ИЗ ПРОШЛОГО
правитьПУШКИН ИЛИ ВИЕЛЬГОРСКИЙ?
правитьО надписи к портрету Чаадаева
правитьВот жизнь Михаила Яковлевича Чаадаева (1792—1866) полна загадочности. До сих пор она продолжает вызывать живейший интерес среди исследователей и почитателей его великого брата Петра Яковлевича (1794—1856).
Близкий друг И. Д. Якушкина, о котором трогательно заботится во время его ссылки, двоюродный брат декабриста Ф. П. Шаховского и хороший знаковый С. И. и М. И. Муравьевых-Апостол, он вдруг уходит от жизни, покидает навсегда Москву в 1834 году (дружба с братом к этому времени совсем порывается) и, как в затворе, избегая встреч с окружающими помещиками, безвыездно[1] живет до дня своей смерти в своем родовом имении с. Хрипунове, Ардатовского у., Нижегородской губ.
Здесь, управляя большим имением, вникая во все его мелочи, изредка переписывается с братом лаконическими письмами[2] (на похороны брата не едет) и учтиво-однообразными с тетушкой своей княжной Анной Михайловной Щербатовой, проживавшей в Дмитровском у., Московской губ.
В своем добровольном катания днями просиживает в мезонине, в своей огромной библиотеке, за выписями из различных книг и журналов материалов для своего предполагаемого сочинения «Об обязательной ренте» и посуточно ведет дневник, вернее, записи эпизодического характера.
Среди этих записей имеется такая:
«1857 г., марта 2.
Надпись къ портрету, въ котором изображенъ покойный брать П. Я. Чаадаев в гусарском мундире, сочиненная, если не ошибаюсь, Віельгорскимъ:
Онъ высшей волею небесъ
Живетъ въ оковахъ службы Царской;
Онъ въ Риме быль бы Брутъ, в Афинахъ Периклесь,
А здесь он офицеръ гусарскій».
Тут же, на той же странице дневника, через запись, мы находим записанное Михаилом Яковлевичем 13 апреля 1857 г. полностью по памяти стихотворение Пушкина «Промчались годы заточенья» и под стихотворением: помню съ 1817 или 1818 года".
Эта запись от 2 марта 1857 года неожиданно для всех вскрывает нового автора знаменитой надписи к портрету П. Я. Чаадаева — М. Ю. Виельгорского (1788—1856).
Можно ли поверить, что надпись к портрету П. Я. Чаадаева написана не Пушкиным, а Виельгорским?,
Конечно, да.
Никто так близко и хорошо не мог знать всех выдающихся событий из жизни П. Я. Чаадаева, как его единственный и родной брат, и такой факт, как надпись к портрету, если бы была она самом деле сделана Пушкиным, мог ли бы изгладиться из памяти М. Я. Чаадаева, обладавшего до последних своих дней живой памятью, особенно о событиях своей юности (помнит, например, наизусть стихотворение Пушкина «Промчались годы заточенья». с 1817 или 1818 г.). Конечно, он помнил бы и то, что автор надписи к портрету его брата был Пушкин, а не Виельгорский, если бы последняя была написана Пушкиным: имя Пушкина для М. Я. Чаадаева было, без сомнения, одним из дорогих ему имен, тем более, что Пушкин в эти годы, т.-е. 1817—1818, так близок был к его брату.
Ошибка со стороны М. Я. Чаадаева, хотя он и оговаривается «естьли не ошибаюсь», в данном случае по отношению к Пушкину невозможна. Самая оговорка, как несомненно ясно из контекста, касается только Виельгорского. М. И. Жихарев, двоюродный племянник Чаадаевых, в своей статье о П. Я. Чаадаеве («Вестник Европы», 1871 г., № 7), где он цитирует эту надпись, указывает, что автором ее был Пушкин, но по его же собственному признанию портрета, под которым Пушкин сделал собственноручную надпись, он никогда не видал и не знает куда он девался, знал очень хорошую с него копию.
Была ли на копии снята и надпись, об этом М. И. Жихарев не упоминает. В 1865 году, М. И. Жихарев посылает М. Я. Чаадаеву свою работу о П. Я. Чаадаеве, напечатанную затем в 1871 году в «Вестнике Европы», на просмотр, и пишет ему: «ни чьим мнением, сколько вашим, я не дорожу по той естественной и простой причине, что никто, конечно, не может точнее решить, верно или нет, насколько подходяще к правде, изображен человек, столько и в стольких отношениях замечательный, в постоянном общении с который я провел свои лучшие годы и к которому, смею сказать, мы оба столько были привязаны».
Михаил Яковлевич так и не собрался ответить на это письмо, и рукописи со своими отметками Жихареву не вернул,
Присылка жихаревской рукописи, которую М. Я. Чаадаев прочел, не могла не напомнить ему о записи, сделанной в Дневнике 2 марта 1857 г., и если бы она была ошибочна, то без всякого сомнения Михаил Яковлевич ее поспешил бы исправить, так как дневник свой продолжал вести до самой своей смерти, постоянно в него заглядывал и время от времени вносил поправки.
Все это еще более подтверждает достоверность сделанной М. Я. Чаадаевым записи от 2 марта 1857 года.
Что же касается М. Ю. Виельгорского, то о нем мы знаем что дом его в Петербурге был одним из центров умственной жизни Петербурга 30—40 годов, что он был участником в создании одного куплета в шуточном «каноне» в честь М. И. Глинки. Участвовали в составлении этого канона, кроме него, Пушкин, Вяземский, Жуковский. Каждый из них написал по куплету.
До сих пор последователями Пушкина не установлено: первый ли куплет написал Виельгорский, а последний Пушкин, или же наоборот.
П. О. Морозов считает, что первый куплет написан Виельгорским, последний — Пушкиным. С. А. Венгеров думает как раз обратное.
Кто из них прав — дело будущих изысканий, но для нас интересно и здесь колебание между именами Виельгорского и Пушкина.
О Михаиле Юрьевиче Виельгорском П. А. Вяземский в стихотворении «Поминки» писал:
До невозможности он был разнообразен:
В нем с зрелой осенью еще цвела весна;
Но многострунный мир был общим строем связан,
И нота верная во всем была слышна.
Всего прекрасного поклонник иль сподвижник,
Он в книге жизни все перебирая листы
Был мистик, теософ, пожалуй, чернокнижник
И нежный трубадур под властью красоты.
И нет ничего удивительного, что «гениальный дилетант» (так называл Шуман Виельгорского) был автором знаменитой надписи к портрету П. Я. Чаадаева, тем более, что стих:
Он в Риме был бы Брут, в Афинах — Периклес,
есть не что иное, как удачная перефразировка стиха И. И. Дмитриева к портрету Карамзина:
В Аркадии он был бы пастушком, в Афинах — Демосфеном.
- ↑ За свое 82-летнее пребывание в с. Храпунове, М. Я. Чаадаев один раз только ездил, в 1850 году, на несколько дней в г. Арзамас, да три или четыре раза посетил свой уездный город, отстоящий от его имения в 8 верстах.
- ↑ П. Я. Чаадаев быстро прожил свое большое состояние, а Михаилу Яковлевичу приходилось поддерживать брата материально до конца его дней.