Бородин, Александр Порфирьевич, композитор, профессор химии и академик военно-медицинской академии, доктор медицины; род. 31 октября 1834 г. в С.-Петербурге, ум. 15 февраля 1887 г. Отец его происходил из рода князей Имеретинских; мать, Авдотья Константиновна, во втором браке Клейнеке, была женщина малообразованная, но умная, с очень определенными взглядами на жизнь. Будучи против обучения детей в казенных заведениях, она дала своему сыну воспитание домашнее. До 13 лет Бородин рос исключительно под женским влиянием. Несмотря на слабое здоровье и некрепкое телосложение, Бородин был очень деятельным ребенком и никогда не сидел без дела, занимаясь то гальванопластикой, то химией, то лепкой или рисованием, то наконец музыкой. Уже в раннем детстве он обнаружил блестящие способности к наукам и, подобно Глинке, к языкам: французский и немецкий он быстро усвоил под руководством француженки и немки. Впоследствии в Италии он быстро освоился и с итальянским языком. Наиболее любимыми его занятиями были химия и музыка; к последней он весьма рано обнаружил исключительные способности. В бумагах его сохранилась полька F-dur, сочиненная им в детстве в честь одной знакомой барышни, составлявшей предмет его первой детской любви. Большое значение для его музыкального развития имело товарищество с М. Р. Щиглевым, впоследствии известным преподавателем музыки, в то время еще мальчиком, который жил некоторое время у матери Бородина, занимаясь вместе с ним науками для поступления в учебное заведение. Они также занимались вместе и музыкой, играя в 4 руки симфонии Бетховена, Гайдна и Мендельсона. Желая ознакомиться ближе с камерной музыкой, Бородин учился играть на виолончели и флейте, Щиглев — на скрипке. В 1847 г., 13 лет Бородин написал концерт для флейты с фортепьяно, а также трио для двух скрипок и виолончели на темы из "Роберта" Мейербера (оно занимало всего лишь одну страницу). В 1850 г. Бородин поступил в медико-хирургическую академию, где, со свойственным ему увлечением, отдался изучению ботаники, зоологии, кристаллографии и анатомии. Ботанику он любил до самой смерти и каждое лето ботанизировал. На втором курсе он едва не погиб, заразившись трупным ядом во время препарирования трупа. Но всего усерднее он занимался химией, и на 3-ем курсе обратился к профессору химии Зинину с просьбой разрешить ему заниматься под его руководством в академической лаборатории. Сначала Зинин отнесся к его намерению с недоверием и даже с насмешкой, но скоро убедился в его искренней любви к науке и недюжинных способностях и сделался его постоянным руководителем не только в научных занятиях, но и в житейских делах. Впоследствии благодарный ученик написал (в сотрудничестве с проф. Бутлеровым) превосходную биографию любимого учителя. Усердно занимаясь наукой, Бородин в то же время не оставлял и музыки и старался пополнить свое музыкальное образование, участвуя, в качестве виолончелиста, в исполнении квартетов и другой камерной музыки в различных знакомых домах, между прочим у И. И. Гаврушкевича. Во время пребывания в академии Бородин сочинил много фуг, романс F-moll на слова "Красавица-Рыбачка", трио "Чем тебя я огорчила" и скерцо В-mоll, в котором, по словам Щиглева, впервые обнаруживается у него русский пошиб. В 1856 г., кончив курс академии, Бородин был прикомандирован ко 2-му военному госпиталю в качестве ординатора. В 1858 г. Бородин представил в академию диссертацию "Об аналогии мышьяковой кислоты с фосфорной" и 3-го мая того же года получил степень доктора, а в следующем году был послан для усовершенствования в науках за границу, где прожил три года, с 1859 до 1862 г., большею частью в Гейдельберге, занимаясь в лаборатории проф. Эрленмейера одновременно с Менделеевым, Сеченовым, Боткиным и Юнге. В 1861 г. в Гейдельберге Бородин познакомился с Екатериной Сергеевной Протопоповой, прекрасной пианисткой-любительницей, своей будущей женой. Во время пребывания за границей он сочинил секстет для струнных инструментов (d-moll), квинтет в манере Глинки и скерцо для фортепьяно в 4 руки в манере Мендельсона. В 1862 г., по приезде в Россию, Бородин был назначен адъюнкт-профессором по кафедре химии в медико-хирургической академии, а в 1864 г. — ординарным профессором по той же кафедре. С 1863 г. он приглашен был читать химию в лесной академии, а впоследствии, в 1872 г. — на женских медицинских курсах, одним из основателей которых он был.
К 1862 г. относится знакомство, а затем и тесное сближение Бородина с Балакиревым и его кружком, имевшим на его музыкальное развитие громадное влияние. Только благодаря Балакиреву и его товарищам, Бородин из дилетанта и недоучки сделался серьезным и зрелым музыкантом, впервые серьезно посмотрел на задачи искусства и выработал определенные эстетические воззрения. Балакирев не только убедил Бородина в том, что он может и должен серьезно заняться композиторством, но и руководил сам лично его музыкальными занятиями. Правда, он не занимался с ним систематически теорией, так же как не занимался ею и с другими членами кружка, но проигрывая с ним вместе в 4 руки лучшие произведения великих мастеров Бетховена, Шумана, Берлиоза, Листа и Глинки, анализировал их со стороны формы и внутреннего содержания, объяснял технический склад сочинения; вообще критическим отношением к исполняемым и к слышанным в концертах вещам он способствовал развитию в Бородине художественного чутья. Увлекаемый примером новых друзей своих, Бородин с жаром принялся за сочинение симфонии es-dur, но, постоянно отвлекаясь от нее для различных других занятий, окончил ее лишь в 1867 г. За симфонией последовал ряд романсов, написанных по большей части на собственные слова. Одновременно с сочинением романсов Бородин принялся было и за сочинение оперы "Царская Невеста" (сюжет драмы Мея) и даже сочинил для нее несколько номеров, но скоро забросил, охладев к этому сюжету, и просил В. В. Стасова доставить ему другой сюжет. В. В. Стасов предложил ему написать оперу на сюжет "Слова о полку Игореве " и набросал ему сценарий. Бородин написал сам либретто, причем, желая как можно лучше воссоздать эпоху, предварительно изучил все памятники древней русской словесности, а также сочинения ученых, имевшие какое-либо отношение к избранному им сюжету; окончив либретто, Бородин принялся за сочинение музыки и очень скоро написал несколько номеров: Сон Ярославны, романс Кончаковны, шествие половецких князей, но потом вдруг совершенно охладел к опере и в течение долгого времени не прикасался к ней, несмотря на уговаривания друзей. Вместо того он принялся за 2-ую симфонию h-moll. В это время (зиму 1871—72 гг.) директор театров С. А. Гедеонов предложил Бородину, Кюи, Мусоргскому и Римскому-Корсакову написать музыку к сочиненной им пьесе опере-балету "Млада" (музыку собственно для балетной части должен был сочинить Минкус). Эти композиторы с удовольствием принялись за работу, причем при распределении работы, на долю Бородина выпал весь 4-ый акт, со сценами языческого богослужения в храме, явлением теней древнеславянских князей, гибелью храма от наводнения и т. п. В короткое время Бородин создал музыку к этим сценам, в которых необыкновенно удачно был передан дух величавой седой славянской старины; к сожаленью, затея Гедеонова не могла осуществиться по недостатку в то время у дирекции театров средств, необходимых для постановки этой сложной, богатой сценическими эффектами оперы. Бородин вернулся к сочинению 2-ой симфонии, а вскоре по усиленному настоянию молодого врача Шонорова, да и по собственной охоте, вновь принялся за забытого "Игоря". При этом он воспользовался почти всем материалом своей музыки к "Младе" для "Игоря", переработав его, конечно, сообразно с требованиями новой задачи. Одна лишь финальная сцена — затопление храма — не вошла в "Игоря". Постоянно отрываясь от своей оперы для научных занятий и других дел, Бородин писал ее понемногу в течение всех последних лет жизни и все-таки не успел кончить ее. К тому же Бородин, не считал музыку главной задачей своей жизни и уделял ей вообще очень мало времени, как видно из письма к Л. И. Кармалиной, в котором он между прочим пишет: "Когда я болен настолько, что сижу дома, ничего дельного делать не могу, голова трещит, глаза слезят, через каждые две минуты приходится лазить в карман за платком — я сочиняю музыку".
В 1877 г. Бородин во время поездки за границу познакомился в Веймаре с Листом, который радушно принял его и высказал горячие симпатии как к его сочинениям, так и ко всей вообще русской музыке. В 1880 г. Бородин сочинил симфоническую картинку для оркестра "В Средней Азии", написанную им по случаю 25-летия царствования Императора Александра II. В 1885—6 годах Бородин присутствовал на "русских концертах" в Льеже, устроенных по инициативе и при содействии графини Мерси д'Аржанто, горячей поклонницы русской музыки. В благодарность за сочувствие и пропаганду его сочинений, Бородин посвятил графине 7 фортепьянных пьесок под общим названием "Petite Suite" и романс "Septain" (седмистишие), в русском переводе известный под названием "Чудный сад". Последними его сочинениями были: "Serenata alla spagnola" для струнного квартета, написанного им совместно с Римским-Корсаковым, Лядовым и Глазуновым на тему B-la-f (Bélaïeff) и посвященного всеми ими издателю-меценату М. П. Беляеву, затем 2-ой струнный квартет d-dur и две части из неоконченной 3-ей симфонии (они не были никогда записаны и, подобно увертюре к "Князю Игорю", на память воспроизведены А. К. Глазуновым). Бородин скончался внезапно от разрыва сердца, среди гостей, собравшихся у него по случаю масленицы. Похоронен он на кладбище Александро-Невской лавры, рядом с Мусоргским.
Из этого краткого очерка жизни А. П. Бородина видно, что жизнь его была довольно бедна внешними событиями, но зато тем богаче она была внутренним содержанием. Все свое время он делил между научным трудом, профессурой, музыкой и общественной деятельностью. Всему этому он отдавался с одинаковым увлечением и любовью, хотя наибольшую часть времени он уделял профессуре и вообще занятиям в академии, видя в них истинную цель жизни и смотря на музыку лишь как на "блажь". Но несмотря на страстную любовь к науке, деятельность его в сфере научной мысли была менее плодотворна, чем можно было ожидать, судя по его талантливости, — может быть в силу неудачно сложившихся обстоятельств. По словам проф. А. П. Дианина, его работу тормозил и недостаток средств академической лаборатории (для которой он однако сделал все, что было в его силах), и недостаток времени; с другой стороны, встречи в научных трудах с другими химиками заставляли его отказываться от начатых исследований и уступать их более счастливым и лучше обставленным соперникам. Так, когда ему удалось получить бромокислоты и смешанные ангидриды бромноватистых и жирных кислот, и он начал разбираться в своих исследованиях, появилась более подробная работа Шютценбергера о подобных же соединениях хлорноватистых кислот, вследствие чего Бородин оставил эту работу, предоставив дальнейшее исследование этих веществ немецкому ученому. Затем Бородин уже в Италии работал над фтористыми соединениями, и ему первому удалось получить фтористый бензоил, который по своим свойствам оказался вполне аналогичным с хлористым бензоилом (работой этой он доказал, что в сложных углеродистых соединениях фтор является вполне соответствующим другим галоидам). Затем Бородин изучал действие натрия на валерьяновые альдегиды и получил альдол, но и здесь столкнулся с исследованием французского химика Вюрца, почему и ограничился короткой протокольной заметкой, уступив Вюрцу дальнейшее исследование альдола, несмотря на громадный интерес, который представляло это вещество, благодаря его своеобразной натуре. После этого Бородин вернулся к исследованиям амарина, которыми он занимался еще в 1858 г., начав этим свою ученую деятельность. Действуя азотистой кислотой в различных условиях на амарин, Бородин получил нитрозоамарин. Под конец жизни он занимался разработкой вопроса об определении азота при изучении азотистых метаморфоз в животном организме и предложил для этого свой метод, а также в высшей степени удобный и простой прибор, который нашел себе широкое применение при работах с азотистым обменом. Вообще, по мнению таких ученых, как Менделеев, Боткин и многие европейские знаменитости, Бородин был первоклассным химиком. Бородиным напечатано около 20 исследований по химии в различных специальных журналах, русских и иностранных, преимущественно в "Журнале Русского физико-химического общества"; там же помещена заметка о научных трудах Бородина, составленная проф. Дианиным.
В общественной деятельности Бородина прежде всего необходимо отметить его заслуги по отношению к женскому медицинскому образованию. Будучи европейски образованным человеком, с широким кругозором, Бородин не мог не сочувствовать глубоко и искренне насаждению и развитию в России женского образования вообще и медицинского в частности, и был одним из основателей женских медицинских курсов в С.-Петербурге. С 1872 г. он читал там лекции по химии, и во все время своего профессорства не переставал заботиться о курсах и оказывать слушательницам поддержку, какая была в его силах. Когда же возник вопрос о закрытии курсов, он всеми силами отстаивал продолжение их существования. Всем этим он снискал величайшую любовь к себе своих учениц, и среди многочисленных венков, возложенных на его могилу, красовался между прочим один серебряный венок с надписью: "Основателю, охранителю, поборнику женских врачебных курсов, опоре и другу учащихся — от женщин-врачей десяти курсов. 1872—87 г." Такой же отеческий и вместе с тем дружеский характер носили его отношения к слушателям академии, у которых сохранились о нем самые теплые воспоминания. По словам проф. Дианина, Бородин вечно о ком-нибудь из них хлопотал, кого-нибудь устраивал, никогда никому не отказывая в поддержке материальной или нравственной. В своей переписке Бородин рисуется также в высшей степени симпатичной личностью, человеком, чрезвычайно мягким, гуманным и искренним, чуждым всякой мелочности, завистливого отношения к кому бы то ни было, сердечно радующимся успехам друзей и сожалеющим об их неудачах или бедах, любовно относящимся даже к животным. Кстати сказать, во многих его письмах, особенно в тех, которые посвящены описанию его встреч с Листом, он обнаружил недюжинный литературный талант. Почти во всех письмах проявляется также и его способность к юмору, причем юмор этот всегда носил вполне безобидный, добродушный характер. Весьма часто он был направлен на самого же автора.
Но наиболее важное значение имеет деятельность Бородина на музыкальном поприще. В этом отношении главная заслуга Бородина заключается, во-первых, в том, что он дал дальнейшее развитие началам, положенным Глинкою в его опере "Руслан и Людмила", создав высокий образец истинно национальной эпической оперы, во многом не уступающий своему великому образцу, во-вторых, в том, что он создал своеобразный, чисто русский симфонический стиль (1-ая симфония Римского-Корсакова, первая по времени и во всей русской музыке, заключающая уже в себе многие основные элементы этого стиля, все же произведение еще далеко незрелое, и в ней лишь намечено то, что получило впоследствии такой пышный расцвет у Бородина), и многие позднейшие симфонии русских композиторов, в том числе и Глазунова, представляют лишь разработку этого стиля. Таким образом, главнейшими произведениями Бородина следует считать оперу "Князь Игорь" и две симфонии es-dur и h-moll. Опера "Князь Игорь", писавшаяся с большими перерывами, в период времени от 1869 до 1887 г., так и осталась незаконченною. Ее закончили после смерти друзья его Н. А. Римский-Корсаков и Глазунов, написавшие и оркестровавшие те номера, которые не были Бородиным написаны или оркестрованы. Принимаясь за работу над этой оперой, Бородин имел в виду создать образец эпической оперы, "Я все стремлюсь осуществить заветную мечту — написать эпическую русскую оперу", говорил он. И он действительно создал эпическую оперу, т. е. такую, которая воссоздала главным образом жизнь целого народа в известную эпоху его существования, с одинаковой любовью останавливаясь на всех героях и событиях, лишь группируя их вокруг одной личности, как центра; главному лицу оперы, Игорю, уделено сравнительно мало места, и он является лишь центром, вокруг которого происходит все действие, а сам действует очень мало. Все действующие лица охарактеризованы музыкою почти с одинаковою яркостью, начиная от Игоря, благородного, непоколебимо честного борца за родину, до скоморохов Скулы и Ерошки, до половецкой девушки. Но еще сильнее и ярче охарактеризован сам народ во всех сценах, где выступает на первый план: в прологе он проникнут сознанием величия предстоящего дела борьбы с половцами, в сцене бражничества обнаруживаются его дурные свойства, в последнем акте — он является тоскующим, эта песнь обездоленных без князя поселян изумительно передает "стон русской земли", о котором так поэтично говорит "Слово". Быть может, хоры в "Игоре" — самое сильное и высокое, что написано Бородиным. Музыка Игоря, подобно музыке его предшественников, Глинки и Даргомыжского, и товарищей, Римского-Корсакова и Мусоргского, проникнута истинно народным складом, основанным на глубоком проникновении в дух народной песни, дающем возможность создавать самостоятельные произведения, родственные ей по стилю, но стоящие неизмеримо выше по совершенству формы и глубине замысла. Далее, музыка "Игоря" необыкновенно колоритна, что особенно очевидно в сценах в половецкой ставке, в которых необыкновенно хорошо рисуется то бесконечное раздолье степи, из которой пришли эти кочевники (песня половецкой девушки), то восточная нега (хоры половецких женщин), то дикая воинственность варварского племени (пляски и марш). Наряду с элементами народности и колорита, Бородин дал замечательные образчики юмора в сценах Скулы и Ерошки, которые благодаря контрасту с серьезными моментами, еще более оттеняют эпическое величие этих последних. Наконец, весьма важная роль отведена в опере и лиризму, нашедшему себе место в партиях Ярославны, Кончаковны и Владимира Игоревича, проникнутых сплошь искренним глубоким чувством, никогда, однако, не переходящим в сентиментальность и слащавость. Относительно внешних форм Бородин несколько расходился во взглядах с остальными членами балакиревского кружка, требовавшими окончательного разрыва со старыми формами и восстававшими против обычной округленности оперных арий, каватин и ансамблей, во имя реализма: он придерживался традиций, завещанных Глинкою, широко применяя округленные формы и не выдвигая на первый план речитативов и декламации, которая тем не менее у него почти всегда безукоризненна.
В симфонии также Бородин не слишком резко уклонялся от обычных симфонических форм. Будучи страстным поклонником симфонической музыки Бетховена и Шумана, Бородин не сразу освободился от влияния этих композиторов и, несмотря на своеобразность многих его приемов, оно все-таки дает себя чувствовать в 1-ой симфонии его, особенно в 1-ой части, где чувствуется Бетховен, и в финале — где влияние Шумана простирается даже до некоторой аналогии главной темы с одной из тем 4-ой симфонии Шумана. Индивидуальность Бородина проявляется во всей яркости и свободе только в andante с его ярко выраженным восточным характером и изумительно новыми приемами гармонизации, вроде квинт, поставленных вертикально одна над другой, и в фантастическом скерцо, построенном не в обычной классической форме, а в форме сонаты, с 2-мя партиями и миттельзацем, со своеобразным приемом, который Мусоргский назвал "клеваниями". Эти "клевания" встречаются еще в финале той же симфонии, в средней части арии Кончака, а также в основанной на мотиве этой арии, части увертюры к "Игорю"; они состоят в широких ходах аккомпанемента или мелодии сверху вниз. В трио 1-ой симфонии сказывается русский характер впервые с особой яркостью. Если в 1-ой симфонии преобладает западноевропейский характер музыки, и, в связи с этим, и сильно развитая полифония, то в симфонии h-moll преобладающим является национальный русский элемент, и, сообразной с этим, господствует более простой гомофонический стиль с частым применением унисонов. Вообще стиль симфонии h-moll более свободный и более уклоняется от общепринятых образцов, что сказывается, например, в выборе весьма отдаленных тональностей для различных частей симфоний, однако необыкновенно искусно подготовленных. Сверх того она носит характер программный; по словам В. В. Стасова в andante этой симфонии Бородин хотел изобразить звуками "фигуру баяна, в 1-ой части собрание русских богатырей, в финале — сцену богатырского пира при звуках гусель, при ликовании великой народной толпы". Что касается 3-ей, неоконченной симфонии, то в ней автор, по-видимому, желал дать образец русской пасторальной симфонии. Вполне европейским складом отличаются необыкновенно изящные и законченные в техническом отношении квартеты Бородина а-dur и d-dur. В 1-ом из них он отступает несколько от установленных форм, повторяя тему andante в финале в новой разработке. В романсах своих Бородин проявил удивительную своеобразность. С этой точки зрения особенно интересны: необыкновенно картинные фантастические "Морская Царевна" и "Спящая Княжна" (сказка), где с необыкновенным искусством применен интервал секунды в качестве самостоятельного гармонического сочинения, а во втором из них, кроме того, мастерски гармонизованная гамма целыми тонами, унаследованная новой русской школой от Глинки (увертюра к Руслану и хор "Погибнет") и Даргомыжского (сцена Командора из "Каменного гостя "). "Песня темного леса" проникнута истинно эпическим духом, отличается богатырским размахом мелодии и своеобразною, несколько дикой гармонизацией. "Фальшивая нота" прекрасно иллюстрирует разлад между словами и чувством женщины-кокетки. "Море" — эффектная баллада, достигающая грандиозного размаха и полная истинного драматизма; "Арабская мелодия" — изящный восточный романс; "Спесь" и "У людей-то в дому" носят народно-юмористический характер. Романс "Для берегов отчизны дальней" — проникнут глубоким чувством. Менее замечательны его фортепьянные вещи, за исключением № 1 серии "Petite suite", носящего название "Au couvent", где прекрасно изображено настроение, навеваемое монастырем и церковной службой. Пьесы, помещенные им в сборнике "Парафраз" на одну неизменную тему детской польки интересны своими техническими tour-de-force'aми.
Резюмируя все вышеизложенное, можно сказать, что музыка Бородина проникнута истинно народным характером, чрезвычайно богата и разнообразна по содержанию (лиризм, эпический склад, фантастика, юмор, колоритность, характеристика лиц и народностей — одинаково доступны ему; преобладает, впрочем, эпическое настроение), отличается в общем здоровым жизнерадостным характером, соответствием форм с содержанием, широкою мелодичностью и несколько массивною, по временам угловатою, гармонией. К недостаткам ее можно отнести некоторую монотонность и местами изысканность или шероховатость гармонии. Значение его как музыканта состоит в том, что он дал дальнейшее, и притом широкое развитие национальному эпическому элементу, лишь намеченному Глинкой в "Руслане" (который в общем все же скорее фантастическая, сказочная опера, чем эпическая), а также в том, что он создал русский национальный симфонический стиль, долгое время господствовавший в произведениях молодых русских композиторов.
Перечень напечатанных произведений Бородина: 1) "Князь Игорь" — опера в 4-х действиях с прологом, 1869—87. 2) Финал из оперы "Млада" (для оркестра). 3) Симфония es-dur. 4) Симфония h-moll. 5) Две части (allegro и scherzo) из неоконченной симфонии а-moll. 6) "В Средней Азии", музыкальная картинка для оркестра, 1880 г. 7) 1-й Квартет, а-dur, для 2 скрипок, альта и виолончели, под впечатлением Бетховенской темы. 8) 2-ой Квартет, d-dur — для 2 скрипок, альта и виолончели. 9) Serenata alla spagnola, для струнного квартета на тему B-la-f (из квартета, написанного совместно с Римским-Карсаковым, Лядовым и Глазуновым). Романсы: 10) Сказка (Спящая княжна), 11) Фальшивая нота, 12) Отравой полны мои песни, 13) Море, баллада, 14) Песня темного леса, 15) Морская царевна, 16) Из слез моих много малютка, 17) Чудный сад, 18) Для берегов отчизны дальней, 19) Спесь, 20) Арабская мелодия, 21) У людей-то в дому, 22) Серенада 4-х кавалеров одной даме ("Покуда объята вся улица сном"), для 4-х мужских голосов, 23) Petite suite, 7 пьес для фортепьяно: а) Au couvent, b) Intermezzo, c) и d) 2 мазурки, е) Серенада, f) Rêverie и g) Nocturne. 24) 4 пьесы: полька, похоронный марш, реквием и мазурка на неизменяемую тему детской польки из сборника "Парафразы" (написанного совместно с Кюи, Лядовым и Римским-Корсаковым), 25) Скерцо, посвященное Жадулю.
"А. П. Бородин. Его жизнь, переписка и музыкальные статьи", изд. А. Суворина, под редакцией В. В. Стасова, СПб., 1889. — В. А. Чечотт, "А. П. Бородин", очерк музыкальной деятельности. Издание журнала "Баян", СПб., 1890. — Финдейзен, "Князь Игорь", статьи в "Русской музыкальной газете" за 1897 г. — Статьи Кюи в "СПб. Ведомостях" за много лет. — Статья проф. А. Дианина в "Журнале Русско-химического об-ва", 1888 г., № 4.