И. ДЕМИДОВ
правитьПуть ученичества
правитьСерия «РУССКИЙ ПУТЬ»
И. А. ИЛЬИН: PRO ET CONTRA
Личность и творчество Ивана Ильина в воспоминаниях, документах и оценках русских мыслителей и исследователей. Антология
Издательство Русского Христианского гуманитарного института, Санкт-Петербург, 2004
Причисляю себя к православным душам, ищущим, но не «покоя», а ответа — пусть он будет полон тревоги и страдания. Знаю, что на этом пути «скрыты большие идейные трудности и огромные опасности как церковные, так и политические». Рад, что П. Б. Струве обещал «не раз возвращаться» к ним, и с полной готовностью принимаю указанное мне место ученика, не могущего «ни в точной форме поставить, ни до конца продумать вопрос… без решения которого не могут найти себе покоя многие православные души». Думаю, что для дела будет хорошо, если я продолжу свою ученическую попытку и буду стучаться в двери «объективного», т. е. общеобязательного, "домыслил ".
У меня есть только одна просьба к тем, кто уже «додумал» и «дочувствовал»: необходимо понять, что не надо сбивать учеников пристрастным (а следовательно, и неверным) толкованием их мысли. В своей статье «Творимая легенда» я осмелился сказать про И. А. Ильина буквально так: «Оно так и подобает новоявленному тактическому последователю большевиков, тоже открыто признающему, что организованное классовое меньшинство должно и имеет право диктаторствовать над пошло-кощунственной толпой».
П. Б. Струве привел первую половину фразы и отбросил все, напечатанное курсивом здесь, а затем пишет, как бы возражая мне: «Большевики тем сильны и ужасны, что у них не только одна тактика, как часто бывает у П. Н. Милюкова и его последователей, а целое мировоззрение». Но ведь я говорил только о тактике, и даже точно определил, в каком смысле. Пусть П. Б. Струве докажет, что упомянутое тактическое основание не провозглашено большевиками в качестве общественного «ultima ratio»1 или что И. А. Ильин не принимает к руководству этой тактики, и тогда я должен буду признать, что мое сравнение «было бы смешно, если бы не было грустно».
Теперь о «вещах, известных из Иловайского».
«Вместо того чтобы рассказать о грехах крестоносцев, — пишет П. Б. Струве, — …пусть И. П. Демидов объяснит себе и нам, какой — с его точки зрения — меч благословлял Преподобный Сергий Радонежский и каким мечом сражались иноки Пересвет и Ослябя?»
Надо и здесь условиться: или и крестоносцы и Преподобный Сергий — только лишь «вещи, известные из Иловайского», или же и первые и второй говорят нам о мече, который был благословлен Церковью. Нельзя одно отбросить, а другое принять. Нельзя нелогично требовать — «вместо того, чтобы рассказывать об одном, ответьте на другое», потому что здесь не одно и другое, а одно и то же. Если Сергий Радонежский — нужный для доказательства пример, то должны быть допущены и крестоносцы. Если крестоносцев упоминать не стоит, то пусть в стороне останется и Преподобный Сергий.
Я Преподобного Сергия принимаю всей душой и в своих дальнейших ученических работах постараюсь дать посильный ответ. Но не сейчас, ибо в данное время я принужден вернуться к И. А. Ильину, и не только к статье «Идея Корнилова», но и к докладу «О сопротивлении злу», т<ак> к<ак> статья есть лишь часть «из речи, произнесенной в Праге, Берлине и Париже».
Дело в том, что в своей речи-докладе И. А. Ильин говорил не только о мече воина, но и о мече палача. По крайней мере, я так понял его слова: «Духовная любовь, оставаясь благожелательной к просветлению всякого человека, меняет свое отношение к человеку по мере зла, в нем содержащегося. На этом пути духовная любовь проходит ряд логических состояний от неодобрения до тюрьмы и казни». И вот, прежде чем «додумывать» о мече воина, мне хочется «додумать» о мече палача.
«Есть люди, которым лучше умереть», — говорит оратор — здесь мысль о евангельском жернове. Лучше для кого? Для них самих, чтобы меньше грехов легло на их душу. Одно — сказать «есть люди, которым лучше умереть», другое — оправдать с христианской точки зрения казнь, т. е. признать с точки зрения Христа, что есть люди, которых надо умертвить, а право на их умерщвление присвоить себе. Здесь непереходимая пропасть между «двумя логическими состояниями духовной любви». Скачок через эту пропасть приводит И. А. Ильина, по-моему, не к христианскому, а к антихристианскому выводу. Смертная казнь существует — это факт, но И. А. Ильину этого мало: ее, как и войну, надо освятить и благословить. Чтобы достигнуть этого, И. А. Ильин говорит страшные для Церкви слова и, собственно, отказывается от Нового Завета — «любовь кончается там, где начинается зло», т. е., стало быть, он утверждает, что зло побеждает любовь, ибо стоит злу только начаться, чтобы любовь пришла к своему концу.
Что же встает на место «кончившейся любви»? Святая ненависть, неумолимая справедливость, а за ней костры «святой инквизиции», гильотина — или просто палач, усердно затягивающий петлю?
Все это есть «ряд логических состояний», которые должны быть освящены и благословлены церковно?
Ответ на этот вопрос должен быть дан до крестоносцев и до Сергия Радонежского, ибо если здесь будет сказано: «освящаем и благословляем», то этим будет сказано все — дальше учиться нечему, ибо протянуть нить от креста к мечу палача я не могу; признать, что христианская Церковь имеет право благословить смертную казнь, отказываюсь; «додумывать» и «дочувствовать» в этом направлении я не в состоянии.
Быть может, П. Б. Струве и здесь найдет, что «тут обнаруживается — во второй раз! — что у церковно-религиозного аполитизма есть какое-то странное и роковое касание к определенным политическим настроениям и построениям» и что все-таки никто, как И. А. Ильин, ставит и в определенном христианском смысле разрешает проблему «сопротивления злу силою».
Смею и здесь «недомысленно» спросить, что такое казнь — сила или насилие? Этот небольшой вопрос важен на случай дальнейших уроков.
ПРИМЕЧАНИЯ
правитьСтатья опубликована в газете «Последние новости», № 1591 от 2 июля 1925 г. Повторно: Ильин И. А. Собр. соч.: В 10 т. М., 1995. Т. 5. С. 307—310. Печатается по последнему изданию.
1 Последний, решительный довод (лат.).