили. Одновременно с осадой Оренбурга M. Шигаевым, велась осада и Яицкого городка, который был взят M. Толкачевым. Bo время пребывания Пугачева в Яицком городке, П. был неоднократно присылаем от М. Шигаева с разными поручениями и письмами. Когда перед отъездом в Берду Пугачев велел читать именной указ на имя казачьего Яицкого войска, подтверждавший старые привилегии и дававший новые, П., присланный от Шигаева, случайно находился при самозванце. После прочтения указа Пугачев велел казакам избрать себе атамана и старшин, — и в числе двух выбранных старшин оказался и П., который и поселился в Яицком городке. После своего отъезда Пугачев возложил осаду укрывшегося в ретраншементе яицкого коменданта Симонова на вновь избранного атамана Каргина, но тот ничего не мог поделать с отважным комендантом. П. задумал склонить Симонова к сдаче переговорами; тот выслал капитана Андрея Крылова (отца баснописца), но все старания П. были безрезультатны: он убеждал Крылова покориться Пугачеву, а Крылов укорял П. за его измену. Затем, мы видим Перфильева участвующим в битве пугачевцев с генералом Мансуровым. После победы при Татищевой Мансуров, идя по Яицкой дороге, 15-го апреля 1774 г. у p. Быковки в тесном проходе встретил главного пугачевского атамана Овчинникова с незначительным отрядом войска. Здесь произошла битва, в которой участвовал и П. Эта битва была несчастлива для казаков; однако, Перфильеву удалось убежать в степь с толпой казаков в 300 человек, сначала к Бугуруслану, а потом к Бугульме; прорвавшись чрез новомосковскую дорогу и совершив окружный путь верст в 300, они ушли в Башкирию; проходя по деревням, казаки распускали слух, что за ними идет несколько тысяч донских казаков и калмыков. Проблуждав с остатками отряда, Овчинников и Перфильев под крепостью Магнитной присоединились к прочим силам Пугачева. Когда затем мятежники взяли Казань, Пугачев с толпой, среди которой был и Перфильев, разъезжал по городу, стреляя в своих противников. Все последующее время П. находился при самозванце, принимая участие во всех битвах, за что получил от Пугачева медаль, которую, привязав на небольшой ленточке, носил до самой смерти, и награжден был от него же чином генерал-аншефа. Когда положение Пугачева сделалось шатким, а верность даже главных предводителей сомнительной, Аф. Перфильев продолжал выказывать к нему особенную преданность, разделяя с ним все труды и опасности. Когда разбитый под Сальниковым 24-го августа 1774 г. Пугачев с остатками войска бежал к Черному Яру и стал переправляться чрез Волгу, П. с 40 казаками отстал от него, не имея возможности последовать за ним на ту сторону вследствие чрезмерной усталости людей и лошадей, и вынужден был остаться на острове среди реки. На другой день они переправились через Волгу, но уже не нашли Пугачева, и, проблуждав несколько дней на пути в Яицкий городок, отдались добровольно одной из разъездных команд, после чего и были доставлены в Секретную Комиссию.
Спасшись, Пугачев, однако, пал духом, потеряв своих приверженцев, особенно П., в преданность которого безусловно верил и которому после битвы под Магнитной крепостью давал секретнейшие комиссии, поручив заведывать расспросами "злоумышлявших" против государя и доносить ему лично о всех производимых им розысках. Со дня переправы П. уже не встречался с Пугачевым до самой казни.
Все приговоренные к смерти принесли перед казнью покаяние (за что получили разрешение на причастие) кроме П., которого за то, "яко сущего раскольника", до самой последней минуты жизни своей "отвергшего все опасительные, ему предоставленные средства", было положено "оставить связанного вечной анафемой". Самым жестоким казням после Пугачева подверглись Зарубин (Чика) и П., который сейчас же вслед за самозванцем был четвертован 10-го января 1775 г. Взойдя на эшафот, П. стоял молча, неподвижно, потупя глаза в землю. Это был человек большого роста, сутулый и свиреповидный. Пред самым моментом казни он выказал замечательную твердость и не волновался. Перекрестясь, он простерся ниц — и остался недвижим.
Верил ли Перфильев или нет в то, что Пугачев был действительно Петр III? В начале может быть и верил, потому что ему, как стороннику казачьей вольности, хотелось тому верить. Ни личные качества, ни честолюбие не были причинами того, что, даже разуверившись в Пугачеве, он ему был предан; нет, Пугачев был для него лишь знамя, под которое встали борцы за войсковые интересы и за сохранение прав, освященных традицией.
Н. Ф. Дубровин, "Пугачев и его сообщники", т. I, стр. 78, 92, 93, 186; т. II, стр. 129, 130, 131, 132, 133, 146, 147, 148, 149, 150, 267, 274, 284, 388, 394; т. III, стр. 30, 155, 156, 157, 161, 180, 251, 255, 259, 280, 281, 356, 361, 363, 364, 365, 380, 394; "Русская Старина" 1876 γ., τ. XVI, статья "Главные пособники Пугачева"; "Русская Старина" 1870 г., т. II: "Записки П. С. Рунича о Пугачевском бунте"; "Северное сияние" за 1864 г., т. III, стр. 367; "Сборн. Имп. Русского Истор. Общества", т. XIII и XXVII; "Архив Государственного Совета", изд. 1869 г.; А. С. Пушкин, "История Пугачевского бунта" изд. 1887 г., Суворина, т. VII, стр. 44, 87, 94, 142—144, 249 (прим); Д. Н. Бантыш-Каменский, "Словарь достопамятных людей русской земли", М., 1836 г., ч. IV, стр. 132—133.