Козловский, Михаил Иванович, профессор скульптуры. Род. 26 октября 1753 г., ум. 18 сентября 1802 г. в Петербурге. Сын «галерного флота трубачевского мастера», он был принят в Академию Художеств по прошению отца 1 июля 1764 г., зная грамоту и арифметику, а в 1767 г., при общем распределении учеников по специальностям, назначен в класс скульптуры, к проф. Жилле. Оказывая быстрые успехи в искусствах, он выполнил в гипсе статуи с антиков «Флора Зенона», и «Венера aux belles fesses», получил, одну за другой, медали: в 1770 г., мая 3-го, 2-ю серебряную за рисунок с натуры и июля 30-го, 2-ю золотую за исполнение по программе барельефа «Кн. Владимир, проснувшись, отклоняет удар, наносимый ему Рогнедой»; в 1771 г., сентября 5-го, 1-ю серебряную за лепление барельефа по задаче; в 1772 г. сентября 24-го, — опять 2-ю золотую за выполнение задачи «Воины хотят убить кн. Изяслава Мстиславича на поле брани, не узнав его, но он удерживает их, открывая шлем», и, наконец в 1773 г. — 1-ю золотую за барельеф «свидание Святослава с матерью и детьми в Киеве по возвращении с Дуная», после чего, определением 20 мая, назначен пенсионером на 4 года в Рим, куда и отправлен 30 июля на английском корабле.
В своих рапортах из Италии Козловский доносил Академии, что, прибыв в Рим 10 января 1774 г., он упражнялся в лепке с натуры, в копировках антиков по французской Академии (где пользовался советами Виена), в композиции, в рисовке с работ Ан. Карраччи (в галерее Фарнези), Доменикино, Рафаэля Урбино, а также с антиков и с натуры, наконец, в исполнении собственных круглых фигур, представляющих «Реку в виде сидящей женщины с урной» (1775), «месяц август» или «лето» в виде молодого пастушка, «Юпитера, лобзающего Амура» (1776), и в довершение всего — производстве нескольких этюдов с лошади Марка Аврелия и с работ Микель Анджело, для чего он просил об отсрочке своего пребывания в Риме еще на год, на что и последовало дозволение совета по журналу от 27 марта 1777 г. В том году он работал в галерее Капитолийской с «умирающего бойца или гладиатора», затем — «академию» и «анатомию» с натуры, взятые у него многими художниками в Риме и которые он выслал в Петербург в 1779 г.; направляясь же в Париж, получил 10 февраля 1780 г. от Марсельской Академии живописи, скульптуры и архитектуры звание академика, а на родине признан, определением академического совета от 3 сентября 1782 г., «назначенным» в академики за алебастровую фигуру «Юпитера с Ганимедом». Пять с половиной лет спустя, 15 января 1788 г. состоялось определение того же совета, что, так как «им назначенный от Академии и бывший пенсионер ее в чужих государствах г. Козловский отъезжает ныне обратно в Париж для вящего приобретения познаний в своем художестве», то совет, «зная хорошее и честное его поведение, а притом и уважая знаменитость, какую он художеством своим уже себе приобрел, сделав из мрамора статую Ее Императорского Величества (Екатерины II-й, 1787 г., ныне в Академии), заслужившую Высочайшее благоволение, намерен поручить в надзирание его находящихся в Париже пенсионеров, дав ему касающуюся до должности его особливую инструкцию».
В Париже, куда Козловский приехал 20 августа, он посещал натурный класс Академии, причем ему предоставлено было право входить в него одновременно с профессором, что давало ему возможность выбрать место самое лучшее для рисования. В столице Франции он нашел до 10 русских пенсионеров — живописцев, скульпторов, граверов, но обо многих из них директор Академии не имел никаких сведений, а они жаловались, в свою очередь, что «были без всякой протекции» и потому не могли начать своих работ. Козловский распределил их по разным профессорам, и академический совет вполне одобрил его распоряжение.
Почти через год (25 июля 1780) он доносил Академии из Парижа, что «здесь воспоследовала перемена большая — граждане взяли оружие и содержат сами караул и нас к тому же принуждают, не принимая никаких на то отговорок, за что пенсионеры Императорской Академии Художеств крайне ропщут, ибо стоит им каждая неделя — 6 франков, а самим ходить, казалось бы, непристойно с ружьем в чужом отечестве, для сей причины был я у нашего посланника, сказывал ему, что нас Импеераторская Академия не с тем сюда прислала, чтобы нам ружье здесь носить, и просил его, чтоб нас защитил, на что его превосходительство не дал никакого решения и мы теперь все должны исполнять, что нам прикажут, а за город никого не выпускают, письма распечатывают; чем все это кончится, того никто не знает; к тому же все здесь вздорожало, так что наши пенсионеры едва могут иметь хлеб насущный». Уведомляя вместе с тем о занятиях пенсионеров, Козловский в заключение советовал Академии долее в Париже пенсионеров не держать, а еще через год (4 июля ст. ст. 1790) уведомлял, что «долее не может исполнять обязанностей инспектора, потому что обстоятельства долее оставаться в Париже ему не дозволяют».
Исполнив в 1791 г. из белого мрамора в натуральную величину, горельефное изображение по пояс митрополита Гавриила, строителя Троицкого собора в Александро-невской лавре (находится ныне в соборе против раки св. Александра Невского, за картиной «Благовещение»), и некоторые другие работы, Козловский обратился 22 августа 1784 г. в совет академии с просьбой, где, рассказав вкратце о своем постоянном рвении и успехе за границей, прибавлял в конце, что «по возвращении моем в Россию старался я равномерно трудами моими снискать себе благовещение любителей изящных художеств и дожил наконец счастья, что многие мои работы сделались известны Ее Императорскому Величеству и Их Императорским Высочествам, ныне же, представляя оные (как-то: Фауна, Марсия, Поликрата, Девушку с бабочкой) на благоразумное суждения Императорской Академии Художеств, всепокорнейше прошу, сравнив их с трудами прочих художников, почтить меня по ним удостоением, какое таланты мои заслуживают».
Просьба эта подействовала и, по определению собрания от 12 сентября, Козловский был произведен в академики, а 21 октября того же года, в торжественном собрании, — в младшие профессоры.
В следующем году (22 марта) Козловский занял место члена в академическом совете, немного же спустя после того (13 апреля) президент гр. Мусин-Пушкин прислал в Академию следующее предложение: «по конфирмованному Ее Императорским Величеством штату Академии положено, при каждом художестве, быть двум профессорам — старшему и младшему, а как ныне скульптурного художества состоит на жалованье один только профессор старший, из опытов же известно, что скульптор профессор и член совета Козловский из одного только усердия, без всякого по сие время жалованья, ставил неоднократно в натурном классе модели и имел смотрение над учениками, то …оного профессора Козловского поместить в Академии на штатное жалованье младшего профессора, состоящее из 600 р. годоваго оклада, препоруча притом в его смотрение и распоряжение к вящей пользе натурный класс», что и было исполнено по определению совета от 28 апреля.
Вообще гр. Мусин-Пушкин покровительствовал этому художнику; 9 сентября 1796 г. он подносил Екатерине II отлитые из меди при Академии: вылепленную проф. Козловским группу «Минервы с гением» и «3 орлика, да две подкладки мраморные», причем Ее Величество изволила орлики с подкладками оставить у себя, Минерву же повелела поставить в Академию, а 21 февраля 1797 г. президент предложил Совету выдать 500 р. на счет его жалованья (которое он еще 12 января 1796 г. изъявил желание обратить на поощрение художников, но по выставке того года не явилось произведений художников, заслуживающих поощрения), в награду проф. Козловскому за сделанную им группу Минервы, поднесенную Императрице.
Продолжая службу в Академии, Козловский был назначен 31 декабря 1796 г. в комиссию для описания картин, мраморов и эстампов Императорского Эрмитажа, в 1797 г. исполнил из мрамора статую «Амур» для того же музея; 27 июля 1799 г. избран был старшим профессором скульптуры на место Мартоса, выбранного в адъюнкт-ректоры; в конце того же года удостоился апробации своего проекта памятника Суворову на Царицыном лугу в Петербурге, а в мае 1801 г., по выполнении оного, получил чин коллежского советника и богатую табакерку; годом раньше, в апреле 1800 г., Государю Императору была поднесена президентом Академии Художеств гр. А. Строгановым мраморная статуя «пастушок с барашком» работы Козловского, и к оной порфировый пьедестал; 1 сентября 1802 г. гр. Муравьев препроводил к президенту по Высочайшему повелению, для рассмотрения, прошение проф. Koзловского о повелении удовлетворить его за мраморную статую, представляющую «Гименей», сделанную на случай бракосочетания великого князя Константина Павловича и находящуюся в Эрмитаже. 2 октября, уже после смерти Козловского, Леонтьев уведомил гр. Строгонова, что он решительного ответа на счет окончания барельефа, начатого покойным проф. Козловским (для здания Медико-Хирургической Академии), сообщить не может, не узнав прежде на то волю министра внутренних дел, гр. В. П. Кочубея, а за три дня перед тем президент предложил совету академии дать воспитанникам программу для сооружения надгробного памятника покойному профессору (на Смоленском кладбище), вследствие чего Чекаловский прислал гр. Строгонову 15 апреля 1804 г. два скульптурных и один рисованный эскиз такого памятника, за которые пенсионеры Демут-Малиновский, Пименов и Прокофьев и получили три золотые медали. Кроме вышеупомянутых работ, Козловским исполнены были еще: мраморная статуя, «Бдение Александра Великого» (она представляет героя сидящим на ложе в дремоте и держащим в правой руке шар, готовый скатиться в чащу), колоссальная группа Самсона со львом для Петергофского сада и украшения для Таврического дворца, а также барельефы в Мраморный дворец, изображающие: «возвращение Регула в Карфаген» и «Камилла, освобождающего Рим от Галлов».
Художественный критик первой половины XIX в., говорит, что «каждое из произведений Козловского обнаруживает в авторе необыкновенную способность, много чувства, воображения, оригинальный взгляд и мастерскую руку. Но, невзирая на эти достоинства, должно сказать, что Козловский, полный самобытности и неподдельного живого дарования, был романтиком своего рода. Примеры древности и памятники классического искусства не были для него исключительным образцом совершенства: здесь к чести его должно сказать, что он еще в исходе прошедшего столетия понимал условность изящного древних. Это повело Козловского в сферу художественных вольностей, где ловкость приема считается искусством, где выражение чувства заменяет выражение характера, где пылкость и игривость воображения именуются творчеством. Но и на этой дороге, где другой непременно бы пал вполне, т. е. сделался бы жалким и грубым маньеристом, Козловский сохранил свое достоинство: произведения его, не имея идеального совершенства и красоты античной, отличаются естественностью характера и свободной простотой подражания природе».
Козловский издал в виде книги лучшие из своих рисунков (частью с исполненных им скульптур), гравированных крепкой водкой и лависом; под некоторыми из них стоит имя гравера Корсакова, другие — без имени мастера. Всего 42 ненумерованных гравюры на 24 листах, в том числе приписывается ему и «баня», где женщины моются вместе с мужчинами.
Дела Архива И. А. X. 1774—1800 г.; «Сборник матер. для истории И. А. Х.», П. Н. Петрова, и «Указатель к нему», А. Е. Юндолова; «Месяцеслов на 1840 г.», стр. 177; Д. Ровинский «Подробный словарь русс. граверов», 1894, т. I; Nagler «Künstler-Lex.», VII.