Зубарев, Иван Васильевич, авантюрист XVIII ст., замешанный в заговоре, имевшем целью возвращение на престол малолетнего императора Иоанна Антоновича. З. происходил из тобольских посадских людей (купцов), родился в 1730 г. и ранние годы провел в Сибири. Об этом периоде его жизни сохранилось очень мало сведений; известно однако, что он был человек грамотный и, надо полагать, от природы одаренный сметливым умом и предприимчивым характером, при полном отсутствии нравственных устоев. Еще юношей, лет 20-ти, он успел заявить себя в Сибири, то как искатель серебряных приисков, то как доноситель на разные злоупотребления по таможенной части на Ирбитской ярмарке и по питейным сборам в Тюмени. Так как в Тобольске его доношения не были уважены, то он убедил губернатора Сухарева отправить его в Исетскую провинцию (Оренбургской губернии) для отыскания серебряных руд в так называемых Старочуцких копях. Здесь он набрал несколько проб руды и песку, содержащих в себе, по его заявлению, серебро и золото, и, не возвращаясь в Тобольск, непосредственно отправился в столицу, где 26 ноября 1751 года, у подъезда Зимнего дворца и подал доношение о своем открытии самой императрице Елизавете Петровне. Податель доношения был отдан под караул, а дело о нем стало производиться в императорском Кабинете у барона Черкасова. Представленные З. образцы руд были рассмотрены в Академии Наук, в монетной канцелярии и в московской берг-коллегии, но результаты рассмотрения получились различные. Ломоносов, которому академическая канцелярия поручила произвести требуемое испытание, в феврале 1752 г. донес, что все образцы руд содержат в себе признаки серебра (с расчетом от 2 до 7½ золотников на пуд); между тем берг-коллегия и монетная канцелярия в тех же образчиках З. ни золота, ни серебра вовсе не нашли. Вызванный для дачи объяснений по этому поводу в Кабинет, Ломоносов признал свою ошибку и заявил, что во время проб руды З. неоднократно приходил к нему в лабораторию, иногда и в его отсутствие. Ввиду этого Кабинет пришел к заключению, «что при пробе в лаборатории Академии Наук Зубарев такое ж воровство учинил, как в Сибири, что показалось серебро, чего не бывало, и то знать можно по примеру прежде таких воров бывших, что неосторожностью пробовщика (ежели воровски не подкупил оного) приближась к месту, где горшок с рудою в огне стоит, и тертого серебра, смешав с золою или другим чем, в горшок бросил, почему и оказывался в пробе выход серебра»......
Признав "затейный и воровской умысел" З. доказанным, Кабинет отослал его в крепость, где он сказал за собою «слово и дело», почему в июле 1752 г. и был передан в Тайную канцелярию. Рассчитывая, очевидно, произвести впечатление, З. на первом допросе в Тайной канцелярии заявил, что даст свои показания только самой императрице, но когда ему ответили, что его будут "разыскивать", несмотря ни на что, он согласился отвечать начальнику Тайной канцелярии графу Ал. Ив. Шувалову. З. рассказал ему о своих поисках серебра в Сибири и доносах на злоупотребления местного купечества и особенно обстоятельно описал, как зимою 1751 г., при посредстве майора лейб-гвардии Московского батальона Федора Шарыгина, представлен был наследнику престола, вел. кн. Петру Федоровичу, якобы заинтересовавшемуся его открытиями. Однако уже через четыре дня после первоначального допроса З. сам заявил в Тайной канцелярии, что все эти показания он сделал «вымысля собою». Майор Шарыгин также подтвердил, что никогда не представлял З. великому князю. Тогда в поисках истины З. стали спрашивать «с пристрастием», и он сознался, что имел намерение или вступить в военную службу, или получить привилегию на устройство заводов, чтобы таким путем оставить за собою во владение купленную отцом его на чужое имя деревню с крестьянами. Розыск по этому делу продолжался около двух лет, и в 1754 г. З. отослали в Сыскной приказ, откуда ранней осенью того же года ему удалось бежать. Однако менее чем через год З. вновь был задержан, на этот раз по обвинению в конокрадстве. Из раскольнической Климовой слободы, где он был пойман вместе с пятью другими русскими беглецами, его доставили в Киевскую губернскую канцелярию, и здесь выяснилось, что задержанный З. не кто иной, как «приезжий из Пруссии шпион», именовавший себя Иваном Васильевым, о котором еще в июле 1755 г. доносил на пограничном между Россией и Польшей Злынском форпосте беглый дворовый человек помещика Загряжского, Василий Ларионов. По словам последнего, З. поднимал раскольников против правительства, обнадеживал их заступничеством прусского короля и уговаривал их помочь возведению на престол Иоанна Антоновича, для которого и корабли уже «в пристойном месте изготовлены».
Доставленный вновь в канцелярию тайных розыскных дел, З. сначала думал отделаться решительным запирательством в том, что доносил на него Ларионов, но «по довольному увещанию» на допросе 17 января 1756 г. повинился во всем и подробно рассказал о всех похождениях своих после побега осенью 1754 года.
Бежав из Сыскного приказа, З., по его словам, пробрался в Малороссию к раскольникам, блуждал здесь по разным раскольническим слободам и пустыням и, не найдя прочного пристанища, ушел в Польшу, к раскольникам на Ветку; жил у них в работниках и «хаживал для прокормления» в Лаврентьев монастырь. В январе 1755 г. он нанялся у русских беглых купцов в извозчики для отвоза товаров в Кенигсберг. Отсюда он намерен был проехать в Данциг и далее отправиться на Мальту. Но по приезде в Кенигсберг он изменил свой план. Неизвестный ему прусский офицер, случайно встретив его на бирже в Кенигсберге, стал уговаривать его поступить на военную службу. По сведениям, собранным Ларионовым в Гомеле, З. сам отправился в ратушу и попросился в «жолнеры», причем говорил своим товарищам: «Буду де просить, чтоб меня повезли к самому прусскому королю: мне де до него, короля, есть нужда». Но З. отрицал это показание Ларионова и утверждал, что отказывался от предложения, сделанного ему прусским офицером. Последний зазвал его в трактир, напоил медом и записал его адрес, а на следующее утро насильно препроводил З. в ротную съезжую. З. опять отказывался и от службы, и от мундира, и от денег. Тогда его повели к полковнику, потом в полковую канцелярию, отсюда — к фельдмаршалу Ливонту, у которого он встретил офицера, оказавшегося впоследствии королевским генерал-адъютантом Манштейном, некогда состоявшим на русской службе при Минихе. Манштейн продержал у себя З. несколько дней, вновь уговаривал поступить в прусскую гвардию, обещая скорое производство в офицеры, и когда З. наконец согласился, отвез его «под крепким присмотром» в Берлин. По дороге в каком-то городе З. был представлен принцу Голштинскому. По приезде в Берлин они на следующий же день отправились в Потсдам, где к Манштейну явился родной дядюшка императора Иоанна Антоновича. Теперь только Манштейн открыл З. свое имя и звание и, со своей стороны, потребовал, чтоб З. назвал себя: он не верил в его купеческое происхождение и подозревал в нем лейб-компанца. Побоясь пытки, которой ему якобы пригрозил Манштейн, З. назвался гренадером лейб-компании и сказал, что бежал из России, так как проигрался в карты. Удовольствовавшись этим признанием, Манштейн посвятил З. во все подробности замысла вернуть на русский престол Иоанна Антоновича и разъяснил З. его роль в этом деле. З. должен был прежде всего отправиться к раскольникам и склонить их на сторону Пруссии, убедив выбрать из своей среды епископа, который, при содействии прусского короля, будет утвержден в своем сане патриархом. Подготовив в раскольничьей среде бунт в пользу Иоанна Антоновича, З. должен был далее пробраться в Москву и с подложным паспортом поехать в Холмогоры к принцу брауншвейгскому Антону Ульриху, передать ему вместо писем две медали, по которым тот уже поймет, от кого и зачем прислан З., и подготовить принца и его сына Иоанна Антоновича к побегу за границу. Побег предполагалось организовать в Архангельске, куда весной намеревались послать для этой цели корабль под видом купеческого судна. Капитан, который должен был отправиться на этом судне и раньше уже побывал в Архангельске, также был представлен З., и последний хорошо запомнил его черты. В случае, если похищение принца удастся, предполагалось, что король прусский объявит войну России и насильно возведет Иоанна Антоновича на русский престол.
З. взялся за исполнение изложенного плана. Вскоре за тем он был представлен Фридриху II и произведен в полковники. Во дворце ему пожаловали офицерское форменное платье и 1000 червонных на дорогу; здесь же ему вручены были и упомянутые выше медали. Со своей стороны З. пред иконой Богоматери поклялся в том, что будет верно служить прусскому королю. Несколько дней спустя, Манштейн стал торопить в путь своего гостя. В день отъезда на З. опять одели нагольный полушубок; ему подали карету, и адъютант короля проводил его до польской границы. В Польше З. назвался казацким полковником. В Варшаве он представлялся прусскому резиденту и затем беспрепятственно продолжал свой путь, пробираясь на Ветку. По дороге, близ Слуцка, его ограбили; у него отняли все золото, данное ему прусским королем, за исключением двух медалей, которые он для лучшей сохранности зашил в подошву сапога. Несмотря на эту неудачу, З. по прибытии в раскольнические слободы усердно принялся за исполнение возложенной на него миссии. Он подавал раскольникам надежду на лучшую будущность, если они примкнут к прусскому королю, обещал им, что они будут иметь собственного епископа, увещевал молиться за царя Ивана Антоновича и старался подействовать на массу через попов и старцев. Дело З. как будто налаживалось: «Добро-де, мы об этом подумаем» — отвечали ему везде. Дольше всего он подвизался в раскольническом Лаврентьевском монастыре у игумена Евстифея и старцев Макария и Стефана, которые перед его отъездом даже отслужили молебен. Продолжая намеченный путь, З. перебрался уже в Малороссию, но здесь внезапно, по его словам, "пришел в раскаяние" и возымел намерение во всем повиниться. Трудно однако поверить этому заявлению З. Во-первых, как уже было сказано выше, он был задержан случайно по делу о краже лошадей (в чем, впрочем, виновным себя не признал); во-вторых, и после ареста, и даже в Тайной канцелярии он долго запирался и отрицал возводимые на него обвинения. Правда, на последующих допросах он изложил все дело с величайшей подробностью, но возможно, что он сделал это в собственных интересах, надеясь чистосердечным признанием облегчить свою участь. Он назвал по именам много лиц, с которыми ему приходилось сталкиваться в России и за границей и которые сочувствовали задуманному перевороту, описал их наружность, семейное положение и место жительства; выдал их друзей, о которых знал понаслышке; подробно рассказал о жизни беглых раскольников за рубежом. Не мог он представить только медалей, которые даны ему были в Пруссии для передачи принцу Антону Ульриху: одну из них он «издержал за неимением денег», другую заложил еще в Польше сельскому войту Подстоило.
Показания З. были представлены императрице Елизавете и имели следствием принятие мер для предупреждения государственного переворота. 22 января 1756 г. был произведен последний допрос З., а 23 января того же года начальнику караула в Холмогорах Вындомскому послан был указ об отдаче сержанту Савину "большова сына Антона Ульриха" и об усилении надзора за прочими членами брауншвейгской семьи, «чтоб не учинили утечки». Иоанн Антонович перевезен был в Шлиссельбургскую крепость.
После произведенного дознания З. продолжал содержаться в тюрьме при Тайной канцелярии. В начале ноября 1757 г. он занемог; врач констатировал y него febris maligina. 9 ноября больной пожелал исповедаться и причаститься. Это ему разрешили, но со священника взяли подписку, что он не будет предлагать умирающему никаких вопросов о нем и его деле и спросит только, все ли тот правильно показал в своих прежних расспросах. Приобщить З. «за превеликою рвотою» нельзя было, но на исповеди он подтвердил свои прежние показания.
22 ноября 1757 г. З. умер в тюрьме, и священник церкви Преображения Господня, что в Колтовской, донес, что тело арестанта Ивана им погребено.
Доносчик на него Василий Ларионов сослан был «на неисходное житье под крепким присмотром» в один из монастырей Казанской епархии, и таким образом пресечен был всякий путь для огласки «Зубаревсвого дела».
П. Пекарский, «Исторические бумаги, собранные К. И. Арсеньевым» («Сборник отделения русского языка и словесности Имп. Академии Наук», т. IX, стр. 375—408). — Его же, «История Имп. Академии Наук», т. II, стр. 488—492. — Билярский, «Материалы для биографии Ломоносова», стр. 169—171. — Рукопись Гр. М. А. Корфа «Брауншвейгское семейство». СПб., 1865 г., хранящаяся в Собственной Его Величества Библиотеке (Зимний дворец).