Гарновский (Горновский), Михаил Антонович, военный советник 5‑го класса, родился в 1764 г. О происхождении его до нас дошли противоречивые известия: по одному — он был польский шляхтич, а по другому — внук часовщика Гарнова, жившего в Москве, в Немецкой слободе, при Петре II, по свидетельству же его внучки, известной переводчицы Е. Н. Ахматовой, его отец был бунчуковый товарищ, владевший землей в Стародубском уезде и настолько состоятельный, что дал своим 5 сыновьям прекрасное образование: Михаил и его брат Николай учились в германском университете. Находясь в военной службе, он уже 19-ти лет от роду был адъютантом Г. А. Потемкина. В отсутствие князя из столицы он заведовал всеми его делами: управлял домами, дачами и стеклянным заводом в Петербурге и исполнял его поручения при дворе, в разных правительственных учреждениях и у вельмож. Пользуясь таким доверием светлейшего князя, он имел доступ даже к самой Екатерине II, которая неизменно высоко ценила государственные заслуги Потемкина. Г. был, кроме того, поверенным в делах английской герцогини Кингстон, урожденной Чодлей (род. в 1720 г., ум. в 1788 г.), известной своей красотой и своими приключениями в Европе. Она приехала в 1777 г. в Петербург и купила земельный участок на Неве, заведование которым поручила впоследствии Г. Вероятно, герцогиня обещала ему сделать его своим наследником, потому что в 1787 г., когда она уехала из России, Г. писал секретарю Потемкина, В. С. Попову: «Кингстонша купила действительно во Франции недвижимое имение за два миллиона ливров. Таким образом, часть ожидаемого мною наследства принесена на жертву во храм Венеры какому-нибудь французскому купидону, сопернику моему». Герцогиня, умершая за границей, завещала Г., в уважение его почтительной привязанности и тех постоянных и тяжелых забот, какие он оказывал в отношении ее во время поездки из Петербурга во Францию, куда он был послан с нею по воле императрицы, 50000 руб., которые ему следовало получить в течение года со дня кончины герцогини. Когда Екатерина II признала ее завещание действительным в России, Г. обратился к с просьбой, чтобы ему отданы были дом герцогини у Измайловского моста, участок земли у Красного Кабачка и земля по Неве близ Островков взамен завещанных ему денег, получить которые он не надеялся, так как наследники за границей оспаривали завещание. Желание Г. было исполнено. Кроме того, исполнитель завещания герцогини, кавалер Пэн, передал Г. свои полномочия душеприказчика по наследству, оставшемуся в России, и Г. начал безотчетно распоряжаться ее имением (так называемые Чудлейские мызы), вывозил оттуда к себе в Петербург ценные предметы и домашний скарб и не думал исполнять завещания. Наследник барон Розен начал с Г. тяжбу, но умер, и дело продолжали его дочери. Г. стал слыть одним из первых богачей в Петербурге. Насколько он был богат, можно судить по тому великолепному дому, который он построил на Фонтанке, рядом с домом Державина. Дом Г. был выше узаконенной меры и должен был примыкать к дому Державина эрмитажем, в котором предполагалось устроить сад и фонтан. Г. строил свой дом в надежде, что его купит казна для кого-нибудь из великих князей или княжон. Будучи раздосадован, что дом Г. лишил его солнечного света, Державин жаловался в полицию и написал даже стихи «Ко второму соседу», конец которых явился как бы пророчеством дальнейшей судьбы этого дома:
Быть может, что сии чертоги,
Назначенны тобой царям,
Жестоки времена и строги
Во стойла конски обратят.
После смерти Потемкина Г. вывез к себе лучшие вещи из Таврического дворца: статуи, картины, мебель и даже строительные материалы. Узнав об этом, наследники остановили чрез полицию расхищение имущества, перехватывая на Фонтанке нагруженные барки, как сказано у Державина:
И, ах, сокровища Тавриды
На барках свозишь в пирамиды
Средь полицейских ссор.
Дом не был, однако, достроен Гарновским и долго стоял непокрытый; после смерти Потемкина Г. просил у императрицы пособия на достройку и не раз подавал об этом прошения, что дало Державину повод написать эпиграмму: «Челобитная о достройке дома».
По вступлении на престол императора Павла, Г. подвергся преследованию, по утверждению Г. Р. Державина, за то, что не представлял отчетов в тех денежных суммах, которые он, как поверенный Потемкина, переводил в армию во время Турецкой войны 1788 г. Е. П. Карнович оспаривает это и прямой и даже единственной причиной его гибели считает только дело о наследстве герцогини Кингстон. Павел I издал указ о том, чтобы «все имение ее оставить в казенном секвестре и дела, до оной касающиеся, где оные под рассмотрением состоят, скорее привести к концу». На основании этого указа у Г. были отобраны Чудлейские мызы. Поступили еще новые жалобы на уклонение Г. от добросовестного и точного исполнения воли герцогини. Исключенный из службы, Г. был арестован по Высочайшему повелению от 16 июля 1797 г., отдан под суд и подвергся заключению в крепости. Дело Г., производившееся в Сенате, значится оконченным 14 апреля 1798 г., причем относительно его не состоялось никакого обвинительного приговора, и он только в силу Высочайшего указа лишился права быть душеприказчиком герцогини, так как в это право вступила казна. По освобождении из крепости Г. очутился в бедственном положении, дела его были расстроены, и сам он находился под надзором тайной экспедиции. 6 ноября 1797 г. Павел I повелел купить для устройства казарм дом Г., состоявший в секвестре за частные долги, за 100000 руб., с платежом заимодавцам сей суммы. Сначала в нем были устроены конногвардейские конюшни, а затем казармы Измайловского и лейб-Егерского полков. За неплатеж долга иностранцу Бильяру Г. попал в городскую тюрьму, где оставался до воцарения Александра І. За картежную игру Г. был выслан из Петербурга в Тверь под надзор полиции. Впоследствии, по ходатайству Тверского генерал-губернатора принца Георга Ольденбургского, он был возвращен в Петербург, но с него взята подписка, чтобы он впредь в карты не играл. Г. пускался в разные спекуляции, преимущественно по комиссариатской части, но уже не мог поправить своего состояния и кончил жизнь в крайней бедности. Умер он, по одному известию, 13 марта 1810 г., а по словам внучки — в 1817 году, через 8 лет по выпуске из тюрьмы.
Будучи доверенным лицом кн. Потемкина, Г. очень часто писал правителю его канцелярии Вас. Степ. Попову. По свидетельству редактора «Русской Старины» M. И. Семевского, «лишь немногие из писем начинаются обращением: Милостивый государь Василий Степанович и оканчиваются уверениями в чувствах; большая же часть написана без всяких обращений и все на больших листах синеватой бумаги, бойкой скорописью, без помарок, очевидно, тотчас после того или другого события, после разговора с государыней или с кем-либо из ее приближенных, который под самым живым впечатлением дословно и передается Гарновским». Донесения Попову (одно от 1783 г., а остальные от 1786—1790 гг.) помещены в «Русской Старине» 1876 г. под заглавием «Записки Гарновского». Из этих «Записок» видно, что Г. был хорошо осведомлен обо всем, что происходило при дворе, и что ему были известны мнения императрицы о разных царедворцах, а также и их взаимные отношения. Сообщения Г. разнообразны и касаются всего, что могло интересовать кн. Потемкина, которому Попов передавал сущность, а может быть, читал в подлинниках донесения Г. Наряду с политическими слухами, отзывами иностранных министров о внутренних и внешних событиях России, выдающимися происшествиями в Петербургском обществе, мы встречаем сообщения о придворных обедах, ужинах, иллюминациях и спектаклях, о беседах императрицы с разными лицами и тех поручениях, которые императрица давала Г. В донесениях Г. всюду на первом плане выступают интересы кн. Потемкина. Г. был очень ловким человеком, отличался наблюдательностью, меткостью суждений, и «Записки» его представляют собой ценный источник для характеристики Екатерины II и ее главнейших сподвижников за время 1786—1790 гг. О Гарновском довольно много говорит A. M. Тургенев в своих «Записках», не отличающихся, впрочем, достоверностью. По его отвыву, Г. — «чудо своего времени: довольно будет сказать то, что он на 8 или 9 языках, кроме природного, изъяснялся . писал отлично хорошо на всех». Он был женат на балетной танцовщице и в течение 3‑х лет скрывал свой брак. Жена Г. умерла в 1809 г., оставив 3‑х дочерей, из коих одна была замужем за Шепелевым, а другая, Александра Михайловна, за Николаем Федоровичем Ахматовым.
«Записки» Гарновского помещены в «Рус. Стар.», 1876 г., №№ 1—5. — Я. К. Грот, «Жизнь Державина», СПб., 1880 г., т. I, стр. 559, 612, 629, 964. — Пыляев М. И., «Старый Петербург», СПб., 1887 г., стр. 256—257, 293. — Е. П. Карнович, «Герцогиня Кингстон и дело об имении ее в России» («Рус. Стар.», 1876 г., т. I, 79—108). — Я. К. Грот, Заметки к статье «Герцогиня Кингстон» (там же, 417, 418). — В. В. Голубцов, «К биографии гр. П. В. Завадовского» («Рус. Архив», 1887 г., т. II, поправки внучки Гарновского в т. II.). — «Рус. Стар.», 1872 г., т. V, 257—258 (указ Павла І об аресте Г.). — «Записки» А. М. Тургенева («Рус. Стар.», 1886 г., т. IV, 264—271, по Тургеневу — Г. умер через 3 месяца по освобождении из тюрьмы). — Столетие военного министерства, т. VII, ч. 1, стр. 449. — E. H. Ахматова, «Несколько слов о Михаиле Антоновиче Горновском» («Рус. Стар.», 1898 г., № 5, стр. 401—406).