Наталья Кирилловна — вторая супруга царя Алексея Михайловича, дочь Кириллы Полуектовича Нарышкина и жены его Анны Леонтьевны, урожденной Леонтьевой; род. 22 авг. 1651 г., умерла 25 января 1694 г. У Кириллы Полуектовича Нарышкина, мелкого тарусского дворянина, была большая семья — пять сыновей и две дочери, а у друга его, известного государственного деятеля второй половины XVII в., Артамона Сергеевича Матвеева — единственный сын. Между ними существовали родственные отношения, так как брат Кирилла Полуектовича, Феодор Полуектович, был женат на родной племяннице жены Матвеева, Евдокии Петровне Гамильтон. Матвеев взял к себе на воспитание старшую дочь своего приятеля, и хотя не сохранилось никаких сведений, сколько времени прожила Наталья Кирилловна в его доме и какого рода образование она получила, но можно сказать с уверенностью, что юность ее протекла при иных условиях, чем юность большей части боярских и дворянских дочерей второй половины ХVІІ ст... Матвеев был человек образованный и расположенный к иностранцам, и в его доме не было той замкнутой теремной жизни, которая ставила женщину в исключительные условия. Матвеев был начальником Посольского и Малороссийского приказов и пользовался особенным расположением и доверием царя Алексея Михайловича, который часто бывал у него в гостях запросто. Царь Алексей Михайлович овдовел 2-го марта 1669 г., на сороковом году от роду, после 20-ти летней супружеской жизни с Марьей Ильинишной, из рода Милославских. Девять месяцев спустя после смерти Марьи Ильинишны, царь Алексей Михайлович задумал снова жениться: 28 ноября 1669 г. начался смотр невестам, продолжавшийся до мая 1670 г. Неизвестно, решил ли царь жениться вообще и для этой цели приказал собрать в Москву красавиц — дочерей, сестер и племянниц бояр и дворян, или, увидав Наталью Кирилловну Нарышкину, предназначил ее себе в супруги, а смотрины назначил ради соблюдения обычая старины.
Смотрины невестам происходили так: в известные дни невест привозили к государю во дворец, иных после этого отправляли прямо по домам, а тех, которые более нравились государю, оставляли для вторичного осмотра. Этот вторичный смотр произошел 18 апреля 1670 г., а 28 апреля были найдены истопником во дворце два подметные письма, запечатанные сургучом: одно — в сенях перед Грановитой Палатой, другое — прилепленное у сенных дверей Шатерной Палаты. В этот же день письма были представлены боярину и дворецкому Б. М. Хитрово, а он поднес их государю. Неизвестно, что было в этих письмах; говорилось только, что "такого воровства и при прежних государях не бывало, чтобы такие воровские письма подметывать в их государских хоромах"... Надо полагать, что интрига велась со стороны Милославских, родственников умершей царицы Марьи Ильинишны, опасавшихся, что по вступлении царя в брак с Натальей Кирилловной Нарышкиной значение Матвеева еще более усилится. Подозрение в составлении подметных писем пало, однако, не на них, а на Ивана Шихирева, сильно хлопотавшего, чтобы племянница его Авдотья Беляева, находившаяся в числе красавиц, представленных на смотрины, была выбрана царем в невесты. Шихирева взяли, обыскали, нашли у него во дворе какие-то травы и стали допрашивать. Из расспросов выяснилось, что он говорил духовнику царя Алексея Михайловича, Благовещенскому протопопу Андрею Савиновичу, что "племянница его в верх взята, а Нарышкина свезена". Шихирева отвели в застенок и пытали, но он и на пытке повторял, что подметных писем не писывал и никому писать не веливал и не подметывал. 24 апреля стали разыскивать, кому мог принадлежать почерк этих писем. 26 апреля "воровские письма" были явлены на Постельном крыльце всем служилым людям с повелением стараться разыскать "вора", который писал или подметывал их. Чем окончилось это дело — неизвестно, но свадьба царя была отложена до 22 января 1671 г. Неудивительно, что подметные письма произвели такой переполох во дворце. Много раз бывала "порча" царских невест, и сам царь Алексей Михайлович испытал в дни юности сильную скорбь, когда должен был отказаться от женитьбы на Евфимии Федоровне Всеволожской, упавшей в обморок вследствие того, что ей нарочно затянули туго косу.
22 января 1671 г. произошло венчание царя Алексея Михайловича с Натальей Кирилловной Нарышкиной в Успенском Соборе. Венчание совершил духовник царя, Благовещенский протопоп Андрей Савинович. Одежда царя Алексея Михайловича состояла из белого атласного зипуна, ферези (кафтана) и ферезеи (шубы). Ферезь, на пуху и на легком собольем меху, была крыта кизильбашским (персидским) атласом, затканным по "рудожелтой" земле серебряными травами и разноцветными шелковыми листьями; ферезея, на собольем меху, крыта сукном скорлатным белым и обшита на подоле немецким плетеным золотым кружевом; на плечах, на груди и на спине нашиты образцы, низанные жемчугом, с запанами по алому бархату; ожерелье у ферезеи пристяжное первого наряду, т. е. алмазное. Шапка из алого двоеморхового (с двумя ворсами) бархата, с большими запанами; посох индейский с каменьями, первого наряду; ичетоги (чулки), а также и башмаки желтые сафьянные. Относительно одеяния невесты не сохранилось никаких сведений, потому что было обыкновение записывать в книге "Выходов царей" только одежду царя, а "Выходные" книги цариц до нас не дошли.
Со стороны Натальи Кирилловны дружками и свахами на свадьбе были: стольники кн. Василий Иванович Хилков и Лев Демид. Голохвастов и жены их, кн. Ирина Григ. Хилкова и Матрена Алексеевна Голохтвастова; свахой с кикою была жена Ив. Демид. Голохвастова Авдотья Алексеевна. Обязанность конюшего исполнял окольничий кн. Дмитрий Алексеевич Долгоруков; каравайниками были стряпчие — Мих. Бор. Челищев и Никита Сурьянинов Тараканов; фонарниками — стряпчие Никита Никиф. Спесивцов и Феод. Петр. Образцов; свещниками — стольник кн. Андрей Андр. Хилков и стряпчий Еремей Хрущов. Сидячими боярами были: Сибирский царевич Петр Алексеевич и окольничий кн. Борис Ив. Троекуров; сидячими боярынями — княгиня Анастасия Вас. Сибирская и невестка кн. Бор. Ив. Троекурова, кн. Анна Семеновна. В комнате у Натальи Кирилловны были: боярыня кн. Ульяна Ив. Голицына (вдова кн. Ив. Вас.), боярыня кн. Елена Борисовна Хворостинина (вдова кн. Феод. Юрьев.), жена Артамона Серг. Матвеева, Авдотья Григорьевна и жена Феод. Полуект. Нарышкина, Евдокия Петровна.
Три дня сряду у царя был стол по Грановитой палате, а у царицы Натальи Кирилловны стол по Передней палате. У стола Натальи Кирилловны были: царица Грузинская Елена, жены Касимовского и Сибирского царевичей, жены бояр, окольничих, думных дворян и приезжие боярыни; ели все без мест. Две недели с небольшим спустя после свадьбы, 7 февр. 1671 г., у царя Алексея Михайловича и у царицы Натальи Кирилловны были в Золотой палате с дарами: патриарх Иоасаф, высшее духовенство, или, как тогда называли, "власти", бояре, окольничие, думные люди, гости, посадские люди гостинной и суконной сотен и черных слобод. После поднесения даров все они обедали у царя в Грановитой Палате.
Со времени женитьбы царя Алексея Михайловича на Наталье Кирилловне запись "Дворцовых разрядов" стала вестись гораздо подробнее, нежели раньше. О царице Марье Ильинишне сохранились лишь отрывочные сведения, касающиеся ее богомольных походов по загородным монастырям и походов в подмосковные села, которые она посещала, по-видимому, весьма редко. Царевны, дочери царя Алексея Михайловича и Марьи Ильинишны, упоминались лишь по случаю "столов", которые царь делал в их именины. У царя Алексея Михайловича было 6 дочерей и 2 сына от первого брака. Две старшие царевны были почти ровесницами Натальи Кирилловны; Евдокия Алексеевна была даже на 1½ года старше ее, а Марфа Алексеевна лишь на год моложе. Царевна Софья была подростком, — ей шел 14-й год; за нею следовали погодки: Екатерина, Мария, Феодор и Феодосия, а самому младшему царевичу Иоанну было 4½ года.
30 мая 1672 г. у Натальи Кирилловны родился первенец — царевич Петр. Обрадованный царь в тот же день пожаловал окольничество своему тестю Кирилле Полуектовичу Нарышкину, а также я воспитателю Натальи Кирилловны — Артамону Сергеевичу Матвееву; дяде ее, Феодору Полуектовичу Нарышкину, было сказано думное дворянство; 2 июня у царя был стол в Золотой палате Натальи Кирилловны без зову. Крещение царевича Петра произошло 29 июня в Чудовом монастыре, а потом был стол в Грановитой палате с таким обилием и разнообразием "сахаров" и "овощей", т. е. лакомств, что считаем не безынтересным остановиться несколько подробнее на их описании и распределении. На столе царя Алексея Михайловича было поставлено 120 блюд, на столе Натальи Кирилловны, в ее деревянных хоромах, 100 блюд; тут были и коврижки громадных размеров, изображавшие Московский и Казанский гербы, и Кремль с пешими и конными людьми, и сахарные птицы — орел, лебедь (весом 2 пуда), утки, попугай, голубь, всевозможные марципаны, леденцы, сахары "узорочные", сахары "зеренчетые", засахаренные фрукты (по тогдашнему — "сахары леденцы на разных овощах"), смоквы, цукаты, шептала, инбирь в патоке и "иные разные индейские овощи". Приглашенные к столу царя и царицы получили разные сласти тут же, а остальным было разослано по известному количеству блюд. Больше всего было назначено Грузинской царице Елене Леонтьевне (Леоновне) и сыну ее царевичу Николаю Давидовичу — по сорока блюд. Не только духовенство, думные дворяне и дьяки, комнатные стольники и стольники, служившие у стола, стрелецкие полковники, головы, полуголовы и сотники, но даже "дохтур" и три "оптекаря" были наделены "сахарами"; стрельцам, которые стояли на карауле по Красному крыльцу и на дворе было дано, всем вообще, 13 ф. сахаров зеренчатых, 2 п. изюму, 1 п. винных ягод и 1½ п. черносливу. Около 800 человек, не считая стрельцов, получило угощение от царя и царицы, за столом которой сидели жены царевичей Сибирских и Касимовского, жены бояр, стольников и пр.; не были забыты при раздаче лакомств постельницы и мастерицы.
Мы останавливаемся на бытовой стороне, так как при описании царствований Алексея Михайловича и Петра Великого главное внимание историков обращено на внешнее и внутреннее политическое состояние Московского государства, на историческое значение этих царствований, на преобразовательную деятельность Петра Великого; между тем, мелкие черты обыденной жизни, которые, как крупинки, рассеяны в "Дворцовых разрядах" и других подобных записях, представляют особенно ценный материал для выяснения отношений Натальи Кирилловны к ее падчерицам и пасынкам.
По общепринятому мнению, со времени женитьбы на Наталье Кирилловне царь Алексей Михайлович обращал исключительное внимание на свою молодую жену, а затем на маленьких детей, родившихся от этого брака (после Петра родились: Наталия 22-го августа 1673 г. и Феодора, род. 4-го сентября 1674 г.); дочери же от первого брака будто бы отошли на задний план, находились в пренебрежении у отца и у мачехи и вследствие этого возненавидели мачеху и всю ее родню, приближенную царем Алексеем Михайловичем ко двору. Между тем, это мнение, кажется, не совсем справедливо. При царице Марье Ильинишне, которая последние годы недомогала, только две старшие царевны, Евдокия и Марфа, могли пользоваться некоторыми развлечениями, дозволяемыми теремной жизнью; остальные царевны, с Софьей Алексеевной во главе, были настолько юны, что находились на положении детей. Что касается царевен и царевичей от первого брака царя Алексея Михайловича, то они участвовали во всех загородных "походах", предпринимаемых Натальей Кирилловной, и, следовательно, не были лишены каких-либо удовольствий и развлечений, а, напротив, стали пользоваться тем, чего раньше не видали. Точно так же несправедливо установившееся мнение, будто Наталья Кирилловна всеми своими симпатиями тяготела к старинной Московской Руси и была противницей европейских новшеств. Правда, она была религиозна в старомосковском обрядовом смысле, любила торжественные церковные службы, должна была находиться в обществе высших духовных лиц, по заведенному в Москве обиходу, — но рядом с этим она не чуждалась некоторых бытовых нововведений и не соблюдала строго теремного затворничества. При поездках по улицам Москвы Наталья Кирилловна нередко поднимала занавески у колымаги и тем немало смущала прохожих, потому что это было не "в обычае" московских цариц; во время летних "походов" на богомолье в Троице-Сергиев монастырь она еще больше поражала встречавшихся на пути, так как ездила в открытой колымаге, чтобы иметь возможность любоваться живописными видами по дороге от Москвы до монастыря. По свидетельству одного иностранца, встречные потупляли глаза от смущения. Некоторая склонность Натальи Кирилловны к западным обычаям выражается и в ее любви к театральным зрелищам. На первом представлении в Московском Кремле Наталья Кирилловна и ее падчерицы сидели в особой ложе и были скрыты от посторонних взоров; но впоследствии, кажется, дощатая загородка у ложи была отменена, и царская семья более свободно смотрела на комедии.
Из всего этого молено заключить, что не одна царевна Софья была склонна к отступлению от старинных московских обычаев, тяжело отзывавшихся на женщинах того времени; но и Наталья Кирилловна, бывшая несколько старше своей падчерицы, заплатила известную дань тому западноевропейскому веянию, которое стало проникать в царский терем. Вследствие этого, мать Петра Великого может быть поставлена наряду с царевной Софьей, провозвестницей освобождения русской женщины, проявившегося в начале ХVIII в. по воле Петра Великого. Отступлениями от некоторых старинных московских теремных обычаев Наталья Кирилловна подготовляла почву для бытовой реформы своего великого сына точно так же, как другие влияния на Петра, а равно и деятельность некоторых государственных людей при Алексее Михайловиче, подготовляли ему почву для преобразований в области государственной.
Посмотрим, как живали в старину царицы, чтобы хотя отчасти представить себе их обиход и их интересы. Царица и царевны не присутствовали при праздничных торжественных богослужениях в соборах. Они молились в своих верховых церквах, у себя на сенях, а в храмовые праздники служил там иногда патриарх, в присутствии государя, и после службы царица принимала его в своих хоромах в одно время с государем. Торжественные приемы патриарха, высшего духовенства и светских чинов происходили у царицы в немногие дни больших годовых праздников — в день Рождества Христова, в один из прощальных дней масляницы и в Светлый день, а также по случаю семейных торжеств, как, напр., свадьба, родины, крестины, или по случаю возведения митрополита в сан патриарха. В первый же год свадьбы царя Алексея Михайловича и Натальи Кирилловны, патриарх Иоасаф, "власти" и "гости" приходили в пятницу на Святой неделе с "золотыми" и подносили их царю в Столовой избе, а Наталье Кирилловне — в Золотой палате.
Особенно торжественный прием должен был быть у Натальи Кирилловны 4-го апреля 1675 г., в самый день Пасхи, как это видно из заранее составленной записки. От обедни из соборной церкви царь Алексей Михайлович прошел в Верх в хоромы Натальи Кирилловны и "жаловал" к руке мам, боярыню Анну Леонтьевну Нарышкину, мать царицы, с дочерью Авдотьей Кирилловной, сестрой царицы, с невесткой Прасковьей Алексеевной Нарышкиной, женой Ивана Кирилловича, да верховых боярынь царицы и царевен, крайчих, казначей и постельниц; кроме того, всем им он пожаловал яйца. После этого надлежало быть торжественному у Натальи Кирилловны приему, но почему-то он не состоялся и происходил на другой день только у государя. В Золотой Палате должны были ударить челом царице: Сибирский царевич Алексей Алексеевич, Касимовский царевич Михайло Васильевич, бояре, окольничие, думные дворяне, думные дьяки, кравчий, постельничий, стряпчий с ключом и ближние люди. Наталья Кирилловна, поддерживаемая своею матерью Анной Леонтьевной, должна была, в присутствии царя, жаловать к руке патриарха Иоакима, "властей", царевичей, бояр и пр. В это время в "приезде" у царицы должны были быть 15 боярынь разных чинов, а перед государем и перед царицей назначены стоять отец царицы — Кирилл Полуектович Нарышкин и Артамон Сергеевич Матвеев. В том же 1675 г., 10 апреля, в субботу на Святой неделе, патриарх прислал с артосом к царю, царице, царевичам и царевнам Павла, митрополита Сарского и Подонского. Случалось, что царь с царевичем Феодором, а царица с царевнами и младшими царевичами отправлялась по кремлевским монастырям и церквам прикладываться к мощам и иконам в сопровождении ближних людей, стольников и дворового женского штата. В это время никого не впускали в Кремль, и по всем воротам стояли стрелецкие сотники. В одно из таких посещений Вознесенского монастыря Наталья Кирилловна велела спросить игуменью о спасении, а боярынь приезжих разных чинов, которых жаловала там к руке, — о здоровье. Спрашивала мать царицы, боярыня Анна Леонтьевна Нарышкина.
Столы царицы Натальи Кирилловны давались в Золотой, в Столовой, или в Передней палате. Обряд столованья был такой же, как и за столом царя; только столовые должности занимали, большей частью, женщины и дети. Для царицы накрывался особый стол, а для боярынь — один или два по сторонам, у стен палаты. У ее стола стояла всегда боярыня кравчая и с нею другая боярыня в помощь. Они принимали и подавали ествы. Но за торжественными столами должности кравчих исполняли ближайшие к царице лица из мужчин. Так, за столами царицы Натальи Кирилловны, кроме боярынь, стояли и принимали ествы и ставили перед ней ее отец Кирилл Полуектович Нарышкин и Артамон Сергеевич Матвеев. За поставцем Натальи Кирилловны сидел и распоряжался отпуском кушанья ее дворецкий Авраам Никитич Лопухин, а с ним путные ключники и стряпчие со всех столовых дворцов. К столу блюда и чаши приносили царицыны стольники, малолетние дворянские дети. В столы смотрели, т. е. потчивали боярынь, дворовые боярыни меньших чинов.
Тем боярыням, которые не присутствовали у стола, а также мамам, верховым боярыням и казначеям посылались звары, коврижки, кубки (т. е. напитки) и ествы. Иногда в именины царевен, сестер и дочерей царя, в именины самой царицы или одного из царевичей, не бывало "стола", а рассылались от имени царицы, по списку, пироги, кубки и чарки "по две подачи". 14-го февраля 1675 г., перед началом масленицы, царица послала по осетру и по лососю: Грузинской царице Елене Леонтьевне, своему отцу, боярам, "мамам", Артамону Сергеевичу Матвееву и всем боярыням "приезжим к царице и к царевнам". Игуменьям Вознесенского, Новодевичьего и Алексеевского монастырей и в некоторые другие монастыри было послано по осетру. Царь Алексей Михайлович и царица Наталья Кирилловна не делали различия при угощениях в именины старших и младших детей. Так, напр., 17-го сентября 1674 г. в именины царевны Софьи Алексей Михайлович жаловал, между прочим, пирогами стольников Натальи Кирилловны, которая, в свою очередь, жаловала пирогами весь женский штат в именины не только своего сына, царевича Петра, но и в именины пасынка, царевича Иоанна. В обыкновенные дни, так сказать, повседневные столы бывали иногда в комнатах царя, иногда в хоромах царицы; за такими столами не присутствовали бояре и дворяне.
Выше мы упомянули о загородных "походах" царицы Натальи Кирилловны. Походы эти совершались, главным образом, в подмосковные села: Измайлово, Коломенское, Воробьево и Преображенское. В первой половине ХVΊI столетия, при Михаиле Феодоровиче, любимым летним местопребыванием царской семьи было село Рубцово-Покровское, а при Алексее Михайловиче оно находилось в исключительном владении его сестры, царевны Ирины Михайловны. В селе Измайлове Алексей Михайлович устроил для себя особое вотчинное хозяйство, с множеством прудов и садов, которые были заведены при помощи немецких мастеров. В Коломенском и Воробьеве были тоже сады, которые, по выражению Забелина, "доставляли немало "прохлады" или удовольствия в замкнутой жизни царицы и царевен, как и всего их женского чина; именно их терема выходили окнами прямо в сад, в густоту зеленых деревьев, из которых, по вкусам века, больше других любимы были деревья плодовые: груши, яблони, вишни".
Осень 1674 г. царская семья прожила в с. Преображенском с 25-го октября по 13-е декабря включительно. Переезд из Москвы в с. Преображенское совершился очень торжественно. Царский поезд состоял из 30 колымаг, сопровождаемых стрельцами и царицыными боярскими детьми. Царь и царевич Феодор Алексеевич ехали в первой колымаге; во второй сидел царевич Иван Алексеевич со своим дядькой, князем Прозоровским; за ним следовала колымага царицы Натальи Кирилловны; с ней помещались ее дети (царевич Петр и царевны Наталья и Феодора), ее мать, невестка и "мамы". Старшие и младшие царевны от первого брака царя Алексея Михайловича сидели в двух колымагах под присмотром дворовых и верховых боярынь. Как у них, так и у царицы было запряжено по 12 возников (лошадей) цветных, следовательно, не сделано никакого различия между царицей и дочерьми от первого брака.
Во время пребывания в с. Преображенском давались театральные представления. Кроме того, царь, царица, царевичи и царевны ездили в начале декабря 1674 г. "тешиться", т. е. охотиться в с. Измайлово и в с. Алексеевское, а в с. Измайлове "смотрели всякое строение".
Так, видно, царица Наталья Кирилловна предпочитала простор и свободу загородной жизни стеснительному укладу кремлевских палат, и это не шло в разрез со вкусами царя Алексея Михайловича. Весенний мясоед и лето 1675 r. царь Алексей Михайлович со всей семьей прожил на Воробьевых горах. Оттуда ездили ненадолго в с. Покровское, Измайлово и Преображенское. 1-го июля царь брал с собой царицу и царевичей Феодора и Петра под Девичий монастырь, где "тешился на лугах и на водах, с соколами, кречетами и ястребами". В июле три недели провели в с. Коломенском, откуда царь с царицей и с царевичем Феодором ходил тешиться в Соколово, а на возвратном пути они останавливались в Николо-Угрешском монастыре, где слушали вечерню и молебен. Из Коломенского переехали опять в Воробьево: там справлялись торжественно именины царицы Натальи Кирилловны 27-го августа; там же отпраздновали во время первого пребывания именины царевича Петра. 2 сентября 1675 г. был торжественный прием цесарского посольства не в Грановитой Палате, где обыкновенно принимали посланников, а в с. Коломенском, чтобы Наталья Кирилловна могла полюбоваться приемом во всех подробностях. Она находилась с маленьким царевичем Петром в комнате, смежной с той палатой, где происходил прием; Петр расшалился, толкнул ногою дверь и посланникам представился редкий случай так близко увидать московскую царицу.
Завершилось это загородное житье пребыванием в с. Преображенском. Почти полгода царская семья провела вне Москвы, а царь Алексей Михайлович лишь изредка наезжал в Белокаменную для богомолья и для приемов. Не только во время поездок в Москву, или в соседние села, но даже при выходах к патриарху или в один из московских монастырей происходили обсылки о здоровье между царем и его семьей: царь посылал стольников "со здоровьем" к царице, царевичам и царевнам, а царица посылала от себя других стольников к царю. По исстари заведенному порядку "на Москве" оставались для береженья бояре, окольничие, дворяне, которые должны были смотреть за порядком и безопасностью города и за сохранностью государева двора. При отъездах царя от семьи при Наталье Кирилловне оставлялись ее отец, Артамон Сергеевич Матвеев, думный дворянин Аврам Никитич Лопухин, а в 1675 г. и братья ее, ближние люди Иван и Афанасий Кирилловичи Нарышкины. При царевичах назначались состоять их дядьки, при царевнах — думные дворяне и заслуженные стольники. Отец Натальи Кирилловны, окольничий Кирилла Полуектович Нарышкин был пожалован боярством 27 ноября 1672 г. В числе приезжих боярынь, которых у Натальи Кирилловны было 44, мать ее занимала 13-ое место, жена дяди, Феодора Полуектовича Нарышкина — 19-ое, а жена брата Ивана Кирилловича Нарышкина — 36-е. Первое место принадлежало Грузинской царице Елене Леонтьевне, за ней следовали жены царевичей Сибирского и Касимовских, а из жен бояр выше всех стояла кн. Аксинья Васильевна Пронская.
По свидетельству Страленберга, царица Наталья Кирилловна была очень веселого нрава и весьма охотно предавалась разным увеселениям, а царь Алексей Михайлович, страстно любивший молодую, красивую жену, старался доставлять ей всевозможные удовольствия и заботился о ее нарядах. Сохранились сведения о тех дорогих тканях и драгоценных каменьях, которые были куплены в течение 1673 г. для Натальи Кирилловны. За два золотных алтабаса было заплачено грекам 500 руб., за атлас золотный 50 руб., за кусок голландского полотна 52 руб. (по 1 руб. за аршин). Кроме того, к царице "в Верх были внесены": 4 штуки кисеи, 11 сортов объярей, 164 аршина разной камки, 12 тонких миткалей, 7 польских полотен. Немалых денег стоили и драгоценные украшения: так, например, за жемчуг заплачено 480 руб., за алмазные серьги и запону 270 руб.; были куплены и перстень с алмазом, и зарукавья с яхонтовыми искрами, и разные запоны.
В 1672 г. прибыла в Москву странствующая немецкая труппа под управлением магистра Ягана-Готфрида Грегори. В это время в Москве проживал сын польского вельможи Рейтенфельс, в записках которого сохранилось известие о первом театральном представлении в Московском дворце 17 февраля 1672 г., в субботу на масленице. "Узнавши, что при дворах других европейских государей в употреблении разные игры, танцы и прочие удовольствия для приятного препровождения времени, царь нечаянно приказал, чтобы все это было представлено в какой-то французской пляске. По краткости назначенного семидневного срока сладили дело, как могли. В другом месте прежде представления следовало бы извиниться, что не все в должном порядке; но тут это было бы совершенно лишнее: костюмы, новость сцены и стройность неслыханной музыки, весьма естественно, сделали самое счастливое для актеров впечатление на русских, доставили им полное удовольствие и заслужили удивление. Сперва царь не хотел, чтобы тут была музыка, как вещь новая и некоторым образом языческая; но когда ему сказали, что без музыки точно также невозможно танцевать, как и без ног, то он предоставил все на волю самих артистов. Во время представления царь сидел перед сценой на скамейке; для царицы с детьми (от первого брака) был устроен род ложи, из которой они смотрели из-за решетки, или правильнее сказать, через щели досок, а вельможи (больше не было никого) стояли на самой сцене. Орфей прежде, нежели начать пляску между двух подвижных пирамид, пропел похвальные стихи царю. По описанию Рейтенфельса, два раза видевшего Наталью Кирилловну, это была "женщина в самых цветущих летах, росту величавого, с черными глазами навыкат, лицо приятное, рот круглый, чело высокое, во всех членах тела изящная соразмерность, голос звонкий и приятный, манеры самые грациозные".
Театральное представление, по-видимому, понравилось, и по приказанию царя Алексея Михайловича в с. Преображенском была построена во дворце "комидейная хоромина" под главным наблюдением Артамона Сергеевича Матвеева. В конце октября 1672 г. хоромина была готова, а потому занялись убранством ее стен и полов червчатым [красным] и зеленым сукном; для представления было сшито "всякое потешное платье и написаны рамы перспективного письма", т. е. декораций. Первая пьеса, поставленная на Преображенском театре, была "Есфирь"; эта пьеса общим своим смыслом указывает на историю брака царя Алексея Михайловича с Натальей Кирилловной Нарышкиной. Судьба Есфири походила на судьбу Натальи Кирилловны, Мардохея — на Матвеева, под Аманом можно было разуметь Богдана Матвеевича Хитрово, царского дворецкого и любимца царя Алексея Михайловича. Вероятно, "действо Есфири" до 14-го ноября 1672 г., т. е. до заговенья, давалось не один раз. Так как зимой неудобно было царскому семейству и всем приглашенным ездить из Москвы в Преображенский театр, то явилась мысль устроить театральное помещение в Кремле, в одном из дворцовых зданий. Вероятно, государь или Наталья Кирилловна думали, что можно скоро, в один день, устроить помещение для театра, а потому 22 января 1673 г. царь велел "над аптекой, что на дворце в палатах, построить как быть комидейному действу". Когда выяснилось, что невозможно с такой быстротой исполнить предписание царя, все театральные вещи Преображенского театра, хранившиеся в Кремле, были немедленно перевезены в Преображенское, чтобы вечером 23 января можно было смотреть там "комедию". По-видимому, театральное представление в это число не состоялось, и царь подтвердил свой указ о построении комедийной палаты в Кремле. До масленицы оставалась только неделя, а потому работа пошла спешная. 25 стрельцов работали в течение пяти дней, даже и по ночам, и все было готово к началу масленицы. Было дано два или три представления, в которых, кроме немцев, участвовали дети из Новомещанской слободы, обучаемые Яганом Готфридом Грегори "комидейному действу"; оркестр состоял из немцев и управлялся полковником Фанстаденом. С наступлением великого поста театральные представления прекратились, а возобновились уже весной, после Троицына дня, в с. Преображенском, куда царь переехал со всей семьей на летнее житье. Неизвестно, какие пьесы давались и сколько было представлений, но готовилась к постановке еще новая комедия "О младшем Товии". 22-го августа 1673 г. у царя Алексея Михайловича родилась дочь Наталья, и обычный сентябрьский поход на богомолье к Троице был по этому случаю предпринят всей семьей позднее, лишь 5-го октября, чтобы в нем могла участвовать и царица Наталья Кирилловна. С богомолья царская семя прибыла 26-го октября прямо в Преображенское, где оставалась до филипповского заговенья, т. о. до 14-го ноября, и в течение этого времени неоднократно посещала театр. В рождественский мясоед 1674 г. комедии давались в Кремлевском дворце; 24-го—26-го февраля, на масленице, опять в Преображенском, а 27-го февраля в Кремле. Так как не было двойного комплекта театральных принадлежностей, то "рамы, ковры, сукна, стулы и всякой наряд и органы для комидейного действа" перевозились, смотря по надобности, из Кремля в Преображенское и обратно. Осенью 1674 г., с 25-го октября до 13-го ноября, царь с семейством был, как мы видели выше, в Преображенском; шли комедии Юдифь и Есфирь, причем иноземцы и дворовые люди боярина Артамона Сергеевича Матвеева тешили государя и гостей — играли на "органах, фиолях и страментах" и танцевали. На этих представлениях кроме царского семейства были бояре, окольничие, думные дворяне, думные дьяки, ближние, стольники и "всяких чинов люди". Последние представления в Кремле были в зимний мясоед 1675 г.; одно из них 11-го февраля, в четверг на маслянице, началось в десятом часу вечера, а кончилось в пятом часу пополуночи, следовательно, продолжалось около семи часов. Осенью 1675 г. были, вероятно, опять представления в Преображенском, а в Кремлевских палатах какой-то немецкий фокусник показывал дважды фокусы и привел в изумление царя и царицу своим искусством и своей ловкостью...
Так безмятежно текла жизнь Натальи Кирилловны до второй половины января 1676 г. 19-го января царь Алексей Михайлович занемог, а 30-го января скончался, благословив на царство своего 14-ти летнего сына Феодора, объявленного наследником престола 1 сентября 1674 г. Говорили, будто бы боярин Артамон Сергеевич Матвеев (он получил боярство в 1675 г.) хотел провозгласить царем маленького Петра, но вряд ли это справедливо. Царица Наталья Кирилловна осталась молодой вдовой: ей шел только 26-й год. Свидетельства об отношении юного царя Феодора Алексеевича к Наталье Кирилловне разноречивы. Одни говорят, что Феодор Алексеевич, от природы весьма добрый, оказывал Наталье Кирилловне такое же почтение, как и при жизни отца. Он оставил ей тот же штат и то же содержание, заботился о здоровье, а впоследствии о воспитании царевича Петра, навещал его, а когда бывал нездоров, наведывался о нем, или приказывал приводить к себе. По словам других, только второй жене Феодора Алексеевича, Марфе Матвеевне, удалось примирить его с мачехой и ее детьми.
Родственники царя Феодора Алексеевича по матери, с Ив. Мих. Милославском во главе, старались избавиться от ненавистных им Нарышкиных, а главное — от Артамона Сергеевича Матвеева. 4-го июля 1676 г. Матвеев был отправлен на воеводство в Верхотурье, а по дороге туда был остановлен в г. Лайшеве на Волге, обвинен в намерении "извести" Феодора Алексеевича еще при жизни царя Алексея Михайловича силой волшебства и призыванием нечистых духов, лишен имений и всяких почестей и сослан, как государственный преступник, на житье в отдаленный и дикий Пустозерск. Вскоре после того были сосланы и братья царицы Натальи Кирилловны: Иван Кириллович был сослан на Рязань, в г. Ряжск, а Афанасий Кириллович — неизвестно куда. Положение ее было тяжелое. Без руководителя, с тремя малолетними детьми она видела враждебное отношение к себе и к царевичу Петру Ивана Михайловича Милославского и Богдана Михайловича Хитрово и вынуждена была держаться в стороне, так как тетки и сестры царя Феодора Алексеевича стояли к нему ближе. В 1677 г. для Натальи Кирилловны и для ее детей были выстроены деревянные хоромы на месте двора боярина Семена Лукьяновича Стрешнева. Этот двор, занимавший 104 саж. в окружности, находился подле конюшенного патриаршего двора и примыкал с одной стороны к Троицкому подворью, а с другой — к житницам хлебенного государева дворца. Новые хоромы соединяли сенные церкви Св. Екатерины и Воскресения и терем с хоромами царевен. В 1680 г. царь Феодор Алексеевич женился на Агафье Семеновне Грушецкой и занялся постройкой новых деревянных хором как для себя и для своей супруги, так и для своих сестер, больших и меньших царевен. Его хоромы были поставлены у терема подле западной стены Воскресенской теремной церкви; сюда же перенесены были и хоромы Натальи Кирилловны. Через год, 14-го июля 1681 г., умерла царица Агафья Семеновна, а несколько дней спустя и новорожденный сын ее Илья. В конце года приближенные к царю — Иван Максимович, Языков и Лихачевы — уговорили его жениться вторично и представили в качестве невесты четырнадцатилетнюю крестницу Матвеева, Марфу Матвеевну Апраксину. По их внушению она упросила Феодора Алексеевича облегчить судьбу своего крестного отца, который до тех пор тщетно посылал челобитные и самому царю, и близким ему людям, желая доказать свою невинность. Феодор Алексеевич велел возвратить Матвееву отобранные у него имения, кроме того, пожаловал село Верхний Лондох с деревнями и велел ожидать в Костромском городе Лухе нового царского указа.
Недолго прожил царь Феодор Алексеевич после своей второй женитьбы: свадьба его совершилась 14-го февраля 1682 г., а 27-го апреля того же года он скончался. Во время предсмертной болезни Феодора Алексеевича сестра его, царевна Софья, безотлучно была у его постели, сама подавала ему лекарства и таким образом находилась среди ближних бояр и других ближних людей, окружавших больного. 27 апреля, после того, как все по обряду простились с покойным царем и целовали руки у оставшихся братьев его, Иоанна и Петра, — патриарх Иоаким в сопровождений архиереев, бояр, окольничих, думных и ближних людей, вышел на Золотое Крыльцо и, велев "всяких чинов людям" собраться на площади перед церковью Спаса, спросил, кому из двоих царевичей быть на царстве? Раздались крики — "Петру Алексеевичу". В пользу Иоанна Алексеевича было немного голосов. Патриарх возвратился во дворец и благословил на царство Петра; следовательно, правление государством переходило к матери его, царице Наталии Кирилловне. Царевна Софья Алексеевна не могла помириться с мыслью, что первенствующее место в Московском государстве займет Наталья Кирилловна, что царем будет Петр и Нарышкины опять войдут в силу, а она сама и сестры ее от брака Алексея Михайловича с Марьей Ильинишной Милославской навсегда утратят всякое значение. В течение шестилетнего царствования Феодора Алексеевича царевна Софья, как наиболее умная и честолюбивая изо всех сестер, лелеяла мечту выдвинуться при болезненном брате. Полагают, что под влиянием изучения византийской истории ее идеалом стала Пульхерия, сестра императора Феодосия, взявшая в свои руки бразды правления. Избрание в цари Петра лишило царевну Софию самообладания. Она пошла напролом и нарушила чин дворцовой жизни, всенародно явившись в храме при отпевании царя Феодора Алексеевича, на погребении которого, по правилам старины, должны были присутствовать из родственников только его вдова и новоизбранный царь Петр с матерью. Торжественный выход царевны Софьи рядом с Петром был так необычен, что граничил с дерзостью и доказывал явное неуважение к личности Натальи Кирилловны. Когда гроб поставили на уготованном месте среди храма, Наталья Кирилловна и Петр, приложившись к покойному Феодору Алексеевичу, ушли к себе и не присутствовали у обедни и на отпевании; до конца службы оставались: пятнадцатилетняя вдова, царица Марфа Матвеевна, и царевна Софья. Сестры царя Алексея Михайловича, царевны Анна и Татьяна Михайловны, возмущенные уходом из церкви Петра, послали Наталье Кирилловне с монахинями выговор, что брату так делать не годится и неприлично. Она ответила, что Петр еще ребенок, утомился и не мог достоять долгой службы не евши. Возвращаясь после погребения во дворец, Софья горько плакала и обратилась к народу с такими словами: "видите, как брат наш царь Феодор неожиданно отошел с сего света: отравили его враги зложелательные; умилосердитесь над нами сиротами, нет у нас ни батюшки, ни матушки, ни брата, старший брат наш Иван не выбран на царство; а если мы перед вами или боярами провинились, то отпустите нас живых в чужие земли, к королям христианским". Это сильно подействовало на народ.
12-го мая 1682 г. вернулся в Москву Матвеев, вызванный из Луха указом Петра; на другой день он представился ему и Наталье Кирилловне, причем была "радость неизреченная, что никакое человеческое писало по достоянию исписати не возможет". 15-го мая, в день памяти убиения царевича Димитрия в Угличе, начался стрелецкий бунт, продолжавшийся трое суток. Не вдаваясь в подробности, отметим лишь, что царица Наталья Кирилловна лишилась своего воспитателя и двух братьев: Артамон Сергеевич Матвеев был сброшен стрельцами с дворцового крыльца на площадь против Благовещенского собора и изрублен на мелкие части; Афанасия Кирилловича Нарышкина стрельцы вытащили на паперть из-под престола сенной церкви Воскресения Христова и тоже изрубили и выбросили на площадь. Другого брата царицы, Ивана Кирилловича, тщетно искали в течение двух дней; на третий день стрельцы столпились у дворцового крыльца и кричали, что не уйдут из Кремля, пока им не выдадут Нарышкина. Положение Натальи Кирилловны было крайне тяжелое. Царевна Софья резко сказала ей: "брату твоему не отбыть от стрельцов; не погибать же нам всем за него". Бояре со слезами просили царицу выдать брата и тем избавить их от погибели. Иван Кириллович был выведен из убежища в церковь Спаса за Золотою решеткою, здесь он исповедывался, приобщился Св. Таин, соборовался. Прощание с ним Натальи Кирилловны было трогательно и показалось некоторым слишком продолжительным. Кн. Яков Никитич Одоевский сказал царице: "Сколько вам, государыня, не жалеть, а все уже отдать придется; а тебе, Ивану, отсюда скорее идти надобно, а то нам всем придется погибнуть из-за тебя" Стрельцам было внушено, что Иван Кириллович изменник, что он посягал на жизнь царевича Иоанна Алексеевича, а потому, как только Нарышкин вышел из церкви, стрельцы кинулись на него, потащили в застенок, пытали и, не добившись никакого признания, расправились так же, как с Матвеевым и с Афанасием Кирилловичем Нарышкиным.
Вскоре после этого происками и стараниями Софьи был провозглашен царем Иоанн, причем первенство было за ним, как за старшим. Этим самым Н. К. отстранялась от правления, а выдвигалась Софья, как сестра старшего из двух царей. По настоянию стрельцов, Софье Алексеевне было вручено правление государством вследствие малолетства обоих царей.
Раскольники, терпевшие притеснения и пытки за приверженность к "старине", воспользовались смутой, поднятой стрельцами, и старались побудить последних постоять за старую веру. 5-го июля был назначен Собор в Грановитой Палате. На этот Собор явились: патриарх Иоаким, царевна Софья, царица Н. К. и две царевны — Татьяна Мих. и Марья Алексеевна. Раскольники подали челобитную "о исправлении православной веры"; прения велись, главным образом, патриархом Иоакимом и Никитой Пустосвятом; из царственных особ вступала в споры только царевна Софья.
В течение семи лет (1682—1689 гг.) Н. К. и Петр не вступались в правление государством; летом они жили в селе Преображенском, зимой — в Москве. Двор их составляли: кн. Мих. Алегукович Черкасской, кн. Ив. Бор. Троекуров, кн. Мих. Ив. Лыков, кн. Урусов, Нарышкины, кн. Борис Алексеевич Голицын и Стрешневы. По свидетельству кн. Б. И. Куракина, Нат. Кир. часто нуждалась в деньгах, и ее тайно ссужали: патриарх Иоаким, власти Троице-Сергиева монастыря и Ростовский митрополит Иона, особенно преданный Петру.
Как известно, Петр с детства интересовался судостроением. Сначала он довольствовался плаванием по Яузе, потом перевез свой бот в Измайлово на Просяной пруд; но по мере того, как Петр приходил в возраст и там стало ему тесно, он начал справляться, где больше воды. Узнав, что нет большого озера ближе, как в 120 верстах от Москвы, в Переяславле, он не решился прямо отпроситься туда у матери, так как она неохотно отпускала его от себя; но под видом богомолья у Троицы уехал из Москвы, а из Троице-Сергиева монастыря было уже легко пробраться на Переяславское озеро. Возвратившись оттуда, Петр с восторгом рассказывал Н. К. о величине и красоте вновь виденного озера, и мать согласилась дозволить постройку там судов. Для этого в Переяславль отправились корабельные мастера голландцы Брант и Корт. Чтобы чем-нибудь удержать сына от далеких поездок, Н. К. задумала женить его. Воспитатель Петра, кн. Борис Алексеевич Голицын, желал устроить брак его с кн. Трубецкой; но Нарышкины и Тих. Никит. Стрешнев не допустили этого. Стрешнев указал на дочь окольничего Лопухина, Евдокию Феодоровну, и 27 января 1689 г. Петр был с ней обвенчан. Той же весной он не утерпел и поехал смотреть, как идет работа в Переяславле. Вот что он писал оттуда Н. К. 20 апреля 1689 г.
"Вселюбезнейшей и паче живота телесного дражайшей моей матушке, государыне царице и великой кн. Нат. Кирилловне, сынишка твой, в работе пребывающий, Петрушка, благословения прошу, а о твоем здравии слышать желаю. А у нас молитвами твоими здорово все. А озеро все вскрылось сего 20-го числа, и суды все, кроме большого корабля, в обделке, только за канатами станет, и о том милости прошу, чтоб те канаты по семисот сажен из Пушкарского приказу, не мешкав, присланы были; а за ними дело станет, и житье наше продолжится. По сем паки благословения прошу".
Петр так был занят судостроением, что, несмотря на призыв Н. К. в Москву для присутствия 27 апреля на панихиде по Феодоре Алексеевиче, не вернулся к этому дню, потому что не кончил в Переяславле того, что хотел выполнить. Май он провел с матерью и женой, а в июне снова уже был в Переяславе.
В августе 1689 г. разыгралась драма. Не желая выпустить из своих рук власть, царевна Софья думала снова опереться на стрельцов, как семь лет тому назад, и произвести такой переворот, при котором Петр был бы устранен с ее пути. Но она сделала крупную ошибку: в 1682 г. стрельцы, исподволь подготовленные к мятежу, хотели "искоренить измену", Петр был мал, а Н. К. заботилась, главным образом, сохранить его жизнь. Теперь обстоятельства были совершенно иные. Когда царевна Софья присоединила свое имя к именам братьев и наравне с ними стала называться Самодержицею всея Руси, Н. К. сказала ее теткам и ее сестрам: "Для чего она стала писаться с великими государями вместе? У нас люди есть, и того дела не покинут". Приближенные Софьи, кн. Вас. Вас. Голицын и Шакловитый, каждый по-своему выражали ненависть к Наталье Кирилловне. Кн. Вас. Вас. Голицын проговорился однажды: "Жаль, что в стрелецкий бунт не уходили царицу Наталью вместе с братьями: теперь бы ничего и не было". Шакловитый, худородный подьячий, обязанный Софье своим возвышением, отзывался так: "Чем, тебе, государыня, не быть, лучше царицу известь". Чтобы вооружить стрельцов не столько против Петра, сколько против Н. К., Софья и ее приверженцы, с Шакловитым во главе, стали распространять слух о мнимом заговоре Н. К., кн. Б. А. Голицына и патриарха Иоакима против Софьи и говорили, что надо помешать исполнению их замысла. В действительности же опасность угрожала не царевне, а Петру, и если бы кн. Бор. Алексеевич Голицын не взял на себя руководительства в эту важную минуту, то Петр мог бы пасть жертвой честолюбия своей сестры. После того, как, в ночь с 7 на 8 августа Петр ускакал к Троице, туда поехали немедленно и Наталья Кирилловна, дочь ее царевна Наталья Алексеевна, невестка Евдокия Феодоровна, преданные Петру бояре, стрельцы Сухарева полка и его "потешные". Н. К. пережила столько горя в 1682 г., когда, по выражению современников, осталась "бессемейной" царицей, что можно легко себе представить, что она должна была перечувствовать 8-го августа, пока не добралась до Троице-Сергиева монастыря и не увидала своего сына целым и невредимым под кровом Пр. Сергия.
Во время пребывания у Троицы, кн. Б. А. Голицын навлек на себя сильное негодование Н. К. и ее родственников за то, что выгораживал кн. Вас. Вас. Голицына из "изменного" дела Шакловитого. Следствием этого было возвышение брата царицы, Льва Кир. Нарышкина, и потеря кн. Б. А. Голицыным прежнего значения. В конце сентября Софья была заключена в Новодевичий монастырь, а во главе разных приказов Петр поставил преданных ему людей. К этому времени относится следующий отзыв о Наталье Кирилловне кн. Бориса Ивановича Куракина, женатого с 1691 г. на Ксении Феодоровне Лопухиной, следовательно, свояка Петра. "Сия принцесса доброго темпераменту, добродетельного, токмо не была ни прилежная и не искусная в делах, и ума легкого. Того ради вручила правления всего государства брату своему, боярину Льву Кирилловичу... Правление оной царицы Натальи Кирилловны было весьма непорядочное и недовольное народу и обидимое. И в то время началось неправое правление от судей, и мздоимство великое, и кража государственная, которое доныне продолжается с умножением, и вывесть сию язву трудно".
После государственного переворота 1689 г., Петр долгое время не входил еще в дела внутреннего управления: он заботился о подготовлении армии и флота и часто бывал в Немецкой Слободе, где не только приобретал многие полезные сведения, но и приятно проводил время. Дела духовные всецело зависели от патриарха Иоакима, а патриарх строго осуждал предоставление иноземцам начальствования в русском войске и дозволение строить в Немецкой Слободе протестантские церкви. Вследствие этого был обнародован указ не впускать в Россию ни одного иностранца без особого царского повеления и распространился слух о намерении правительства сломать все кирхи в Слободе, как нечестивые капища. Устрялов говорит: "Есть повод думать, что сама царица Наталия Кирилловна не очень благоволила к иноземцам". Он выражает это мнение вследствие двух фактов, занесенных Патриком Гордоном в его "Дневник". После кончины патриарха Иоакима (умер 17-го марта 1690 г.) Петр желал избрания в патриархи псковского митрополита Маркелла, а Н. К. и некоторые духовные лица, опасаясь учености и веротерпимости Маркелла, стояли за избрание казанского митрополита Адриана. По словам Гордона, полагали, что Маркелл, сделавшись патриархом, станет покровительствовать католикам и другим иноверцам; к тому же игумен Спасского монастыря передал Н. К. записку, в которой обвинял Маркелла в ереси. Н. К. настояла на своем: 22 августа 1690 г. Адриан был избран в патриархи, а 24-го произошло его посвящение. Другой факт нерасположения Натальи Кирилловны к иноземцам, приводимый Гордоном: в первые два года царствования Петра Наталья Кирилловна в день своих именин, по тогдашнему обычаю, жаловала из собственных рук чаркой вина: бояр, стрелецких полковников, гостей и купцов; но генералов и полковников иноземных она не удостаивала этой чести и не впускала в свои хоромы.
Как мы видели выше, Н. К. при жизни Алексея Михайловича не выказывала нерасположения к иноземцам, — напротив того, с удовольствием посещала театральные представления и интересовалась приемами иностранных послов. Поэтому едва ли неприязнью Н. К. ко всему иноземному можно объяснить предпочтение, оказанное ею Адриану при выборе патриарха. В этом деле Натальей Кирилловной, скорее, руководило религиозное чувство: для нее православное вероисповедание было выше других христианских вероисповеданий, и она опасалась, что при снисходительности Маркелла к иноземцам православная вера перестанет быть господствующей. Что касается иностранных генералов и полковников, не допущенных в хоромы царицы в ее именины, то надо думать, что Н. К. не могла спокойно переносить частых отлучек Петра из дому, ревновала его к жителям Немецкой Слободы и негодовала на них за то, что в их обществе он приобрел привычку свободно и неумеренно-весело проводить время.
Более двух лет, с июня 1689 г., Петр ни разу не был в Переяславле, может быть из опасения, чтобы в его отсутствие не произошло опять стрелецкого возмущения. С осени 1691 г. возобновились его поездки в Переяславль; с 16 ноября до 9 мая он четыре раза был там и в общей сложности провел с лишком два месяца. Н. К. тревожилась, и Петр писал ей, успокаивая насчет своего здоровья, прося благословения и желая ей "души и телу стократ тысяшного здравия". 1-го мая 1692 г. произошло торжество — спуск на Переяславское озеро Плещеево первого корабля, сооруженного под наблюдением и при участии самого Петра. В конце июля 1692 г. Наталья Кирилловна и весь двор отправились в Переяславль и пробыли там до сентября, разделяя заботы и радости Петра. Н. К. была, по-видимому, очень довольна своим путешествием и весело отпраздновала в Переяславле день своих именин. Год спустя, в июле 1693 г., Петр с большой свитой поехал в Архангельск, потому что и Переяславское озеро стало для него слишком тесно. Отпуская сына в дальний путь, Н. К. взяла с него обещание только посмотреть корабли, но не ходить самому по морю. Однако, вид моря и кораблей взманил Петра: он не сдержал обещания, данного матери, и поплыл провожать иностранные корабли. Ожидая скорого возвращения Петра и не зная еще о его плавании по морю, Наталья Кирилловна неоднократно писала ему и торопила приездом. 14 августа Петр писал матери: "Государыне, моей матушке, царице Наталье Кирилловне. Изволила ты писать ко мне с Васильем Соймоновым, что я тебя, государыню, опечалил тем, что о приезде своем не отписал. И о том и ныне подлинно отписать не могу, для того, что дожидаюсь кораблей; а как они будут, о том никто не ведает, а ожидают вскоре, потому что больше трех недель отпущены из Амстердама; а как они будут, и я, искупя что надобет, поеду тотчас день и ночь. Да о едином милости прошу: чего для изволишь печалиться обо мне? Изволила ты писать, что передала меня в паству Матери Божией; и такого пастыря имеючи, почто печаловать? Тоя бо молитвами и предстательством не точию я един, но и мир сохраняет Господь. За сим благословения прошу. Недостойный Петрушка". На это письмо Н. К. отвечала так: "Прелюбезному моему свету, радости моему. Здравствуй, батюшка мой, царь Петр Алексеевич, на множества лет. А мы, милостию Божиею, живы. Сотвори, свет мой, надо мною милость, приезжай к нам, батюшка мой, не замешкав. Ей, свет мой, велика мне печаль, что тебя, света своего радости, не вижу. Писал ты, радость моя, ко мне, что хочешь всех кораблей дождаться, и ты, свет мой, видел, которые прежде пришли; чего тебе, радость моя, тех дожидаться? Не презри, батюшка мой свет, моего прошения, о чем просила выше сего. Писал ты, радость моя, ко мне, что был на море; и ты, свет мой, обещался мне, что было не ходить. — И я, свет мой, о том благодарю Господа Бога и Пресвятую Владычицу Богородицу, общую нашу надежду, что тебя, света моего, сохранила в добром здравии. Да буди над тобою, светом моим, милость Божия, и, вручая тебя, радость свою, надежде своей, Пресвятой Богородице, и мое грешное благословение".
Придумывая разные средства, чтобы побудить Петра скорее вернуться из Архангельска, Н. К. послала ему от имени сына его, трехлетнего царевича Алексея Петровича, следующее письмо: "Превеликому Государю моему, батюшке. Здравствуй, радость мой батюшка, Царь Петр Алексеевич, на множество лет. Сынишка твой, Алешка, благословения от тебя, света своего радости, прошу. А я, радость мой Государь, при милости государыни своей бабушки, царицы Наталии Кирилловны, в добром здравии. Пожалуй, радость наша, к нам Государь, не замешкав. Ради того, радость мой Государь, у тебя милости прошу, что вижу государыню свою бабушку в печали. Не покручинься, радость мой, Государь, что худо писмишко: еще, Государь, не выучился". Петр отвечал матери: "Радость моя. По письму твоему, ей, ей, зело печалился, потому, тебе печаль, а мне какая радость? Пожалуй, сделай меня бедного без печали тем: сама не печалься. А истинно не заживусь". Это письмо было прислано с думным дворянином Ф. И. Чемодановым. Узнав от него подробности о занятиях Петра в Архангельске, Н. К. несколько успокоилась и не настаивала уже на немедленном возвращении, только просила Петра быть осторожнее при переезде из Архангельска в Москву: она боялась, как бы он "не надселся" скорой ездой. Встретив гамбургские корабли, Петр выехал из Архангельска 19-го сентября.
Четыре месяца спустя, 20 января 1694 г., Н. К. занемогла, но болезнь ее казалась настолько неопасной, что Петр не хотел отложить какого-то задуманного им "похода" и, назначив днем отъезда 25 января, пригласил накануне всю свою компанию в дом Лефорта к прощальному ужину с музыкой и танцами. 25 января рано утром генерал Гордон отправился в Преображенское, но не застал там Петра: он уехал в Кремлевский дворец проститься с умирающею матерью и принять ее благословение. Чрез несколько времени Петр возвратился в Преображенское и объявил Гордону, что нет никакой надежды. Он был мрачен и сильно расстроен. В 8 часов дано знать, что Н. К. скончалась. На другой день, 26 января, произошло торжественное погребение ее в Вознесенском монастыре, рядом с первой женой царя Алексея Михайловича, Марьей Ильинишной Милославской. Перед выносом тела из дворца в Вознесенский монастырь на Ивановской колокольне (Ивана Великого) был благовест, по древнему обыкновению, "тихим возгласием". Литургию служил и отпевание совершал патриарх Адриан со властьми и со "освященным собором". На выносе у литургии и на отпевании был только царь Иоанн Алексеевич, в печальном смирном кафтане. Царь Петр отсутствовал, вероятно, потому, что не хотел всенародно выказывать своего горя, а он трое суток тосковал и горько плакал. 29 января Петр писал Ф. М. Апраксину: "Федор Матвеевич. Беду свою и последнюю печаль глухо объявляю, о которой подробно писать рука моя не может, купно же и сердце. Обаче воспоминая апостола Павла яко не скорбети о таковых, и Ездры еже не возвратити день, иже мимо иде, сия вся елико возможно, аще выше ума и живота моего (о чем и сам подлинно ведал), еще поелику возможно, рассуждаю яко, всемогущему Богу и вся по воле своей творящу". С 26-го января по 10-е февраля у гроба Н. К. дневали и ночевали стольники и дворяне, по 10 и по 12 человек в сутки. Иоанн Алексеевич справлял поминовение по Нат. Кир. в 3-й, 9-й и 20-й дни по ее кончине; царь Петр бывал у гроба своей матери не в дни поминовения, после вечерни. Сороковой день справляли почему-то 10-го марта; накануне Петр и Иоанн были у всенощной и отстояли панихиду, а 10-го Петр не присутствовал у заупокойной обедни.
Много лет спустя, 22 сентября 1706 г., Петр писал Гавриле Ивановичу Головкину по поводу кончины его матери Марьи Васильевны: "А о матери не изволь печалиться (ибо и моя тетка также определилась); а как бы моя мать в таких летах умерла, истинно б не точию печален, но и благодарен был, что Бог таких лет допустил".
Дворц. разр., тт. III и IV; С. Г. Г. и Д., т. IV, с. 257, 275, 310, 320, 334, 335, 435, 453, 454, 615; П. С. З., тт. II и III. Памятники дипломат. сношений древней России с державами иностранными. СПб., 1858 г., т. V; Доп. к акт. ист., т. VI, с. 92—98, 101, 110. 240; VII, с. 122; VIII, с. 21; IX, с. 106, 316; История о невинном заточении ближнего боярина Артамона Сергеевича Матвеева. Изд 2. M. 1785; Туманский. Собрание разных записок о жизни и деяниях госуд. импер. Петра Великого. СПб., 1787 г., т. I, с. 140—206, 236—240, 243, 248—258, 262, 266—275, 294—297; 302; IV, с. 241—279; V, с. 117—119, 132—150, 181—202, 220; VI, с. 13, 24, 26, 30, 34, 36, 41, 43, 52, 53, 56, 63, 79, 85; VІІ, с. 96, 301, 302, 315—316; Строев. Выходы государей (1632—1682 гг.) М., 1844 г., с. 178, 541, 543, 561, 562, 563, 573, 681, 582, 583, 586 588, 602; Есипов. Сборник выписок из архива бумаг о Петре Великом. М., 1872 г., I, с. 22, 23, 109, 201, 202; Письма и бумаги Петра Великого. СПб., 1887 г., т. I. с. 10—12, 12—17, 486, 487, 489—492; IV, с. 379; Письма к Петру I царицы Натальи Кирилловны и царевны Натальи Алексеевны. 1693—94 гг. Сообщ. И. Д. Беляева. Р. Ст. 1871 г., т. IV, с. 578—581; Голиков. Деяния Петра Великого, т. I, с. 6—7, 12, 14, 20, 23, 73, 85, 168, 169, 173, 174, 183, 216, 229; Х, 235; XIII, с. 89, 90, 127, 175, 245; Успенский. Опыт повествования о древностях русских. Харьков. 1811 г., ч. I, с. 107—109; Архив кн. Ф. А. Куракина, изд. под ред. М. И. Семевского, изд.-ред. "Рус. Ст.". СПб., 1890 г., кн. I, с. 45, 49, 53, 55, 56, 58, 60—64, 68, 69, 71, 75, 81—83, 251; Берх. Царствование царя Алексея Михайловича. СПб., 1831 г., II, с. 128—129; Устрялов. История царствования Петра Великого, СПб., 1858 г., т. I, с. І, 5—13, 29—40; примеч., с. 254—257; II, с. 27—29, 35, 36, 44, 45, 53, 59, 65, 97, 118, 132, 135, 142, 152—155, 161—62; VI, с. 11; Забелин: а) Домашний быт русских цариц в XVI и XVII ст. 2 изд. М., 1872 г., с 264—271, 351, 360—362, 390—396, 425, 460, 478—499, 505, 508, 519, 522, 527, 563—68, 621; матер., с. 142, 143, 145, 146; Ъ) Домашний быт русских царей в XVI и XVII ст. 2 изд. М. 1872 г., с. 63—64, 81, 82, 166, 168, 191—201, 215; матер., с. 47, 154, 155, 157, 158, 159, 163 166, 167, 168, 177, 178, 179, 181, 183, 199, 203, 204, 207, 210, 211, 212, 217, 218, 226, 231, 246; Мордовцев. Русские исторические женщины. СПб., 1874 г., с. 303—344; Соловьев. Ист. России, т. XII, с. 335, 336; XIII, с. 339, 348—352, 368; XIV, с. 116—118, 144, 145; Погодин. Семнадцать первых лет в жизни имп. Петра Великого, М., 1875 г., о. 19, 31, 37, 40, 44, 47, 54, 56, 71, 83, 99, 117, 124, 137, 140, 144—149, 156, 163, 175, 183, 204; Брикнер. Царствование Петра Великого. СПб., 1882 г., І, с. 9—16, 21, 25, 28, 32, 38, 89—91, 95, 103, 109, 114; III, 297, 309, 310; Барсуков А. П. Род Шереметевых. СПб., 1904 г., кн. VIII, с. 146—153, 486.