Куракин, князь Александр Борисович, канцлер российских орденов, действительный тайный советник 1-го класса, член Государственного Совета; род. 18 января 1752 г., ум. 24 июня 1818 г. Отец его был кн. Бор. Алек. Куракин, первый президент Коллегии экономии, мать — княгиня Елена Степановна, рожденная Апраксина, дочь фельдмаршала графа С. Ф. Апраксина. По обычаю времени кн. А. Б. Куракин еще в детстве был записан в л.-гв. Семеновский полк сержантом и в 1761 г. имел уже чин подпоручика. В 1763 г. кн. Б. А. Куракин из Москвы, где жил он, устраивая Коллегию Экономии и управляя Камер-коллегией, отправил своего сына св Петербург; маленького князя принял на свое особенное попечение дяди его, гр. Н. И. Панин; князь Александр Куракин был товарищем игр и занятий вел. кн. Павла Петровича, и между ними завязались еще с этого времени дружеские отношения, которые впоследствии постоянно крепли. В 1764 г. кн. Куракин-отец умер и молодые Куракины поступили под опеку четырех лиц, из числа которых ближайшим образом занимались ими Н. И. и П. И. Панины.
Об учебных годах кн. Ал. Бор. Куракина мы имеем довольно подробные сведения, которые любопытны отчасти и сами по себе, а особенно — потому, что рисуют нам и объем и характер обучения целой группы его сверстников, молодых людей знатных и богатых фамилий.
Кн. А. Б. Куракин находился на непосредственном попечении Штрубе де Пирмонта, впоследствии академика; Штрубе обучал его и латинскому языку; учителями других предметов были к нему приглашены известные преподаватели того времени Г. А. Полетика и К. Ф. Модерах. Отец очень интересовался учением сына; он постоянно спрашивал его в письмах о ходе его занятий, о том, есть ли у него преподаватель — или, как он писал, "мастер", — "достаточный к научению российского штиля" и высказывал непременное желание, "чобы сын его "для познания российского языка читал чаще, и со вразумлением, записывая слова, псалтирь, к оному знанию наилучшее чтение" — так крепко еще держалась в высшем тогдашнем русском обществе традиция обучения детей по церковным книгам; но то поколение, к которому принадлежал молодой кн. Куракин, было уже кажется, последним, которое так училось.
В 1766 г. кн. А. Б. Куракин отправлен был в Киль, в Альбертинскую коллегию; в ней он слушал лекции около года, начиная с июня 1766 г., числясь в то же время при русском посольстве в Копенгагене и получив даже в 1766 г. датский орден. В июне 1767 г. он был в Пирмонте, затем совершил путешествие по Германия и в 1769 г. вернулся в Петербург. Здесь он наделал какие-то шалости, долги — хотя, несомненно, ничего особенного в его проступках не было. В начале 1770 г. он был отправлен в Лейден — отчасти доучиваться, отчасти как бы и в виде наказания; некоторое неудовольствие опекунов против него видно из того, что в письмах своих кн. А. Б. Куракин неоднократно выражает свое раскаяние, обещается исправиться и делает попытки· — но безуспешные — склонить Н. И. Панина на ускорение обратного приезда его в Петербург; но что проступки молодого князя были вовсе не серьезны, об этом с несомненностью свидетельствуют и содержание и тон писем к нему Н. И. Панина, которого кн. Куракин всегда называл своим вторым отцом.
Кн. Куракин провел на этот раз за границей немного более трех лет. С 1770 г. по 1776 г. в Лейдене была как бы колония представителей русской аристократии: около полутора лет пробыли там кн. А. Б. Куракин, гр. Н. П. Шереметев и кн. Гагарин, после них сейчас — два князя Волконские и кн. Голицын, затем два графа Румянцевы, кн. Юсупов, гр. Сиверс, Нарышкин, наконец, кн. Алексей Бор. Куракин и гр. С. С. Апраксин; эта Лейденская колония существовала одновременно с Лейпцигской, в которой с 1766 по 1775 гг. перебывали свыше 20 молодых людей, среди которых были тоже и представители русской аристократии, и которая особенно известна тем, что к ней принадлежал и знаменитый впоследствии Радищев. Представители Лейденской колонии были, однако, люди и более богатые и более знатные; почти все они путешествовали по Европе даже почему-то под псевдонимами: кн. Куракин назывался Борисовым, гр. Шереметев — Мещериновым, кн. Гагарин — Пензиным и т. д. Лейденская колония была обставлена значительно лучше лейпцигской и в смысле воспитателей и преподавателей ее. То место руководителя, главного наблюдателя, какое в Лейпциге заинимал майор Бокум, стяжавший себе печальную известность своей грубостью и бестактностью, в Лейдене занимал Карл Сальдерн, брат известного дипломата, державшийся несравненно тактичнее и благоразумнее Бокума. Главными преподавателями были известные в свое время ученые — Фр. Вильг. Пестель и Жак Николай Алламан; с обоими ними, особенно с Пестелем, кн. А. Б. Куракин сохранил и впоследствии отличные отношения. Предметами занятий были: ежедневно — латинский язык и математика, четыре раза в неделю философия, с которой соединялись физика и естественная история, и столько же — естественное право и история, кроме того языки французский, немецкий и итальянский, наконец, музыка и фехтование. Кн. А. Б. Куракин так определял предмет и объем своих занятий: "спекулятивная философия, право естественное и право народное, разные части математики и отношения европейских государств между собой". Алламан в своих чтениях давал: "предварительные понятия из экспериментальной физики, затем знакомил с первоначальными причинами множества замечательных явлений, какие мы видим в природе, которыми мы иногда восхищаемся, не умея, однако, понять их прелесть"; затем он переходил "к логике и морали, объяснял правила морали и поведения, основанные не на том, что принято только учеными, а на том, что принято в мире так, как он есть, в мире, в котором и должно жить". "Сколько познаний имел я случай приобрести в Лейдене!", восклицает А. Б. Куракин в одном из своих писем; "до этого времени я жил лишь для себя, забывая цель моего Создателя, забывая цели доброго гражданина, наконец, даже обязанности признательного сына"; теперь он непременно имел в виду стать "просвещенным гражданином, полезным для своего отечества"; занятиями своими в Лейдене он был вполне доволен, довольны были и все его родственники. Совершенно также определялся курс, который проходили в Лейдене и все другие вышепоименованные молодые люди; они слушали тех же профессоров.
Проведя в Лейдене 15 месяцев, кн. А. Б. Куракин и гр. Н. П. Шереметев отправились путешествовать; они проехали по всей тогдашней Голландии в Англию; во время пребывания здесь кн. Куракин получил извещение о назначении его камер-юнкером. Возвратившись на материк он посетил Париж, Лион, некоторые другие города южной Франции и направился в Россию, куда прибыл в конце весны 1773 г. Путешествие это было описано кн. Куракиным в особом сочинении, которое затем, в 1815 г., было напечатано им, в Петербурге у Плюшара, в самом ограниченном количестве экземпляров и давно стало большой библиографической редкостью. Произведение это — Souvenirs d'un voyage en Hollande et en Angleterre par le P. A. K. à sa sortie de l'université de Leyde durant les aimées 1770, 1771 et 1772 — не окончено; дополнением к нему являются десять обширных писем кн. А. Б. Куракина к цесаревичу. По характеру своему это произведение вполне соответствует такому же описанию путешествий княгини Е. Р. Дашковой, включенному ею в ее записки и частью напечатанному по-русски. Произведения кн. Куракина содержат не столько фактическую историю поездки, сколько описание достопримечательностей тех местностей, какие были посещаемы, а особенно — исторические воспоминания, с ними связанные, и заметки о современном положении посещаемых государств, заметки такого рода, что несомненно они извлечены из каких-либо других трудов, а не составляют результат самостоятельных непосредственных наблюдений автора; когда кн. Куракан рассуждает о беспорядке, царящем во французских финансах или о боевых качествах французского солдата — конечно, он просто приводит извлечения из каких-либо чужих трудов; впрочем, именно так писались в XVIII в. и многие другие описания путешествий; известно, что даже в "Письмах русского путешественника" много прямых — и, конечно, вовсе не скрытых автором — заимствований из литературных произведений. Все заграничное пребывание кн. А. Б. Куракина обошлось ему приблизительно в 13000 руб., — предполагалось же употребить на эту поездrу 10000 руб.
Вернувшись в Петербург, кн. А. Б. Куракин сделался одним из наиболее близких к цесаревичу людей; с вступлением цесаревича в брак, в 1773 г., кн. А. В. Куракина вместе с графом А. К. Разумовским и Н. И. Салтыковым, назначенным состоять при цесаревиче после увольнения Н. И. Панина, составлял постоянный кружок в. кн. Павла Петровича. —3 ноября 1774 г. в комнатах цесаревича состоялся интимный спектакль, в котором разыгрывали французскую пьесу цесаревич, его супруга, гр. Людвик гессенский, четыре придворные дамы и пять кавалеров, в числе их был и кн. А. Б. Куракин. Когда после смерти великой княгини Натальи Алексеевны подготовлялся второй брак цесаревича и он отправился, 13 июня 1776 г. в Берлин, чтобы увидеться с будущей супругой своей, кн. А. Б. Куракин был в числе шести лиц, сопровождавших цесаревича в этой поездке. По совершении бракосочетания в. кн. Павла Петровича с в. кн. Марией Федоровной, кн. А. Б. Куракин был отправлен 7 октября, в Стокгольм для сообщения шведскому королю об вторичном браке цесаревича. Из Стокгольма кн. А. Б. Куракин писал донесения Н. Н. Панину, — они очень любопытны не теми фактами, какие тут кн. Куракин сообщает, не наблюдениями его, а той уверенностью в силе России, которой они проникнуты и которая особенно замечательна в письмах к Н. И. Панину его племянника; кн, Куракин видит ненависть шведов к его отечеству, но нимало ее не страшится; это очень характерная черта в переписке с гр. Н. И. Паниным близкого ему человека. Во время пребывания кн. А. Б. Куракина в Стокгольме произошел у него роман с молодой графиней Ферзен; она влюбилась в статного, ловкого и остроумного красавца-князя; какие препятствия помешали их браку — не известно; но трогательное и симпатичное впечатление производят сохранившиеся и недавно опубликованные письма графини Ферзен к кн. Куракину. Князь Куракин пробыл в Стокгольме около трех месяцев; при отъезде его из Стокгольма, в начале января 1777 г., королевская академия наук избрала его почетным своим членом. Близкие отношения между кн. А. Б. Куракиным и цесаревичем не ослабевали; кн. Куракин был одном из наиболее приятных ему и частых его собеседников и спутников. Кн. А. Б. Куракин случайно сопровождал великого князя и в той его прогулке по набережной Невы, когда великому князю было какое-то видение, о чем он сам рассказывал и рассказ его о чем воспроизведен баронессой Оберкирх.
С поездкой кн. Куракина в Стокгольм связано участие его в масонстве. Есть известия, что он вступил в петербургскую ложу Capitulum Pelropolitanum еще в 1773 г., немедленно по возвращении из-за границы. Время командировки кн. А. Б. Куракина в Швецию совпало с тем временем, когда петербургские масоны искали завязать непосредственные сношения с заграничными; Куракину было вручено рекомендательное письмо к Стокгольмской главной ложе и просьба — посвятить его в высшие степени и прислать с ним статуты. Просьба эта была исполнена, с тем, чтобы кн. Куракин принял на себя гроссмейстерство русской провинциальной ложи, подчинив ее главному шведскому капитулу. По возвращении кн. Куракина в Петербург он предъявил все это петербургским масонам, но вскоре, в 1779 г., сдал гроссмейстерство кн. И. С. Гагарину, который и открыл торжественно главную петербургскую ложу. Кн. Куракин затем удалился от непосредственного участия в делах ордена, но совершенно его не оставлял; когда возникли попытки привлечь к участию в ордене и цесаревича, попытки эти делались через кн. А. Б. Куракина.
Когда весной 1781 г. начались приготовления к заграничной поездке воликокняжеской четы, кн. А. Б. Куракин был включен в состав свиты по особому, прямо высказанному цесаревичем, желанию; свиту эту составили: ген.-ад. Н. И. Салтыков, камергеры кн. Н. Б. Юсупов и кн. А. Б. Куракин, камер-юнкер Вадковской, затем Бенкендорф, Плещеев, Клингер, Лафермьер, Николаи, доктор Крузе, священник Самборский, и несколько придворных дам. Император Иосиф II, говоря в одном из своих писем о свите цесаревича, которую он узнал во время пребывания в Вене высокого путешественника, о кн. Куракине отозвался в таких выражениях: "Кн. Куракин, сопутствующий Их Высочествам по чувству личной преданности, состоит при них уже в течение многих лет. Будучи племянником графа Панина, он уже этим имеет право на признательность великого князя и пользуется доверием и отменным вниманием Их Высочеств. Это человек любезный и с обращением высшего общества". Свое доверие и доброе расположение к кн. Куракину великий князь высказал, между прочим, и в том, что, прибыв в Лейден, летом 1782 г., он посетил в сопровождении кн. Куракина университет и сказал встретившим его профессорам, что им он обязан тем, что благодаря их трудам, многие из его соотечественников сделались способными с честью и пользой служить своей родине. Кн. А. Б. Куракин был в это время, действительно, ближайшим к цесаревичу человеком; он едва ли не чаще всех посещал его и в Гатчине, и в Павловске; он пользовался неизменным расположением и супруги цесаревича Павла Петровича Марии Федоровны; — императрица Мария Федоровна неизменно сохранила свое расположение к кн. А. Б. Куракину до самой его кончины, была с ним постоянно в переписке, а после смерти князя, на могиле его в церкви Павловска, по повелению императрицы Марии Федоровны воздвигнут был памятник, с надписью "Другу супруга моего"; в письмах своих к ближайшим людям кн. А. Б. Куракин называет цесаревича "Павлушка". Но во время заграничной поездки произошло событие, по-видимому, маловажное, но имевшее последствием продолжительное отсутствие кн. А. Б. Куракина от двора цесаревича. Молодой флигель-адъютант Павел Бибиков, сын известного Алек. Ильича Бибикова, в одном из своих писем к князю Александру Борисовичу отзывался очень неодобрительно о положении дел в России, давал ясно понять свое недовольство двором и говорил о своей неизменной преданности цесаревичу, о готовности доказать эту преданность на деле и даже о надежде, что представится случай к этому. Письмо было перлюстровано; Бибиков был сослан в Астрахань; перехвачено было и ответное письмо кн. А. Б. Куракина, в котором он говорил, что образ мыслей Бибикова достоин сочувствия всех честных людей. Императрица известила обо всей этой истории сына и невестку; кн. А. Б. Куракин написал письмо, в котором старался оправдаться, но ввиду ответа его Бибикову императрица не придала этому оправданию никакой цены и даже с большим неудовольствием отозвалась о нем в письме к цесаревичу. По возвращении в Россию кн. А. Б. Куракину повелено было жить в его саратовском имении; через некоторое время цесаревич испросил у императрицы разрешение кн. Куракину раз в два года посещать его в одном из его загородных дворцов. Взаимное искреннее расположение кн. Куракина и вел. кн. Павла Петровича но ослабевало; кн. А. Б. Куракин однажды заложил свое имение, чтобы доставить известную сумму цесаревичу, нуждавшемуся в то время в деньгах.
Поселившись в имении своем Куракино, кн. А. Б. Куракин и переименовал его в Надеждино, богато, роскошно, устроил свою резиденцию и зажил жизнью богатого русского барина XVIII в. Вигель, знавший это имение, так описывает его и образ жизни кн. А. Б. Куракина. "В великолепном уединении своем сотворил он себе, наподобие посещенных им дворов, также нечто похожее на двор. Совершенно бедные дворяне за большую плату принимали у него должности главных дворцовых управителей, даже шталмейстеров и церемонимейстеров; потом секретарь, медик, капельмейстер, библиотекарь и множество любезников без должностей составляли свиту его и оживляли его пустыню. Всякий день, даже в будни, за столом гремела у него музыка, а по воскресным и праздничным дням были большие выходы; распределение времени, дела, как и забавы, все было подчинено строгому порядку и этикету. Изображения вел. кн. Павла Петровича находились у него во всех комнатах; в саду и роще там-сям встречались не весьма изящные памятники знаменитым друзьям и родственникам. Он наслаждался и мучился воспоминаниями Трианона и Марии Антуанетты, посвятил ей деревянный храм и назвал ее именем длинную, ведущую к нему аллею". Обширным штатом служащих дому, преимущественно, почти исключительно, иностранцев, всегда окружал себя кн. А. Б. Куракин; в деревне же он все поставил еще более на широкую ногу. Он жил открыто, хлебосольно; для гостей были составлены особые правила, имевшие целью предоставить каждому полную свободу и не стеснять и хозяина; два пункта гласили, между прочим, следующее: "Хозяин просит тех, кои могут пожаловать к нему на один, или на два, или на многие дни, чтоб, быв в его доме, почитали сами себя хозяевами, никак не помня о нем единственно в сем качестве; приказывали бы его людям все надобное для их услуги и, одним словом, распоряжались бы своим временем и своими упражнениями от самого утра, как каждый привык и как каждому угодно, отнюдь не снаравливаяся к провождению времени самого хозяина, который через то, с новою к ним благодарностью, получит всю свободу им предпринятое безостановочно и с продолжительным, тщанием выполнить. — Хозяин никогда не ужинает, но всякий день в девять часов вечера, будет у него ужин готов для всех прибывших к столу; и он, прося дозволения от оного всегда отлучаться, просит также своих случающихся гостей, несмотря на его отсутствие, за оный садиться и за оным самим хозяйничать". Надо, впрочем, сказать, что кн. А. Б. Куракин в уединении своем постоянно приобретал и книги и оставил отлично подобранную библиотеку.
С великолепием, соответствующим такому образу жизни, предпринимал иногда кн. Куракин и поездки по своим имениям; одна из них описана в книге, изданной в самом ограниченном количестве экземпляров и давно составляющей величайшую редкость: "Описание путешествия в 1786 г. Его Сиятельства... кн. А. Б. Куракина, вниз по Суре от Красноярской до Чирковской пристани..." (СПб. 1793). Подобный образ жизни вовлек кн. А. Б. Куракина в довольно значительные долги; часть кн. А. Б. Куракина из унаследованного имения не давала ему более 12000 руб. в год. — Император Павел, воцарившись немедленно вполне вознаградил кн. Куракина за его постоянную ему верность и дружбу и возместил ему все его издержки. Приказание вызвать кн. А. Б. Куракина из деревни было дано императором графу А. А. Безбородко уже 6 ноября 1796 г.; на испытанного друга излился дождь милостей. 16 ноября он был назначен вице-канцлером, 17-го ноября произведен в действительные тайные советники; через несколько дней он получил 150000 руб. на уплату долгов и орден св. Андрея Первозванного; в день коронации своей император Павел пожаловал кн. Александру Борисовичу Куракину 4300 душ в Псковской губернии и в общее ему с братом, кн. Алексеем, владение 20000 десятин в Тамбовской губернии и волость Велье в Псковской, перешедшую в казну после генерал-адъютанта А. Д. Ланского; 10-го апреля 1797 же года особым именным указом двум братьям Куракиным пожалованы были в вечное владение рыбные ловли и казенные учуги, в низовьях Волги, бывшие с 1762 г. на откупе у астраханского купечества за 30000 руб. в год; князья Куракины должны была платить за них ежегодно в казну 30000 руб. и 12000 руб. в пользу купечества гор. Астрахани. Это последнее пожалование было особенно значительно; доходами с этих рыбных ловель жило население целой большой области. После вступления на престол императора Александра поднят был вопрос об изменении порядков и правил пользования водами и рыбной ловлей в низовьях Волги и 27 августа 1802 г. высочайшим повелением определено было рыбные ловли по Каспийскому морю с землями и урочищами их обратить в общее и для всех доступное употребление.
Однако, и кн. А. Б. Куракин, испытанный, старый друг императора Павла; не сохранил его благосклонности непрерывно. Прошло менее двух лет с его возвращения к делам, а 9 сентября 1798 г. он был уволен от службы и уехал в деревню. Наиболее замечательным актом, в установлении которого привелось кн. А. Б. Куракину в это время участвовать, была конвенция о принятии Мальтийского ордена под покровительство императора Всероссийского (4 января 1797 г.). Падение Куракина знаменовало вообще ослабление партии Куракина, Нелидовой и Плещеева и торжество Ростопчина, с которым у Куракина были самые дурные отношения. Но не долга была эта единственная от имп. Павла опала кн. Куракина; он был в Петербурге уже на освящении здания нового Михайловского замка, 1 февраля 1801 г.; 20 февраля гр. Ростопчин был уволен от всех дел и того же числа кн. Александру Бор. Куракину повелено было по-прежнему вступить в должность вице-канцлера. Хорошие прежние отношения, по-видимому, восстановились; кн. Куракин опять стал часто бывать во дворце, в ближайшем кругу императора; он присутствовал, между прочим, и за последним вечерним столом императора Павла, 11 марта.
По кончине императора Павла кн. А. Б. Куракину поручено было опечатать и разобрать бумаги покойного государя. По вскрытии завещания императора Павла, оказалось, что он кн. Куракину "своему верному другу" завещал звезду ордена Черного Орла, которую носил прежде Фридрих II, сам передавший ее русскому цесаревичу, и шпагу, принадлежавшую графу Д'Артуа.
При императоре Александре кн. А. Б. Куракин сохранил место вице-канцлера и управляющего Государственной Коллегией Иностранных Дел до 5 сентября 1802 г., когда эта должность была поручена гр. Ал. Ром. Воронцову; князь А. Б. Куракин был назначен при этом канцлером российских орденов и награжден орденом св. Владимира I ст. При образовании Государственного Совета он был назначен членом его и постоянно сохранял свое место среди первых сановников государства. После Аустерлицкого поражения кн. А. Б. Куракин подал Государю докладную записку, в которой говорил о необходимости приготовить значительные военные силы, чтобы защищать пределы России, но в то же время искать сближения с Францией. 12 декабря 1805 г. он, вместе с кн. А. А. Прозоровским. подносил императору Александру знаки ордена св. Георгия 1 степени, в ознаменование храбрости, проявленной Государем в сражении, — Государь согласился возложить на себя только орден 4 степени.
18 июля 1806 г. кн. А. Б. Куракин был назначен послом в Вену, на место гр. А. К. Разумовского, который был назначен в Лондон; но гр. Разумовский не пожелал принять этого назначения и потому замедлился отъезд его из Вены и отправление туда кн. Куракина. Князю Куракину предстояло вести очень щекотливые и интимные переговоры; император Франц, желая вступить в третий брак, искал руки в. кн. Екатерины Павловны; великая княжна не была расположена принять это предложение и покончить это дело был избран кн. Куракин. Он был при императоре Александре, когда он направился к русской армии, действовавшей против Наполеона в союзе с пруссаками. Поражение при Фридланде заставило искать мира. Тильзитский договор 26 июня (8 июля 1807 г.) был подписан кн. А. Б. Куракиным и кн. Д. И. Лобановым-Ростовским. Во время переговоров Наполеон и Талейран несколько раз высказывали желание, чтобы послом в Париж был назначен кн. Куракин.
Из Тильзита кн. А. Б. Куракин продолжил свое путешествие в Вену, куда и прибыл в начале июля. В Высочайшем рескрипте на имя кн. А. Б. Куракина от 27 июня ему вменено было в обязанность стараться о сохранении прежних дружественных отношений к Австрии, которые начали колебаться о по выше указанной причине и вследствие неуспеха попыток императора Александра втянуть Австрию в борьбу против Наполеона. Сам кн. А. Б. Куракин, подписывая Тильзитский мир, действовал так только из сознания невозможности продолжать войну при том положении, в каком находились тогда дела. "Дружба и союз с Австрией, — писал он в одной из первых своих депеш — суть два фактора, которых никогда не должно упускать в нашей политической системе и наше соглашение с Францией нисколько нам не препятствует в этом случае". Кн. Куракин сознательно стремился к тому, чтобы держаться в Вене совершенно самостоятельно от французского посланника и ничем не подать повода заключать о влиянии Франции на наши действия и решения. Скоро ему представился случай высказаться в этом отношении. В 1805—1807 гг. шли у нас переговоры с Австрией о возвращении Австрии крепости Каттаро, занятой русскими войсками в 1805 г.; австрийское правительство и английский посол употребляли постоянно все средства убеждений и угроз, чтобы ускорить возвращение Каттаро, в принципе признанное русским правительством обязательным для себя; но русское правительство не спешило выполнением этого обязательства, не установив еще удовлетворительных для себя подробностей передачи крепости; когда после Тильзитского мира по представлению французского посланника австрийское правительство обязалось предоставить русским войскам, имевшим очистить Каттаро, свободный проход, кн. Куракин был очень недоволен этим вмешательством, находя, что ниже достоинства русских пользоваться как бы покровительством Франции, — и со своей стороны посодействовал тому, что Каттаро было передано, к величайшему неудовольствию австрийцев, русскими прямо французам, а для русского отряда, возвращавшегося из этой крепости, кн. Куракин добился разрешения — отправиться по такому пути, по какому австрийскому министерству очень не хотелось его пропускать. При Венском дворе кн. А. Б. Куракину не удалось установить желательных ему отношений; австрийский император был слишком напуган и угнетен и никак не хотел решиться на какое-либо сближение с Россией, опасаясь возбудить неудовольствие императора французов; отказ вел. кн. Екатерины Павловны тоже не содействовал улучшению отношений; летом 1808 г. император Франц женился на моденской принцессе, а кн. А. Б. Куракин был переведен послом в Париж. Это было уже то время, когда появились первые признаки возникавших у нас с Францией несогласий. На время торжеств, сопровождавших бракосочетание Наполеона с Марией-Луизой (1 апреля нового стиля) в Париж прибыл еще специальным представителем брат кн. Александра Борисовича, князь Алексей Борисович Куракин. 1 июля 1810 г., на одном из балов, сопровождавших бракосочетание, у кн. Шварценберга, произошел пожар, возникла паника, кн. Александр Бор. Куракин был сбит с ног, скатился в суматохе с лестницы и получил сильные ожоги; от этого случая здоровье его сильно пострадало и до самой смерти он уже не мог совершенно поправиться.
Относительно Наполеона и его правительства кн. А. Б. Куракин нимало не обманывался. Он ясно видел, что Наполеон нисколько не расположен дружественно к императору Александру и что он только ждет благоприятных обстоятельств, чтоб напасть на Россию — именно успехов для своих войск на Пиренейском полуострове и неудач для нас в войне с Турками. Кн. Куракин в письмах непосредственно к императору Александру советовал заручиться заблаговременно союзом с Пруссией и Австрией, а если это невозможно, то хотя бы их нейтралитетом, затем примириться с турками и заключить союз со Швецией, он, предлагал, наконец, вступить в соглашение с Англией; "союз с Англией, писал он, еще важнее и очевидно — величайшая выгода для нас не только не отвергать его при настоящих обстоятельствах, а искать его, потому что, если несмотря на всю добросовестность, с какой Ваше Величество исполняли свои обязательства относительно Франции, она непременно желает напасть на Вас, — Ваше Величество в праве, по всем законам человеческим и божеским, не обращать больше внимания на свои прежние обязательства и имеете право, по справедливости, пользоваться всеми средствами, которые могут помочь Вам и отразить нападение". Очень правильно представлял себе кн. Куракин предстоящую войну России с Францией: "Лучшая система этой войны, писал он, по моему мнению — это избегать генерального сражения и сколько возможно следовать примеру малой войны, применяемой против французов в Испании; и стараться затруднениями в подвозе припасов расстроить те огромные массы, с какими идут они на нас".
Сообщая, в конце апреля, что уже потребовал себе паспортов для отъезда из Парижа, вследствие несомненных признаков того, что война решена окончательно, кн. А. Б. Куракин писал государю: "я питаю твердую надежду, что Ваше Величество, вооружившись мужеством и энергией, и опираясь на любовь своих подданных и на неизмеримые ресурсы Вашей обширной империи, никогда не отчаетесь в успехе и не положите оружия иначе, как выйдя с честью из борьбы, которая решит славу Вашего царствования и неприкосновенность и независимость Вашего царства. Невозможно, чтобы ввиду явной опасности, русские показали бы менее твердости и преданности, чем испанцы". В таком же духе писал кн. А. Б. Куракин донесения и канцлеру гр. Н. П. Румянцеву: "не время уже нам манить себя пустой надеждой, — говорил он еще в декабре 1811 г., — но наступает уже для нас то время, чтобы с мужеством и непоколебимой твердостью достояние и целость настоящих границ России защитить"; уступая несколько известному французофильству канцлера, кн. А. Б. Куракин еще в феврале 1812 г. предлагал ему начать переговоры с французским правительством об улаживании взаимных неудовольствий и предлагал принять на себя их ведение, — хотя, очевидно, он и не верил в благотворные последствия такой попытки. 15 апреля Наполеон принял князя Куракина в Сен-Клу; аудиенция была продолжительная, но ни к чему не привела, конечно; с каждой стороны высказывались обвинения другой в нарушении обязательств и утверждалось, что нарушения эти ничем но были мотивируемы; Наполеон прямо сказал, что и Пруссия, и Австрия будут в предстоящей войне на его стороне. 27 апреля император выехал к армии, а князь Куракин сложил с себя полномочия и остался дожидаться паспортов, как частный человек; он поселился на загородной даче. Ему дали знать, что выезд из Франции ему будет разрешен не прежде, как по получении известия, что свободно отпущен из России ген. Лористон и только в июле выехал кн. Куракин в Россию.
По возвращении в Петербург кн. Куракин, по болезненному своему состоянию, почти не принимал уже участия в делах; он бывал частым гостем императрицы-матери. Умер князь А. Б. Куракин в Веймаре, где остановился ожидать вдовствующую императрицу, возвращаясь из заграничной поездки, которую он предпринял для лечения.
Кн. А. Б. Куракин, помимо избрания почетным членом Стокгольмской Академии, был избран в 1776 г. членом Вольного Экономического общества; в 1798 г. управляющий Академией Наук П. П. Бакунин предложил избрать в члены Российской Академии князей Александра и Алексея Куракиных; собрание высказалось, что "приобщение таких членов почитает за приобретение, однако желать осталось знать на сие их согласие". П. П. Бакунин в следующее заседание сообщил о согласии князя Александра Куракина и он был избран в действительные члены; в благодарственном письме он выразился, что для него "отменно приятно быть облечену титлом, любовию к просвещению и доброжелательством ко всему полезному приобретаемым". Этими словами кн. А. Б. Куракин верно охарактеризовал себя. Не какие-либо выдающиеся заслуги, а случайные обстоятельства и знатное происхождение вознесли его на высоту и в близость монархов. Но он в отношениях к своему высокому другу высказал самые искренние чувства и во все продолжение своей службы ничем не омрачил своей репутации, а всегда являлся ревностным и добросовестным деятелем. Вигель, которого склонность к злоречию очень известна, в одном месте своих записок говорит о кн. А. Б. Куракине, что "бесчисленные фразы, затверженные им во Франции, и отчасти переведенные им даже по-русски, составляли всю политическую его мудрость; но зато, какой искусной представительностью, каким благородством, каким постоянством и нежностью в дружбе заменял он все недостатки свои!". Кн. А. Б. Куракин, действительно, был одним из лучших типов русского вельможи, настоящего барина ХVIII в. Одной из своих вотчин кн. А. В. Куракин даровал после своей смерти свободу; его состояние — как бальи мальтийского ордена не имел права жениться — перешло к брату его кн. Алексею Борисовичу Куракину. Как мы уже упоминали, кн. А. Б. Куракин был не чужд литературной деятельности; кроме названных уже его трудов он оставил еще "Précis historique de la vie du comte Nikita Ivanovitch de Panine", Londres, 1784, 16°, 28 pag.
Биография кн. A. Б. Куракина — у Терещенко, в его "Опыте обозрения жизни сановников", ч. II, 150—157, не полная и не точная; дополнения к ней — в статье племянника кн. А. Б. Куракина, в "Жур. Мин. Народ. Просв.", 1839, ч. XXII; то и другое перепечатано в восьмой книжке "Архива кн. Куракина", 421—434. Главные материалы — в "Архиве кн. Куракина" книги V — X; в этом же издании, кн. VI, 471—477, перечислено все, что напечатано в разных изданиях и отдельно, из написанного кн. А. Б. Куракиным. — Кроме указанного там, — см. еще Кобеко, "Цесаревич Павел Петрович"; Шильдер, "Император Павел Первый"; его же, "Император Александр I"; Шумигорский, "Императрица Мария Федоровна"; Сухомлинов, "История Росс. Академии" VII; Мартенс, "Собрание трактатов", трактаты с Австрией, 1762—1808; Лонгинов, "Новиков и московские мартинисты"; Вигель, "Записки", I — V.