Кельсиев, Василий Иванович, писатель, эмигрант, род. в Петербурге, в 1835 г., ум. 2 октября 1872 г. Он принадлежал к роду, вышедшему в Россию с Кавказа при Екатерине II, и имевшему право на княжеский титул, с течением времени утраченный. С детства он отличался большими способностями и чрезвычайно живым темпераментом; рано оставшись сиротою, он рос без семьи и без правильного руководительства. Отданный в коммерческое училище, он окончил там курс в самом начале крымской войны и мечтал поступить волонтером в действующую армию; но так как состоялось распоряжение волонтеров определять лишь в резервные войска, то он оставил это намерение и продолжал подготовку свою для практической деятельности и два года слушал в Петербургском университете лекции восточных языков. Он отличался чрезвычайною способностью к изучению языков и впоследствии знал до 25-ти языков и наречий и в том числе 14 так, что мог на них говорить; в это время он изучал преимущественно китайский язык. Вместе с тем он в значительной мере поддался разным новым веяниям, которые носились тогда в русском обществе; увлечение этими новыми деяниями дошло у Кельсиева до того, что когда в 1858 г. он был задержан бурями в Плимуте, по дороге в Северную Америку, для службы в североамериканской кампании, он переехал в Лондон, сблизился с кружком Герцена, и решил остаться в Англии, а затем и совершенно порвать связи с отечеством; в 1859 г. он явился в русское генеральное консульство и заявил, что эмигрирует из России. Предоставив себя в распоряжение партии революционной пропаганды, Кельсиев первое время занялся переводом Библии, которую партия намеревалась распространить в публике в переводе, сделанном без всякого участия духовной цензуры; начало этого перевода издано в 1866 г. под псевдонимом Вадима; в Лондоне в руки Кельсиева попали официальные документы, относящиеся к расколу, которые и были им напечатаны под названием «Сборник правительственных сведений о раскольниках» (4 книги, Лондон, 1861—1862) и «Сборник постановлений по части раскола», (2 книги, там же, 1863). Познакомившись с положением раскольников, Кельсиев пришел к мысли воспользоваться ими для революции в России, и с турецким паспортом приезжал в Москву и распространял между раскольниками прокламации; он думал затем поселиться для революционной деятельности в Австрии, но там приняли его за тайного русского агента и он должен был уехать в Турцию. Кельсиев в Константинополе познакомился с многими польскими эмигрантами; сношения и с ними произвели на него глубокое впечатление; он начал колебаться в своей безусловной вере в приложимость к жизни тех принципов, в которые прежде слепо верил и кроме того он почувствовал себя русским и отрекся от прежнего отрицания всякой национальности. Не отказавшись еще вполне от веры в плодотворность революции, Кельсиев, однако, почувствовал непреодолимое стремление быть среди русских людей и потому вместе с известным Садык-пашой, Чайковским, переселился на нижнее течение Дуная, в среду казаков-некрасовцев и скопцов. Здесь мечтал он устроить приют для тех, кто пожелал бы выселиться из России и устроить свою жизнь сообразно с новыми социальными теориями. В короткое время Кельсиев приобрел большое доверие казаков-некрасовцев; он даже был выбран в старшины и оказал своей общине большие услуги, выигравши несколько очень запутанных ее процессов с соседями; казаки все свои собственные дела стали предоставлять на решение Кельсиева, и совершенно не обращались к турецким судам. Но вместе с тем Кельсиев увидел, что никакая революционная пропаганда между ними немыслима; казаки-раскольники, все грамотные, читали прокламации, которые Кельсиев усердно расклеивал в Тульче, и оставались совершенно равнодушными к их содержанию; мало того, Кельсиев видел в них постоянно горячую любовь к России. Сомнения в приложимости своих идей к жизни, к идеалам и взглядам русского народа, и тех идей, какие питала партия Герцена, еще усилились в уме Кельсиева; своими сомнениями он делился с революционерами Лондона, просил советов, просил прислать к нему людей, которые, быть может, лучше его сумеют взяться за дело — но его письма оставлены были без всякого внимания. В 1865 г. его постигли тяжелые личные утраты: умерли его брат, жена и дети. К тому же, внушения Кельсиева привели к тому результату, что раскольничий белокриницкий митрополит запретил, наконец, своей пастве вступать в какие бы то ни было сношения с Кельсиевым. Глубоко потрясенный всем этим он уехал из Тульчи и поселился в Вене. Здесь он начал заниматься этнографиею и мифологиею славян, и несколько статей его, написанных под псевдонимом Иванова-Желудкова, были напечатаны в «Русском Вестнике» и в «Отечественных Записках». Из Вены Кельсиев предпринимал поездки по славянским землям — и чем больше ездил, тем более чувствовал себя русским, — и тем легче примирялся с несовершенствами существующего у нас порядка, что повсюду видел у славян горячую веру в Россию, и любовь к ней; он сам проникся убеждением, что русский народ с честью исполняет свою историческую миссию и что ему предстоит великая будущность. Жизнь в славянских землях завершила тот перелом в убеждениях Кельсиева, который начался еще среди казаков-раскольников: 20 мая 1867 г. Кельсиев явился на русскую границу в таможню Скуляны, заявил, что он эмигрант и по деятельности своей государственный преступник, хотя и не был судим, и отдался в руки властей. 2 июня 1867 г. он был доставлен с жандармами в Петербург; здесь с него начали снимать допрос; видя, что слова его стенографически записываются, он вызвался сам составить записку о своей жизни и деятельности за границей. Записка эта была написана очень просто и правдиво, причем, однако, Кельсиев не называл решительно никого из лиц известных ему по связям с заграничными революционерами. Государь Император сам прочел эту записку и даровал Кельсиеву полное прощение, с правом свободного жительства в столицах и даже с правом поступления на государственную службу. Кельсиев остался в Петербурге и занялся литературными трудами. Осенью еще 1867 г. он сделал в Географическом обществе сообщение о скопцах, которое заключало в высшей степени ценные сведения об этой тогда еще мало изученной секте. В следующем году он издал свои воспоминания под названием «Пережитое и передуманное» (С.-Петербург, 1868); это произведение отличается большою искренностью и правдивостью; в воспоминаниях его не видно ни малейшей рисовки, и чрезвычайное уменье деликатно умалчивать о других приверженцах той же партии, к которой он принадлежал некогда сам. В 1868 г. вышли его «Галичина и Молдавия, путевые очерки»; в 1869 г. — «Эмигрант Абихт» (Русский Вестник, I), «Из рассказов об эмигрантах» (Заря, III), «Святорусские двоеверы», (Заря, X, XI); в 1871 г. были напечатаны им две исторические повести «Москва и Тверь» и «При Петре», обе отличающиеся некоторыми литературными достоинствами; в это же время он сотрудничал в газете «Голос» и в журнале «Нива». Здоровье его было сильно потрясено и нравственными страданиями, и нелегкою жизнью среди казаков и, наконец, неумеренным употреблением вина, в котором он одно время искал забвения после потери семьи. Кельсиев часто хворал, впадая временно в полную апатию и умер на 37 году жизни в Петербурге.
«Нива», 1872, стр. 667—668; «Иллюстрированная Неделя», 1874, № 38; «Современный Листок», 1867. № 82.