Долгоруков, кн., Юрий Алексеевич, знаменитый московский боярин и воевода, сын князя Алексея Григорьевича Долгорукова, родился в самом начале ХVIІ века, умер в 1682 г.; начал службу в 1627 году стольником и в 1643 году был уже воеводой в Веневе. В 1645 году, после воцарения Алексея Михайловича, был послан в Дубровну приводить к присяге стоявшие там войска. В 1646 году он получил воеводство в Путивле и в июне этого года вел переговоры с гетманом Потоцким и польскими панами относительно съезда. В мае 1647 года извещал государя о намерении крымцев напасть на нашу Украйну. 25 ноября 1648 года, несмотря на свою сравнительно недолговременную службу, пожалован в бояре и уже в этом сане участвовал в составлении нового уложения. С этого времени замечается особенная близость Долгорукова к царю Алексею Михайловичу, для которого князь был скорее другом, чем подданным. Царь особенно жаловал Долгорукова, и в разрядах мы находим множество упоминаний о том, что князь Юрий Алексеевич у государя "за столом был". Расположение царя выражалось и в том, что он поручал Долгорукову самые ответственные посты: в 1649 году Юрий Алексеевич был назначен первым судьей в приказ сыскных дел, а в 1651 году получил назначение на особо важный, ввиду предстоявшей борьбы с Польшей, пост первого судьи Пушкарского приказа. Когда в 1654 году открылась наконец давно ожидавшаяся война с Польшей, князь Юрий Алексеевич был отправлен на театр военных действий и здесь показал, что может быть не только опытным администратором, но и храбрым и искусным военачальником. 26 апреля он отправился из Москвы в Брянск, собрал там ратных людей и двинулся вместе с другими воеводами в Польшу, где и принимал участие во взятии Мстиславля и Шклова и отличился при взятии Дубровны. В 1655 году он продолжал принимать участие в походе, был под Слонимом, Миром, Клецком, Мышем и Сталовичем и за свою усердную службу 17 декабря получил почетное звание суздальского наместника. В том же году он вместе с князем Трубецким вел переговоры с приезжавшими в Москву императорскими послами. В 1656 году он значится в церемониале приема антиохийского патриарха, а 29 апреля этого года отправлен вторым воеводой в Новгород на Шведов. Перед походом ему было пожаловано: шуба атласная золотая, кубок и 100 рублей придачи к окладу. Из Новгорода Долгоруков двинулся во главе довольно большого войска в Лифляндию, соединился там с другим войском, находившимся под личным командованием царя Алексея Михайловича, и участвовал во взятии Ниеншанца, Нарвы, Дерпта и в осаде Риги. В октябре этого года сражался вторым воеводой со шведами под Дерптом, а 2 ноября был отозван в Москву. В Москве Долгоруков пробыл недолго и 12 февраля 1658 года был послан воеводой в Минск для охраны от поляков вновь завоеванных областей. Скоро ему однако пришлось стать во главе всего московского войска, действовавшего тогда против поляков в Белоруссии: 7 мая он получил царский приказ первым воеводой войск идти к Вильне против поляков, находившихся под начальством гетманов Павла Сапеги и Гонсевского. Положение русского войска в это время было очень затруднительно: оно находилось в неприятельской территории, без хлебных запасов, стесненное отовсюду неприятелем и обескураженное неудачами прежних неспособных воевод. Ko всему этому присоединялось еще то обстоятельство, что две неприятельских армии, находившиеся под начальством Сапеги и Гонсевского, готовились соединиться и вместе напасть на истощенное московское войско. Положение было критическое, но Долгоруков не растерялся: он быстро двинулся из Полоцка, где тогда находилось московское войско, к Вильне и здесь, решившись не дать возможности гетманам соединиться, 11 октября у села Верки напал на Гонсевского. Благодаря удачным атакам польской кавалерии битва долго была нерешительной, но два московских пехотных стрелецких полка, оставленных Долгоруковым в резерве и введенных в бой в критическую минуту, решили дело, и поляки бежали, оставив своего гетмана и весь обоз в руках русских. Победа была полная, но Долгоруков не сумел воспользоваться ею и вместо того, чтобы двинуться вглубь Литвы, 7 ноября оставил позицию и отступил к Шклову, не дав знать царю ни о победе своей, ни об отступлении, чем очень оскорбил и раздосадовал государя, который 17 ноября отправил к нему грамоту со строгим выговором за такую опрометчивость. Грамота эта интересна тем, что она выясняет, какие дружеские отношения существовали между Алексеем Михайловичем и Долгоруковым. "Напрасно ты послушал худых людей", писал, между прочим, государь, "сам ты видишь, что разве у тебя много друзей стало, а прежде мало было кроме Бога и нас грешных"... "Тебе бы о сей грамоте не печалиться", писал далее Алексей Михайлович, "любя тебе пишу, а не кручинясь, а сверх того сын твой скажет, какая немилость моя к тебе и к нему", При въезде в Москву 27 декабря Юрий Алексеевич был почтен знаками особого царского внимания: у Москвы его встретил стольник с милостивым царским словом, и в этот же день он был допущен к государевой руке, а 2 февраля 1659 года ему были пожалованы шуба бархатная золотая, кубок, 100 рублей придачи к окладу и село Писцово с деревнями в Костромском уезде. Но 5 июля 1659 года Долгоруков снова был послан, на этот раз на помощь воеводе князю Трубецкому против крымских татар, которые, вместе с изменившим малороссийским гетманом Выговским, наступали на московские пределы. Успешно отразив этих врагов, Юрий Алексеевич 12 сентября того же года вернулся в Москву, но уже 18 июня следующего 1660 года снова отправился на поляков. На этот раз положение русского войска, изнуренного продолжительной войной, было еще тяжелее: войска гетмана Павла Сапеги, Чарнецкого, Полубенского и Паца теснили его со всех сторон, а постоянные поражения, которые терпел другой московский воевода, князь Хованский, делали это положение отчаянным. Долгорукову оставалось только обороняться и спасать войско от окончательной гибели. Он укрепил позицию в селе Губареве, в 30 верстах от Могилева, и здесь ему пришлось 24, 25 и 26 сентября выдержать трехдневный бой с соединенными силами гетмана Павла Сапеги, Чарнецкого, Паца и Полубенского. Поляки потерпели поражение и отступили, но скоро оправились и через две недели, 10 октября, снова напали на московское войско и снова были отражены с большим уроном. Тогда Сапега и Чарнецкий осадили Долгорукова и преградили путь для подвоза съестных припасов из Смоленска. Положение московского войска сделалось критическим, и неизвестно, как бы удалось Долгорукову выбраться из него, если бы другой московский воевода, князь Хованский, не подошел к нему на помощь со стороны Полоцка. Поляки обратились против нового врага, а Долгоруков, воспользовавшись удобным моментом, отступил к Могилеву. Русское войско было спасено, и задача Юрия Алексеевича была кончена. В Москве отлично понимали всю трудность этой задачи и очень ценили услугу, оказанную Долгоруковым. На театр военных действий к Долгорукову постоянно приезжали от царя стольники с золотыми и с милостивым царским словом, а когда Юрий Алексеевич приехал в Москву, ему снова было пожаловано: бархатная золотая шуба в 300 рублей, кубок, 140 рублей придачи к окладу и 10000 ефимков на покупку вотчины. В Москве Долгоруков прожил, впрочем, недолго и 18 сентября 1662 года снова был послан против поляков, но в декабре того же года отозван назад. В 1664 году мы видим князя Юрия Алексеевича уже на дипломатическом поприще: в феврале этого года ему пришлось вести переговоры с полномочным английским послом, графом Карлейлем, приехавшим просить привилегии для английских купцов, а 1 июня того же года он был послан с другими боярами в Дуровичи, село, находившееся недалеко от Смоленска, для переговоров с польскими комиссарами об условиях мирного договора. Переговоры не увенчались успехом вследствие неуступчивости польских послов и бездействия московского воеводы, князя Черкасского, стоявшего недалеко от Днепра со своим войском без всякого дела. 10 июля послы разъехались, а Черкасский был отозван, и на его место назначен Долгоруков, причем ему была послана грамота, любопытная тем, что в ней выясняется роль Долгорукова в этих переговорах. "Будучи ты на посольских съездах", писал царь, "служа нам, великому государю, радел от чистого сердца, о нашем деле говорил и стоял упорно свыше всех товарищей своих. Эта твоя служба и раденье ведомы от присылщиков ваших, также и товарищ твой, Афанасий Лаврентьевич Ордын-Нащокин, про твою службу и раденье нам извещал. Мы за это тебя жалуем, милостиво похваляем; а теперь указали тебе быть полковым воеводою и ты бы польскими и литовскими людьми промысл чинил бы, в которых местах пристойно по тамошнему". Долгорукову, впрочем, не удалось чинить особого промысла: он осадил Шклов и уже собирался двинуться вглубь Литвы, как в 1666 году был заключен Андрусовский мир, и ему пришлось вернуться в Москву. В Москве Юрия Алексеевича уже ждало звание первого судьи казенного приказа и казенного двора. Около этого же времени ему пришлось играть довольно видную роль в суде над патриархом Никоном, которого он сперва поддерживал перед царем, а потом, когда Никон стал слишком упорен и не только не соглашался на уступки, но даже требовал покорности со стороны царя, сделался ярым поборником его осуждения и усиленно ратовал об этом на суде. Около трех лет прожил Долгоруков спокойно в Москве, но в 1670 году внезапно разразившийся страшный разинский бунт, охвативший всю Волгу, заставил Алексея Михайловича снова обратиться к Юрию Алексеевичу, имевшему в то время уже около семидесяти лет, и 1 августа 1670 года Долгоруков, получив приказание принять командование над московскими войсками, действовавшими в окрестностях Арзамаса и Нижнего Новгорода, отправился в Арзамас. Прибыв к войску, Долгоруков увидел, что оно находится в плачевном состоянии и не может начать наступательных действий: подкрепления не приходили, так как дороги были заняты мятежниками, войска было мало, да и оно было ненадежно, запасов не было, а бунт охватывал Арзамас с юга, севера и востока. Но Долгоруков не потерял головы и бодро начал обороняться от наступавших мятежников; воеводы, посланные им — думный дворянин Леонтьев и окольничий князь Щербатов, разбили и рассеяли бунтовщиков в нескольких сражениях и заставили их отступить. Напор на Арзамас был таким образом сдержан, и Долгоруков начал наступательные действия. Прежде всего, для того чтобы очистить север и окрестности Нижнего Новгорода, которому угрожала серьезная опасность, он послал воеводу Леонтьева и князя Щербатова, которые напали на главное гнездо мятежников, село Мурашкино, разбили их наголову и 28 октября пришли в Нижний и очистили его окрестности. Другой воевода, Лихарев, расчистил путь до самого Темникова, другого центра мятежа, разбил бунтовщиков и овладел городом. Следом за ним двинулся в Темников и сам Долгоруков и 4 декабря занял город; отсюда пошел на Красную Слободу, овладел ею и, устроив там свою главную квартиру, оттуда продолжал военные действия против мятежников. Но Долгоруков не мог объединить действия отдельных воевод, так как в Казани сидел воевода князь Урусов, усмирявший мятеж в остальной части Поволжья. В Москве понимали это, и вскоре Урусов был отозван, а главное начальство над всеми войсками на Волге было поручено Долгорукову, который теперь быстро привел мятеж к концу: он послал воеводу Панина к Алатырю, где тот соединился с князем Юрием Никитичем Барятинским, и оба воеводы, разбив мятежников и очистив от них окрестности Алатыря, двинулись к Саранску и очистили всю эту область. В то же время другой Барятинский, князь Данила, очистил Ядрин и Курмыш, а князь Щербатов занял Троицкий Острог, оба Ломова и Пензу. Наконец воевода Яков Хитрово очистил Шацкую провинцию и Керенск. Оставалось подавить мятеж только на северо-востоке, где он снова вспыхнул с новой силой, и это сделали Леонтьев и Данила Барятинский, очистив Алатырский уезд и усмирив Козьмодемьянск, Ядрин, Курмыш, Ветлугу и Унжу. В конце января 1671 года мятеж был потушен, и население успокоилось благодаря энергичным мерам Долгорукова, который получил в награду за это усмирение село Шкин с деревнями. В 1671 году Долгорукову снова пришлось выступить на дипломатическое поприще: в конце этого года приехали в Москву польские послы переговорить о некоторых старых вопросах и просить помощи против турок, и князь Юрий Алексеевич, назначенный для переговоров с ними, добился уступки Киева и в то же время уклонился от всякой помощи против турок, отделавшись лишь обещанием послать ногайцев и донских казаков. В 1673 году Долгоруков вел переговоры с приезжавшим в Москву шведским послом, графом Оксенштерном, и заключил договор, по которому обе стороны обязались помогать друг другу в случае войны на восточной стороне Балтийского моря. В 1674 году вел переговоры с приехавшими в Moскву польскими послами относительно предполагавшейся кандидатуры царя Алексея Михайловича на вакантный польский престол. Вообще последние годы царствования Алексея Михайловича Долгоруков провел в Москве, при дворе, пользуясь своим влиянием на ослабевшего духом и телом государя, чтобы приобрести господствующее положение среди окружавших его вельмож, между которыми в это время появилось две партии, из которых каждая, ввиду слабости Алексея Михайловича, желала провозглашения наследником престола своего кандидата. Партия Милославских, родственников первой жены царя, хотела провозглашения Феодора, старшего сына государя от первого брака, а партия Нарышкиных, родственников второй жены Алексея Михайловича, стремилась доставить престол Петру, сыну царя от второго брака. Долгоруков, от которого зависело доставить победу той или другой партии, склонился на сторону Милославских, и Феодор был провозглашен наследником. 29 января 1676 года Алексей Михайлович умер, оставив престол Феодору и поручив опекунство над неопытным в государственных делах царем Долгорукову. Ho Юрий Алексеевич был уже слишком стар, чтобы взяться за управление государством, и уступил свое влияние сыну, князю Михаилу Юрьевичу, благоразумно ослабив, однако, влияние Милославских, для чего приблизил ко двору незаметного до того времени, но очень ловкого царедворца, Языкова, овладевшего доверенностью царя. Однако и при уходе на покой Юрий Алексеевич оставил себе внешний почет и получил звание новгородского наместника и первого судьи смоленского, хлебного и стрелецкого приказов, управление которыми, впрочем, поручил сыну. Так прожил Юрий Алексеевич на покое до 1682 года, когда возмутившиеся стрельцы 15 мая изрубили престарелого князя вслед за убийством сына его, заведовавшего стрелецким приказом, князя Михаила Юрьевича. Тело его было погребено в Богоявленском монастыре. Князь Юрий Алексеевич был женат два раза; от первой своей жены, Елены Васильевны Морозовой, он имел сына Михаила, по Елена Васильевна в 1666 г. умерла, и в 1670 году Юрий Алексеевич женился на Евдокии Петровне Шереметевой, урожденной княжне Пожарской. Брак этот был бесплоден. Евдокия Петровна умерла в 1680 году.
Разрядные книги, II, 1068—1070. Акты исторические, IV, 66, 266, 270, 272, 343, 364, 374—375, 377, 381, V, 18, 20, 57, 74, 122, 479. Дополнения к актам историческим, III, 154—160, 257, 326, 510, ІV, 85, 411, V, 9, 147, 148, 154, 170, VI, 26, 56, 68, 59, 65—66, 187, 462, VII, 89, 312, VIII, 99, 105, 107, 109, 113, 146, IX, 105, 106, 107, 123, 338, X, 23, 24. Акты археографической экспедиции, IV, 51, 60, 145, 164, 169, 172—175, 209, 230, 239, 354, 258, 359; Русская историческая библиотека, XIV, 1007, 1223, 1226, XV, 22, 31, 32. Собрание государственных грамот и договоров, ІIІ, 439, IV, 142, 221, 223, 271, 295, 372, 407. Акты московского государства, II, 394, 396, 397, 402, 437, 438, 607, 610, 612—617, 619—623, 625, 628, 634, 644, 646, 649, 677, 683. Древняя российская вивлиофика, ч. XX. Матвеев: "Описание первого стрелецкого бунта" ("Собр. разн. зап. о Петре Вел.", изд. Туманского, 1787 г. т. VI, стр. 39—41). Соловьев (изд. т-ва "Общ. Польза"), II, 1679, 1691, 1692, III, 40, 41, 42, 81, 146, 161—169, 214, 216, 245, 246, 247, 316, 320, 322, 399—403, 501, 502, 503, 521, 522, 523, 531, 532, 616, 810, 816, 822, 893, 894, 896, 898, 899, 901, 906. Берх: "История царствования Алексея Михайловича" (1831), I, 200—201. Бантыш-Каменский: "Словарь достопамятных людей" (M. 1836), II, 301—305. П. Долгоруков: "Сказания о роде князей Долгоруковых" (СПб. 1840), 17—27, 40—41. Петров: "История родов русского дворянства", I, 37—38. Сокращенное описание, служб благородных российских дворян (М. 1810), II, 294—297. Северный Архив, 1825 г. т. 17, стр. 308—309.