Коновницын, граф Петр Петрович, генерал от инфантерии, генерал-адъютант, член Государственного Совета, сенатор, род. 28 сентября 1764 г., ум. 28 августа 1822 г. Происходил из дворян; отец его был петербургским губернатором и сын, по обычаю того времени, был записан в Инженерный и артиллерийский корпус кадетом еще шести лет, но учился дома; с 10-ти лет он считался уже фурьером л.-гв. Семеновского полка, а 1 января 1785 г. получил чин прапорщика гвардии и начал действительную службу. В 1788—1790 г. он принимал участие в военных действиях в Финляндии, затем, по неотступным настояниям своим, отпущен был отцом в армию, действовавшую против турок. Потемкин, приятель Коновницына-отца, принял молодого человека под свое покровительство; 22 июня 1791 г. П. П. Коновницын был переведен в армию с чином премьер-майора, через два месяца произведен в подполковники и назначен генерал-адъютантом к кн. Потемкину. В военных действиях против турок Коновницыну не пришлось участвовать — их уже почти не было, а шли переговоры о мире. Однако, пребывание при главной квартире было для Коновницына очень полезно — он видел там близко много замечательных военных деятелей и с некоторыми из них сблизился; особенно ценил он внимание, которое ему начал оказывать уже с этого времени М. И. Кутузов. По заключению мира в Яссах Коновницын был назначен командиром Старооскольского полка и с ним действовал против польских конфедератов; за отличие при Баре, где он взял в плен Ланцкоронский полк, Коновницын был произведен в полковники, а за храбрость, оказанную в сражениях под Хельмом и Слонимом, получил орден св. Георгия 4 CT.; эта награда доставила ему такое удовольствие, что он считал себя, по его собственным словам, счастливейшим из смертных.
17 сентября 1797 г. Коновницын был произведен в генерал-майоры и назначен шефом Киевского гренадерского полка, а в 1798 — шефом Углицкого полка, с переименованием его Мушкетерским Коновницына полком; в том же году, 2 ноября, вместе со многими другими генералами, отставлен от службы.
Восемь лет после этого Коновницын провел в небольшом имении своем Киярове, Глуховского уезда. В деревне он много читал, переводил, делал выписки, излагал на бумагу свои мысли по разным вопросам. Это было довольно обычным в то время занятием людей, с более или менее живыми и сильными умственными интересами, так как вне государственной службы почти не было возможности удовлетворить как-либо иначе свою жажду деятельности. Коновницын, однако, вовсе не был склонен довольствоваться такой деятельностью постоянно; он ждал только случая вернуться к горячо любимому им военному делу. Такой случай представился, когда 30 ноября 1806 г. император Александр издал манифест о составлении временного Земского Войска. Коновницын немедленно приехал в Петербурга. Петербургское дворянство вручило ему начальство над земским войском губернии; Коновницын быстро организовал его и отправил четыре батальона, отлично действовавших в ряду армии; император Александр наградил Коновницына орденом св. Анны 1-й ст. при милостивом рескрипте, а когда милиция была распущена — пожаловал ему 3000 дес. земли и выразил желание, чтобы Коновницын снова поступил на действительную службу. 25 ноября 1807 г. Коновницын был назначен в свиту Его Величества. Государь оказывал ему большое внимание и часто советовался с ним во время приготовлений к войне со Швецией; 20 января 1808 г. Коновницын был назначен дежурным генералом армии, начинавшей, под начальством гр. Буксгевдена, военные действия в Финляндии. Коновницын образцово организовал продовольственную и квартирмейстерскую часть армий, которая, благодаря его попечениям, была избавлена от многих трудностей и лишений; кроме того, Коновницын принимал очень деятельное участие в распоряжениях артиллерией; нередко он сам устанавливал батареи и лично наблюдал за их огнем. За покорение Свеаборга, 6 марта, он получил чин генерал-лейтенанта и драгоценную табакерку с портретом Государя; в начале июля Коновницын быстрым движением к Або и энергической атакой в решительную минуту весьма содействовал отражению шведского десанта под начальством ген. Фегезака; 22 июня Коновницын отразил попытку шведов высадиться у м. Рунсало, причем ему привелось руководить не только действиями артиллерии и сухопутных войск, но и действиями гребной флотилии: с ней Коновницын преследовал отступившего вечером неприятеля и, таким образом, одержал своего рода морскую победу, о чем любил вспоминать до конца жизни. За отражение неприятеля, сделавшего было высадку у Кимито, Коновницын получил орден св. Георгия 3 ст.; к концу войны он был назначен командиром третьей пехотной дивизии. Своим действиям в шведскую войну Коновницын вел подробный журнал, к сожалению, потом утраченный. В 1810—1811 г., — время действия континентальной системы, — Коновницын охранял со своей дивизией берега Балтийского моря от Палангена до Гапсаля. Коновницын довел состояние своей части до высокой степени совершенства. В начале 1812 г., когда готовились уже к борьбе с Наполеоном и Александр I обозревал войска, он, в приказе 20 мая, объявил Коновницыну особое благоволение, пожаловал ему табакерку, дивизию его поставил в пример всем другим и каждому рядовому этой дивизии пожаловал по 3 руб. — это был первый пример подобной награды. 14 июля 1812 г. Коновницын встретил французов при деревне Какувачине, в 8-ми верстах за Островно. Целый день держался он, сначала против Мюрата и Богарне, а потом против самого Наполеона и отступил, не оставив в руках неприятеля никаких трофеев. 5-го августа Коновницын со своей дивизией выдерживал жестокий натиск французов в Смоленске, защищая Малаховские ворота; появляясь лично в самом сильном огне, Коновницын получил легкую рану в руку, но до вечера не дал даже сделать себе перевязку и из Смоленска вышел, можно сказать, последним. 6-го августа Коновницын сражался в битве при Лубне, где отчаянная храбрость войск и твердость П. А. Тучкова обеспечили двум русским армиям возможность соединиться. Отступая, Тучков Коновницыну поручил свой арьергард, а 16-го августа Коновницын был назначен вообще начальником арьергарда. Кутузов утвердил это назначение и выразил Коновницыну свое особенное доверие. И Коновницын это доверие вполне оправдал. С 17 по 23 августа у него шел, можно сказать, почти непрерывный бой с авангардом французов, предводимым Мюратом; Коновницын проявлял необыкновенную деятельность. Днем он руководил военными действиями и не оставил врагу ни одной пушки, ни одной повозки, а когда наступление ночи прекращало битву — он распоряжался охраной местных жителей, стараясь доставить всем возможность удалиться под прикрытием русской армии. Иногда повозки бегущих или кресты и хоругви, уносимые из церквей, двигались среди полков Коновницына; при этом, конечно, необходимо было соблюдать порядок и возможность свободного движения войск на случай отражения новой атаки неприятеля — и Коновницын вполне успевал этого достигать. С необычайной сердечностью относясь к жителям, искавшим у него защиты, Коновницын, пожалуй, еще сердечнее относился к солдатам, видя со стороны их заботливость о мирных жителях и этим еще более побуждал солдат действовать в таком же духе. В Бородинской битве Коновницын был там, где шла самая отчаянная борьба — около Багратиона. Смертельно раненный, Багратион ему сдал командование второй армией и Коновницын отвел ее за Семеновский овраг после той ужасной атаки, которую направил на нее сам Наполеон и во время которой убит был Багратион; здесь Коновницын собрал расстроенные части; затем прибыл Дохтуров, которого послал на место Багратиона Кутузов и ему было передано начальство. Коновницын бился в рядах солдат и получил две контузии, одну довольно сильную. На другой день после битвы Кутузов назначил Коновницына командиром 2-го корпуса на место смертельно раненного Н. А. Тучкова. На совете в Филях Коновницын подавал мнение за битву перед Москвой 6 сентября Кутузов назначил его дежурным генералом. Коновницын обнаружил на этом месте не только обычную ему распорядительность, но и необычайную неутомимость: он спал не более трех часов в сутки, и то когда и где придется. 5 октября Коновницын заболел жестокой лихорадкой. Кутузов, обо всем советовавшийся с ним, сообщил ему и о своем решении атаковать на другой день французов при Тарутине, но взял слово, что Коновницын останется дома; однако, Коновницын своего слова не сдержал и, совершенно больной, поехал верхом с колонной гр. Орлова-Денисова, обходившей Мюрата; мало того, он лично бросился в атаку и едва не был зарублен в сече. Затем Коновницын водил войска в атаку под Малоярославцем; в решительную минуту боя Кутузов сказал ему: "Петр Петрович! Ты знаешь, как я берегу тебя и всегда упрашиваю не кидаться в огонь; но теперь прошу тебя очистить город!" — и город был взят русскими. Под Вязьмой Коновницын также лично участвовал в сражении; долго он упрашивал Кутузова — разрешить ему ехать к сражающимся, долго Кутузов отказывал, но наконец сказал: "Отвяжись ты от меня и ступай, куда хочешь!"; точно также после долгих отказов Кутузова Коновницын выпросил все-таки у него позволение и участвовал в сражении под Красным; в обеих этих битвах он давал приказания именем фельдмаршала.
За действия свои со времени вторжения неприятеля в русские пределы Коновницын получил золотую шпагу с надписью "за храбрость", ордена св. Владимира 2-й ст., св. Александра Невского, св. Георгия 2-й ст., и звание генерал-адъютанта. Из Вильны Коновницын уехал в кратковременный отпуск в Петербург, а в начале января 1813 г. снова был уже при армии и получил командование гренадерским корпусом. Во главе его он участвовал в Люценском сражении, но в самом начале битвы должен был оставить поле сражения, получив рану в ногу пулей навылет. На излечение раны Император Александр пожаловал ему 25000 р.; Коновницын лечился в Ландеке и Бадене и к сентябрю месяцу снова был при главной квартире. Во время Лейпцигской битвы он все время находился при Императоре Александре, несколько раз был посылаем им для передачи распоряжений, и награжден за это сражение орденом св. Владимира 1 ст. В 1814 г. Коновницын встретил и затем сопровождал великих князей Николая Павловича и Михаила Павловича во время их пребывания в 1814—1815 г. при заграничной русской армии. Он получил многочисленные награды также от союзных монархов, именно: австрийский орден св. Леопольда, прусский Красного Орла, баварский — св. Максимилиана, наконец, французский св. Людовика.
12 декабря 1815 г. Коновницын был назначен военным министром и вскоре получил бриллиантовые знаки ордена св. Александра Невского; 12 декабря 1817 г. произведен в чин генерала от инфантерии. 25 ноября 1819 г. он был назначен главным директором Пажеского и других военных корпусов, Царскосельского лицея и пансиона, с назначением в члены Государственного Совета по департаменту дел военных, а 12 декабря 1819 г. — возведен в графское достоинство.
Коновницын с большой любовью занялся малолетними своими питомцами и пользовался с их стороны безграничной любовью и доверенностью. С вступлением его в заведывание военно-учебными заведениями для них вернулись времена Мелиссино и Ангальта. В этой должности Коновницын и скончался на даче под Петергофом, 28 августа 1822 года; он погребен в своем селе Киярове.
Коновницын принадлежит к числу выдающихся боевых генералов. Он любил солдат, умел с ними обращаться, был любим ими до чрезвычайности и под его начальством, даже в его присутствии, они способны были совершать чудеса храбрости. Сам Коновницын отличался редкой неустрашимостью; с длинной трубкой в руках он спокойно оставался под огнем неприятеля, находившегося даже на очень близком расстоянии. Обыкновенно одетый просто, даже часто не вполне по форме, в Бородинскую битву он явился в блестящем парадном генеральском мундире и в нем был прямо в рукопашных схватках. В полном смысле слова неустрашимый на поле битвы, человек, о подвигах которого ходили анекдоты и в русских и в чужих армиях, Коновницын отличался чрезвычайно добрым сердцем и твердо хранил заветы Суворова — щадить безоружного врага и никогда не угнетать беззащитного жителя; напротив, интересы и благосостояние мирных жителей Коновницын всюду особенно охранял. Один из современников и участников в Отечественной войне, говорит о нем следующими словами: "с удовольствием останавливаюсь над героической памятью сего достойного мужа. Только в Отечественной войне возвышаются явления, подобные ему. Не столько, полагаю, отличали его воинские дарования, сколько величие самоотвержения, всегда присутственного, равного величию самой борьбы за честь и целость Отечества и кротостью нрава истинно умилительной украшенного".
"Военная Галерея Зимнего дворца", I; "Энциклоп. воен. и морск. наук", Леера; "Записки гр. Н. X. Граббе", в "Русс. Архиве", 1873 и 1875 гг.