Кар, Василий Алексеевич, генерал-майор, сын статского советника А. Ф. Кара, род. по собственным показаниям в 1730 г., по показанию же своего отца — в 1732 г.; ум. после 1775 г. Зачислен был в службу в 1740 г.; 4 января 1742 г. зачислен в пажи, в 1748 г. выпущен поручиком в Виленский пехотный полк, в 1757 г. был волонтером при австрийской армии, в 1758 г. — при французской, в 1760—1761 гг. находился при русской армии и участвовал в нескольких сражениях. В 1766 г., в чине полковника, был отправлен в Польшу, в распоряжение князя Репнина и назначен был состоять при князе Радзивиле, который в это время принял сторону русского правительства, получил позволение вернуться в Польшу и вступить в управление своими имениями, но за которым, ввиду известной слабости его характера и его непостоянства, необходимо было иметь бдительный надзор; несколько раз в течение 1767 и 1768 гг. В. А. Кар приезжал с депешами и устными докладами от кн. Н. В. Репнина к гр. Н. И. Панину; он же командовал русским отрядом, стоявшим в Радоме, в июне 1767 г., когда там составлялась генеральная конфедерация и очень успешно выполнил все предписания кн. Репнина, клонившиеся к тому, чтобы заставить съехавшихся послов исполнить все требования России. В мае 1769 г, он был назначен командиром сформированного при начале войны с Турцией легиона, получившего сначала имя Иностранного, затем переименованного в Петербургский. 1 января 1770 г. он был произведен в генерал-майоры, а в декабре того же года получил заграничный отпуск на теплые воды для лечения. Возвратившись в октябре 1773 г., он в Петербурге руководил набором рекрут, а затем был отправлен для действий против самозванца Пугачева. 14 октября Военная коллегия дала ему указ "как наискорее отсюда отправясь, следовать в Казань, а оттуда, усматривая надобность, и в Оренбург, " там «учинить над злодеем поиск и стараться как самого его, так и злодейскую его шайку переловить и тем все злоумышления прекратить;» казанскому и оренбургскому губернаторам предписано было действовать по соглашению с Каром, и на театр восстания были уже отправлены военные силы, которыми правительство находило возможным располагать. Кар выехал из Петербурга в самый день объявления ему указа, в Москву прибыл 20 октября, на следующий же день выехал далее и 30 октября приехал в Кичуевский фельдшанец, находившийся в 432 в. от Оренбурга. Он опередил все команды, которые должны были поступить под его начальство и мог располагать только теми силами, которые уже до него находились на месте и состояли из 1600 чел. гарнизонных солдат, 1200 чел. вооруженных поселян и 606 человек полевых войск. Казанский губернатор генерал-пор. Брандт уверял его, что шайка Пугачева состоит из совершенно неопасного сброда. Кар, видел недостаточность своих сил, но надеялся быстрым нападением рассеять мятежников и 2 ноября двинулся к Оренбургу, с отрядом в 1467 человек. 7 ноября он узнал, что толпа мятежников разграбила Авзяно-Петровский завод и решился сначала уничтожить эту толпу. К вечеру его отряд встретился уже с мятежниками, но наступившая темнота не позволила начать нападения. Следующий день Кар простоял на месте, в деревне Юзеевой, ожидая отряда, силою приблизительно в 200 чел., который должен был к нему присоединиться, и не приняв никаких мер предосторожности. Мятежники не показывались и Кар был уверен, что они рассеялись; но они находились поблизости, узнали о приближении помянутого отряда и ночью неожиданно напали на этот отряд во время движения, с тыла; солдаты, после первых же выстрелов, положили оружие и отказались защищаться. Поняв, что шедшее к нему подкрепление уничтожено, Кар решился и сам отступать, но едва двинулся утром 9 ноября, как был немедленно атакован толпою мятежников тысячи в две человек, с девятью орудиями, тогда как у Кара было всего четыре орудия и к тому же значительно меньшего калибра. Конные татары и вооруженные крестьяне передались на сторону мятежников, колебание обнаруживалось и среди солдат, но Кар, генерал-майор Фрейман и майор Варнстедт успели удержать порядок. Отстреливаясь, отряд отступил к дер. Сарманаевой, 17 верст преследуемый мятежниками. Потеряв до 125 чел., сохранив всего 167 зарядов и не имея почти никаких средств получать продовольствие, Кар отступил далее. В то же время он узнал, что отряд полковника Чернышева, в количестве до 1200 чел., получивший от него приказание проникнуть в Оренбург, истреблен мятежниками. Наступившие холода имели следствием сильное развитие в отряде Кара болезней; он заболел и сам. Тогда, отступив к Бугульме, он распорядился только прикрывать границы казанской губернии, а сам счел нужным ехать в Петербург, чтобы представить лично доклад о положении дел в крае; к тому же и его нездоровье увеличилось и 18 ноября, сдав в с. Шалты начальство Фрейману, он уехал в Казань, а отсюда 23 ноября выехал в Москву; 29 числа, в 10 в. от Москвы, он встретил курьера от президента Военной коллегии, гр. З. Г. Чернышева, который вез ответ Кару на его донесение о намерении ехать в Петербург, запрещавший ему оставлять отряд и даже требовавший, чтобы он возвратился немедленно к своему посту, если письмо это застанет его уже в дороге. Кар, однако, совершенно больной, решился въехать в Москву. Приезд его произвел в городе сильнейшее впечатление, вызвал общее негодование. По приказанию императрицы главнокомандующий в Москве, кн. М. Н. Волконский, объявил Кару запрещение ехать в Петербург, а 30 декабря 1773 г. из Военной коллегии последовал указ об исключении Кара из службы. — Нельзя, конечно, не признать в действиях Кара некоторых ошибок, и не видеть неблагоприятных последствий их для дальнейшей борьбы с мятежом. Но во многом эти следствия зависели не от Кара, а от сложившихся помимо его обстоятельств и, главным образом, от недостатка на месте войск. Главнейшая его ошибка была в том что он бросился действовать, не ознакомившись хорошо с положением дела; А. И. Бибиков этой ошибки не повторил. Но нет решительно никаких оснований видеть в поступке Кара бегство с театра действий и даже вообще обвинять его в трусости. Он явился тою несчастною жертвою, какой обыкновенно общество требует при неприятных неудачах. Год смерти В. А. Кара неизвестен; он жил в уединении, совершенно забытый современниками.
Дубровин, «Пугачев и его сообщники», II, 62—66, 90—112, 151—166; «Сборн. Имп. Русс. Истор. Общ.,» т. т. 67, 87; Beer, «Die erste Theilung Polens.», I.