Карл Радек. Портреты и памфлеты. Том второй
Государственное издательство «Художественная литература», 1934
ПУТЬ БОЛЬШЕВИКА
правитьНесколько недель назад мне пришлось принимать участие в заседании, на котором обсуждались некоторые вопросы, связанные с изданием первого тома «Истории гражданской войны». Заседание состоялось в квартире тов. Гусева, и Сергей Иванович ставил перед нами вопрос, включить ли непосредственно в «Историю» мемуары участников движения или издавать их в особых томах. Разговор был очень оживленным, и я упомянул о том, сколько раз я пытался уговорить Сергея Малышева написать то, о чем он так увлекательно умеет рассказывать. Большевистская партия имела великое счастье быть основанной всемирным гением Ленина, и мы изучаем ее историю по его сочинениям. Это должно так быть, ибо эти сочинения показывают широкую дорогу, по которой большевизм через поражения и победы двигался к своей великой цели, ни на один миг не сворачивая в сторону. Но исключительное значение сочинений Ленина, партийных документов, протоколов не меняет того факта, что будущие поколения захотят знать не только движущие силы, развития большевизма, основные его идеи, но захотят видеть всю мастерскую, в которой выковывался большевизм, видеть людей, конкретных людей, которые, засучив рукава, и часто истекая кровью создавали эту громаднейшую машину разрушения старого строя и построения социализма. Поэтому просто преступление — что эти кадры, которые прошли весь путь своей жизни в рядах большевистской партии не пишут мемуаров, не рассказывают своей жизни.. Из тысяч таких жизней, развивающихся вокруг стержня ленинских идей, возникла большевистская партия. Я спросил тов. Гусева, когда он напишет свои мемуары. Как всегда, неслыханно скромный Гусев улыбнулся и перевел разговор на статью, которую он должен написать для первого тома «Истории гражданской войны». Сергей Иванович не напишет больше своих мемуаров. А когда при известии о его смерти всякий из нас, кому приходилось встречаться с ним на перекрестках истории революции и кто научился глубоко его уважать, вспомнит главные даты его биографии и увидит, что в этой человеческой жизни воплотилась вся история большевизма — от его подготовки и возникновения до постройки фундамента социализма, — то пожалеет, что Гусев этих мемуаров не написал. Они были бы глубоко интересны для тех поколений, которым в будущем так трудно будет представить себе историю гибели капиталистического мира и историю создания социалистического. Они были бы неслыханно поучительны для западно-европейских и восточных коммунистов, жадно пытающихся понять, как была создана большевистская партия — руководитель победоносного пролетариата.
Мы вчера праздновали день физкультурника. Сотни тысяч молодых рабочих и работниц маршировали на Красной площади. Полные жизни, физически закаленные, они представляли самые различные виды спорта. Смотря на эти радостные шеренги, я вспоминал, как была организована Сергеем Ивановичем Гусевым первая грандиознейшая демонстрация русского пролетариата, демонстрация ростовских рабочих, 31 год назад. Она была организована на Балке в Ростове, на месте «спортивных состязаний» ростовских рабочих. В чем состоял их «спорт»? Рабочие собирались, подвыпивши, и устраивали бои на кулачки. Единственным спортом русского пролетариата еще 30 лет назад был тот же спорт, который описан 60 лет назад Глебом Успенским. Рабочие собирались, чтобы раскрошить друг другу кулаком морду. И между этим ростовским «спортом» и спортом, охватившим теперь миллионы советских пролетариев, спортом, готовящим их к труду и к борьбе, лежит вся жизнь и Сергея Ивановича Гусева и жизнь большевистской партии.
Молодой студент, усвоивший основы марксизма в интеллигентских кружках, в петербургском «Союзе освобождения труда», в дискуссиях марксистов с народниками, сколачивает на юге России рабочие кружки. В Ростове было 1 50 революционных рабочих, которых собрал вокруг донецкого комитета Сергей Иванович в кружки, и эти 150 человек вышли на Балку к десяти тысячам недовольных пролетариев, дающих выход своей энергии в кулачном бою. И эти 150 человек, знающие, чего хотят, размещенные целесообразно среди рабочей толпы, развернув знамена, подняв на руки Гусева, дали выражение накопившемуся недовольству рабочего класса, вывели ростовских рабочих на грандиозную демонстрацию, эхо которой прокатилось по всей России. Эта демонстрация по существу решила споры экономистов и искровцев, доказав громадным движением народных масс, что русский рабочий созрел, как масса, для борьбы с царизмом. Эта демонстрация была правильно понята «Искрой» как начало новой эры в борьбе с царизмом, и Плеханов в статье своей по поводу этой демонстрации повторил слова Ульриха фон-Гутена: «Весело жить в такое время» (Плеханов, Соч., том XII, стр. 277).
Чувство веселья охватила основоположника русского марксизма, когда долетели до него известия о первом массовом выступлении русского пролетариата. Но когда русский пролетариат пошел на борьбу за власть, когда русский пролетариат штурмовал власть русской буржуазии, Плеханов, основоположник русского марксизма, находился по ту сторону баррикады и умер, не вернувшись в ряды пролетариата. Эта судьба великого человека, которому русский пролетариат многим глубоко обязан, лучше всего указывает на тот особый материал, из которого выковывалась большевистская партия, на те особые методы общественной химии, при помощи которых из этого материала была создана большевистская партия. Гусев, организатор ростовской забастовки, стал в большевистской шеренге в момент возникновения большевистской фракции и остался верным большевистской партии до последнего издыхания. Сергей Иванович прошел весь суровый путь большевизма через фракционные бои с меньшевиками, подпольную работу, участие в боях 1905 г., подполье контрреволюционного времени, времена отхода от пролетариата значительных частей революционной интеллигенции через Военно-революционный комитет 1917 г., через сражения Красной армии, через работу в Коминтерне и умер, подготовляя «Историю гражданской войны». Почему Гусев сумел найти широкую дорогу пролетарской борьбы и никогда с нее не сходить, почему Плеханов, во много раз более ученый, субъективно преданный пролетариату не менее Гусева, должен был отпасть от борьбы пролетариата, защищать буржуазию в момент, кода она залила мир кровью, и не понять, что Октябрь есть победа пролетариата, о которой он мечтал всю жизнь? Ставя этот вопрос, мы не ставим личного вопроса, не ставим вопроса психологического, на который пришлось бы отвечать по-разному, разбирая биографии тысяч людей, не нашедших перехода от мечты о социализме к той суровой борьбе, которую вел большевизм. Мы ставим вопрос о политической природе большевизма. Большевизм родился как применение действительного марксизма к подготовке тех революционных боев, которые предстояли русскому пролетариату, чтоб стать марксизмом эпохи империализма и социальной революции. И только тот, кто был революционером по всей своей природе, кто обладал стихийным чувством связи с рабочим классом, кто обладал качествами, позволяющими понимать необходимость связи с эксплоатируемыми массами мелкой буржуазии, только тот, кто умел объединять холодный ум, высокую оценку значения теории с беззаветным мужеством, с находчивостью, только тот способен был стать под знамя Ленина и оставаться верным ему до конца. Не все эти качества были в одинаковой мере свойственны всякому из большевистских кадровиков, взятому отдельно. Но без соединения этих качеств невозможен был большевик.
Вчитайтесь в разные статьи Сергея Ивановича, появившиеся в продолжение этих 30 лет, отделяющих ростовскую забастовку от смерти Гусева. В них бросается в глаза способность к точному классовому анализу, способность схватить главное, поставить вопрос на принципиальную высоту. Я перечитывал его статьи о гражданской войне, которые были переведены на немецкий язык 10 лет назад по моей инициативе. И сегодня, они так же интересны способностью автора охватить главное, как тогда, когда они появились и так заинтересовали меня. Прочтите статьи Гусева, направленные против Троцкого, в которых он разбирает вопрос об отношении войны к политике, марксизма — к военной науке. В этих статьях главной чертой является то, что является основой большевизма. Гусев оперирует основными понятиями марксизма как проверенными, незыблемыми основами действия, и не дает себя сбить с этого пути никакой софистикой, никаким «талантничаньем», понимая великолепно, что за всей этой мишурой кроется оппортунизм. Прочтите внимательно его статью о ростовской забастовке и порасспросите попозже товарищей, которые совместно с ним были на Восточном и Южном фронтах, о его работе. Вы увидите те же качества, которые выпирают из его рассказов о действиях донецкого комитета во время ростовской забастовки, из рассказов товарищей о его работе на фронте. Он объединял железное спокойствие с большей революционной инициативой, решительностью, способностью искать выхода из положения.
Стать и оставаться большевиком мог только настоящий революционер, мог только тот, у кого с революционным темпераментом объединялся холодный ум, вражда к фразе, настойчивость в борьбе. Таким был Сергей Иванович, и поэтому он шел всегда нога в ногу с руководящими кадрами большевиков. В ноябре 1917 г. я зашел к нему в маленькую комнатку в Смольном, где он проводил ночи почти напролет в качестве секретаря Военно-революционного комитета. (Я его перед этим видел только один раз в. 1904 или 1905 г. в Швейцарии, присутствуя на его реферате в Берне. Он выступал на какой-то драке с эсерами или меньшевиками, я много тогда не понял, не зная языка, не зная истории и течений в русской партии, но лица его великолепно запомнил. Между прочим, если посмотреть на славные карикатуры 1904 г., «Как мыши кота хоронили», то на карикатуре «В участке» профиль Гусева ничем не отличается от профиля его лица последних лет.) Мы вспомнили старые времена, и, между прочим, я спросил его, за какую работу он намерен взяться в дальнейшем. Гусев ответил мне, что за военную. На мой удивленный вопрос, откуда у него социальная тяга к военной работе, он рассказал мне, что после возвращения из ссылки для заработка работал корректором «Военной энциклопедии» Сытина, где ему пришлось тогда познакомиться с основными техническими, тактическими и историческими военными вопросами. Это толкнуло его заняться военной литературой. И вот теперь, когда схлынет массовая стихийная демобилизация, придется строить новую армию, и эти знания пригодятся.
Так и вышло. И когда читаешь статьи Гусева по военным вопросам, то видишь, что тогда больной, оторванный от непосредственной партийной работы, большевик Гусев, занимаясь корректурой сытинской «Военной энциклопедии», вооружался для будущих боев.
Но Сергей Иванович, хотя знал военное дело больше, чем многие так называемые специалисты этого дела, как только мы отбили врага, направляет свои мысли на основные вопросы социализма, на вопросы хозяйственного строительства. Война еще не кончена, но Деникин и Колчак разбиты. Удастся ли избежать войны с Польшей, — неизвестно. Но Советский союз, партия, все страстно стремятся к тому, чтобы перейти от кровавой бойни к тому, о чем мечтали все социалисты, — к построению новой жизни. И Гусев, имея под руками лишь отдельный, случайные номера «Правды», «Известий», «Экономической жизни», доходящие до фронта неаккуратно, с огромными пропусками, имея также тезисы ЦК о хозяйственных задачах, переданные по радио в искаженном виде, в несколько дней пишет свою брошюру «Очередные вопросы хозяйственного строительства», изданную в марте 1920 г. Реввоенсоветом Кавказского фронта. Очень стоит прочесть теперь эту брошюру. Стоит ее прочесть и с точки зрения времени, отделяющего нас от этих дней.
Гусев, как и вся партия, не думал тогда еще о новой экономической политике. Брошюра его представляет собою по существу набросок плана пятилетки, непосредственно вырастающей из военного коммунизма. Нужен был гений Ленина, чтобы нащупать как основное звено, ведущее к пятилетке, поднятие крестьянского хозяйства, которое при полном развале промышленности было возможно только на пути новой экономической политики. Тогда этот план не мог еще родиться. Неизвестность — не идем ли мы к войне с Польшей, — не позволяла отказаться от продразверстки. Реального плана на целый предстоящий период тогда еще нельзя было создать. Но, сравнивая положение советского хозяйства в 1920 г. с полуразрушенным громадным домом, Гусев пишет: «Необходима совершенно исключительная твердость, необходимо величайшее мужество, чтобы не только не смущаться криками и стонами стариков, женщин, детей и больных, несущимися со всех этажей, но решится даже на то, чтобы отнять у обитателей всех этажей необходимые для укрепления фундамента и стен инструменты, материалы, чтобы заставить их бросить свои углы и каморки, которые они всеми силами пытаются привести в жилой вид, чтобы выгнать их на работу по укреплению фундамента и стен».
Эти слова были направлены против товарищей, пытавшихся найти выход из катастрофического экономического положения штопанием, крохоборством, разбрасыванием сил и ресурсов, чтобы всем помочь. Гусев писал, что нужна «прямолинейность в достижении главного, полное сосредоточение на главном, беспощадно отбрасывая все второстепенное». Приводя примеры из положения на фронте, он пишет: «Просто, ясно, легко, понятно, например, что наступающего неприятеля нужно ударить во фланг; эта вес знают, это все признают, но лишь очень немногие умеют проделывать это, а подавляющее, потрясающее большинство неизменно сбивается на затыкание дыр и подбрасывание победоносно шествующему неприятелю под ноги новых частей, которые при этом неизменно бывают биты. В чем дело? В чем секрет? Да просто в том, чтобы хватило выдержки спокойно смотреть на штык, направляемый вам прямо в сердце, хватило твердости, не поддаваясь панике, пожертвовать теми частями, которые в беспорядке отступают, не дать им помощи, а скопить спокойно и обдуманно в самый тревожный и опасный момент боя фланговый кулак». Разве не этим методом партия под руководством тов. Сталина подготовила пятилетку и построила ее? Разве не этот метод обеспечивает проведение коллективизации? Прочтите место, посвященное вопросу о современной технике, о новых базах промышленности, об электрификации, и вы услышите все те мелодии, которые создают гимн наших дней. «Мы хотим потребовать от широких рабоче-крестьянских масс, утомленных, истощенных, новых героических жертв. С каким же хозяйственным планом мы пойдем к ним, для какой цели, ясной и понятной массам, во имя чего мы будем звать их на новые жертвы, на новые подвиги?» — пишет Гусев. Разве в этой постановке не выяснено уже, почему не мог быть Гусев против ленинско-сталинского тезиса о возможности построения социализма в нашей стране, даже если затянется победа мировой революции в других странах.
Кадровый большевик Гусев, прошедший весь путь партии, прошедший школу Ленина, на работе в Коминтерне, ориентировался лучше, глубже многих товарищей, всю жизнь работающих за границей. Революционный опыт позволял ему видеть действительность такой, как она есть, намечать пути, понимать удельный вес всякого спора. Сколько раз мне ни приходилось говорить с Гусевым \\о вопросам мирового рабочего движения, я всегда думал о том, что опыт большевистской партии позволил бы ей выкроить из своего руководства на худой конец руководство для двух дюжин пролетарских партий всего мира. И при всем этом тов. Гусев полон вражды ко всякому чванству, ко всякой попытке механического перенесения русского опыта за границу, полон был понимания необходимости внимательнейшего отношения к особенностям развития революции во всякой другой стране.
Хорошо было бы, если бы мы, хотя бы над могилой Гусева, сказали себе, что надо принимать меры для того, чтобы записать жизненный опыт руководящих кадров партии. Главное — в книгах Ленина, главное наших дней записано будет в статьях и речах Сталина, но есть еще столько богатств и разнообразия в жизненном опыте сотен и тысяч товарищей, которые создавали партию, что собирание этого опыта имеет громаднейшее значение для будущей борьбы.
Июнь 1933 г.