Лисовский, Федор, протопоп, а затем сотник, авантюрист, родом из Стародуба. Биографические сведения о Лисовском до периода назначения его гадяцким протопопом довольно скудны, но и то, что имеется, рисует его только с отрицательной стороны. В последующий период архивы сохранили о нем столько интересных для характеристики того времени подробностей, что, пользуясь ими, можно ярко осветить те исключительные исторические условия, в которых находилась Малороссия в первое время присоединения к России. Федор Лисовский не может быть назван историческим лицом в полном смысле этого слова, он скорее, по меткому замечанию С. Моравского, представлял собою одного из тех обыкновенных маленьких людей, которые «не делают истории, не стоят во главе крупных исторических движений, а наоборот сами целиком являются продуктом жизненных условий, непосредственно отражая их на себе». Так сказать, свою «карьеру» Лисовский начал на службе в качестве челядника в Чернигове у полкового есаула Красовского. В 1703 г. он украл у своего господина шкатулку с деньгами, был пойман и присужден к виселице. Но некоторое время спустя, он появляется в Стародубе, где он думает поправить свои дела выгодной женитьбой. Получив отказ со стороны богатого стародубца Степана Улезко, он увез младшую его дочь, Пелагею, и тайно с нею обвенчался. Но вскоре бросил свою жену, так как отец последней отобрал тайно взятое дочерью приданое. Переехав в Москву, он «будучи межи певчими в неякогось дворянина, окладных икон многое число укравши и оклад сребраний и золочений на иконах ободравши, святыя иконы в гной зарыл». Затем он появляется снова в Малороссии, в Переяславском полку, где «крадет волов и коней у бзовского старосты Макаренки», уезжает опять на родину, где снова заводит романическую историю с дочерью вдовы Василихи, но в самый решительный момент «из церкви втюк и в склеп убег и в куфу (бочку) заховался; за якую хитрость сужон был и долгое время в темници сидел». Далее Лисовский появлялся то в Батурине, то в Белогороде, и то здесь, то там воровал лошадей, деньги и прочее добро. Далее, судя по документам, в 1708 г. он находился в Гадяче протопопом. Как он получил это назначение — неизвестно. Сам он рассказывал, что, очутившись в южной Малороссии, он законным браком (вторично) сочетался с Ксенией Лисеневичевною, а затем «был поставлен архиереем Ясинским в священство и за верность мою к царскому величеству, пожалован в Гадяч протопопом». В чем заключалась «верность» Лисовского — неизвестно, но в одной челобитной он говорит, «за верность в измену Мазепину» и т. д. Однако, став протопопом, он не изменил своих привычек, и, как говорили его современники в своих донесениях: «Бога не боялся, человек не срамляяся» и «во вся тые времена пьянством, забойством и воровством бавился». И действительно, спустя полгода после назначения Лисовского протопопом все девять священников Гадяцкой протопопии писали Киевскому митрополиту, что «пречестный отец Федор, скоро наехавши в Гадяч, как волк, стал разгонять собранное стадо лютостью и злостью, тиранством и грабительством». Ввиду наряженного следствия Лисовский бежал в Москву и там «змышленные плутовства своего пункты» подал в Правительствующий Сенат и так повел дело, что в конце концов приехал снова в Гадяч, а следствие закончилось запрещением подавать на него, Лисовского, жалобы. Тем не менее образ действий протопопа Лисовского все более и более восстанавливал против себя прихожан, которые не переставали слать одну жалобу за другой. Так продолжалось до тех пор, пока полковник Черныш, главный обличитель его, не подал челобитной самому Петру Великому, результатом которой и был перевод Лисовского из Гадяча в Новгород-Северск на должность сотника. Назначенный непосредственно русским правительством, помимо гетмана и без выбора сотнян, Лисовский еще более почувствовал себя независимым человеком. Гетман же, удивленный непосредственным назначением сотника, немедленно вручил ему знамя, отстранив от должности старого сотника. В марте 1715 г. Лисовский прибыл на место своего назначения, а уже два года спустя горожане подали гетману «пункты немилосердных действ Федора, Лисовского, сотника Новгородского, бесчеловечных мучений и грабительств, в Малой России неслыханных». Отрывки из этой жалобы как нельзя лучше характеризуют и самого Лисовского и его время. Насилие, наглое воровство, граничащее с разбоем, — вот собственно главный элемент всех жалоб, подаваемых на «доброго до чужих коней и волов» Лисовского. Однако Новгород-Северский сотник не только не прекратил грабежа и «нечеловеческих мучений», но где только возможно старался наложить свою руку на чужое добро. Получив, напр., «в спокойное и зупелное владение» двор, принадлежащий церкви, он бесцеремонно начал пользоваться и другими церковными доходами, что повело к новой борьбе с протопопом Заруцким. В этой борьбе Лисовский, между прочим, лишний раз показал, что, назначенный по воле государя, он не обязан и не желает считаться с указаниями гетмана. В конце концов, недоброжелатели Лисовского добились того, что над ним было назначено следствие. В приказе на имя Пикулицкого, назначенного наказным сотником на время розыска, предписывалось принимать все жалобы, челобитные и пункты на Лисовского от новгородских казаков и обывателей. Вскоре, когда распространился слух, будто он уже не будет сотником, посыпались жалобы, как из рога изобилия. Содержание этих челобитных представляет собой длинный список проступков и преступлений, которые Лисовский успел совершить в течение трех лет своего сотничества. Попы и державцы, помещики и богатые торговцы, урядники, казаки, ремесленники и мещане, женщины и даже дети, — все одинаково жаловались на своего сотника, бесцеремонность которого в притеснении казалась невероятной даже в ту эпоху. Конечно, розыск обнаружил все злоупотребления Лисовского: здесь было и воровство и насилие, жестокое избиение и издевательство и пр. и, несмотря на то, что сам Лисовский на каждую жалобу писал оправдания, он хорошо понимал, что таким образом ему не обелить себя: уж слишком сильно было обвинение. Тогда он усвоил себе другой план защиты: он старался дискредитировать главных зачинщиков обвинения и подчеркнуть то обстоятельство, что он, дескать, не составляет исключения по своим проступкам, к тому же он назначен по царскому указу за «верность в Мазепину измену». Таким образом Лисовский, если и не смог совершенно оправдаться от возводимых на него обвинений, все-таки не был и признан виновным и продолжал быть сотником. Однако положение его с этого времени пошатнулось. Уже в июне 1719 г. по новым жалобам гетман сам решил начать розыск, несмотря на то, что Лисовский не переставал повторять, будто он не подсуден гетману без царского указа, и требовал себе подорожную в Петербург. Тогда гетман решился на крайние меры: Лисовский насильно был приведен и жестоко избит с обещанием дать подорожную на «той свет». Тем не менее в начале 1721 года он очутился в Петербурге и 24 июля подал государю челобитную, в которой говорилось, что «за верность в Мазепину измену» он, Лисовский, «нестерпимые обиды и разорения и крайнее гонение безвинно претерпевает». Неизвестно, чем бы кончилась вся эта история, если бы случайное обстоятельство не повернуло дело совершенно по другому руслу. В то время, когда Лисовский добивался в Петербурге наказания «своих врагов», первая жена его, Пелагея Степановна, пробралась в Москву, где после жалобы поднялось дело о двоеженстве Лисовского. Синод решил разлучить его со второй женой, на что, однако, Лисовский не согласился. Таким образом он был обвинен в двоеженстве и посажен «под крепкий караул» при св. Синоде. Отсюда его направили «в некоторых важных причинах» к следователю в Преображенский приказ, где вскоре Лисовский и «живот свой положил». Это было в 1722 г. Так окончилась шумная и беспокойная деятельность Лисовского. Среди документов, относящихся к его делам, имеются два стихотворения или «пашквеля», как называл их сам Лисовский. Одно из них большое, в 40 строк, другое в три строки:
«Отче Лесовский, плаче кнут московский
По твоей шкуре, наветь ва бандуре,
Возьмешь, набораче, ни попе, ни козаче»,
могущее служить лучшей эпитафией на могиле этого искателя приключений.
В Московском Архиве иностранных дел сохранился обширный материал, могущий служить лучшим источником для характеристики Лисовского и того времени.
А. М. Лазаревский, «Описание старой Малороссии», т. І. стр. 197—206. — «Русский Архив», 1873 г., стр. 355—362. — «Киевская Старина», 1891 г., № 9, 10. — Иконников, «Русская Истор. библиография», т. І—ІІ, стр. 41, 1661.