Булгарин, Фаддей Венедиктович, журналист; род. в 1789 г. в имении Перышеве, Минской губ., ум. 1 сентября 1859 г. в своем имении Карлове, от удара. Поляк по происхождению, проведший свое детство в семье, фанатически преданной всему польскому, Булгарин с поступлением, в 1798 г., в с.-петербургский шляхетный корпус, по его собственным словам, «до такой степени обрусел, что ходил с товарищами в православную церковь, даже учился православному катехизису у протоиерея Колосова, был одним из его лучших учеников», пел на клиросе и совершенно забыл свой родной язык. По окончании корпуса, в 1806 г. Булгарин был выпущен корнетом в уланский полк, из которого, по неспособности к кавалерийской службе, в 1809 г. переведен в кронштадтский гарнизонный полк, а затем, через год, в ямбургский драгунский. За это время он участвовал в походах — против французов в 1807 г. и в Финляндию 1808 г. Подробности его участия в этих походах, как он их передал в своих «Воспоминаниях», свидетельствуют о проявленной им любви к России. Когда, однако, в 1811 г. «по худой аттестации в кондуитных списках», он был уволен в отставку, то бежал в Варшаву и поступил во французскую армию, в которой дослужился до чина капитана, принимая, участие в походах Наполеона против Италии, Испании и России. По его объяснению, возбужденные Наполеоном в Польше надежды напомнили ему, что он — поляк, и в нем проснулась любовь к забытой раньше родине. Увлечение прошло вместе с падением Наполеона, и Булгарин вновь сделался русским, начал горячо говорить о любви к отечеству, горой стоял за все русское, называл себя русским патриотом и т. д. В это время в нем принял близкое участие гр. Бенкендорф, который в 1826 г., во внимание к «похвальным литературным трудам бывшего капитана французской армии Булгарина», просил министра народного просвещения А. С. Шишкова о зачислении его в штат чиновников министерства. В представленной при этом докладной записке перечислялись литературные труды Булгарина и отмечались их похвальные качества. В 1816 г. Булгарин издал «Избранные оды Горация», где, как говорит докладная записка, «исключено все соблазнительное и помещено, что согласно с христианской нравственностью». Для поддержания «воинственного духа» в народе и «для сопряжения любви народной со славою государя», Булгарин издал «Славные воспоминания россиянам XIX в.». С 1822 г. он предпринял издание журнала «Северный Архив», в котором помещались статьи по истории, статистике и правоведению. С 1823 г. он стал издавать «Литературные листки» и «Русскую Талию». Специально для доказательства, что «народ, воспламененный любовью к своим государям, бывает непобедим», Булгарин издал свои «Воспоминания об Испании». С 1825 г. он стал издавать литературную и политическую газету «Северная Пчела», «коей главнейшая цель, по словам записки, состояла в утверждении верноподданнических чувствований». Для распространения этих же чувств среди юношества, Булгарин с 1826 г. стал издавать «Детский Собеседник». Не зная, какую должность дать Булгарину, Шишков назначил его чиновником особых поручений, но он только числился на службе, и потому, когда в 1831 г. возник вопрос об его отставке, то министр отказался сделать в его формуляре обычную отметку об его способности к гражданской службе, а Комитет Министров не признал возможным наградить его чином за выслугу лет, несмотря на ходатайство гр. Бенкендорфа, удостоверившего, что Булгарин был им «употребляем по письменной части на пользу службы», и что все его поручения исполнял «с отличным усердием». В 1844 г. Булгарин определился членом-корреспондентом специальной комиссии коннозаводства и, «во внимание к отличному усердию и особым трудам», получал ордена и чины, включительно до действительного статского советника. Погребен Булгарин на дерптском городском кладбище. — Список литературных трудов Булгарина таков. Появлявшиеся в перечисленных выше изданиях фельетоны и повести, вместе с большими своими романами «Иван Выжигин», «Петр Иванович Выжигин», «Записки Чухина», «Димитрий Самозванец» и др., Булгарин выпустил отдельно, составив из них 5 томов своих «Сочинений». Отдельно он издал также свои «Воспоминания» и выдал за свой труд сделанную проф. Н. А. Ивановым работу: «Россия, в историческом, статистическом, географическом и литературном отношениях». Ко времени служения его в коннозаводстве относится издание им журнала «Эконом» (1841—1845 гг.).
Никогда не страдавший ложной скромностью, Булгарин всегда был весьма высокого мнения о своей деятельности, как литературной, так и общественной, а неодобрительные отзывы критики объяснял главным образом завистью, ненавистью к его правдивости, а также тем, что он «сильно критиковал безграмотных сочинителей своего века». Бесспорно, что для своего времени Булгарин был, во всяком случае, явлением незаурядным и, конечно, мог требовать, чтобы ему отводили не последнее место в литературно-журнальном мире, особенно в тридцатых годах. Его много читали, переводили даже на иностранные языки, романы его раскупали, а «Северная Пчела», первая по тому времени газета, имела до 10000 подписчиков. Даже Белинский отдавал должное романам Булгарина, как первого нашего нравоописательного романиста, после Нарежного. До нас дошел целый ряд весьма сочувственных отзывов о сочинениях Булгарина таких лиц, как Николай Полевой, Греч, Скобелев. Но, в то же время, бесспорно, что Булгарин, как и его почитатели, сильно преувеличивал достоинства всего того, что он делал. Например, романы и повести написаны хорошим языком, с одушевлением, иной раз дают живые и меткие характеристики, картинки современных нравов, недурные описания, но в общем не далеко ушли от старых романов с приключениями. Задавшись сатирическими целями, Булгарин довольно однообразно рисует одни и те же отношения, казнит одни и те же пороки. Изображение несправедливости судей, напоминающих героев «Ябеды» Капниста, взяточничество, произвол сильных, искательство и унижения просителей, карты, погоня за модами, увлечение всем французским в ущерб русскому — дают Булгарину постоянный материал для обличений, вставленных к тому же в безжизненные и весьма искусственные рамки. В свое время поднявший много шума роман «Иван Выжигин», по запутанности и искусственности основной фабулы, положительно напоминает «Милорда Аглицкого». Его герой попадает и к помещику-гусару, и к контрабандисту-еврею, и в плен к киргизам, и производит самые невероятные действия. Таинственные незнакомцы, манекены-злодеи и добродетельные куклы, характер которых определяется их фамилиями (взяточник именуется у Булгарина «Взяткиным», убийца — «Норовым», любительница штоса — Штосиной и т. д.) — таковы герои романов Булгарина. Они совершенно безжизненны и иногда попадают в такие положения, для выхода из которых автору приходится прибегать к развязкам неожиданным и ничем не обоснованным. С героем романа «Записки Чухина» происходят в Сибири приключения, напоминающие шекспировскую Джульетту. Чухина усыпляет какой-то доктор, затем его хоронят, и он уходит из гроба, в который друзья его кладут на его место манекен… При всем том, как большие романы, так и маленькие фельетоны, вошедшие в «Собрание сочинений», проникнуты всегда самыми благородными мыслями, самой строгой моралью, и, по ознакомлении с ними, невольно возникает недоумение, каким образом их автор мог создать себе такую печальную известность. Просмотр «Северной Пчелы» приводит к тому же вопросу. В газете слишком мало похожего на доносы, в которых постоянно упрекают Булгарина, нет даже сопоставлений русских «либералов» того времени с событиями европейскими. Правда, иногда можно встретить лесть высокопоставленным лицам, восхваление русских порядков, но все это встречается так редко, что совершенно теряется в общей массе газетного материала и не может служить сколько-нибудь характерным признаком. Конечно, такое ведение газеты не столько зависело от Булгарина, сколько от цензуры того времени, которая запрещала не только порицать, но вообще судить и даже одобрять что бы то ни было, имевшее то или иное отношение к правительству. Этим, несомненно, только и объясняется холодность «Сев. Пчелы» к таким событиям текущей жизни, на которые Булгарин, бесспорно обладавший темпераментом журналиста, не мог бы не откликнуться. Представлял же он Бенкендорфу свои соображения по разного рода вопросам, выдвигавшимся современною жизнью. Несмотря на такую полную бесцветность газеты, на высокую мораль, разлитую во всех его произведениях, относительно которых еще Пушкин сказал, что нет ничего нравственнее романов Булгарина, — за ним, однако, установилась печальная репутация, а его имя превратилось в бранное слово. Если припомнить, что Булгарин очень долго находился в самых дружественных отношениях с такими людьми, как Грибоедов, Рылеев и Бестужев, то дело станет еще менее понятным. Очевидно, объяснение его лежит не столько в литературной деятельности Булгарина, сколько в его общественной жизни. Не говоря уже о быстрых превращениях из русского патриота в польского и наоборот, смотря по надобности, не могли остаться незамеченными также и отношения, которые имел друг Грибоедова к гр. Бенкендорфу и Дубельту. Булгарин считался их другом до такой степени, что его именовали даже, как он сам об этом говорил, Фаддеем Дубельтовичем. Гр. Блудов рассказывал Никитенке, как несомненный факт, что Булгарин служил в сыскной полиции. Доносы были его излюбленным приемом борьбы не только со своими собратьями журналистами, но и с цензорами и вообще со всеми, кто стоял ему на дороге. Цензурному комитету, например, пришлось указывать Булгарину на неприличие статьи, сообщавшей, что Краевский унижает Жуковского, несмотря на то, что Жуковский автор нашего народного гимна. Министру народного просвещения он сообщил о возникновении в России партии мартинистов, положившей себе целью ниспровергнуть существующий порядок вещей и избравшей своим органом «Отечеств. Записки». Не ограничиваясь письмом, он угрожающе требовал назначения следственной комиссии, перед которой хотел предстать как «доноситель» и обличитель партии, колеблющей веру и престол. В своих обличениях писателей того времени, в том числе и Пушкина, по его характеристике, «бросавшего камни в небеса, бросавшего рифмами во все священное, чванившегося перед чернью вольнодумством, сочинившего „Гаврилиаду“, „Оду на вольность“ и „Кинжал“», Булгарин доходил до такой степени, что приводил в негодование Императора Николая І, который, как видно из его записок к гр. Бенкендорфу, не раз делал Булгарину резкие выговоры и едва не запретил «Северной Пчелы». Кроме того, Булгарин, совершенно лишенный эстетического чувства и понимания новых явлений литературной жизни, выступил против таких писателей, как Достоевский, Тургенев, Гончаров, Герцен, Некрасов. Правда, на них нападали тогда многие, но нападали литературно, не отрицая их несомненных достоинств. Булгарин знал только такие отзывы: «поэзия натуральная: брр, брр, брр…», «прочитав одну статью натуральной школы, чувствуешь усталость и изнеможение, как сказал господин Гоголь: „будто вышел из мрачного сырого погреба“…», «современная словесность, в которой первое место занимает г-н Гончаров, — премилая словесность!». С такими мнениями нельзя было вести за собой читателей, которые к тому же не могли верить искренности Булгарина. Не раз, под впечатлением чисто личных отношений, он, например, то превозносил до небес Н. Полевого, то затем уничтожал его, объясняя, что прежние похвалы были не более, как результатом «camaraderie». Вызвать гнев Булгарина было нетрудно — для этого достаточно было сделать что-нибудь такое, в чем он увидел бы подрыв своих предприятий. Стоило, например, Полевому завести при «Русском Вестнике» отдел сельскохозяйственный, и Булгарин вступил с ним во враждебную полемику из опасения, что Полевой подорвет подписку на «Эконом». Как уверяет Греч, Булгарин всегда на литературу смотрел с точки зрения промышленника и, начиная какое-нибудь издание, просто «хотел что-нибудь заработать». Ряд записок его к Усову, ведшему политический отдел «Северной Пчелы», действительно свидетельствует, что денежные соображения преобладали у Булгарина. Высказанные Усовым надежды, что войны с Турцией не будет, вызвали ряд выговоров со стороны Булгарина, который запретил высказывать такие успокоительные мысли, так как при каждом объявлении войны прибывает по 1500 и 2000 подписчиков. В обществе существовало убеждение, и вполне справедливое, что похвалы Булгарина можно купить не дорогою ценою. По словам Греча, он в таких случаях «не брал денег, довольствовался небольшою частичкою выхваляемого товара или дружеским обедом в превознесенной новой гостинице, вовсе не считая этого предосудительным: брал вознаграждение, как берут плату за объявления, печатаемые в газетах». Действительно, восторженные приветствия Булгарина пирожнику, открывающему лавочку, портному, начинающему шить платье, заезжему шарлатану, продающему гороскопы, Излеру и т. д. пестрят «Северную Пчелу», и уже одни они могли заронить сомнение в душу даже тех многочисленных читателей газеты, которые, по словам Никитенки, верили в нее, «как в Священное Писание». Сделанная Пушкиным резкая характеристика сыщика Видока, в котором все сразу узнали Булгарина, ярко подчеркнула эти темные стороны Булгарина, и все согласились с поэтом. Постепенно, начав с дружбы с лучшими представителями русского общества, Булгарин падал все ниже и ниже и к концу жизни приобрел себе ту печальную известность которая совершенно заслонила его, правда, небольшие, но все же существовавшие литературные заслуги. Полный и весьма длинный перечень всего написанного Булгариным можно найти в труде С. А. Венгерова «Русские Книги» (вып. 26, стр. 269—275). Здесь же указаны переводы сочинений Булгарина на иностранные языки.
Формуляр Булгарина («Литературный Вестник», 1901 г., т. І, кн. 4). — Н. И. Греч, «Биографический очерк Б.», СПб., 1871 (оттиск из «Русской Старины», 1871 г., т. IV). — «Записки и Дневник» А. В. Никитенко, т. І—III. — Записки Кс. Полевого, СПб., 1888. — М. Сухомлинов, «Исследования и статьи», т. II, стр. 267—300. — А. Пятковский, «Из истории литературного и общественного развития», СПб., 1888, ч. II, стр. 209—219. — Б. Бурнашев, «Булгарин и Песоцкий» («Биржевые Ведомости», 1872 г., №№ 284, 285). — Отношения Б. к Гоголю выяснены проф. Кирпичниковым в «Известиях отдел. русского языка Акад. Наук» за 1900 г., т. IV. — П. Милюков, «Главнейшие течения русской исторической мысли», СПб., 1897, стр. 194. — Н. Козьмин, «Клятва при Гробе Господнем» («Журнал М. Н. Пр.», 1900 г., ч. 328, март, стр. 40—42). — «Старина и Новизна», исторический сборник, СПб., 1903. — Отчет Имп. Публичной Библиотеки за 1884 г., стр. 143—144. — Письма Б. к разным лицам и ряд статей о нем перечислены в «Истории русской литературы» Н. А. Энгельгардта, т. І, стр. 325. — «Русское Богатство», 1902 г., № 10.