Лукин, Владимир Игнатьевич, писатель-драматург второй половины XVII столетия; родился 8 июля 1737 г., был невысокого происхождения и относительно положения своего в свете сам впоследствии говорил, что рожден был "к принятию одолжений от сердец великодушных". Сведений о том, где и чему учился Лукин в молодости, не сохранилось; известно только, что он рано поступил на военную службу и 25-ти лет был уже майором, сильно увлекался в эту пору игрою в карты, а затем, около 1763 г., "отстав от игры и от службы воинской", пристрастился "к словесным наукам", занявшись преимущественно переводом и переделкой французских комедий. К этому времени, по всей вероятности, относится и его поездка в Париж, где он мог лично познакомиться с современным ему французским театром. То обстоятельство, что литературные противники Лукина упрекали его впоследствии званием "копеиста", дает возможность предполагать, что именно в этой должности он начал свое служебное поприще по выходе из военной службы. В 1765 г. он состоял уже секретарем при кабинет-министре И. П. Елагине, который был тогда и вице-президентом в главной дворцовой канцелярии. В лице Елагина Лукин нашел себе влиятельного покровителя, который, по словам Фонвизина, вывел его "из ничего в люди"; тот же Фонвизин, бывший сослуживцем Лукина и сильно к нему нерасположенный, говорит, что впоследствии Лукин потерял доверие своего покровителя, но надо думать, что это охлаждение было только временным неудовольствием, так как Лукин продолжал оставаться при Елагине, находился с ним в близких отношениях по масонским делам и повышался по службе: в 1769 г. он был надворным советником, в 1774 г. — коллежским советником и членом главной дворцовой канцелярии, а в 1791 г. он, уже в чине действительного статского советника, упоминается, как присутствующий в придворной конторе, президентом которой был тогда Г. Н. Орлов. В последней должности Лукин скончался 9 июля 1794 г.
Литературная деятельность Лукина началась также под покровительством Елагина, который в то время уже составил себе репутацию хорошего писателя и переводчика. У него находили талант и литературный вкус, слог его считался образцовым; его называли первым, после Ломоносова, писателем в прозе, вследствие этого его руководство для молодого писателя могло быть очень полезно; и Лукин действительно называет его своим учителем, а в "посвящении" к своему первому печатному труду определенно, говорит, что всеми своими знаниями в "словесных науках" обязан исключительно Елагину, который развил в нем его всегдашнюю склонность к литературным занятиям, вразумил "к познанию прямой в них красоты" и побудил к "упражнению". Этот первый литературный труд Лукина был перевод, совместно с Елагиным, знаменитого в свое время романа: "Приключения маркиза Г. (Глаголя), или Жизнь благородного человека, оставившего свет" (СПб., 1756—65 гг.), в шести частях, из которых две последние переведены Лукиным. Работая над этим переводом, Лукин одновременно принялся переводить и французские комедии: в 1763 г. он перевел комедию Реньяра "Les Menechmes", озаглавив ее "Менехмы, или Близнецы"; в 1764 г. напечатал в Москве вольный перевод комедии Кампистрона "Ревнивой, из заблуждения выведенный", а в 1765 г. вышло целое собрание его сочинений под общим заглавием: "Сочинения и переводы Владимера Лукина", в двух частях. Сюда вошло несколько пьес: "Мот, любовью исправленной", оригинальная комедия в пяти действиях; "Пустомеля", комедия в одном действии, представляющая переделку пьесы Буасси "Le Babillard"; "Награжденное постоянство", комедия в пяти действиях — переделка из "L'amante amant" Кампистрона и "Щепетильник", комедия в одном действии — переделка французской пьесы "Boutique de bijoutier", переведенной с английского. Все эти пьесы снабжены более или менее пространными предисловиями и посвящениями: из них "Мот" посвящен Елагину, а "Щепетильник" другу автора — Ельчанинову, молодому писателю, имевшему также некоторое влияние на литературные опыты Лукина. Три года спустя по выходе в свет первых сборников, напечатаны были еще две комедии, переделанные Лукиным с французского: "Тесть и Зять", комедия в трех действиях, вольный перевод с комедии Колле "Depuis et Deronnais" (СПб. 1768 г.), и "Разумной Вертопрах", комедия в трех действиях, вольный перевод с комедии Буасси "Le sage Etourdi" (СПб., 1768 г.), а в следующем году появилась его комедия в пяти действиях "Задумчивой", переложенная на российские нравы с комедии Реньяра "Le Distrait". Наконец, Лукину же приписывается вольный перевод комедии Мариво "La seconde surprise de l'amour" под названием "Вторично вкравшаяся любовь" (1773 г.) и драма "Благодеяние приобретает сердца", которая, однако, в каталогах Сопикова и Смирдина отмечена, как перевод с французского А. С. Шишкова. Из перечисленных комедий Лукина многие тогда же появились на сцене придворного театра и, по свидетельству современников, были "изрядно принимаемы" и "аплодированы очень много", а в "Записках" С. П. Порошина, под 19 января 1765 г., отмечено даже, что после представления "Мота" "изволил Его Высочество (в. кн. Павел Петрович) автора призывать к себе в ложу; пожаловал его к руке и хвалил за труд"... Поощренный таким лестным вниманием, Лукин в августе и сентябре того же года последовательно поднес вел. князю (вероятно, не без содействия своего мецената Елагина) два тома своего собрания "Сочинений и переводов". Но если, с одной стороны, вел. князь и публика придворного театра благосклонно относились к комедиям Лукина, то, с другой стороны, современная литературная критика встретила их самым враждебным образом. Уже в предисловиях к своим первым печатным трудам Лукин говорит о своих хулителях и злоязычниках, которых было, по-видимому, очень много; к их числу принадлежали: и Фонвизин, известный писатель и сослуживец Лукина, и представитель ложного классицизма Сумароков, который судя по словам Порошина, не переносил даже упоминания о Лукине, и в особенности издатели сатирических журналов, во главе с Новиковым. Впрочем, литературная критика Екатерининских времен, не шедшая, в большинстве случаев, дальше сатиры "на лицо" и разбора отдельных слов и выражений, не могла дать правильной оценки комедий Лукина и ограничивалась почти исключительно грубой бранью, сплетнями и мелочными нападками на язык и орфографию его сочинений. В особенности же сатирические журналы 1769—1770 г. не могли простить ему непочтительное отношение к "славным русским сочинениям", под которыми понимались, конечно, творения "Российского Вольтера" — Сумарокова. Целый ряд сатирических органов ("Трутень", "Смесь", "Адская Почта", "Всякая Всячина", даже невинный журнал "Полезное с приятным") обрушился за это на Лукина. Его изображали глупцом, льстецом, напыщенной бездарностью; пародировали его слог и действительно несколько странный язык; смеялись над его обращениями в предисловиях к "благосклонным читателям"; не щадили даже личной жизни бывшего "игрока", "старого копеиста", ставшего переводчиком. Главной причиной всех этих грубых, бранчивых, а иногда и непристойных насмешек была действительно смелая для своего времени попытка Лукина подвергнуть критике господствовавшее в литературе ложноклассическое направление. Он восставал против рабского подражания французским образцам; в то время, когда пальма первенства в комедии и трагедии безусловно присуждалась Сумарокову, он позволял себе думать о его литературных сокровищах иначе, "и его мнения о современной ему комедии, говорит Пыпин, дают нам возможность видеть в нем более рассудительного человека, чем представляли его противники". В длинных предисловиях к своим комедиям Лукин, между прочим, развивает свои литературные понятия. Здесь верно отмечен им главный недостаток современной ему комедии — отсутствие русской жизни в самой сущности комедии, — изображение вещей, "не наше поведение знаменующих"; для русской комедии он требовал русского содержания и народного языка и надеялся, что придет пора, когда произведения Сумарокова "прилежнее рассмотрятся", а комедия из рабски подражательной станет истинной воспитательницей нравов и строго национальной. В своих собственных драматических переделках он поэтому останавливался исключительно на явлениях знакомых и свойственных русской жизни; иностранные имена заменял русскими; старался писать разговорным языком (критика осуждала его за "новые выражения"), держась того мнения, что "надлежит в русском быть чему ни есть русскому", он в одну из своих комедий ("Щепетильник") ввел даже два лишние против оригинальной пьесы лица, двух простых русских работников, и заставил их объясняться костромским говором, но дальше этого он пойти не мог; во всем остальном его комедии не возвышались над общим уровнем других переводных комедий Екатерининской эпохи. "Недостаток дарования мешал ему приложить свои теоретические понятия к делу; у него было только предчувствие того, что это возможно и как возможно"... В этом понимании главных недостатков современной ему литературы и заключается главное литературное значение Лукина; произведения его, как не отмеченные печатью таланта, скоро были забыты, а сам он за свои новшества у современников прослыл за "хулителя славных сочинений". "Литература — говорит Пыпин — не вдруг могла произвести жизненные типы фонвизинских комедий; для этого она должна была сначала пройти низшие классы своей школы, и характер этих классов мы видим в тех литературных понятиях и нравах, какие представляют нам Лукин и его противники". В настоящее время Лукин может рассматриваться не только, как предшественник Фонвизина, но даже как предвестник так называемой "натуральной школы". Интересно отметить и то, что со своей проповедью обращения к народности Лукин выступил в то время, когда еще в полной силе господствовало высокомерное презрение к "подлому" народу, и горячо приветствовал основание народного театра (в 1765 г.), от которого ожидал большой пользы не только для народа, по и для самой литературы.
А. Н. Пыпин, статья о Лукине в издании его сочинений и переводов под редакцией П. А. Ефремова, СПб., 1868 г.; здесь же помещен и указатель статей и заметок о нем, стр. 504—509. — Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона, полутом 35, стр. 99, 91.