Долгоруков (Долгорукий), князь Василий Лукич, сын стольника и киевского воеводы, кн. Луки Феод. Долгорукого. Год рождения его неизвестен, но можно предположить, что он родился приблизительно около 1670 г., так как начало его службы относится к 1687 г. В этом году кн. Вас. Лук. находился в свите своего дяди, ближнего стольника, кн. Як. Фед. Долгорукого, и кн. Як. Еф. Мышецкого, — отправленных посланниками во Францию. Они выехали из Москвы 26 февр. 1687 г. и лишь 2 августа, целый месяц спустя по приезде во Францию, получили аудиенцию у французского короля Людовика ХІV, вследствие того, что затянулись переговоры о церемониале их приема. В Версале, по окончании аудиенции, король допустил послов к руке, и они поднесли ему от себя дары; кн. Вас. Лук. поднес сорок соболей, шесть лисиц черных и десять косяков "камок лауданов". Целью посольства было извещение французского короля о мире, заключенном между Россией и Польшей для оказания помощи немецкому императору в войне его с Турцией, но так как Франция находилась в союзе с Турциею и в неприязненных отношениях с Германией, то посольство осталось безуспешным. 31 августа 1687 г., незадолго до отъезда послов из Франции, король прислал кн. Як. Феод. Долгорукому, кн. Мышецкому и кн. В. Л. Долгорукому свои портреты, осыпанные драгоценными каменьями. Из Франции посольство отправилось в Испанию, а кн. Вас. Лук. остался в Париже для усовершенствования себя в языках и науках и пробыл там тринадцать лет, до 1700 года.
С 1700 г. начинается многотрудное служение кн. Д. на дипломатическом поприще; служение это продолжается двадцать семь лет, отличаясь особой деятельностью во время Великой Северной войны. Сложные "конъюнктуры" того времени, в которые должна была вступать неопытная еще русская дипломатия, и запутанные международные отношения, в которые Петр В. невольно втягивался, ведя войну со Швецией — разрешались кн. Д. весьма искусно и удачно в интересах "Его Царского Величества".
С 1700 по 1706 год кн. В. Л. находился в Польше, при русском после, своем родном дяде, кн. Гр. Феод. Долгоруком. Петр В. дал им обоим тайное поручение стараться о скорейшей высылке вспомогательного войска в Пернау, для отвлечения шведского короля Карла XII от Нарвы, и просить польского короля Августа о назначении места свидания. Август дал ответ только в конце января 1701 г., и в следующем месяце Петр В. выехал к нему на польскую границу в город Биржи, в сопровождении генерал-адмирала Головина, Головкина, Нарышкина, обоих кн. Долгоруких и думного дьяка Зотова. В 1706—1707 гг. кн. В. Л. заменил при польском дворе своего дядю, кн. Гр. Феод. Долгорукого, и должен был заботиться о поддержании союза, заключенного между Россией и Польшей против Швеции. Отправляя кн. Вас. Лукича к польскому королю Августу, царь Петр дал ему 12 марта 1706 г. в Минске "пункты", что говорить на аудиенции у короля о продолжении союза, причине выхода русского войска из Гродно, "учинении управы на Паткуля" и замене саксонских войск датскими. Кн. Д. прибыл в Краков 14 апреля и на следующий день получил аудиенцию у короля, которому вручил "листы" от царя и от кн. Меншикова. Король обещал не заключать отдельного союза со Швецией, выразил уверенность, что и царь не прекратит войну с неприятелем, упомянул о своем согласии обменить саксонское войско на датское, обещал прислать Паткуля к царю, но прибавил, что нельзя отпустить его одного, чтобы он дорогой не бежал. Затем король высказал неудовольствие на то, что царь поступает часто не посоветовавшись с ним, что он напрасно не сообщил ему заранее о выводе войска из Гродно и что совершенно лишнее уводить войско так далеко, потому что лучше воевать в чужом государстве, нежели оберегать свои окраины. По окончании аудиенции, приехал к кн. Долгорукому польский подканцлер и тоже выговаривал ему, что многие дела делаются со стороны царя, "противные королю и Речи Посполитой"; он прибавил, что король находится в сомнении, а Речь Посполитая в отчаянии, вследствие того, что русские войска уведены далеко: королю не справиться со шведами без посторонней помощи, а если он уступит натиску неприятеля и покинет Польшу, то шведский король посадит на польский престол Станислава Лещинского, соберет польские войска и пойдет против России. Кн. Д. уверял, что царь не оставит без помощи польского короля и что войска его не выйдут из Польши до окончания войны. Летом 1706 г. распространился слух, будто Петр В., не сообщив о том польскому королю, заключил через посредство французского двора перемирие на три года со шведским королем. Вследствие этого царь послал польскому королю Августу письменное уверение в своем расположении, а кн. Долгорукому — наставление, по которому он должен был сообщить королю: 1) о ненарушимости союза; 2) о замедлении в посылке войска вследствие того, что войско утомилось в Гродне и должно было отдохнуть; 3) что к папе будет отправлено надежное лицо и получит предписание сноситься с посланником польского короля; 4) просить короля вести более частую корреспонденцию. 6 сент. 1706 г. кн. Д. писал кн. Меншикову о ходе военных действий и об отчаянии Августа, вследствие вступления шведского короля в Саксонию. Польские министры говорили кн. Долгорукому, что желательна была бы присылка к королю от царя нарочного посланника, или письма "с болезненным комплиментом" и с обнадеживаньем, что он не оставить его на произвол судьбы. Затем кн. Д. сообщает тот способ, который придумали для скорейшего прекращения войны: вступление русских войск в Венгрию, с согласия цесаря немецкого, для усмирения бунта, и соединение датского и русского флота против Швеции. Если царь согласится на это, то епископ Куявский намерен ехать в Вену вести о том переговоры и просить царя прислать своего министра к цесарю тоже для переговоров, причем все это надлежит соблюсти в тайне.
В октябре 1706 г. польский король Август, видя опустошение, причиняемое шведами его наследственному государству — Саксонии, решился пожертвовать Польшею и вступил в переговоры с Карлом XII. 13 октября 1706 г. в замке Альтранштадте, недалеко от Лейпцига, тайно подписан был договор уполномоченными с обеих сторон: Август отказывался от польского престола, должен был признать польским королем Станислава Лещинского, заплатить шведам огромную контрибуцию, прервать союз с русским царем, выдать Паткуля и русских солдат, находившихся в Саксонии, и содержать за счет Саксонии шведское войско в продолжение зимы. Только месяц спустя кн. Д. узнал о переговорах Августа с Карлом и немедленно имел с польским королем объяснение. На другой день Август уехал из Варшавы для личного свидания со шведским королем и поручил польским министрам сказать кн. Д-му, что он будет сохранять союз с царем до конца войны и, как только неприятель выйдет из Саксонии, возвратится в Польшу с 25-тысячным войском; он просил, сохраняя это в тайне, объявить о нарушении союза. Тогда кн. Д. поехал в Краков, чтобы, несмотря на отречение Августа, удержать вельмож его партии при русском союзе.
С сентября 1707 по 1720 г. кн. Д. был послом в Дании, где дипломатическая миссия его была трудна. Прежде всего, ему нужно было разорвать союз датского короля Фридриха IV с Карлом XII, а затем укрепить союз и дружбу России с Данией. Дело подвигалось медленно до конца июня 1709 г., т. е. до Полтавской победы, известие о которой было словесно передано кн. Д. датскому королю и вызвало между ними следующий разговор: датский король выразил желание возобновить союз с Россией и вступить в войну со Швецией, причем добавил, что английская королева держит сторону Швеции. Кн. Д. возразил, что Англия, вследствие войны с Францией, не может взять на себя защиту Швеции, а если бы война кончилась, то все равно английский парламент не согласился бы наложить новые подати и нанести разорение Англии в угоду шведскому королю. Вскоре после того кн. Д. писал гр. Г. И. Головкину: "Король намерен вступить в войну, но не заключает союза с царским величеством, чтоб побольше выпросить денежных субсидий. Мое мнение: хотя союз с датским королем царскому величеству нужен как теперь, так еще больше на будущее время, однако надобно стараться ввести датского короля в этот союз как можно безубыточнее. Я хотя имею указ обещать им 500000 рублей на первый год, однако до сих пор не объявил еще им больше 300000 рублей и вместо 20000 пехоты объявил только 10000, потому что вижу их склонность к вступлению в войну и думаю, что и тем будут довольны, а если б прежде моей последней конференции я знал о Полтавской победе, то и этого бы не объявил". В ответ на это письмо кн. Д. получил указ заключить оборонительный и наступательный союз без каких бы то ни было субсидий. Датский король выставлял на вид, что ему не на что вооружить флот, а министры уверяли кн. Д., что царю Петру не удастся удержать порт на Балтийском море без помощи датского короля, так как многие другие государства будут мешать упрочению на море русского владычества. Дело о заключении союза опять затянулось, и кн. Д. согласился хлопотать, чтобы царь дал субсидии и определил, какие из шведских земель должны принадлежать России, какие Дании. Вслед за этим указом секретарь французского посольства в Копенгагене дал знать кн. Д., что его король желает вступить в союз с царем. В своих донесениях в Петербург кн. Д. высказывал мнение, что хотя помощь Франции в данное время не особенно нужна, но не следует совершенно ее отклонять, так как в будущем Франция может оказать большую пользу. Французский секретарь говорил кн. Д., что государь его готов прекратить все прежние несогласия с Россией и стараться об упрочении русских на Балтийском море, так как желательно ослабить на этом море английскую и в особенности голландскую торговлю. Несмотря на сильное противодействие английского и голландского посланников в Копенгагене, кн. Д-му удалось без субсидий со стороны России заключить 11 окт. 1709 г. союзный договор с Данией, так как их величества, царь всероссийский и король датский и норвежский, "зело рассудили вредительные последства, которые бы ярость и злобонасильственные поступки короля шведского по времени произвести могли к великому предосуждению единой и другой областям". По заключении договора кн. Д. давал обед иностранным министрам; шла, конечно, речь о войне, начинаемой Данией, и голландский и английский посланники высказывали, как эта война им неприятна. "Ныне уже дело при здешнем дворе все по желанию его царского величества совершилось, — писал кн. Д. 5-го ноября, — король Датский войну всчал против короля Шведского; войска датские, конные и пешие, вступили в Шону, а как транспорт и десант чинены, я всему тому очевидным свидетелем сподобился быть: дана мне была, по моему прошению, фрегата королевская". Вслед за тем пошли слухи, что англичане и голландцы хлопочут о примирении Дании со Швециею. Кн. Д. писал гр. Головкину, что надо "скупить" датских министров, так как король ничего без них не делает и они имеют большую силу в приговорах. Действия датчан в Шонии были удачны, и составлен был план относительно высадки весной 1710 г. русских и датчан у Стокгольма. Петр одобрил план, но датские министры объявили кн. Д., что король только в том случае в состоянии вооружить свой флот, если царь поможет деньгами.
Когда распространились слухи о прекращении войны за Испанское наследство, что давало Англии и Голландии возможность вмешаться в северные дела, кн. Д. снова обратился к гр. Головкину с просьбой о раздаче драгоценных вещей тысяч на двадцать датским министрам и их женам, но не враз, а понемногу, "чтоб всегда смотрели из рук". После первых успехов в Шонии датские войска, несмотря на увещания кн. Д., впали в бездействие. Шведы собрались с силами и в феврале 1710 г. разгромили датское войско, которое потеряло 6000 человек. Надо было помочь Дании и войском, и деньгами, но это было весьма затруднительно, потому что датские министры, по заявлению кн. Д. самому королю и по донесению его гр. Головкину, нерадивы, ненавидят друг друга и хлопочут только о своих собственных интересах. В июле 1710 г. датский флот был, наконец, сооружен и стоял у Борнгольма, но затем, совершенно неожиданно для короля и для кн. Д., вернулся к Копенгагену; адмиралы оправдывались недостатком провианта. Когда датские транспортные суда отправились к Данцигу для перевозки русских вспомогательных войск, произошло несчастье: с 4-го на 5-е сентября 1710 г. страшная буря разбила эту эскадру, и кн. Д-му объявили, что нечего и думать о перевозке русских войск настоящей осенью. Конференции после того были "крикливые", по выражению кн. Д.
После Полтавской победы Петр помог Августу снова овладеть польским престолом, а Карл XII остался в Турции, откуда возвратился в Швецию лишь в конце 1714 г. Во время отсутствия Карла XII Швеция утратила Померанию и Финляндию. В 1710 г. морские державы, при посредничестве императора немецкого, на конгрессе в Гаге положили считать Померанию страною нейтральною, для отстранения Северной войны от земли Немецкой. Карл XII с негодованием отверг это посредничество, вследствие чего датский и польский короли наперерыв старались овладеть Померанией. Когда в 1713 г. остров Рюген взяли союзные войска, под начальством саксонского фельдмаршала Флеминга, кн. Д. требовал у датских министров, чтобы немедленно была начата осада Стральзунда, который не мог держаться без Рюгена, но его представлений не послушали. Точно также не обратили внимания на его предостережения относительно странного поведения голштинского министра Герца, явившегося к датскому двору в качестве посредника между Россией и Данией с одной стороны и Голштинией и Швецией с другой. Лишь тогда увидели, насколько прав был кн. Д., когда Штетин отдался под покровительство прусского короля Фридриха Вильгельма и голштинского герцога Карла Фридриха и была решена "секвестрация" не только Штетина, но также Рюгена, Стральзунда и Висмара. Оказалось, что Герц предлагал отдельный мир между Даниею и Швециею, и король датский сказал кн. Д-му: "Вы пророк, — что вы предсказывали о Герце, то и случилось: он предлагал такие дела, от которых был бы страшный вред северному союзу".
Весной 1714 г. план военных действий против Швеции значительно изменился вследствие того, что ганноверский курфюрст Георг предложил союзникам войти в соглащение с ним и с прусским королем и поделить шведские земли, находящиеся в пределах Немецкой империи. Вскоре это предложение получило еще более важное значение, так как курфюрст ганноверский, по смерти английской королевы Анны, вступил на английский престол. Осенью 1714 г. Карл XII возвратился в Швецию, а союзники все еще не шли дальше переговоров. Тщетно кн. Д. доказывал датским министрам все выгоды союза с английским и прусским королями и ту опасность, которая грозит в случае, если он не будет принят. "С одними своими датскими войсками, — говорил он, — вы не отвратите шведов от нападения на голштинские рубежи, особенно если у Карла XII будут союзники и если он высадит из Шонии войска в Зеландию. Если вы не примете предложения короля английского, то Карл XII уступит ему Бремен, прусскому королю отдаст Штетин и тем привлечет их на свою сторону против северного союза". В феврале 1715 г. "английское дело" было наконец решено в Дании, которая согласилась уступить королю Георгу Бремен и Верден, но в марте министры объявили кн. Д., что король прусский не хочет вступить в союз и воевать со шведами из-за Штетина, а потому крайне необходимо, чтобы русские войска как можно скорее вошли в Померанию для одновременного действия против Висмара и Стральзунда. Кн. Д. несколько иначе смотрел на это дело: по его мнению, надо было соединить датский флот с русским, чтобы окончательно очистить Балтийское море от шведских кораблей; дать полную безопасность торговым судам; оградить Померанию и датские владения от высадки шведских войск. Датчане твердили, что до прибытия английского флота нельзя думать о соединении русского и датского флотов, но кн. Д. писал царю, что сомневается в согласии англичан и полагает, что "флот английский в явные действия против Швеции не вступит". В половине мая 1715 г. был составлен союзный договор с Пруссией, а в июле датский и прусский короли осадили Стральзунд, защищаемый самим Карлом XII. Русские посланники при датском и прусском королях — кн. Д. и гр. Александр Гаврилович Головкин — находились в лагере осаждающих и вступили с обоими королями в переговоры относительно тех условий, на которых русские войска будут содержаться в течение зимы. Прусский король, имея в виду саксонские войска, обещанные ему Августом, только в том случае соглашался на принятие русских войск, если они будут находиться в его полном распоряжении. Тогда кн. Д. и гр. Головкин заключили отдельный договор с датским королем, который обещал дать содержание и зимние квартиры 15 батальонам русской пехоты и тысяче человек конницы. Узнав об этом договоре, и прусский король предложил то же самое. Ho все эти переговоры ни к чему не послужили, так как русские войска остались в Польше, а 12 декабря Стральзунд сдался, и таким образом померанская кампания 1715 г. кончилась без участия русских войск, что было чрезвычайно неприятно Петру. Желая скорейшего прекращения войны, Петр считал лучшим средством высадку на шведский берег и хотел предпринять в 1716 г. более решительный способ действий. Вследствие донесения кн. Д., что датский король хочет взять Висмар, а затем перенести войну в Шонию, царь предлагал двадцать батальонов и тысячу драгун на королевском пропитании и кроме того еще отряд войска на собственном иждивении; русский флот должен был соединиться с датским. Но совещания по этому поводу между кн. Д. и датскими министрами были безуспешны. Недовольный медлительностью датского короля, Петр в письме своем кн. Д-му от 21 марта 1716 г. высказывал удивление, что не делается никаких приготовлений к "десанту" в Шонию, и велел выставить на вид перед датским королем, что для общей пользы и для вспоможения ему посланы лучшие русские войска и тратятся большие деньги на их содержание, и что если в эту кампанию не будет сделано высадки в Шонию, то пусть король датский не надеется на помощь России на будущее время, так как надо принудить неприятеля к миру силою оружия. В октябре 1716 г. Петр был в Дании, по отъезде его кн. Д. явился к королю "с комплиментом от царского величества, благодарил, от имени царя, за удовольствия, испытанные последним в бытность его в Копенгагене, уверял в постоянной дружбе своего государя к Дании". Вскоре после этого в Копенгагене возникла сильная тревога, вследствие стремления Ганноверского и Саксонского дворов склонить датского короля к удалению из Мекленбурга русских войск, находившихся там для помощи Дании. В начале февраля 1717 г. кн. Д. доносил Петру, что ни король датский, ни министры ничего не говорят о будущей кампании, и что по-видимому Ганноверский двор не желает соглашения между Россией и Данией, думая этим способом заставить Данию дорожить дружбой с королем английским. В июне 1717 г., узнав от кн. Д., что Петр велел русским войскам выйти из Мекленбурга, датский король сказал ему: "Теперь уже все несогласия между царским величеством и королем английским кончились". В сентябре царь писал кн. Д., что датский посланник при русском дворе, Вестфален, тайно сообщил ему о намерении датского короля восстановить с Россией доброе согласие, так как выяснились английские интриги. Петр со своей стороны был очень рад возобновлению дружеских отношений с Данией и велел кн. Д. довести до сведения датского короля, чтобы он не торопился с отдачей прусскому королю Стральзунда, не снесясь предварительно с Петром. Свое письмо к кн. Д. Петр закончил так: "Если же усмотрите, что король датский в своем намерении к восстановлению доброго согласия с нами не очень ревностно и истинно поступает и это восстановление, по вашему мнению, не состоится, то удержитесь от этого сообщения, чтоб они не принесли и тем бы дружбе нашей с королем Прусским не повредили; во всяком случае вы должны так скрытно и осторожно поступать, чтоб отнюдь Прусский двор об этом не сведал". На это кн. Д. ответил следующее: "Датский король желает согласиться с вашим величеством насчет действий против неприятеля, но так, чтоб самое важное сделано было войсками русскими и чтоб в это соглашение был включен король английский, от тесной дружбы с которым датский король никак отказаться не хочет. Король датский желает притом, чтоб предложение о соглашении последовало с вашей стороны, надеясь в таком случае вытребовать для себя лучшие условия и показать, что ваше величество к нему обратились. Не знаю наверное, но думаю, что если датский король предложения с вашей стороны не дождется, то сам будет заискивать". В половине ноября кн. Д. вместе с прусским посланником был приглашен на конференцию о мероприятиях для скорейшего окончания Северной войны: датские министры заявили, что король намерен из Норвегии вторгнуться с войском в Швецию, русские войска в это время должны вступить туда из Финляндии, а король английский пришлет на помощь свой флот, если мекленбургский герцог примирится с дворянством.
В 1718 г. Карл XII, по совету своего любимого министра Герца (бывшего в 1713 г. министром голштинским), предложил Петру мир, и 10 мая этого года на Аландских островах начались переговоры между Герцом со стороны Швеции и Брюсом и Остерманом со стороны России. Карл уступал России Лифляндию, Эстляндию, Ингрию, Карелию и часть Финляндии с Выборгом. Петр обещал свергнуть Августа с польского престола, возвести вместо него Станислава, послать на помощь Швеции корпус для войны с Даниею и Ганновером и содействовать ей к покорению Норвегии. В конце 1718 г. Карл был убит в окопах на границе Норвегии, при осаде Фридрихсгама, а в начале 1719 г. кн. Д. писал к своему двору: "По смерти короля шведского здешний двор очень стал горд, надеется, без всяких действий, полезный мир получить и для того, кроме короля английского, всех союзников презирает". В конце лета 1719 г. Аландский конгресс был прерван, а Швеция сблизилась с Англией; вследствие этого Петр послал кн. Д. указ, чтобы он предложил датскому королю войти в соглашение с Россиею насчет действий против общего неприятеля. В ноябре между Даниею и Швециею было заключено перемирие, и кн. Д. подал мемориал, в котором говорил, что это перемирие нарушает обязательства, существующие между Россиею и Даниею. В 1720 г. кн. Д. снова предложил датскому королю помощь для заключения более выгодного мира со Швецией, но король колебался и в то же время опасался в этом деле давления со стороны Англии, что действительно и произошло: мирный договор между Швециею и Даниею был подписан в конце июня 1720 г., причем Дания возвращала Швеции за известное вознаграждение все свои завоевания в Померании и Норвегии. Что касается России, то она заключила со Швецией Ништадтский мир лишь 30 августа 1721 г., ровно год спустя после того, как кн. Д. был назначен посланником во Францию. В бытность свою чрезвычайным послом в Дании кн. Д. получил датский орден Слона и чин русского тайного советника. 29-го ноября 1720 года кн. Д. имел отпускную аудиенцию у короля Фридриха IV, который осыпал его похвалами в своей грамоте к царю от 10 декабря того же года.
Отправляя кн. Д. в Париж, царь в письме своем к регенту называл кн. Д. "любезноверным" и рекомендовал его, как "в разных посольствах и важнейщих негоциациях употребленного и искусного министра", причем просил регента иметь к кн. Д. "откровенную конфиденцию и во всем том совершенную веру подавать, что он от времени до времени доносить и представлять будет" от имени царя. Главнейшие поручения, возложенные Петром на кн. Д., были: хлопоты о посредничестве Франции при примирении России со Щвецией, признание за Петром Великим титула императора и переговоры о брачном союзе между королем Людовиком ХV и цесаревной Елизаветой Петровной. Увенчалось успехом только первое поручение, а потому, по заключении Ништадтского мира, Петр велел кн. Д. благодарить герцога Орлеанского и кардинала Дюбуа за помощь, оказанную Францией при мирных переговорах. После того кн. Д. писал к своему двору, что английский король сердится на Дюбуа, зачем его не включили в мирный договор между Россиею и Швециею, и Дюбуа, боясь негодования английского короля, хочет помирить Георга с Петром. Что касается императорского титула, то кардинал Дюбуа обещал признать таковой за Петром немедленно после заключения союза между Францией и Россией, переговоры о коем поручено было вести посланному в Петербург французскому министру Кампредону. Третье поручение — сватовство цесаревны Елизаветы Петровны с королем Людовиком — не удалось. Кн. Д-му предлагали брак между цесаревной Елизаветой Петровной и герцогом Бурбонским или герцогом Шартрским — сыном регента, но с условием, чтобы царь способствовал возведению своего будущего зятя на польский престол после смерти Августа; но эти планы весьма не нравились Петру. По приглашению регента кн. Д. присутствовал 14 октября 1721 г. в Реймсе при короновании Людовика XV, а год спустя имел у короля отпускную аудиенцию, будучи в 1722 г. отозван из Франции. На его место назначен камер-юнкер кн. Александр Борисович Куракин с предписанием узнать у кн. Д., "яко и сведущего о состоянии французского двора, как ему при оном поступать и интересы Его Императорского Величества предостерегать надлежит". 27 янв. 1723 г. кн. Д. явился к царю в село Преображенское с грамотами от Людовика ХV и от регента, которые отдали полную справедливость его ревностному и искусному ведению дел. Царь велел кн. Д. и гр. Головкину, которого отозвал из Берлина, одновременно приехать в Петербург и устроил им торжественную встречу. По словам Бантыш-Каменского, царь в назначенный день выехал к ним навстречу за несколько верст от города в богатой карете, запряженной в шесть лошадей, и в сопровождении отряда гвардии. Он посадил кн. Д. и гр. Головкина на первые места и велел ехать ко дворцу по главным улицам, чтобы народ видел тот почет, с каким он встретил министров, много лет служивших на пользу России в чужеземных государствах. Придворным, созванным к этому времени во дворец, царь сказал: "Я отдаю справедливое уважение достоинствам, приобретенным сими знатными россиянами у других народов". Вслед за тем кн. Д. и гр. Головкин были назначены сенаторами.
В 1724 г. кн. Д. был отправлен полномочным министром в Варшаву на открывшийся в то время сейм, в помощь к находившемуся уже там русскому послу, кн. Сергею Григорьевичу Долгорукому, с поручением защищать на сейме интересы православных в русских областях Речи Посполитой и домогаться признания за Петром императорского титула. Вопросы, которыми должен был заняться сейм, касались увеличения войска, престолонаследия в Курляндии и подтверждения прежних договоров с немецким цесарем. "Не видя ничего надежного, — писал кн. Д. Петру, — что бы можно на этом сейме к пользе вашего величества сделать, намерен я, в случае, если все будет делаться по желанию королевскому, разорвать сейм, ибо это наилучший способ к пользе вашего императорского величества". Сейм состоялся, но, вследствие споров и несогласия между членами сейма, не успели обсудить на нем всех намеченных вопросов. Требования кн. Д., представленные им после сейма на конференции польским министрам и сенаторам, остались без последствий: признание императорского титула отложили до следующего сейма, а относительно диссидентов (православных в великом княжестве Литовском) ответили, что им нечего опасаться, пока они сами живут спокойно.
Посольством кн. Д. на польский сейм 1724 г. заканчиваются его продолжительные службы по дипломатической части первому русскому императору, который, как мы видели выше, очень ценил эти службы и по достоинству награждал зa них кн. Д. Эти же службы продолжал кн. В. Л. и при преемнице Петра, Екатерине I.
В мае 1725 г., по поводу нового сейма, кн. Д. был опять назначен чрезвычайным министром в Польшу. К концу этого года заботы о диссидентах отошли на второй план, а на первый план выдвинулось так называемое "курляндское дело", в котором были заинтересованы соседние с Курляндией державы: Россия, Пруссия и Польша. В ожидании смерти престарелого и бездетного курляндского герцога Фердинанда, польский и прусский короли предлагали своих кандидатов, причем Польша желала даже присоединить Курляндию к своему государству, как выморочный лен, и самые влиятельные польские вельможи говорили кн. Д.: "Курляндия бесспорно принадлежит Речи Посполитой... Речь Посполитая в своих владениях хочет быть спокойна и для того не пожалеет не только денег, но и крови". Так как претендент на курляндский престол должен был в то же время быть женихом вдовствующей курляндской герцогини Анны Иоанновны, вдовы умершего герцога Фридриха Вильгельма, то нельзя было обойтись без вмешательства России, и сын польского короля Августа — Мориц Саксонский, желавший занять курляндский престол, объявил кн. Д., что не начнет дела без соизволения на то императрицы Екатерены I. Пока кн. Д. доводил об этом до сведения императрицы, Мориц съездил в Митаву, представился там герцогине Анне Иоанновне и понравился как ей, так и курляндскому дворянству. В Петербурге кандидатуру Морица считали нежелательной и предпочитали ему двоюродного брата герцога голштинского, второго сына умершего епископа Любского. Рядом с ним явился еще кандидат — светлейший кн. Меншиков, который даже при Петре В., в 1711 г., хотел предложить польскому королю 200000 p., если бы он помог ему занять курляндский престол. 2 апреля 1726 г. кн. Меншиков писал кн. Д. в Варшаву и просил его; как "истинного своего друга", оказать ему содействие, а во второй половине июня императрица велела кн. Меншикову ехать в Курляндию под предлогом осмотра войск для принятия предосторожностей против английской и датской эскадр. В Польшу послом был назначен на место кн. Д. бывший в Стокгольме М. П. Бестужев-Рюмин, а кн. Д-му велено было ехать внесте с кн. Меншиковым в Митаву 26 июня 1726 г. и объявить членам правительства и сеймовому маршалу, что если не будет поступлено по желанию императрицы Екатерины I, то она лишит их своего покровительства. Маршал отвечал, что выбор сейма, павший на Морица, не может быть изменен, что кн. Меншикова избрать нельзя, потому что он не немецкого происхождения и не лютеранин, а герцогу голштинскому только 13 лет и до его совершеннолетия никакой пользы от него Курляндии не будет. Вскоре прибыл в Митаву кн. Меншиков, призвал сеймового маршала, канцлера и некоторых депутатов и грозил им, в случае отказа, произвести новые выборы, ввести в Курляндию 20000 русского войска. В Петербурге были испуганы действиями кн. Меншикова в Курляндии, и, под влиянием его недругов, Екатерина І писала Меншикову: "Пока вы там будете, надобно вам рассуждать и советоваться с кн. Васильем Лукичем, который состояние этого дела в Польше лучше знает, и поступайте с общего с ним согласия, как полезнее будет нашим интересам, чтоб безвременно с Речью Посполитою в ссору не вступить".
В дальнейших мероприятиях относительно замещения курляндского престола кн. Д. не принимал уже участия, так как был назначен послом в Швецию, для противодействия ее союзу с Ганновером, а следовательно и с Англией. В заседании Верховного Тайного Совета 6 августа 1726 г. решили послать в Швецию вексель в 20000 р. для раздачи "шляхетству и другим мелким персонам, которые скудны, а силу имеют", а знатным лицам обещать богатые подарки, если они сделают по желанию русского двора. Кн. Д-му определено давать пo 100 p. на день, на ливрею и экипаж отпустить 11000 p., отпустить обои на одну комнату и серебряный сервиз. Императрица обещала послать ему свой портрет и разных вин, а также балдахин, который был в Академии, когда императрица недавно там присутствовала — "рассуждать изволила, что не надобно робко с Швециею поступать".
Кн. Д. нашел в Стокгольме две партии: одна тянула Швецию в ганноверский союз, другая, "доброжелательная" в глазах русского посланника, не хотела этого союза. Положение кн. Д. в Швеции оказалось весьма затруднительным, так как английская или ганноверская партия, с графом Горном во главе, имела большое преимущество перед русской партией: в ней было много способных и энергичных людей, сам король держал сторону Англии, и английское правительство щедро раздавало деньги всем, кто мог быть ему полезен. Две недели спустя после аудиенции у короля кн. Д. дал обед, а затем бал и маскарад на 500 человек, но эти празднества не улучшили положение дела, и когда кн. Д. потребовал конференции, то для переговоров с ним назначили людей противной партии. "Я никак не думал встретить здесь такие затруднения, — писал кн. Д. в январе 1727 г., — главное затруднение состоит в том, что все важные дела решаются в секретной комиссии, а с членами ее говорить никак нельзя, потому что им под присягою запрещено сноситься с иностранными министрами; король в рассуждение о важных делах не входит, а с вельможами, которые хотят приступить к ганноверскому союзу, говорить нечего: легче турецкого муфтия в христианскую веру обратить, чем их отвлечь от ганноверского союза; всякое дело и слово надобно закоулками проводить до того места, где оно надобно". В конце концов король и сенат согласились на ганноверский союз, и кн. Д. писал в Петербург: "По таким здешнего двора гордым поступкам, видится, неприлично мне здесь быть в характере, в каком я сюда прислан". Несколько позднее кн. Д. объяснил главную причину, почему в Швеции решились порвать с Россией и с таким презрением относились к его представлениям: оказалось, что шведский министр, Цедеркрейц, находившийся при русском дворе, сообщал в своих реляциях, что между главными царедворцами существуют несогласия, вследствие чего не может быть ни малейшей опасности с русской стороны короне шведской.
Кн. Д. был отозван из Швеции через шесть недель после кончины Екатерины І, а при юном императоре Петре II ему суждено было занять выдающееся положение во внутренних делах русского государства, и это положение, вследствие происшедших событий, привело кн. Вас. Лук. к гибели, помимо его воли и намерений.
3 февр. 1728 г., накануне торжественного въезда Петра II в Москву, кн. Вас. Лук. Д. и его двоюродный брат, кн. Алексей Григорьевич Долгорукий, были назначены членами Верховного Тайного Совета. Близкое знакомство с государственными порядками Франции, ІІольши, Дании и Швеции оставило глубокий след в политических воззрениях кн. Вас. Лук., выяснив ему политическое значение аристократии. Свою фамилию считал он самою аристократическою в России и связывал с ее преобладанием мысль о благоденствии страны, а потому весьма понятно, что во время опасной болезни Петра II в январе 1730 г. кн. Вас. Лук. явился деятельным участником в составлении задуманной кн. Алексеем Григорьевичем подложной духовной в пользу дочери своей, государыни-невесты. В этом замысле кн. Долгоруких поддерживал датский посланник Вестфален, сильно озабоченный предстоящим вопросом о русском престолонаследии. "Слух носится, — писал Вестфален кн. В. Л. Д-му, — что его величество весьма болен, и ежели наследство российской империи будет цесаревне Елизавете или голштинскому принцу, то датскому королевскому двору с Россиею дружбы иметь не можно, а понеже его величества обрученная невеста фамилии вашей, то и можно удержать престол за ней, так как после кончины Петра Великого две знатные персоны, а именно — Меншиков и Толстой, государыню императрицу (Екатерину І) удержали, что и по вашей знатной фамилии учинить можно и что вы больше силы и славы имеете".
В ночном заседании Верховного Тайного Совета 19 января 1730 г., происходившем тотчас после кончины Петра II, замысел этот потерпел неудачу. Кн. Вас. Лук., как опытный дипломат, даже не намекнул на него, а первый поддержал кн. Д. М. Голицына, высказавшись в пользу курляндской герцогини Анны Иоанновны, которая и была избрана в императрицы. Быть может, кн. Вас. Лук. рассчитывал еще более возвыситься при Анне Иоанновне, которая весьма благоволила к нему в бытность его в Курляндии. Потом говорили даже, что кн. Вас. Лук. (в это время вдовец) намерен был жениться на Анне Иоанновне и провозгласить себя правителем государства. Что бы ни руководило кн. Вас. Лук. при подаче голоса за Анну Иоанновну, но он вместе с прочими верховниками участвовал 19-го января утром в составлении "пунктов", ограничивавших самодержавную власть вновь избранной императрицы. В окончательной редакции "пункты" эти были названы "кондициями" и 19-го января вечером отправлены в Митаву с тремя депутатами: кн. В. Л. Д-м, кн. Мих. Мих. младшим Голицыным и генералом Леонтьевым. 30-го января Верховным Тайным Советом было получено письмо от кн. Д. с уведомлением о прибытии депутации в Митаву 25-го января и о том, что Анна Иоанновна, выслушав кондиции, собственноручно подписала под ними: "По сему обещаюсь все без всякого изъятия содержать. Анна". 29 января Анна Иоанновна выехала из Митавы в сопровождении кн. В. Л. Д. и кн. М. М. Голицына; с дороги кн. Д. неоднократно писал Верх. Тайн. Совету, и, сообразно с его письмами, делались приготовления к похоронам Петра II и ко "входу" Анны Иоанновны в Москву. 15-го февраля последовал торжественный въезд Анны Иоанновны в Москву, а с 20-го февраля начали приводить к присяге по форме, составленной Верх. Тайн. Советом: присягали на верность не только императрице Анне Иоанновне, но и государству. Проекты государственных преобразований, поданные шляхетством в промежуток времени между избранием Анны Иоанновны в императрицы и приездом ее в Москву, были весьма неприятны для членов Верх. Тайн. Совета, и они готовы были сделать многие уступки, лишь бы сохранить за собою первенствующее значение. По мере того, как среди шляхетства росло недовольство Верх. Тайн. Советом и фамилией кн. Долгоруких, неумеренно пользовавшихся своим "фавором" в царствование Петра II, — увеличивалась и усиливалась партия сторонников самодержавия Анны Иоанновны, с Остерманом и Феофаном Прокоповичем во главе. Люди, действовавшие по мысли Феофана Прокоповича, били на чувство преданности к царской особе и возбуждали сострадание к печальному положению государыни, которая находится в неволе: кн. Вас. Лук. поместился во дворце, и никому нельзя было приблизиться к императрице без его позволения; даже сестры ее могли разговаривать с нею только в его присутствии. "Смотрите, — говорили, — она никуда не показывается, народ не видит ее, не встречает радостными криками; кн. Василий Лукич стережет ее, как дракон; неизвестно, жива ли она, и если жива, то насилу дышет". До Остермана дошел слух, что кн. Д. задумал произвести 25 февраля государственный переворот посредством ареста самых влиятельных сторонников самодержавия Анны Иоанновны. Это побудило Остермана принять решительные меры, и 25 февраля вместо предполагаемого ареста последовало провозглашение Анны Иоанновны самодержицей. Узнав, что "кондиции", подписанные в Митаве, были составлены не по желанию целого народа, Анна Иоанновна сказала кн. В. Л-чу: "Так, значит, ты меня, князь Василий Лукич, обманул" и в тот же день собственноручно разорвала эти "кондиции".
После этого события являлась неизбежной опала кн. Долгоруких, в особенности кн. Василия Лукича, как одного из главных участников ограничения самодержавной власти Анны Иоанновны. 28 апреля должна была совершиться коронация императрицы, и к этому времени решили удалить из Москвы кн. Долгоруких, со стороны которых опасались разных новых мероприятий не в пользу самодержавия Анны Иоанновны. 8-го и 9-го апреля последовали указы, рассылавшие некоторых Долгоруких губернаторами и воеводами в отдаленные провинции, а других — в дальние их вотчины. Кн. B. Л. был назначен губернатором в Сибирь. В подорожной, выданной ему 9 апреля, находится следующий маршрут: из Москвы на Переяславль-Залесский до Ярославля сухим путем, а далее Волгой до Казани. Так как имения кн. Долгоруких не были еще конфискованы, а вся дорога кн. Вас. Лук. от Москвы до Переяславля-Залесского лежала через его вотчины, то он мог, под благовидным предлогом пребывания в своих деревнях, очень долго следовать к месту назначения и в день коронации находиться вблизи от Москвы. Это обстоятельство побудило правительство Анны Иоанновны изменить маршрут кн. Вас. Лук. Через несколько дней после первой ему была выдана вторая подорожная, в которой путь его был изображен следующим образом: Москва, Владимир, Муром, Нижний-Новгород, Козмодемьянск, Вятка и наконец Тобольск.
14 апреля последовал манифест о "преступлениях" кн. Долгоруких, в котором между прочим было сказано: "За многие его, кн. Василия Долгорукова, как Ея Императорскому Величеству самой, так и государству бессовестные противные поступки, лиша всех его чинов и кавалерии сняв, послать в дальнюю его деревню с офицером и солдаты и быть тому офицеру и солдатам при нем, князь Василие, неотлучно". Вследствие этого кн. Вас. Лук. был взят под караул и, лишенный чинов и "кавалерий", сослан на житье в свою Пензенскую вотчину Керенского уезда село Знаменское. Первое время по приезде туда он содержался весьма строго: ему не дозволено было выходить из дома даже для посещения церкви. Через месяц Сенат несколько улучшил его положение, что мы видим из сенатского постановления 25 мая: "Ежели он, Долгорукой, — сказано в этом постановлении, — пожелает в деревне своей ходить в церковь или выходить на двор для прогулки и для смотрения в той деревне конюшенного двора и в полях и в гумнах хлеба, также и бороду брить, — в том ему не запрещать, и приказчиков и старост той деревни, также кои будут приезжать и из других деревень для разговору о деревенских и домашних его нуждах, — к нему допускать, и при тех всех случаях быть ему, Медведеву (подпоручику преображенского полка, приставленному к кн. Д-му), самому и поступать, как о том в инструкции написано". Недолго однако пришлось кн. Д-му пользоваться этим облегчением: 12-го июня Сенат постановил отправить его в Архангельск, а 23-го Медведев выехал с ним из с. Знаменского и вез его до Вологды через Темников, Касимов, Владимир и Ярославль. Почти месяц находился кн. Вас. Лук. в дороге до Архангельска, а 4-го августа был доставлен в Соловецкий монастырь.
По приезде в Архангельск, кн. Д. написал духовное завещание, в котором обращался к своей сестре, Анне Лукиничне, к Анне Яковлевне Шереметевой (дочери кн. Як. Фед. Долгорукого), и к родному племяннику своему, кн. Якову Александровичу Долгорукому (сыну кн. Александра Лукича Долгорукого), с просьбой о поминовении своей души и души его умершей жены, девическая фамилия которой осталась неизвестной. Кроме того кн. Вас. Лук. просил кн. Якова Александровича на целый год освободить крестьян всех деревень, которые он получит по наследству после его смерти, от всяких податей и работ и сказать, чтоб они молились за кн. Вас. Лук. и за его жену. Но распоряжения эти не могли быть исполнены, потому что указом 15 июля 1730 г. все имения кн. Долгоруких были конфискованы. Кн. Вас. Лук. был помещен в Соловецком монастыре в тюрьме, называвшейся Антоновскою; ему дозволялось выходить из его мрачного и тесного жилища только в церковь, разговаривать он мог лишь со своею прислугою, пища приносилась из монашеской трапезы. Через пять лет участь кн. Вас. Лук. была несколько смягчена: Соловецкий настоятель получил из Архангелогородской губернской канцелярии указ о выдаче кормовых денег на содержание его и трех человек его прислуги. Так продолжалось до 1739 г., когда стали вновь рассматривать "преступления" кн. Долгоруких. Все кн. Долгорукие, томившиеся в ссылке и бывшие на свободе, в начале 1739 г. были привезены в Шлиссельбург, где была образована особая для разбора их дела судная комиссия, приговорившая их к суровым наказаниям. Четверым из них был объявлен смертный приговор и в числе их — князю Василию Лукичу. Казнь совершена в Новгороде 8 ноября 1739 г.: Вас. Лук. был обезглавлен.
Испанский посланник при русском дворе с 1728 по 1731 г., герцог де Лирия, оставивший потомству любопытные характеристики тогдашних русских государственных деятелей, в следующих словах характеризует князя Д.: "Князь Вас. Лук. Долгорукой, министр Верховного Совета, был умен и недурен собою. Он был посланником в Швеции, Дании, Польше и во Франции и всюду заслужил имя искусного и хорошего министра. Он очень хорошо говорил на многих языках, и с ним можно было ужиться; но вместе с сим он очень любил взятки, не имел ни чести, ни совести и способен был на все по корыстолюбию. Наконец, он понес достойную казнь за свои интриги: царица сослала его на один жалкий остров Белого моря". В этой характеристике нельзя не видеть типических черт того "суетного и опасного века", — по выражению современников, — в который жил и действовал кн. Д.
Голиков: Деяния Петра В., т. II — IX, XIII, XIV. — Письма Петра Великого, изд. 1900 г., т. IV. — Записки дюка Лирийского и Бервикского (1727—1730). Перев. Д. Языкова. СПб. 1845 г. — Сказания о роде кн. Долгоруковых. СПб. 1840 г., 103—106. — Русск. Вестн. 1859 г., т. XIX, 65—67. — "Завещание кн. Вас. Лук. Долгорукого", сообщ. Щебальским. — Чт. М. О. И. Д. Р. 1880 г., III, стр. 19—32. — "Последние дни кн. Вас. Лук. Долгорукого в Соловецком монастыре", епископа Архангельского Макария. — Бантыш-Каменский: Словарь достопамятных людей русской земли. М. 1836 г., ІI, 257—272. — Библ. для чт. 1835 г., Чт. IX. "Русское посольство во Францию и Испанию: 1687 г." Д. Языкова, 45—82. — Соловьев: История России, т. XV — XX. — Корсаков, Д. А.: "Воцарение Императрицы Анны Иоанновны". Казань. 1880 г. Его же: "Из жизни русских деятелей XVIII в.", Казань, 1891 г., 195—218.