Ордин-Нащокин, Воин Афанасьевич, стольник, сын ближнего боярина Афанасия Лаврентьевича Ордина-Нащокина. В. А. Ордин-Нащокин воспитывался под влиянием отца и под руководством поляков, плененных во время предшествовавшей войны; изучил латинский, немецкий и польский языки, много читал и изучал то, что не читалось и не изучалось обыкновенно русскими молодыми людьми той эпохи; свою служебную деятельность Ордин начал под руководством отца на дипломатическом поприще. Находясь при отце в то время, когда тот был на воеводстве в Царевичеве-Дмитриеве, городе в Ливонии, молодой Нащокин заведовал его секретной перепиской и иностранной корреспонденцией, переписывался с царем и пользовался его милостью и покровительством. Частые сношения с польскими выдающимися людьми и поездки в Варшаву по поручениям отца сказали на него сильное влияние: здесь он ознакомился с укладом западноевропейской частной и общественной жизни, состоянием культуры на Западе, и, способный и восприимчивый по природе, он, сравнивая западную жизнь с родной действительностью, пришел к заключениям, очень неблагоприятным для последней. Но в то же время сильно увлекающийся, не видевший возможности изменить строя русской жизни на свой лад, исправить ее недочеты и недостатки, как это хотел и умел сделать его не менее образованный, но более осторожный и умный отец, Воин Афанасьевич возненавидел русскую действительность и при первом же более сильном столкновении с ней не выдержал ее гнета и бежал от него. Посланный однажды отцом в Москву с донесением к царю, он был особенно сильно поражен несоответствием порядков московской жизни и московских понятий с теми понятиями и взглядами, с которыми успел свыкнуться за время долговременного пребывания в Ливонии на границе с Польшей, где он пользовался плодами западноевропейской науки и культуры. Молодого Воина, по выражению С. М. Соловьева, "стошнило" от московских порядков и когда его отпустили обратно к отцу с некоторыми секретными документами и значительной суммой денег, он в 1660 году бежал за границу, к польскому королю. Король Ян-Казимир, находившийся в это время в крайне неприязненных отношениях к московскому правительству, охотно принял молодого Нащокина, отчасти надеясь на то, что из ненависти к Москве он окажет Польше большие услуги в борьбе с ней. Увлекающийся в своей ненависти к московским порядкам, Ордин-Нащокин, кажется, действительно был склонен поступить на службу польского короля и действовать против своей родины. Один из захваченных московскими воеводами "языков" говорил: "видел он у короля в Гданску Воина Нащокина, живет де при короле, а дает ему король на месяц по 500 ефимков, а ходит де он в немецком платье; он же де, Воин, похваляется, хочет услугу свою показать королю, а идти под город великого государя в Лифлянты и, отца своего взяв, хочет привезти к королю и многие де поносные слова на государство московское говорит". Впрочем, благодушный царь Алексей, сильно благоволивший в то время к отцу Воина, отнесся к поступку молодого человека довольно снисходительно: "он человек молодой", писал он, утешая опечаленного отца, "хочет создания Владыки и творения рук его видеть на этом свете, как и птица, которая летает туда и сюда, и, полетав довольно, опять к своему гнезду возвращается". Предсказание царя сбылось: когда первый пыл бегства прошел, Воин, по-видимому, не был в состоянии воевать против родной страны; из Польши он вскоре переехал в Вену, оттуда попал во Францию и Голландию и, наконец, в 1663 году, соскучившись по родине, явился в Копенгаген к русскому послу Нащокину с просьбой исхлопотать ему разрешение вернуться домой. Разрешение это было дано, в 1665 году Ордин-Нащокин вернулся в Россию и поселился в одной из отцовских деревень. Но долговременное отсутствие из России не только не ослабило неприязни Воина Афанасьевича к московским порядкам, но даже усилило ее. Кажется, в деревне образ жизни и привычки Ордина-Нащокина были слишком необыкновенны для московских людей того времени и его поведение резко разнилось от обычного тогда строя жизни. Вскоре по возвращении он был сослан "под начал" в известный строгостью своих порядков Кирилло-Белозерский монастырь, властям которого было особенно наказано "береженье к нему держать, чтоб он из монастыря никуды не ушел и дурна какова над собой не учинил". Но под "началом" Ордин-Нащокин был недолго. В начале 1667 года вернулся в Москву с посольского съезда отец его, только что с успехом заключивший Андрусовский мир с Польшей, и в виде особой милости к знаменитому московскому дипломату "великий государь указал Воина Нащокина из под начала свободить и отпустить к Москве". Однако все старания отца вернуть сыну положенье, которое он мог бы занять по своим способностям и выдающемуся для того времени образованию, окончились неудачей. Рейтенфельс, знавший лично молодого Нащокина, пишет о нем: "он говорит свободно по-французски, по-немецки и на других языках, но познания скорее служили ему препятствием, нежели рекомендацией при повышениях". Воин Афанасьевич, пожалованный в 1668 году в стольники, не пошел далее. В 1678 году он был воеводой в Галиче, в одном из захолустных провинциальных городков, и других сведений о жизни и деятельности этой интересной личности мы не имеем. Год смерти его нам также неизвестен. Совершенно необыкновенная для современников личность Воина Ордина-Нащокина не осталась без впечатления и на более широкие круги тогдашнего московского общества. До нас дошла старинная повесть XVII века "О российском дворянине Фроле Скобееве и стольничьей дочери Ордина-Нащокина Аннушке"; в повести этой с именем стольника Нащокина, в котором нельзя не видеть Воина Афанасьевича и его семьи, соединяется идея о более свободных общественных отношениях.
Иконников: "Сын ближнего боярина А. Л. Ордина-Нащокина" ("Русский Архив" 1886 г., № 12, стр. 521—523); Эйнгорн: "Страница из биографии Воина Ордина-Нащокина" ("Вестник Европы", 1897 г., № 2); Записки отделения русской и славянской археологии Императорского Археологического общества, т. II; Ключевский: "Боярская дума древней Руси" (М. 1882), 487—488; Дополнения к Актам Историческим IX, № 229; Акты Московского Государства II, 601, 605, 606; III, 80, 81; "Русская Старина", 1883, Х, 41—42; "Чтения Московск. Общ. Истории и Древностей", 1885, II, 2—3; "Москвитянин", 1853, I, 3—16; III, 81—82.