Невельской, Геннадий Иванович, адмирал, член ученого отделения морского технического комитета, один из крупных деятелей по исследованию и присвоению Амурского края и острова Сахалина. Г. И. Невельской родился 25-го ноября 1813 г. в Солигаличском уезде Костромской губернии и происходил из старинной дворянской семьи; на шестнадцатом году, был помещен в морской кадетский корпус; в январе 1831 года, произведенный в гардемарины, плавал на корабле «Вел. Кн. Михаил» между Кронштадтом, Либавой и Данцигом, а затем на «Кульме» крейсировал у Красной горки. Произведенный 21-го декабря 1832 года в мичмана, Н. тогда же был прикомандирован к офицерским классам, где и продолжал свое морское образование. Далее, в течение трех следующих лет он плавал на разных кораблях по Финскому заливу и Балтийскому морю. Произведенный затем в лейтенанты, Н. сначала на фрегате «Беллона», а затем на фрегате «Аврора» совершил несколько плаваний с великим князем Константином Николаевичем и одно время был его руководителем в морских науках. В 1844 г. он совершил более отдаленное плавание — из Кронштадта в Архангельск, а в 1845—1846 гг. плавал на корабле «Ингерманланд» по Средиземному морю. Во время плаваний H. свободное от служебных занятий время посвящал изучению восточной Азии, ее берегов и омывающих их вод по тем материалам, какие ему удавалось находить в русской и иностранной литературе; тогда же у него зародилось и желание отправиться в экспедицию на Дальний Восток для исследования Амурского лимана. Дело в том, что все более ранние исследователи отрицали возможность судоходства по Амуру для судов с осадкой более пяти футов, самый же лиман считали доступным лишь для судов не более шестнадцати футов углубления, почему и император Николай I высказал об Амуре следующее мнение: «для чего нам эта река, когда ныне уже положительно доказано, что входить в ее устье могут только одни лодки». Вместе с тем император высказал и нежелание дальнейших попыток к исследованию этой реки. Между тем Н., изучая материалы, добытые прежними исследователями Амура и его лимана, пришел к убеждению в ошибочности этих заключений. Но самому ему отправиться на Восток пришлось не скоро. Лишь в 1846 г., произведенный в капитан-лейтенанты и назначенный командиром строившегося военного транспорта «Байкал», предназначавшегося для доставки в Охотск и Петропавловск провианта и других грузов, Н. решил воспользоваться предстоящим плаванием для исследования р. Амура и его лимана, хотя в высших правительственных сферах в то время и существовало вполне определенное мнение о несудоходности Амура и о ненужности новых исследований; к тому же вопрос об Амуре имел и политический характер, ввиду чего предпринять что-либо без согласия министерства иностранных дел было бы очень рискованно. Невельской изложил свой взгляд на реку Амур тогдашнему начальнику главного морского штаба кн. А. С. Меньшикову, который отнесся к плану H. вполне сочувственно и посоветовал ему обратиться к графу Н. Н. Муравьеву, тогда только что назначенному генерал-губернатором Восточной Сибири. Муравьев, находившийся в Петербурге, обещал ему широкое содействие; кн. Меньшиков согласился на свой риск дать Невельскому инструкцию осмотреть юго-восточный берег Охотского моря между теми местами, которые были определены и усмотрены прежними мореплавателями; после чего, сдав транспорт в Охотске, Н. с офицерами должен был вернуться в Петербург. Вместе с тем касательно Амура князь сказал, что хотя без Высочайшего разрешения нельзя предпринимать нового исследования, но если осмотр будет произведен «случайно» и без всяких несчастий, то может быть это пройдет для него благополучно. Получив такие неопределенные инструкции, где вся ответственность должна была пасть на него, Н., однако, не пал духом и решил привести в исполнение свою заветную мысль. 21-го августа 1848 г. он вышел из Кронштадта, не дожидаясь более обстоятельной инструкции, проект которой был составлен и отправлен Невельским гр. Муравьеву.
По пути он посетил Портсмут, Рио-де-Жанейро и Вальпарайзо и в начале мая 1849 года прибыл в Петропавловск, где сдал привезенный груз. Между тем, вслед за отъездом на Восток, был поднят вопрос об Амуре в правительственных сферах и в январе 1849 года Высочайше утвержден особый комитет по этому вопросу. Комитет, действовавший согласно с планами тогдашнего министра иностранных дел гр. Нессельроде, признал необходимым соблюдать чрезвычайную осторожность, и хотя считал желательным, чтобы левый берег устья реки Амура и лежащая напротив часть острова Сахалина не были заняты никакой посторонней державой, но в то же время был решительно против занятия каких-либо пунктов в указанной местности нашей военной силой, опасаясь, чтобы это не вызвало осложнений с Китаем и Японией. Поэтому комитет рекомендовал отправить из Аянского порта небольшую морскую экспедицию с целью завязать торговые сношения с гиляками и тем упрочить среди них наше влияние. Однако, благодаря энергичным представлениям гр. Муравьева, его инструкция Невельскому в январе 1849 года была утверждена и послана графу в Иркутск, откуда Муравьев отправил ее со штабс-капитаном Корсаковым в Охотск с тем расчетом, что из Охотска до Петропавловска Корсаков доберется морем. Но долго не открывавшаяся навигация задержала Корсакова в Охотске до июня месяца, а в то время Н., сдав в Петропавловске груз, на свой страх отправился произвести исследование Амурского лимана и берегов Сахалина, так что Корсаков уже не застал его в Петропавловске. Не удалось Корсакову встретить Невельского и у берегов Сахалина. H., выйдя со своим транспортом «Байкал» из Петропавловска, 24-го июня бросил якорь у мыса Головачева и послал к тому мысу две шлюпки с лейтенантом Гревенсом и мичманом Гейсмаром. Исследования этих офицеров выяснили, что входа в Амурский лиман около этого мыса не существует, а потому, произведя опись берега, H. на другой же день пошел к противоположному материковому берегу. После целого ряда промеров и поисков Н., наконец, удалось найти (26-го июня) вход в Амурский лиман, где он и стал на якорь. Таким образом, ошибочность мнения, высказанного столь авторитетными мореплавателями, как Лаперуз, Браутон, Крузенштерн и др., о недоступности Амурского лимана для мореходных судов, была доказана, и оставалось только выяснить, насколько лиман и устье реки Амура могут быть пригодны для плавания больших морских судов. Не имея возможности сделать точную опись всего лимана, занимающего около 2000 квадратных верст, H. решил исследовать на гребных судах лишь северную часть этого лимана, и 10-го июля с тремя офицерами, доктором и 14-ю нижними чинами на трех шлюпках пошел по лиману, захватив с собой провизии на три недели. После чрезвычайно трудного плавания, во время которого постоянно производились самые тщательные промеры и описи, H. вошел в Амур, дошел до полуострова, названного им Константиновским полуостровом, и затем после 22-х дневного плавания снова возвратился на транспорт. Во время этого исследования Н. окончательно убедился, что Сахалин не полуостров, а остров; что вход в лиман с Татарского залива, через открытый им 22-го июля 1849 года пролив, доступен для мореходных судов всех рангов, а с севера из Охотского моря, равно и сообщение через лиман Татарского залива с этим морем — для судов, сидящих в воде до 23-х футов, и что в устье р. Амур из Татарского залива могут проходить суда с осадкой в 15 футов, а из Охотского моря — суда, сидящие в воде до 12-ти футов. Убедившись, таким образом, в справедливости своих предположений относительно Амурского лимана и острова Сахалина, Н. стал торопиться выполнить возложенное на него поручение — произвести опись юго-восточного берега Охотского моря до Тугурской губы, и поэтому 3-го августа вышел из лимана и от горы кн. Меньшикова начал опись материкового берега; вскоре он открыл и описал большой залив Счастия и залив св. Николая. У этого залива Н. встретился с прапорщиком корпуса штурманом Д. И. Орловым, посланным разыскать транспорт «Байкал» и сообщить Н., что в Аяне ожидают его важные распоряжения высшего начальства. H. тотчас же поспешил в Аян и прибыл туда 3-го сентября. В Аяне он застал штабс-капитана Корсакова, который вручил ему Высочайше утвержденную инструкцию об исследовании устья реки Амура; через Корсакова он отправил и свое донесение кн. А. С. Меньшикову. В Аяне же Невельского встретил и гр. Н. Н. Муравьев, который был первым из генерал-губернаторов Восточной Сибири, посетившим Охотск и Петропавловск. Эта встреча была особенно приятна для Муравьева, потому что в Аяне распространился слух о гибели «Байкала» на пути из Петропавловска. В своем отношении к кн. Меньшикову по поводу экспедиции Невельского, гр. Муравьев писал, между прочим, что, по его мнению, ни одна из предшествовавших экспедиций не представляет для России таких важных последствий, какие истекают из открытий Н., несмотря на то, что все это произведено без всяких особых затрат казны и с ничтожными средствами, на суммы, ассигнованные для доставления груза в наши сибирские порта. Из Аяна Н. отправился в Охотск, сдал там транспорт и сухим путем поехал в Якутск, откуда вместе с гр. Муравьевым отправился в Иркутск. Донесение Н. о произведенном им исследовании Амурского лимана вызвало в высших петербургских правительственных сферах большое оживление. Особенно негодовал на Н. гр. Нессельроде, бывший председателем упомянутого комитета по вопросу об Амуре. Гр. Нессельроде поддерживали гр. Чернышев, тогдашний военный министр, адмирал Сенявин и многие другие члены комитета. Однако, все окончилось для Н. довольно счастливо и даже 6-го декабря 1849 года за благополучный приход транспорта в в Петропавловск, скорое и в хорошем состоянии доставление грузов и за сохранение здоровья команды он был произведен в капитаны 2-го ранга.
Переехав в Петербург в конце января 1850 года, Н. представил кн. Меньшикову все журналы и карты своих исследований и открытий, а также рапорт гр. Н. Н. Муравьева. Последний, основываясь на исследовании Невельского, настаивал на немедленном занятии устья Амура и требовал для того 70 человек воинских чинов. Гр. Нессельроде уверял, что устье этой реки занято сильной китайской флотилией с командой свыше 4000 человек, и потому всякие решительные действия будут крайне рискованны. Кроме того, он, как и многие из членов комитета, продолжал оставаться при прежнем мнении, что лиман и устье р. Амура недоступны для мореходных судов, а потому и не имеют для нас никакого значения. Представления Муравьева поддерживали лишь кн. Меньшиков и министр внутренних дел Л. А. Перовский. 2-го февраля 1850 года Н. был призван в заседание особого комитета, где, несмотря на нападки со стороны гр. Нессельроде, Чернышева и Сенявина, представление Муравьева отчасти было утверждено, и Невельской был назначен в распоряжение генерал-губернатора Восточной Сибири; однако ему было предписано ни под каким видом и предлогом не касаться лимана и р. Амура. 8-го февраля того же 1850 г. Невельской был произведен в капитаны 1-го ранга с переводом в охотскую флотилию, и вслед за тем отправился в Иркутск, а из Иркутска — в Якутск, откуда на транспорт «Охотск» с 25 человеками команды 27-го июня прибыл в залив Счастия. Здесь, два дня спустя, он уже заложил зимовье, названное им Петровским. Выбор места оказался, впрочем, очень неудачным, так как отсюда невозможно было следить за устьем Амура и амурским побережьем. Это обстоятельство заставило Невельского, вопреки запрещению, войти в Амур; он на собственный риск в шлюпке с пятью вооруженными матросами отправился в опасное путешествие. Отъехав около 100 верст вверх по реке, он встретил группу пришлых маньчжур, занимавшихся эксплуатацией инородческого населения; они отнеслись к нему очень враждебно и заявили, что этот край принадлежит им. Н. направил в них находившийся у него фальконет, чем сразу их успокоил. Из бесед с маньчжурами он скоро узнал: 1) что маньчжурам запрещено спускаться по реке Амуру и что они приходят сюда самовольно; 2) что на всем пространстве по берегам реки до Каменных гор нет ни одного китайского или маньчжурского поста; 3) что все народы, обитающие на этом пространстве, по рекам Амуру и Уссури и до моря, не подвластны китайскому правительству и ясака не платят, и 4) что река Амур при устьях впадающих в нее рек — Сунгари и Уссури, а равно и эти последние вскрываются от льда гораздо ранее, чем р. Амур у своего устья. Из этих данных особенно важным было то, что вся местность по р. Амуру от Каменных гор оказывалась совершенно не подчиненной китайскому правительству, а поэтому не было никакого основания откладывать далее занятие ее Россией, и Н. тогда же объявил маньчжурам и инородцам, что хотя русские давно не бывали на Амуре, но они всегда считали эту реку до Каменных гор, а равно и всю страну с моря с островом Сахалином своей и что русский Великий Царь принимает отныне под свое покровительство и защиту всех жителей, обитающих в этом крае, для защиты коих от насилий, причиняемых приходящими в эту страну иностранными судами, русское правительство решило принять самые энергичные меры и теперь же поставить вооруженные посты в заливе Искай (Счастия) и при устье реки Амура. Вместе с тем, чтобы занятие Амурского края русскими было известно и иностранным судам, Н. отдал гилякам приказание предъявлять всем приходящим судам объявление следующего содержания: «От имени российского правительства сим объявляется всем иностранным судам, плавающим в Татарском заливе, что так как прибрежье этого залива и весь приамурский край, до корейской границы, с островом Сахалином, составляют российские владения, то никакие здесь самовольные распоряжения, а равно и обиды обитающим инородцам не могут быть допускаемы. Для этого ныне поставлены российские военные посты в заливе Искай и на устье р. Амур. В случае каких-либо нужд или столкновений с инородцами нижеподписавшийся, посланный от правительства уполномоченным, предлагает обращаться к начальникам этих постов». Отправившись обратно к лиману и достигнув 1-го августа мыса Куегда (Константиновский полуостров), Н. в присутствии собравшихся из окрестных поселений гиляков, при салюте из фальконета и ружей, поднял русский военный флаг в знак фактического занятия русскими амурского края. Здесь же, на Константиновском полуострове Невельской оставил при флаге военный пост, названный Николаевским и состоявший из 6 человек матросов при фальконете и шлюпке. Этим-то шести человекам было поручено охранять новое приобретение России, простиравшееся на несколько тысяч верст и сообщающееся с остальной Россией лишь морем; но большей охраны из своей команды в 25 человек Невельской выделить не мог.
Возвратившись в Петровское зимовье, Невельской вскоре отплыл в Аян, а оттуда в Иркутск, чтобы лично убедить генерал-губернатора в крайней необходимости принять решительные меры к прочному утверждению русских в нижнеприамурском крае; но в Иркутске он уже не застал гр. Муравьева, уехавшего в Петербург, куда в декабре того же 1850 года отправился и Невельской. Между тем, в Петербурге для рассмотрения донесения Н. по повелению императора Николая I был учрежден особый комитет под председательством графа Нессельроде. В числе членов этого комитета были, между прочим, кн. А. С. Меньшиков, Л. А. Перовский и Н. Н. Муравьев. Н. Н. Муравьев объявил комитету, что все действия Н. вполне согласны с его взглядами; кн. Меньшиков и Л. А. Перовский поддерживали Муравьева, обратив особенное внимание членов комитета на то, что действия Невельского были вызваны важными обстоятельствами, встреченными им на месте, и что после этого следует не только усилить Николаевский пост, но и в Амурском лимане и Татарском заливе необходимо постоянно иметь военное судно; но Чернышев, гр. Нессельроде, Сенявин и др. заявили, что после объявления Невельскому Высочайшего повеления: «ни под каким видом и предлогом не касаться лимана и р. Амура», действия его надо признать чрезвычайно дерзкими и заслуживающими строжайшего наказания, а потому требовали разжалования H., как нарушившего Высочайшую волю. К мнению гр. Чернышева и Нессельроде присоединились почти все члены, и комитет постановил: «Николаевский пост снять и, согласно Высочайшей воле, высказанной в 1849 году, производить российско-американской компании из Петровского расторжку с гиляками и другими инородцами, обитающими на юго-восточном берегу Охотского моря, отнюдь не касаясь реки Амур, ее бассейна, Сахалина и берегов Татарского залива». Однако, Государь взглянул на дело иначе. Выслушав объяснения Муравьева о важных причинах, побудивших Н. к решительным действиям, он не только не усмотрел в них преступления, но сказал, что поступок Н. он находит молодецким, благородным и патриотическим, за который и жалует ему орден св. Владимира 4-ой степени. Тогда же император Николай Павлович сказал: «где раз поднят русский флаг, он уже спускаться не должен», и написал на журнале комитета: «комитету собраться вновь под председательством государя наследника Престола» (впоследствии императора Александра II). На вторичном заседании в присутствии государя наследника комитет сделал несколько постановлений относительно приамурского края, в числе коих, между прочим, были следующие: 1) Николаевский пост оставить в виде лавки российско-американской компании, 2) никаких дальнейших распоряжений в той стране не предпринимать и отнюдь никаких мест не занимать, 3) для сооружения помещения в Петровском и Николаевском, охранения оных и для других надобностей назначить из сибирской флотилии в экспедицию 60 человек матросов и казаков при двух офицерах и докторе и 4) экспедицию эту назвать амурской, а начальником ее во всех отношениях назначить капитана 1-го ранга Невельского.
В июне 1851 года Невельской прибыл уже в Аян, откуда на транспорте «Байкал» отправился в Петровское, где и зазимовал. В этот период времени (1851—1852 г.) Невельской снарядил ряд экспедиций, давших ценные результаты, из которых отметим следующие, как наиболее важные.
Так, экспедиция Чихачева выследила с правого берега реки Амур несколько путей к морю, большая часть которых ведет в бухты и закрытые заливы, равно как нашла путь самый короткий и удобный. Экспедиции подпоручика Орлова выяснили, что берега озер Самагир, Ухдыль и др. покрыты строевым лесом, что горный хребет, из которого берут начало реки Амгунь, Гирин, Неида и др., называется Хинганским; что Хинганский хребет, принятый по Нерчинскому трактату 1689 года, подтвержденному трактатом 1721 года, за границу между Россией и Китаем от вершины реки Уди, направляется не к северо-востоку, как ошибочно до того времени полагали и как означалось на всех картах, а к юго-западу. Экспедиции лейтенанта Бошняка выяснила, что остров Сахалин был занят нами раньше, чем японцы стали его посещать и что этот остров изобилует каменным углем, которого особенно много в заливе Дуэ. Наконец, отметим, что во время этих экспедиций еще раз выяснилось, что Манчжурия и Даурия, составлявшие крайние китайские провинции на северо-востоке, простирались лишь до Хинганского хребта, что этот хребет служит на юге водоразделом между реками Сунгари и Хургой и рекой Уссури, что он через реку Сунгари направляется к корейским горам к югу от Японского моря, и что все инородцы, обитающие от хребта и до моря ясака не платят, так как страна эта признается Китаем в неопределенном положении. Вообще же все эти экспедиции сделали очевидным, что на обладание островом Сахалином Россия имела право; что определение вершин рек Амгуни и Гиринь может указать окончательно, что, по смыслу 1-го пункта Нерчинского трактата 1689 г. приамурский и приуссурийский край до моря должен составлять принадлежность России; что залив Де-Кастри представляет ближайший к лиману рейд в Татарском заливе, на побережье которого находятся закрытые бухты, более или менее связанные с реками Амур и Уссури. Для дальнейшего исследования края и для устройства удобного порта в Татарском заливе, Н. считал необходимым основать новые посты на вершинах рек Гиринь, Амгунь и Амур, в селениях Кизи и Хунгари, при устье Уссури, в протоке Виахту, на Сахалине, в заливе Де-Кастри и др., так как иностранные суда стали все чаще появляться в Татарском заливе.
Приняв меры к обеспечению себя припасами на зиму, Н. стал деятельно готовиться к занятию селения Кизи, залива Де-Кастри и обследованию острова Сахалина. В Кизи и Де-Кастри был отправлен лейтенант Бошняк, а на о. Сахалин — подпоручик Воронин. Чтобы надлежащим образом оценить труды, давшие столь замечательные результаты, следует обратить внимание на те ничтожные средства, которые были в распоряжении Невельского. К осени в экспедиции состояло в Николаевском посту 25 человек, в Петровском — 23 человека и в командировках — 16 человек, а всего — 64 человека. Затем при экспедиции было 3 пушки трехфунтового калибра, 2 пуда пороха, 2½ пуда свинца и 60 кремневых ружей; кроме того, палубный, в 29 футов ботик, 6-весельный баркас — оба выстроенные в Петровском, 5-весельный вельбот, четверка, 2 гилякских лодки и одна байдарка.
Из дальнейших экспедиций, снаряженных Невельским, следует отметить экспедицию мичмана Разградского, обследовавшего реку Хунгари, Березина, занявшего селение Кизи, и Бошняка, водрузившего 4-го марта 1853 года русский военный флаг в заливе Де-Кастри и учредившего там военный пост. Туземцы и маньчжуры не только ничем не выражали своего неудовольствия по поводу устройства военных постов в Кизи и Де-Кастри, но даже благодарили Бошняка и просили, чтобы русские поселились вверх по Амуру, поближе к реке Сунгари. 15-го мая того же года Н. получил от августейшего генерал-адмирала великого князя Константина Николаевича предписание, в котором, между прочим, сообщалось, что Северо-Американские Штаты посылают в Восточную Азию две экспедиции: одну с целью установления политических и торговых связей с Японией, а другую — с ученой целью для обозрения берегов Тихого океана до Берингова пролива. Экспедиции эти, первая из 10 военных судов, вторая из трех, в русских восточно-азиатских водах должны были появиться в средине лета 1853 года, почему и предписывалось Н. оказывать им «дружественное внимание и приветливость в должных границах благоразумия и осторожности». Вслед за этим лейтенант Бошняк донес, что шкипер одного из китобойных судов сообщил ему, что американцы собираются летом быть в Татарском заливе и хотят занять бухту для пристанища своим китоловным судам. Ввиду этого донесения H. решил зорко следить за побережьем Татарского залива и на усиление военного поста в Де-Кастри командировал к Бошняку мичмана Разградского с тремя матросами, причем предписывал в случае появления американских экспедиций оказывать им всяческое внимание и содействие, но отнюдь не допускать занятия каких-либо бухт или заливов, объясняя, что все побережье до корейской границы составляет российские владения. Во исполнение предписаний Н., лейтенант Бошняк 1-го мая 1853 года на небольшой туземной лодке отправился из Де-Кастри вдоль южного берега Татарского залива и, исследуя по возможности этот берег, после трехнедельного опасного плавания прибыл в залив, носящий у туземцев название Хаджи, и названный Бошняком заливом императора Николая I.
Постоянные настоятельные донесения Н. о необходимости занятия нами Приамурского и Приуссурийского края стали мало-помалу изменять взгляд на этот вопрос в высших правительственных сферах, и в начале 1853 года Высочайше был утвержден новый штат амурской экспедиции. По новому штату в распоряжение Невельского были вверены рота флотских нижних чинов в 240 человек, сотня казаков и взвод горной артиллерии; значительно увеличен был и офицерский состав.
В своих дальнейших заботах о водворении русского влияния в новом крае, Н. решил поставить военные посты на западном берегу острова Сахалина и в Императорской гавани. «Немедленное занятие Императорской гавани, писал он Н. Н. Муравьеву, как гавани на прибрежье Татарского залива, находящейся посредине между лиманом и корейской границей, весьма важно». Кроме того, H. настаивал на присылке военного судна для крейсерства в Татарском заливе, чтобы фактически доказать американцам и другим иностранцам, что весь берег до корейской границы принадлежит нам. Наконец, в Петербурге решено было занять военными постами залив Де-Кастри и селение Кизи (значительно спустя после того, как это было выполнено Н. на свою ответственность) и остров Сахалин. Из дальнейших действий Невельского до прибытия подкреплений отметим следующее.
Отправившись 14-го июля из Петровского на транспорте «Байкал», Н. основал 6-го августа в Константиновской бухте Императорской гавани пост Константиновский; из Императорской гавани он отправился в залив Де-Кастри и подкрепил бывший там пост, названный им Александровским. Предписав транспорту из залива Де-Кастри плыть к западному берегу Сахалина и там в бухте около 50° N широты высадить Д. И. Орлова с 5 казаками для основания поста Ильинского, Н. с одним казаком и тунгусом пошел из Александровского поста пешком на озеро Кизи, оттуда в байдарке прибыл в селение Котова и основал там пост Мариинский. Из поста Мариинского Н. на байдарке же спустился по Амуру до Николаевска, а оттуда 17-го августа возвратился в Петровское. С прибытием кораблей в помощь экспедиции Н., последним было занято на Сахалине заселенное японцами местечко Тамари и основан там пост, названный Муравьевским. Для заведования этим постом, а также всем о. Сахалином, Невельской оставил майора Буссе, прибывшего с десантным отрядом из Петербурга.
17-го февраля 1854 года Невельской получил уведомление от генерал-губернатора, что экспедиция, отправленная Н. Н. Муравьевым в Удский край, по тщательном исследовании северного склона Яблонового хребта, около верховьев р. Уди, подтверждает точными данными все, что доносил Невельской об этом хребте; что Государь Император остался весьма доволен всеми действиями амурской экспедиции, особенно занятием залива Де-Кастри, острова Сахалина и открытием Императорской гавани.
Вскоре за тем H. H. Муравьев получил из Петербурга разрешение для более прочного занятия приамурского края отправить туда подкрепление вниз по Амуру. С этою целью на Шилке был выстроен 60-сильный речной пароход «Аргунь» и приготовлено около 75 груженых баркасов. Флотилия эта под личным начальством самого Муравьева 14-го мая 1854 года отплыла от Шилкинского завода и ровно месяц спустя была у Мариинского поста, где ее встретил Н. Об этом путешествии Муравьев и его спутники рассказывали, между прочим, что, плывя по р. Амуру, они вначале находили большую часть прибрежных деревень пустыми, так как жители бежали из них от страха; но подойдя верст на 500 к Мариинскому посту, они вступили в страну, как бы давно принадлежащую России. Везде на встречу к ним выходили туземцы в сопровождении стариков, приносили рыбу и выставляли проводников; даже маньчжурские торговцы являлись к Муравьеву извиняться, что торгуют без дозволения русских, и просили дать им это дозволение. Такое влияние и в столь обширном крае не только на инородцев, но и на маньчжур было достигнуто амурской экспедицией при ничтожных средствах и всего в какие-нибудь четыре года. По приезде Н. Н. Муравьева выяснилось, что в Мариинском и Николаевском постах будет зимовать около 900 человек, тогда как раньше зимовало всего 25—35 человек. Но вместе с тем оказалось, что Петропавловск в случае блокады долго держаться не может, так как у него почти совершенно не было съестных припасов, и рассчитывать на получение их морем на компанейских кругосветных судах по условиям военного времени было трудно. Поэтому Н. вторично предложил перевести Петропавловский порт в Николаевск; но это предложение опять было не принято. Также тщетно старался Н. доказать, что река Амур должна составлять лишь базис наших здесь действий, главная же и конечная цель этих действий должен быть уссурийский бассейн и его прибрежье. Н. Н. Муравьев, как и все его спутники, не разделял этого взгляда и говорил, что наша граница с Китаем должна проходить по левому берегу реки Амур. Впрочем, H. H. Муравьев впоследствии изменил свой взгляд и присоединился к мнению Невельского. Как бы то ни было, но отношения между Муравьевым и Невельским, несколько самолюбивым и не всегда точно следовавшим инструкциям высшего начальства, стали обостряться, что обнаружилось еще более во время следующей поездки Муравьева по Амуру в июне 1855 г. Вот что писал, между прочим, в это время Муравьев в одном из своих писем М. С. Корсакову: «Невельской просит меня не обездолить его народом и строить батарею в Николаевском порте на увале, кажется, против своего дома, а не там, где приказано — против входа в реку. Он оказывается так же вреден, как и атаман (атаман и губернатор Забайкальской области Запольский, которым Н. Н. Муравьев был очень недоволен). Вот к чему ведет честных людей самолюбие и эгоизм». Это письмо H. H. Муравьев заключает следующей фразой: «для успокоения Невельского я полагаю назначить его при себе исправляющим должность начальника штаба… Таким образом, Невельской не будет никому мешать и докончит свое там поприще почетно». Действительно, по прибытии генерал-губернатора в Мариинский пост, Невельской получил следующее предписание: 1) Амурская экспедиция заменяется управлением камчатского губернатора контр-адмирала Завойко, местопребыванием которого назначается Николаевск, 2) Вы (т. е. Невельской) назначаетесь начальником штаба при главнокомандующем всеми морскими и сухопутными силами, сосредоточенными в приамурском крае, 3) Все чины, состоящие в амурской экспедиции поступают под начальство контр-адмирала Завойко, и 4) главной квартирой всех наших войск назначается Мариинский пост". Сдав, вследствие этого предписания, экспедицию старшему по себе, Н. отправился в Мариинский пост и представил генерал-губернатору отчет о деятельности амурской экспедиции за пять лет ее существования с июня 1850 года по июнь 1855 года. Из этого отчета видно, что экспедиция стоила казне всего 64400 рублей сер.
Труды Г. И. Невельского были отмечены следующими Высочайшими милостями: за основание Петровского зимовья и за опись лимана р. Амур он получил в 1850 г. орден св. Владимира 4-ой ст.; за основание постов Александровского, Мариинского, Константиновского, Ильинского и Муравьевского селения получил в 1853 году орден св. Анны 2-й cт. с императорской короной; за открытие сообщения между заливом Де-Кастри и р. Амуром был награжден орденом св. Владимира 3-ей ст., и 26-го августа 1854 года произведен в контр-адмиралы.
Со времени назначения Н. начальником штаба при главнокомандующем всеми морскими и сухопутными силами, сосредоточенными в приамурском крае, самостоятельная деятельность его окончилась. В конце 1856 года он возвратился в Петербург, где в то время распространился слух, будто наши суда — фрегат «Аврора», корвет «Оливуца» и транспорт «Двина», по случаю мелководья на баре р. Амур, выйти из реки не могут и что все донесения Н. относительно состояния этого бара неправильны. Точно так же Н. обвиняли в том, что фрегат «Паллада» по его вине не введен в Амур и затоплен в Императорской гавани. Этому, кажется, верил даже император Николай Павлович, потому что, высказывая Невельскому благодарность за его труды и уверяя его, что Россия никогда не забудет его заслуг, Государь, однако, заметил, что река Амур мелка и не годится для плавания. Ближайшее будущее показало, тем не менее, насколько ложны были слухи, распущенные недоброжелателями Невельского.
10-го декабря 1856 года Невельской был отчислен от должности для особых поручений при генерал-губернаторе и назначен состоять по флоту, а в следующем году, 17-го сентября, был определен членом Морского ученого Комитета. Между тем, ближайшее знакомство с приамурским краем убедило Н. Н. Муравьева в справедливости мнений Невельского, и он оставил свой прежний взгляд, что наша граница с Китаем должна идти по левому берегу р. Амура, и в основу Айгунского трактата положил воззрения, которые не раз настойчиво проводил Невельской. В самый день заключения Айгунского трактата, 16-го мая 1858 года, Н. Н. Муравьев писал ему: «Отечество никогда вас не забудет, как первого деятеля, создавшего основание, на котором воздвигнуто настоящее здание». По получении известия о заключении упомянутого трактата и о ратификации его богдыханом, Государь Император Александр II указом, данным Правительствующему Сенату 26-го августа 1856 года, пожаловал Невельскому орден св. Анны 1-й ст. и пенсион в 2000 рублей в год.
Дальнейшая деятельность Н. сосредоточилась в Морском Ученом Комитете. Произведенный 1-го января 1864 г. в вице-адмиралы, он три года спустя, 6-го декабря 1866 г., был назначен членом ученого отделения морского технического комитета и тогда же награжден орденом св. Анны 1-ой ст. с императорской короной, а 17-го апреля 1870 года — орденом св. Владимира 2-ой ст. Последней наградой Невельского было производство его 1-го января 1874 года в адмиралы.
Помимо служебной деятельности, Н. последние годы своей жизни немало времени посвящал участию в делах Общества для содействия русскому торговому мореходству и был председателем петербургского отделения этого общества. Г. И. Невельской скончался в Петербурге 17-го апреля 1876 года. Тело его погребено на кладбище Новодевичьего монастыря. Для увековечения заслуг Невельского ему и его сотрудникам в 1891 году во Владивостоке поставлен памятник, сооруженный по проекту А. Н. Антипова. Кроме того, шестидесятилетие со дня присоединения Приамурья, исполняющееся 1-го августа 1910 года, предположено ознаменовать сооружением на добровольные пожертвования памятника адмиралу Невельскому в гор. Николаевске на Амуре; Высочайшее разрешение на открытие повсеместного в Империи сбора добровольных пожертвований для осуществления этого сооружения последовало 13-го октября 1908 года.
Перу Г. И. Невельского принадлежит несколько заметок в «Морском Сборнике» (см. ниже); кроме того, после него остались «Записки», которые были изданы его женой, разделявшей с ним все трудности сделанных им экспедиций. Эти записки вышли в С.-Петербурге в 1878 г. под редакцией В. Вахтина под заглавием: «Подвиги русских морских офицеров на крайнем востоке России в 1849—1855 гг.».
«Общий Морской Список», т. XI, стр. 28—31; «Подвиги русских морских офицеров на крайнем востоке России 1849—1855 гг. Приамурский и Приуссурийский край». (Посмертные записки адмирала Heвельского). СПб., 1878 г. (к «Запискам» приложен портрет (1876 г.), гравированный Е. Бобровым); «Исторический Вестник» 1891 г., т. 46, декабрь; статья М. С. Робуша, «Один из русских пионеров на Дальнем Востоке», стр. 692—712 (к статье приложен портрет Г. И. Невельского и снимок с памятника ему во Владивостоке); П. Тихменев «Историческое обозрение российско-американской компании», стр. 62 и др.; «Русское Слово» 1860 г., ст. Романова; «Морской сборник» 1859 г., № 2, ст. Н. Бошняка: «Экспедиция в Приамурском крае»; Барсуков, «Граф Николай Николаевич Муравьев-Амурский», кн. II; «Голос» 1876 г. № 109 и 110; «Иллюстрированная Газета» 1876 г., № 23; «Всемирная Иллюстрация» 1876 г., № 384; «Народная школа» 1876 г., № 5; «С.-Петербургские Ведомости» 1876 г., № 109 и 110; «Разведчик» 1891 г., № 55; «Новости и Биржевая Газета» 1891 г. № 66, ст.: «О памятнике адмиралу Г. И. Невельскому»; «Русский Архив» 1878 г., № 12, ст. Н. С. Листовского: «Рассказы из недавней старины», стр. 507—521; «Морской Сборник» 1860 г., тт. 45 и 47— 49, № 1, 6, 8, 9 и 11, ст. лейтенанта Фессуна: "Из записок офицера, служившего на фрегате «Аврора»; «Морской Сборник» 1860 г., № 3, ст. Г. Невельского: «Ответ на письмо г. Бошняка», стр. 76—76. и № 6, приложение: письмо в редакцию Г. Невельского (по поводу статьи г. Шепурина) и за 1861 г., № 2, ст. Шепурина «Возражение на статью Г. Невельского», стр. 171—184; «Энциклопедический словарь», изд. Брокгауза и Ефрона, т. 20, стр. 797; Vera Vend (псевдоним одной из дочерей Невельского): «L’amiral Nevelskoy et la conquête définitive au fleuve Amour». (СПб., 1894 г.); Леер, «Энциклопедия военных и морских наук», т. V.