РБС/ВТ/Зиновьев, Парамон-Сыдавной Васильевич

Зиновьев, Парамон-Сыдавной Васильевич (известный под именем Сыдавной-Васильев) — Впервые он упоминается в 1595 г., когда подпись его, как дьяка, встречается под грамотами. В 1607 г., во время движения Болотникова, когда царь Василий Иванович Шуйский ходил с войском под Тулу, дьяк Зиновьев находился в прибыльном полку с Короши, при боярине и воеводах кн. Андрее Васильевиче Голицыне и Гаврииле Григорьевиче Пушкине. Затем мы видим его под Калугою с князьями: Феодором Ивановичем Мстиславским, Михаиле Васильевиче Скопиным-Шуйским и Борисе Петровиче Татевым. Участвовал он и в осеннем походе, когда князь Скопин-Шуйский побил воровских людей на Пахре; стоял и за Москвой рекой у Серпуховских ворот с князьями: Скопиным, Голицыным и Татевым.

В 1608 г., когда Тушинский вор пришел под Москву с гетманом Ружинским, Зиновьев был в большом полку у бояр и воевод: князя Скопина, Ивана Никитовича Романова и князя Василия Феодоровича Мосальского.

В конце 1608 и в 1609 гг., когда князь Скопин хлопотал о найме вспомогательного шведского войска, он взял с собой З., в качестве опытного, дельного и известного ему с хорошей стороны дьяка. В Выборг отправились, по поручению князя Скопина, шурин его Семен Васильевич Головин и Зиновьев. Они заключили там с полномочными послами шведского короля Карла IX договорную запись о дружественном союзе Московского государства со Швецией, о найме ратных шведских людей и об уступке за это Московским государством г. Корелы с уездом, которых так добивалась Швеция. В утвержденной грамоте относительно уступки Корелы князь Скопин выразился так: «Договорились по моему приказу, как яз им дал полную мочь, стольник Головин и дьяк Сыдавной Васильев в Выборге с королевскими и думными полномочными послами». Договор был утвержден крестным целованьем и записями лиц, его заключивших. Князь Скопин, рассылая грамоты по городам и уведомляя о движении шведского вспомогательного войска, писал в Вологду во второй половине марта 1609 г., что Головин и Зиновьев «с большими людьми (т. е. с большим количеством ратных людей) пришли в Дудоровской погост».

В августе 1610 г. в безгосударное время, когда всеми делами управляла Боярская Дума, решено было отправить в Польшу к королю Сигизмунду III и к сыну его, королевичу Владиславу, великое посольство для приглашения Владислава на Московский престол. Во главе посольства стояли: ростовский митрополит Филарет и князь Василий Васильевич Голицын; затем следовали: окольничий князь Мезецкий, думный дворянин Сукин, думный дьяк Томила Луговской и дьяк Сыдавной Васильев; из духовных лиц: Спасский архимандрит Евфимий, Троицкий келарь Авраамий Палицын и другие; кроме того, «выборные разных чинов люди». Посольство заключало в себе до 1250 человек. В сентябре были даны послам две верющие грамоты от духовных и светских всякого чина и звания людей для договора с Сигизмундом относительно условий приглашения на царство королевича Владислава. По приезде московских послов в королевский стан под Смоленском, они неоднократно собирались для переговоров с польскими панами рады; было шесть съездов, но ни до чего не договорились. В начале декабря 1610 г. митрополит Филарет и князь Голицын узнали, что думный дворянин Сукин, дьяк Сыдавной Васильев, Спасский архимандрит Евфимий, Троицкий келарь Авраам Палицын и многие дворяне и разных чинов люди, получив от короля грамоты на поместья и другие пожалования, отпущены домой. Канцлер Сапега хотел каким-нибудь способом поколебать твердость и думного дьяка Томилы Луговского и пригласил его к себе в то время, когда Сукин и Сыдавной Васильев, в богатом нарядном одеянии, готовились идти на отпуск к королю.

Вид этих двух членов посольства, собравшихся уехать, произвел на Луговского совершенно не то впечатление, на какое рассчитывал Сапега. Луговской сказал канцлеру: «Не слыхано нигде, чтоб послы делывали так, как Сукин и Сыдавной делают: покинув государское и земское дело и товарищей своих, едут в Москву!.. Если Сыдавной для того отпущен, что проелся, то и всех нас давно пора отпустить, все мы также проелись, подмога нам всем дана одинаковая. Судит им Бог, что так делают!» На следующий день Филарет и князь Голицын призвали к себе Сукина, Сыдавного и Спасского архимандрита (Авраамий Палицын сказался больным и не поехал к ним) и усовещивали их, говоря, чтобы они попомнили Бога и свои души, вспомнили бы, как они отпущены из соборного храма Пречистой Богоматери, как благословлял их патриарх Гермоген. Они отвечали: «Послал нас король с своими листами в Москву для своего государского дела: и нам как не ехать»?

В 1612 г. под грамотой Московского государства бояр и воевод и князя Дмитрия Михайловича Пожарского Соль-Галицкому городовому приказчику Мичурину о невзимании сошных и казачьих кормов с отчины Симонова монастыря подписались: «Князь Дмитрей Пожарской. Думный диак Сыдавной Васильев». Из этого мы заключаем, что по возвращении из посольства в Польшу Зиновьев примкнул к земскому движению, стремившемуся к водворению порядка и очищению Московского государства от поляков. В 1613 г. он подписался под грамотой об избрании на царство Михаила Феодоровича Романова. 11 июля этого года, в день венчания на царство Михаила Феодоровича, сказывал боярство князю Ивану Борисовичу Черкасскому, а затем князю Дмитрию Мих. Пожарскому. Гавриил Григорьевич Пушкин, стоявший у сказки, бил челом государю в «отечестве» на князя Пожарского, потому что родители его никогда меньше Пожарских не бывали. Михаил Феодорович приказал быть «для своего царского венка» без мест, а всякие челобитья, поданные в этот день, велел Зиновьеву отставить и при всех боярах записать об этом в разряд. Во время венчания Михаила Феодоровича на царство Зиновьев держал блюдо. На следующий день, в именины царя Михаила Феодоровича он сказывал думное дворянство Козьме Минину, а 13 июля — казначейство Никифору Васильевичу Траханиотову. Не станем перечислять все случаи местничества, возникавшие в бытность З. думным дьяком, когда ему приходилось передавать обвиненным решения государя или бояр. Остановимся лишь на одном деле, возникшем в 1622 г., потому что из него видна неправильная передача Зиновьевым заключения, вынесенного судом относительно челобитья в 1618 г. Вас. Ал. Третьякова на кн. Юрия Петровича Буйносова-Ростовского. З. сказал в 1618 г. Третъякову: «что ему, Василью, не токмо что до князь Юрья Буйносова достало, ино не достало и до последнего Ростовского князя в отечестве, а станет Bасилий бити челом государю хоть на меншаго Ростовского, и государь на Василья велел оборонь дать и последнему Ростовскому князю». Очевидно, что такой приговор задел самолюбие Третьякова, и он постарался выяснить причину, заставившую судей прийти к такому заключению. «Такою де я сказкою обинною, — говорил Третьяков, — опозорен, что молодой безродословный человек». Как это часто бывает, рассмотрение дела последовало лишь в 1622 г. Оказалось, что в действительности не было ни государева указа, ни боярского приговора, по которому велено было давать на Третьякова оборонь и последнему Ростовскому князю: «то своровал думный дьяк Сыдавной Васильев... а то дело не всхожее: и велик и мал в ростовских князьях, не ровны Ростовские; а ныне (1622 г.) государь тебя, Василья (Третьякова), пожаловал, тое записки сказки в разряде не велел поставить в дело». В 1618 г. З. находился в Москве в осадном сиденье, во время прихода королевича Владислава. В 1619 г. судьей в Казанском Дворце был князь Алексей Юрьевич Сицкий, а дьяками при нем Сыдавной Васильев и Феодор Апраксин. Последнее упоминание в «Дворцовых разрядах» о З. мы встречаем в 1622 г.

С. Г. Г. и Д., I, II, III. — Акты Истор., I, II, Ш. — А. А. Э., II. — Разр. кн., I. — Дв. разр., 1. — Акты Моск. госуд., I. — Белокуров, «Разр. записи за Смутное время». — Соловьев, «Ист. России», VIII, IX.