Павел Кукольник
Путешествие по Замковой улице
правитьКак это? Путешествие по улице? — Так точно! — И почему не может быть путешествия по улице, когда существует путешествие по моей комнате, и даже составляет порядочный том. А никто в том спорить не будет, что самая маленькая улица на земном шаре длиннее самой большой комнаты. А Замковая улица простирается на 180 сажень: сколько же тут комнат! Следственно, сколько томов можно бы написать? Но до этого не дойдет. Мы не будем искушать терпения наших читателей и все наши описания и воспоминания уместим в одной необъемистой брошюрке.
Итак, начинаем продолжительное впечатление, или, лучше сказать, продолжительный разговор, поделимся с благосклонным читателем всем, что увидим или вспомним, шагая за пределы отдаленной древности. Совершим, в качестве наблюдателя и антиквария, это путешествие по главным улицам Вильна, составляющим украшение бывшей Гедиминовой столицы, хотя в некоторых местах ширина ее не достигает шести сажень. — Это будет путешествие даже в буквальном смысле слова; мы точно будем шествовать пешком, потому что нам придется останавливаться часто, а иногда на долгое время. А как в дороге по большей части бывает скучно, и каждый путешественник должен заранее запастись провизией, чтобы не встретить на пути недостатка, то вооружимся веселым расположением духа, соберем запас исторических воспоминаний, сколько поместится в нашей устарелой памяти, и начнем наше странствование с того места, на котором еще недавно красовались Замковые ворота.
Но, отправляясь в путь по направлению к Ратуше, оглянемся еще раз, как бы затем, чтобы проститься с двумя памятниками, которые в историческом отношении составляют едва ли не самый главный предмет внимания любопытных и просвещенных посетителей Вильна.
Вот Замковая гора. У подошвы ее обширная и красивая площадь, на которой возвышается великолепный кафедральный костел св. Станислава. Два красноречивые монумента, приводящие на память один — воинственный дух литовских великих князей, подвиги их соотечественников и безукоризненные в очах мира жертвы суетной славы; другой — торжество христианства над язычеством. Но прежде, нежели займемся подробностями их судьбы, скажем в нескольких словах, что такое находилось в этом месте в древности языческой Литвы.
Место это называется долиною Свинторога, получившее название от имени литовского князя, построившего здесь храм, в котором горел Знич, т. е. вечный огонь Перкуна. Храм этот окружали жилища жрецов — вайделотов, вайделоток и самого кревекревейто (верховного жреца), провозглашавшего волю богов с уцелевшей еще доселе башни. Вокруг этих зданий находился священный лес. Теперь уже не осталось следов этого леса, капище Перкуна вошло в состав кафедрального собора, а башня кревекревейты обращена в колокольню, принадлежащую костелу.
На вершине Замковой горы Гедимин положил основание новой столице, построив там сначала деревянный замок в 1322 году. В последствии времени замок этот обведен стеною, воздвигнуты великолепные башни; одна из них уцелела поныне; — сохранились еще развалины и языческого капища, которое Ягайло обратил в костел св. Мартина. В царствование Александра в замке, называемом Верхним, помещался богатый арсенал. У подошвы горы построен был обширный каменный замок, служивший местопребыванием великих князей, по перенесении столицы из Трок в Вильно, и вмещал в себе жилища кревекревейты и жрецов. Он обведен был каменною стеною и составлял оборонительный пункт под защитою Верхнего замка. Литовцы называли Нижний замок кревай-пилис, т. е. город кревов (жрецов), а русские и поляки переделали это название на «кривой город».
Сколько воспоминаний оживляет в памяти нашей этот безмолвный памятник могущества литовских князей! Скольких кровопролитий, блистательных подвигов и поражений он был свидетелем! Сколько богатства вмещали в себе его стены. Сколько бесполезных усилий употреблено под знаменем креста врагами языческой Литвы, чтобы овладеть этим средоточием власти и деятельности его государей! Наконец, сколько раз честолюбивые виды потомков Гедимина обращали на этот пункт усилия своих хитростей или открытой силы, чтобы вырвать друг у друга власть и преимущественное значение в управлении Литвою. Из этих замков, вскоре по смерти Гедимина, Ольгерд и Кейстут выгнали брата своего Явнута, который существовавшим тогда подземным ходом бежал на предместье Антоколь и скрылся в лесу. Этими замками овладел хитростью Кейстут по смерти Ольгерда и объявил себя великим князем. Оттуда же, в свою очередь, он изгнан был Ягайлою. Эти же места искушали честолюбие Витовта, и два раза примирившись с ним, заставил его наконец уступить ему управление всей Литвою, с титулом великого князя. В этих же замках, в несколько лет после окончательного примирения, он вручил Ягайле 20 000 коп прагских грошей, что составляло в те времена огромную сумму. Там было средоточие деятельного совещания на съезде, созванном Витовтом в 1429 году, на котором он домогался королевской короны и в продолжении которого он изумлял бесчисленных посетителей пышностью своего двора и баснословно изобильным угощением. Эти замки были предметом кровопролитных междоусобий Свидригайлы и Сигизмунда. Там утвердилось наконец владычество над Литвою потомков Ягайлы. Царствования Казимира, Александра, Сигизмунда Августа, а потом Стефана Батория, Сигизмунда III и Владислава IV были блистательнейшим периодом для Вильна, а потому местопребывание великих князей распространено, обогащено и крашено до возможной в то время степени. Но времена Иоанна Казимира были началом упадка места, составлявшего средоточие управления Литвою. Войска Алексея Михайловича, войдя в Вильно, приступили к замкам. Напрасно Жеромский употреблял отчаянные усилия, чтобы остановить успехи русской армии. Замки были взяты, и Алексей Михайлович имел торжественный въезд в столицу Литвы. Спустя несколько лет князь Мозовский с безнадежным мужеством, сопровождаемым жестокостью против казавшихся ему малодушными, силился дать отпор неприятелю, превосходившему числом его ослабевший отряд. Этот отряд истреблен, Мозовский взят в плен и погиб от рук палача, а замки снова заняты были польским войском. Но эта разорительная война была роковым часом для местопребывания великих князей. Замки претерпели большие повреждения. Никто не думал исправлять их. Опустошение распространялось с каждым годом более и более. Верхний замок сделался добычею пожара, развалины Нижнего разобраны в начале настоящего столетия. Теперь Замковая гора пуста, обнажена; на вершине ее видны только остатки башни и развалины костела св. Мартина, а Нижнего замка уже и следов не осталось. «Sic transit gloria mundi!»
Удивительную, а вместе назидательную для человеческого рода противуположность составляет другой предмет, который как бы не случай, а само Провидение поместило вблизи Замковой горы, по-видимому, затем, чтобы убедить многочисленные поколения, как непрочны произведения тех, кои работают в истлении, то есть для славы суетной, мирской и скоропреходящей; как ненадежны все предосторожности, хитрости ума и даже физические силы к сохранению тленных благ, которые человек ценит так дорого в продолжении скоротечной земной жизни; и что, наконец, то только прочно, несокрушимо, а вместе с тем велико и прекрасно, что человек производит по внушению духа, во славу Превечного виновника своего бытия. — На том месте, где некогда находилось безобразное языческое кладбище, воздвигнут прекрасный костел св. Станислава. В то время, когда соседственные ему громадные замки, огражденные толстыми стенами, высокими башнями и защищаемые сильными вооружениями, исчезли с лица земли, — он стоит неколебимо и день ото дня облекается в новую красу и великолепие. — Фасад этого древнего здания, плод гения профессора архитектуры при бывшем Виленском университете Гуцевича, поражает громадным величием и пленяет взоры прелестью и изяществом вкуса. Казалось бы, что Провидение самую наружную красоту своей святыни противуполагает грубости и ничтожному виду языческого капища, на первом шагу заставляет нас углубиться в мысли о несравненном преимуществе и совершенстве истинного Богопочитания, переданного человеку воплощенным Божеством, перед безумным поклонениям идолам, внушенным варварским невежеством или преступным расчетом людей. — Этот храм, воздвигнутый первоначально Ягайлою, три раза истреблен был пожаром (1400, 1531 и 1610), претерпел значительные повреждения во время опустошительных войн в царствование Иоанна Казимира и наконец засыпан обломками от низвержения бурею башни, стоявшей над часовней пресвятой Богородицы, в 1769 году; но каждый раз, после постигшего его разорения, он являлся в новом величии, красоте и изяществе, как бы назло сопротивной силе, искони, упорно, хотя и тщетно противуборствующей духу истины.
Но предмет самый трогательный, умилительный и возбуждающий невольное благоговение в этом храме составляют нетленные мощи порфирородного подвижника, хранящиеся в серебряной раке, помещенной над алтарем, в устроенной при кафедре часовне, во имя св. угодника. В то время, когда потомки Гедимина, их сподвижники и соотечественники с жадностью стремились к достижению земной славы и спешили пользоваться предметами роскоши и прихоти, — молодой, прекрасный Казимир, сын и внук королей польских и великих князей литовских, явил собою чудо благочестивого самоотвержения и блеснул ярким светом подвижника посреди тьмы суеты и самолюбия. — Осыпанный всеми дарами природы и счастья, имея пред собою самое блестящее поприще и открытый путь к океану земных наслаждений по происхождению, сану и бесчисленным материальным средствам, — царственный отрок, в цвете лет, отвергает искушения мира, все его прелести и преимущества. Плененный пламенной любовью к своему Спасителю, принимает на рамена свои драгоценный крест его, которому цену постигают только истинные избранники; — и с твердою решимостью шествует по тернистому пути, за Тем, которого обетование никого не приведет в обман и заблуждение. И как торжественно Превечный оправдал его убеждение! — Предметы суетной славы, над которыми трудились члены его семейства, исчезли вместе с ними. Уже в третьем поколении после Казимира скипетр вышел из рук потомков Гедимина. Самая Литва, для материального быта которой они предпринимали такие усилия, потеряла все, даже самостоятельность. — А Казимир жив до сих пор, — жив в благоговейной памяти позднейших поколений, жив в чудотворной силе, уделяемой прибегающим с верою и молитвою к святым его остаткам. Великолепие, пышность, богатство, которые он отвергал в продолжении своей жизни, окружают теперь его гроб, а бесчисленные толпы искренних чтителей его святого подвига несут ему беспрерывно дань ревностного чествования, как несомненно ему подобающую, хотя пренебреженную им во время земного странствия.
Римско-католическая церковь причла его к лику святых и определила праздновать день его 4 марта. — В этот день происходит Богослужение со всевозможным благолепием, приличным такому празднику, в кафедральном соборе, который, несмотря на свою обширность, никогда не вмещает в себе всех жаждущих поклониться нетленным мощам св. угодника. В этот день бывает на кафедральной площади скромная ярмарка, на которой никогда не видно предметов роскоши и прихоти. — Главный товар, продающийся на ярмарке, составляет домашняя деревянная посуда, которою жители Вильна и окрестностей его запасаются на целый год. — Казалось бы, что эта простота предмета торговли на ярмарке, это отсутствие роскоши и прихоти должно приводить на память евангельскую простоту жизни св. угодника, равно как и то, как мало человеку нужно для удовлетворения житейских потребностей.
Впрочем, всякий, кто познакомится с жизнеописанием св. Казимира, не может не признать в душе своей, что он выбрал лучший путь и удовлетворил всем условиям к достижению истинной великости и вечного блаженства, одним словом, не может не признать его святым. — Несмотря на то, что по происхождению и по убеждению я следую иному обряду вероисповедания, но в продолжении 35-летнего пребывания моего в Вильне не пропустил ни одного случая, чтобы в день, посвященный угоднику, не поклониться усердно его св. мощам; и каждый раз, проходя мимо кафедрального собора, от искренней души взываю: «Св. Казимире! Моли Бога обо мне, грешном!»
Затем, поклонившись этим двум историческим памятникам и воздав, по крайнему моему убеждению, каждому из них должное, отправимся в надлежащий нам путь.
Перед нами Замковая улица. Сколько событий важных, а также странных и даже смешных совершилось на ней в продолжении ее существования! По этой улице ехала в замок из Пречистенской церкви великая княжна Елена, дочь Иоанна III, после бракосочетания ее с королем Александром. Брак этот не утвердил мира и союза между двумя народами, и враждебные отношения. Долго еще продолжались между ними. История передала памяти нашей повествования о прекрасных свойствах ее души, кротости, милосердии, искренней любви ее к мужу. Но эти свойства не делали ее счастливою и не были достойно оценены ни вельможами двора, ни даже самим мужем. После нее остался драгоценный памятник, существующий поныне. Это образ Пресв. Богородицы, которым благословил ее отец и который находится ныне в Троицком православном монастыре. — По этой улице в 1639 году во время восстания жителей противу кальвинистов студенты иезуитской академии тянули из замка пушку, чтобы разгромить кальвинский сбор, находившийся в Св. Михальском переулке, и только одно прибытие радзивилловской пехоты успело разогнать толпу и спасти сбор от разорения. — По этой улице имел торжественный въезд в замок царь и великий князь Алексей Михайлович, с многочисленной свитою, помещавшеюся в 69 каретах, по мостовой, покрытой красным сукном. — По этой улице проходила необыкновенного рода процессия, совершаемая униатами в честь архиепископа Иосафата Кунцевича.
На этой улице происходила осада дома Ходкевича войсками князя Радзивилла; всего не вспомнишь, что происходило на этой улице, а мы еще не начинали своего путешествия. А потому, чтобы наш рассказа не был похож на книгу, в которой предисловие более самого сочинения, — начнем.
Как сказано выше, мы теперь стоим на том самом месте, где недавно еще существовали Замковые ворота, основанные, в числе прочих, еще при Гедимине, когда Нижний замок, или Кривый-град, окружен был стеною, а потом воздвигнуты при Александре, в 1506 г. Ворота эти были каменные, украшенные столбами под черный мрамор; над ними находилось двухэтажное здание на правой стороне, в котором помещался в старину Литовский трибунал, и в последнее время, говоря ныне употребляемыми названиями, губернское правление, казенные и гражданские палаты, уездный и земский суды. Ворота эти срыты в 1837 году.
Отсюда поворотим направо. Вот здание, в котором, как мы сказали, помещались присутственные места. Там некогда тяжущиеся стороны защищали свои притязания посредством адвокатов. Голоса этих защитников читаемы были публично в присутствии посторонних свидетелей и отдаваемы были в печать для всеобщего сведения. Не вхожу в рассмотрение преимущества или недостатка этого обряда делопроизводства, чтобы меня не сочли отсталым от века. Скажу только, что адвокат, вступая в исправление своей обязанности, должен был исполнить присягу, что не будет защищать несправедливого дела, но, как везде и всегда, были и здесь отступления от законов и справедливости.
С отменением Литовского статута и введением свода законов адвокатские голоса более в здешних судах не существуют. — Лучше ли это? Или хуже? — Не мое дело! — Я твердо убежден, что для достижения общего благосостояния государства самое верное, а, может быть, единственное средство, состоит в том, чтобы каждый добросовестно исполнял свои обязанности в пределах того звания, в которое поставлен Провидением. Тогда общие улучшения в государстве совершатся и без нас. — А в продолжении нашего путешествия для нас важнее настоящее положение того здания, перед которым мы остановились.
Оно построено в два этажа, весьма обширно и находится на лучшем месте в городе, потому что самая большая сторона его обращена на Кафедральную площадь. При таких условиях оно могло бы приносить огромные материальные выгоды, в особенности в настоящее время, когда ценность домов в Вильне достигла баснословных размеров. — Но, к сожалению, уже около 30 лет, как оно оставлено без поддержки, и, судя по наружности, очень близко к разрушению. — Правительство обращало часто внимание на это здание, изыскивало средства вывести его из жалкого положения. Теперь оно предполагается к переделке для помещения вновь всех присутственных мест, и тогда, конечно, здание это будет лучшим украшением города; в ожидании этого вожделенного события подвинемся далее.
На правой стороне улицы, начиная от оставленного нами строения до узкого переулка, именуемого Скоповкою, а на левой от самого начала ее до Бернардинского переулка, построены каменные дома, принадлежащие виленскому капитулу, который кроме того имеет еще на Замковой улице три дома, по другой стороне переулка. — В одном из этих домов на углу улицы и Бернардинского переулка помещена римско-католическая духовная консистория; — прочие находятся во владении членов капитула. Каждый виленский прелат и каноник, с давнего времени, пользуется благодетельным преимуществом, по которому при вступлении в свое звание получает в пожизненное владение один из капитульных домов, с которого доходы поступают в их безотчетное распоряжение. Таким образом, дома, находящиеся по левой стороне улицы, отданы членам капитула ксендзам Важинскому, Бовкевичу, Менюэ, а на правой Вроблевскому, Жишковскому и Маркевичу. Дом, отданный прелату Жишковскому, до сих пор носит название дома Дмоховского, потому что долгое время принадлежал покойному митрополиту Дмоховскому, когда он был членом виленского капитула. — В 1832 году совершилось в этом доме ужасное происшествие, несмотря на то, что в то время жил в нем б[ывший] виленский военный губернатор князь Долгоруков и что по этому случаю у ворот всегда находились часовые. На дворе во 2-м этаже занимал несколько комнат родной брат б[ывшего] митрополита, писарь Эдукационной комиссии Дмоховский, человек, приобревший общее уважение кротостью своего нрава и праводушием. Будучи в преклонных летах, овдовев и потеряв единственного сына, Дмоховский вел уединенную жизнь, имея при себе одного только молодого служителя, по имени Казарина, который, оставшись в малолетстве сиротою, был им призрен, вырос в его доме и осыпан благодеяниями. Дмоховский, будучи человеком достаточным, а вместе с тем пользуясь неограниченною доверенностью здешних помещиков, отдававших ему деньги на сохранение, сложил у себя в доме своих и чужих около 30 тысяч рублей серебром, в ожидании случая обратить их на какое-либо назначение. — Служитель его легко проведал о существовании этих денег и о месте, где они были положены, и сообщил о том своему шурину, мещанину Хвощевскому, который часто ходил в дом Дмоховского и с давних лет был ему знаком. Хвощевский рассказал о том своей жене, и они втроем решились умертвить Дмоховского, овладеть и поделиться его деньгами. Исполнение этого намерения Хвощевский принял на себя. — Во время отсутствия Дмоховского Хвощевский с женою засели в передней его квартиры, как бы в ожидании его служителя, который будто за каким-то делом отлучился из дому. Дмоховский, возвратясь поздно ввечеру домой, нимало не удивился, найдя в передней Хвощевского и его жену, потому что они часто посещали его служителя. — На вопрос, куда девался мальчик, Хвощевский отвечал, что он вышел на часок за делом и что он скоро возвратится, а между тем предложил вместо его свои услуги, сказав: «Я вас раздену». Дмоховский, ложась в постель, дал ему за труды рубль серебром и вскоре заснул сном праведного. Злодейская чета взошла тогда в комнату. Хвощевский нанес спящему смертельный удар топором в голову, а жена его вынесла тело убитого, изрезанное в куски, из дому, вымыла окровавленный пол, очистила постель, потом призван был служитель Дмоховского, отысканы деньги, и три злодея разделили их между собою. Служитель Дмоховского в продолжении целой недели ходил к знакомым своего барина, спрашивая, не знает ли кто-нибудь, куда он девался, и уверяя, что с того дня, как он вышел из дому, более не возвращался. — Никому не пришло в голову тотчас освидетельствовать его жилище, в котором на первых порах верно нашли бы следы злодейства, так как на другой еще день утром после учиненного убийства видели на дворе окровавленную воду, стекавшую в проведенную на улицу канаву. Но Провидение, не дозволяющее торжествовать злодеянию, обнаружило вскоре следы бесчеловечного поступка. — Спустя несколько недель после убийства при вывозе нечистоты из Ратуши найдено изрубленное тело Дмоховского. Первое подозрение пало на служителя его и Хвощевских, с которыми сей был в частых и дружеских сношениях. Но строгое и продолжительное следствие не могло открыть ничего определительного. Виновные оставались только в подозрении, до тех пор, пока неожиданное обстоятельство не вывело всего наружу. Справедливо говорит пословица: «Кого Бог хочет наказать, тому и разум отнимет». Служитель Дмоховского, уехав в Самогитию, зарыл в землю 3 тысячи рублей. — Эти деньги у него украли. Вместо того, чтобы сидеть смирно, молчать и не наводить на себя подозрения, он подал в земский суд объявление о пропаже и просил местное начальство о содействии к отысканию. — Вместо содействия, его взяли в допрос, откуда он имеет такую сумму? — Спутавшись несколько раз в ответах и видя, что нет возможности далее скрывать преступления, он признался во всем и показал участников злодеяния. Вскоре после того он умер; но показание его прислано в Вильно. Хвощевские взяты под стражу и по приговору виленской уголовной палаты наказаны кнутом и сосланы в каторжную работу.
Отвратим взор от места, приводящего на память такое грустное событие! — Обратимся в противоположную сторону. Перед нами Бернардинский переулок. — Что такое бернардины, и отчего их не видно в других римско-католических государствах? Некоторые неправильно смешивали их с цистерцианами, потому что этот орден обязан учреждением св. Бернарду. Но цистерциане составляют отрасль ордена бенедиктинов, а бернардины следуют правилу св. Франциска; подобно францисканам не имеют собственности, содержатся подаянием, отличаются от них только одним цветом одежды (темно-коричневым). Бернардины принадлежат к сословию, реформированному в 1368 г. Павлом Тринциусом в Италии. — Сословие это называется в Италии и других римско-католических странах обсервантами.
В 1453 году епископ Олесницкий основал для них в Кракове монастырь, в котором они водворились, заимствуя свое название от реформатора Бернардина Сенеского, и с тех пор распространившись в Польше и Литве, в обеих государствах известны под именем бернардинов. Следственно, по существу они принадлежат к ордену францисканскому; а по реформе обсерванты.
В Вильне они посвящают себя преимущественно сопровождению бренных останков умерших на кладбище; почему ни одни похороны не обходятся здесь без бернардинов. Переулок, носящий их имя, почти ежедневно бывает свидетелем траурного их шествия, оглашается их заупокойным пением. — Но делает ли это громкое вразумление какое-нибудь душеприятное впечатление, по крайней мере на живущих в этом месте, видящих из окон своих жилищ так часто собственную свою будущую участь, которой никакие усилия, ни предосторожности отклонить, а часто и отдалить не могут? — Увы! Кто может на этот вопрос отвечать утвердительно! Поневоле вспомнишь выражение бессмертного нашего Иннокентия: «Мы становимся на убылое место, и делаем те же беззакония».
Первое строение за Бернардинским переулком есть дом виленского епископа. — Помещение управляющего Виленскою епархиею находится на третьем этаже, который устроен великолепнее и удобнее нежели оба нижние. Отсюда по обеим сторонам улицы начинают встречаться час от часу гуще магазины, лавки, аптеки, кофейни, кондитерские, булочные и мастерские ремесленников. Замковая улица изобилует ими в такой степени, что во всем городе может соперничать с нею одна только Немецкая, которую в полном смысле слова можно назвать торговою. По левой стороне ворот епископского дома находится депо, в которое принимают, от частных владельцев, вновь выделанное полотно, для беления в имении Эльнокумпе, находящемся в Виленском уезде и принадлежащем помещику Плевинскому [ 1 ].
[1] Таких депо, куда принимаются полотна для беления, находится в Вильне три. Других депо, в бывшем университетском имении Замечек, отстоящем на расстоянии 4 верст от Вильна, а третье в казенном имении Стравениках, в Трокском уезде (примечание автора).
По правой стороне ворот помещена книжная лавка Адама Осиповича Завадского. — Трудно представить себе быстроту и распространение книжной торговли в Вильне и получаемые от нее выгоды. Наводнение Вильна книгами, как выходящими из печати, так и заграничными, громко говорит в пользу образования жителей и любви их к литературе. Чтобы дать ясное понятие читателю об этом предмете, представляем сведение, полученное о появившихся в Вильне новых книгах в продолжении одного года, а именно ближайшего 1858. — В этом году напечатано в Вильне 197 сочинений преимущественно на польском языке, и независимо от того 69 еврейских книг. — Из-за границы привезено и разобрано в цензурном комитете 470 укладок, заключавших в себе 45 778 томов на польском, немецком, французском, английском и латинском языках. Доказательством, что эти книги не остаются долго без покупателей, служит то, что этот привоз повторяется беспрерывно, а в некоторых годах число привезенных книг было гораздо больше. На одной Замковой улице находится четыре книжные лавки, а именно: две Завадского, в доме епископском и Ромера, 1 Оргельбранда, в доме Гурклейта (ныне Чеховича), и одна под фирмою Рубина Рафаловича, на площадке Замковой улицы, против так называемой большой ремизы (извозчичьей биржи). Что касается до успехов сочинителей на поприще литературы, то в этом случае Вильно успешно соперничествует с Варшавой, и неоднократно литовские певцы вырывают из рук своих соперников победную пальму. — Периодических сочинений у нас немного: две газеты — «Виленский вестник» и «Губернские ведомости»; в прежнее время издавались здесь журналы «Виленский Tygodnik», «Dziennik Wilenski», под редакциею Марцинковского, «Деяния человеколюбивого общества», под редакциею ученого Н. Малиновского; юмористический журнал «Баламут»; потом, в течении многих лет, издавались здесь ученые сборники: «Wizerunki i rozstzasania naukowe» (62 тома), под редакциею Шидловского, «Atheneum», под редакциею знаменитого писателя И. И. Крашевского, по 6 книг в год, наконец, «Виленская Тека», под редакциею Ивана из Сливина; с прекращением в прошлом году и этого сборника, издаются единожды в году сборники («Pismo zbiorowe»), заключающие в себе много прекрасных, любопытных и поучительных статей в стихах и в прозе. Кроме того, издаются записки Виленской археологической комиссии. Последняя оканчивает теперь, между прочим, издание весьма важного сочинения покойного профессора Даниловича, драгоценный труд добросовестного историка, собравшего множество важных для литовской древности документов, из коих большая часть еще нигде не напечатана.
Зато отдельные литературные произведения являются у нас в изобилии и многие из них имеют неотъемлемое достоинство, в особенности по части поэзии. — Говоря о епископском доме, нельзя не упомянуть о нынешнем достойном пастыре, преосвященном епископе Адаме Станиславе Красинском, с юных лет посвятившем себе ученым богословским и литературным трудам и снискавшем известность в польской литературе. Его перевод «Песни о полку Игоря» на польский язык. С учеными объяснениями, во многом бросившими новый свет на историю Литвы и Руси, знатоки признают лучшим из всех переводов на русском и польском языках. — В этом же доме живет Нестор отечественной поэзии Антон Эдуард Одынец. Еще в 1826 году читаны были с восхищением изданные в Вильне прекрасные его баллады и другие мелкие стихотворения, между которыми красовался так удачно исполненный перевод «Светланы» Жуковского. — Можно судить, сколько превосходных творений вышло с тех пор из-под пера поэта-философа и вместе с тем поэта-христианина. Религиозное направление, проявляющееся во всех его произведениях, развилось в нем со всею силою в его драматическом творении «Фелицита (Карфагенские мученики)», в котором, как выразился один современный литератор, не предмет принесен на жертву поэзии, но поэзия предмету. — Но самым лучшим его произведением есть последняя его драма «Варвара Радзивилл», в которой, кроме неподдельных красот поэзии, автор удивляет читателя обширностью исторических сведений, основательным знанием духа времени, нравов, обычаев, преимущества и недостатков управления, наконец, с одной стороны, праводушия, благородного характера и верноподданнической преданности, а с другой стороны — неправильных и вредных для государства притязаний, происков и причуд сановников обоих соединенных государств.
В числе поэтов второе место занимает любимец здешней публики Владислав Сырокомля (Лудовик Кондратович), которого сочинения, кроме существенных достоинств и красот, отличаются необыкновенною легкостью и приятностью в чтении. Его «Демборог», «Исповедь Корсака», «Маргер» и множество других, перейдут в отдаленнейшие времена и будут читаны позднейшим потомством, как будто только что вышедшие в свет произведения. — Драматические его сочинения «Каспер Карлинский», «Княжна Софья Слуцкая», «Хатка в лесу» и другие имели большой успех на нашей сцене. — Он начал также составлять историю польской литературы, которой до сих пор только два первые тома вышли из печати.
Современный Кондратовичу поэт у нас теперь Викентий Коротынский, талант самородный, проложивший сам себе дорогу на Парнас и подымающийся на него с необыкновенною смелостью и ловкостью. — Между многочисленными его стихотворениями дарования его знаменуются с особенною силою в трогательной, но вместе с раздирающей душу повести его «Томилло». Говоря о современных литераторах, нельзя не вспомнить о Игнатии Ходько, которого прекрасные «Картины Литвы» давно известны читающей публике. Также нельзя пропустить без внимания, что щедрый Аполлон, изливая вдохновение на своих любимцев, даровал нашему времени и даму-поэта. — Это княгиня Габриэля Пузина, урожденная графиня Гинтер, которой первые уже стихотворения «W imie Boze» и «Dalej w swiat» засвидетельствовали о неподдельном таланте и обещали публике нового поэта. — Ожидания исполнились. — Княгиня Пузина издала недавно собрание новых своих стихотворений, исполненных чувства и поэзии, и несколько прекрасных комедий, которые представляются на нашей сцене с большим успехом.
Но, говоря о даме-поэте, не можем не вспомнить без искреннего удивления и вместе с тем без глубокой горести об истинном феномене на нашем литературном поприще, появившемся на короткое время как бы только затем, чтобы показать изумленному свету, что значит истинное вдохновение, дар самого Бога, даже без содействия правильного образования. С благоговением произношу имя 20-тилетней писательницы девицы Каролины Проневской, которая хотя родилась на Жмуди, но по беспрерывным сношениям с Вильной и месту издания ее стихотворений неоспоримо принадлежит к кругу наших литераторов. По собственному ее признанию, она начала учиться правилам словесности уже после издания нескольких ее стихотворений, в которых явственно знаменовалась сила гения, зрелого и опытного писателя. — Таковы напечатанные в «Виленской теке» «Trzy promienia ducha» и трогательное и утешительное послание к крестьянину. Оба эти сочинения исполнены глубоких истин, прекраснейших оборотов, а изложение предмета так естественно, так грациозно, что сделало бы честь поседевшему в лаврах поэту. Душа ее, проникнутая любовью к Богу, черпала премудрость в этом беспредельном океане, и дух Превечного, умудряющий младенцев, явил в ней изумленному свету чудеса благодатных своих действий, но явил на короткое время, как бы затем, чтобы пристыдить многолетних тружеников науки и показать им, что в Нем одном только находится источник истинно великого и прекрасного. На 23 году Проневская рассталась с миром, который своим вдохновенными творениями старалась насильно поднять к небесам. При всей своей кротости и скромности она понимала, как высоко ценил ее образованный свет, предвидела, какой блестящий успех и какая заслуженная слава ожидала ее в будущем; но, предчувствуя приближение роковой минуты, встретила ее с христианскою покорностью и передала Превечному отцу вместе с душой своей и прекрасный дар Его столь чистым, каким она приняла из пресвятых рук Его.
Впрочем, не мое дело распространяться об этом предмете. Я не пишу статьи о современном состоянии литературы, а только мимоходом вспоминаю о некоторых лицах, приобревших известность по этой части. Во всяком случае считаю долгом упомянуть о современных здешних полезных деятелях на поприще наук и литературы. Имена графа Е. П. Тышкевича, Т. Е. Нарбутта, Н. И. Малиновского, М. Балинского, графа К. П. Тышкевича, проф. Адамовича, прелата Гербурта, А. Здановича, А. Иохера, А. Тышинского давно снискали громкую известность и признательность соотечественников. Здесь же живут Д. Ходзько, М. Крупович, М. Гусев, В. Пржибыльский, К. Пашковский, К. Тамулевич, А. Корева, А. Бондзкевич, Н. Акелевич, Ю. Гораин, Р. Зенкевич, кои все с пользою подвизаются на этом благородном поприще. Но мы еще должны причислить два громкие имена, Крашевского и Ярошевича, кои хотя и не живут в Вильне, или ее окрестностях, но по своим многознаменательным трудам тесно связали свою жизнь с Литвою и Вильною.
Поворотим теперь направо. Здесь, благосклонный читатель, нужно нам вооружиться особенным терпением. Перед нами предмет большой важности, и чтобы объяснить его вполне, нам надобно заглянуть в глубокую древность. — Вот стены здания, принадлежащего здешней гимназии. А как наше путешествие состоит по большей части из воспоминаний, то при этом случае невозможно хотя слегка не коснуться периода успехов просвещения в Литве.
Воинственная Литва, которой деятельность направлена была совершенно к иной цели, медленными шагами подвигалась к той степени образования, на которой застало ее начало последнего столетия. — Колеи, которые она проходила по этой части, так занимательны, что мы считаем долгом оживить в памяти нашей, хотя вкратце, те события, кои знаменовали стремление ее к просвещению.
Образование начало проникать в Литву вместе с распространением христианства. С покорением литовцами русских областей многие принесли оттуда в Литву свой язык и письмена; постоянные сношения с ганзейскими городами, особенно при Гедимине, многие переселенцы, коим предоставлялись их законы и свободное исповедание их веры, естественным образом — могли иметь большое влияние на просвещение в Литве. Первое училище в Вильне основано было при кафедральном римско-католическом соборе, как полагает Ярошевич, в одно время с основанием самого собора, т. е. в 1387 г. Такие же училища существовали для исповедующих православную веру при церквах.
В 1592 году русские получили привилегтю на содержание при Троицком монастыре школы, в которой юношество обучалось греческому, латинскому, русскому и польскому языкам. — Само собою разумеется, что такое образование было недостаточно, в особенности при беспрерывно укрепляющихся сношениях литовцев с Польшею, в которой просвещение стояло на несравненно низшей степени. — Чтобы облегчить литовцам путь к приобретению полезных сведений, Ядвига в 1397 году основала на свой счет особенную коллегию для 12 литовцев при Пражском королевском университете в Богемии. — а вместе с тем сделала значительные пожертвования для усовершенствования Краковской академии, в которую дети знатнейших и богатых литовцев отправляемы были для обучения высшим наукам, преимущественно богословию. — Но в этой академии обучались по большей части только те, кои посвящали себя духовному званию. Сигизмунд Август в 1566 году основал при костеле Св. Иоанна училище правоведения. Этим училищем управлял кустос Виленской кафедры Петр Роизиус. — Там преподаваемы были права: римское, саксонское, магдебургское и литовское.
В таком состоянии находилось просвещение в Литве до появления в ней диссидентов. Распространяя новое учение в Литве, они в короткое время приобрели множество последователей, а между ними знатнейших литовских сановников. — При их содействии они завели многие училища, в которых круг сведений был обширнее, а изложение наук яснее и точнее. Князь Николай Радзивилл Черный основал для них гимназию в Вильне, существовавшую до 1604 года. — Также появились диссидентские гимназии и в других городах, как то: в Слуцке, Кейданах, Несвиже, Новогрудке, Заславе, Мерече, Ковне, Витебске. Диссиденты завели в разных городах типографии, из коих в Вильне известны были: радзивилловская, Даниила Ленчицкого, Иоанна Карцани и Иоанна Глебовича. — Впрочем, до прибытия диссидентов были уже типографии в Литве, в которых печатались по большей части церковные книги. В числе их в Вильне находились типографии Бабича и Мамоничей. В последней, кроме церковных книг, напечатаны: описание литовского трибунала, третий статут литовский на русском и первый перевод его на польском языках.
Успехи диссидентов могли оказать благотворное влияние на умы литовского народа, в котором начало уже обнаруживаться сильное стремление к приобретению полезных знаний и распространению в отечестве просвещения, — но стремление это было остановлено прибытием иезуитов.
Орден этот, пользуясь покровительством королей и буллами пап, принял в руки свои управление народным образованием и заводил повсюду свои училища и коллегии. В 1507 г. открыта была ими Виленская коллегия при костеле Св. Иоанна, в состав которой вошло и вышеупомянутое училище правоведения, существовавшее 13 лет. — Ректором ее был ксендз Станислав Варшевицкий. — Стараниями епископа Протасевича и новообращенного иезуитами вельможи Иоанна Ходкевича, со всех сторон привозили детей в новое заведение для обучения. — Чтобы облегчить стекавшемуся в Вильно юношеству средства к содержанию в городе, учреждены на счет епископа при коллегии конвикт, а для бедных учеников бурса, к которой вскоре присоединены две другие бурсы: бейнартовская и корсаковская. Сигизмунд Август подарил коллегии прекрасную свою библиотеку, хранившуюся в верхнем замке. Дар этот умножен был библиотекою суфрагана Албина, уступленною коллегии вленским капитулом, а также подаренными ей собраниями редких в то время книг магистром Краснодембским и Львом Сапегою. — Кроме того, множество богатых фамилий в Литве делали беспрестанно записи на содержание заведенных иезуитами училищ и коллегий, так что фундуш их с течением времени возрос до исполинского размера.
При столь благоприятных обстоятельствах, а также при неоспоримых дарованиях и учености первых ректоров нового заведения Варшевицкого, Скарги и Вуйка, Виленская коллегия быстро приобретала значение и славу, а число стекавшегося в ней для образования юношества умножалось беспрестанно. — При всем том значение, или, лучше сказать, название коллегии, не удовлетворяло вполне честолюбию иезуитов; несмотря на противодействие диссидентов, которые имели еще в государстве большую силу; несмотря на явное сопротивление почти всей литовской аристократии, в которой многие придерживались еще реформы, — иезуиты достигли своей цели. — При содействии епископа Протасевича и секретаря короля Стефана Батория, Ясинского, которого преклонили на свою сторону богатым даром, они снискали в 1578 г., 25 июня королевский диплом, возведший Виленскую коллегию на степень академии, а 25 августа того же года академия эта сравнена в правах и преимуществах с Краковскою. Первым ее ректором был Петр Скарга, красноречивейший проповедник своего времени.
Академии предоставлено право раздавать ученые степени бакалавров, магистров, лиценциатов и докторов свободных наук, философии и богословия. Гражданское же право и врачебные науки по собственному желанию иезуитов были исключены. — Напрасно в 50 лет после того Казимир Лев Сапега, чувствуя необходимость обучения юношества гражданскому праву, пожертвовал значительный фундуш на содержание 4-х кафедр обоих прав. Иезуиты сначала удовлетворили его записи, но час от часу небрежнее исполняли волю завещателя, наконец преподавание оставлено, а фундуш обращен на другие предметы.
В продолжении двух веков, занимаясь исключительно народным образованием, иезуиты принесли мало пользы государству, не подвинули ни на шаг вперед успехов просвещения и выпустили из своих заведений только двух замечательных ученых — поэта Сарбевского и историка Кояловича.
В начале XVII века иезуиты прибрали к рукам своим цензуру. Все, что отзывалось по их мнению ересью или писано было в противном им духе; все, что приводило на память язычество, даже произведения по части греческой мифологии, наконец, сочинения, по каким бы то ни было предметам, тех, коих обвиняли в ереси, выносимы были из библиотек, а нередко и отбираемы у частных лиц.
В начале XVII века иезуиты прибрали к рукам своим цензуру. Все, что отзывалось, по их мнению, ересью, или писано было в противном им духе; все, что приводило на память язычество, даже произведения по части греческой мифологии, наконец сочинения, по каким бы то ни было предметам, тех, коих обвиняли в ереси, выносимы были из библиотек, а нередко и отбираемы у частных людей.
Недостатки правильного образования юношества иезуиты дополняли различными театральными представлениями, в которых участвовали студенты, имевшими по-видимому нравственную, а иногда и религиозную цель. — Этими представлениями облегчалась несколько скука среди продолжительного, утомительного и приносящего мало пользы воспитания; а, с другой стороны, ими хотели привлечь на свою сторону родителей, чтобы охотнее отдавали детей своих в академию. Эти представления имели особенный характер. Приведем описание одного из таких представлений, оставленное нам Войцицким.
«Представление состояло из отдельных возов и всадников; каждый воз заключал в себе особенный предмет. На одном ехала природа со множеством зверей; на другом император Оттон со св. причастием, отправляясь против язычников венгерцев, которых таким образом победил; далее целый воз занят апокалипсисом св. Иоанна, потом возы, запряженные четверкою лошадей каждый и нагруженные мучениками и святыми: целый Рим помещался на пароконной брике. А напротив их летела, в лице усатого иезуитского студента, обрызганного грязью, поэзия с своими поэтами, и красноречие с своими ораторами».
Появление системы обучения пияра Станислава Конарского нанесло сильный удар доверенности к иезуитам и влиянию, которое они имели на публику. Нападая открыто на недостатки и погрешности иезуитского воспитания, он сильно убеждал в необходимости общего преобразования, устранения устарелых предрассудков и очищения вкуса. Составленный им правильный, основательный план образования юношества введен был в употребление во всех пиарских училищах Царства Польского. В Польше даже иезуиты принуждены были смириться пред грозным соперником и начали вводить в свои училища реформу Конарского. Но в Литве все оставалось по-прежнему; иезуиты продолжали идти по проложенной ими дороге; пияристы литовские долгое время противились введению методы Конарского. — Такое положение дел в Литве продолжалось до времен Станислава Августа.
В 1773 году уничтожен орден иезуитов. На сейме, начавшемся того же года, определено иезуитские имения обратить на содержание учебных заведений и учреждена Эдукационная комиссия, которой поручено преобразование этих заведений и управление ими. С 1775 года началось такое преобразование в Литве и совершилось без малейших потрясений, в величайшем порядке, по правильной и благоразумной методе. — С 1781 года Виленская академия, управляемая деятельным и просвещенным ректором Мартином Почобутом, совершенствовалась час от часу более и начала достигать европейской славы. — Почобут выбирал способных профессоров между туземцами и в недостатке их выписывал известных ученостью людей из-за границы. Круг знаний, преподаваемых в академии, делался час от часу обширнее. Почобут старался поднять естественные и врачебные науки, а также математику. По сделанному преобразованию академии в 1781 году положено устроить в ней четыре отделения: богословское, физическое, врачебное и юридическое. — Не было возможности заместить вдруг все кафедры способными профессорами, но это делалось постепенно и каждый год одна из кафедр получала преподавателя. Во всяком случае академия, если можно так выразиться, росла и укреплялась. — В таком положении застало ее присоединение литовских провинций к России в 1794 году.
В три года после того посетил эти стены император Павел Петрович с великими князьями Александром Павловичем и Константином Павловичем. Ректор Почобут, в сопровождении всего академического совета, встретил августейших посетителей прекрасною речью на французском языке. Государь император был очень доволен ею; осмотрев кабинеты и обсерваторию и расставаясь с ректором и советом академии, он сказал: «Господа, я оставляю Вас с теми правами и преимуществами, которыми вы пользовались поныне». Эти права и преимущества умножены были щедротами августейшего его преемника, незабвенного императора Александра Павловича, который в 1803 году высочайше соизволил возвести академию на степень университета, а вслед затем издал достопамятный акт Высочайшего подтверждения. С тех пор начался блистательный период, в продолжении которого не только постепенно возвышалось значение заведения, но и умножалось благосостояние самого города. — В последние годы своего существования в одном университете находилось более 1800 студентов, не включая в то число обучавшихся в трех гимназиях, пансионах и женских учебных заведениях. Можно вообразить себе, сколько народа стекалось в Вильно на жительство и как оживлялась и поддерживалась промышленность. — Заведение это имело богатейшие собрания учебных пособий. — Перед закрытием его минеральный кабинет заключал в себе более 20 000 номеров, в числе которых находилось множество редкостей, в особенности некоторые по величине и правильности кристаллов; в нумизматическом кабинете, в соединении с собранием, принадлежащим Кременецкому лицею, находилось более 24 тысяч медалей и монет разных народов, начиная с отдаленнейшей древности до наших дней; но всего достойнее внимания и всего драгоценнее для университета был анатомический кабинет, которого многочисленные и прекрасные препараты были произведениями собственных рук профессоров и студентов врачебного отделения. Прочие кабинеты, хотя богатством не могли равняться с вышеприведенными, во всяком случае снабжены были полным комплектом орудий, нужных для объяснения науки. Астрономическая обсерватория, основанная в 1753 году мстиславской кастеляновой княгинею Елисаветою Пузиною и приведенная в устройство Почобутом, существует поныне и состоит в ведомстве Императорской Академии наук. Многие кафедры в университете занимаемы были известными в ученом мире профессорами. — Не имея под рукою достаточных письменных свидетельств для полного объяснения этого предмета, постараемся исчислить те лица, коих почетные имена сохранились в нашей и современников наших памяти. Кроме Почобута, повторяются поныне с уважением имена епископов Стройновского, Нарушевича (историка и поэта), философа и астронома Ивана Снядецкого, поэта и богослова Ходания, филолога Гродека, юриспрудента Каппели, историка Ярошевича; но самое большое число ученых профессоров в университете прославилось по врачебному отделению, которого украшениями были Иоанн-Петр и Иосиф Франки (отец и сын), знаменитый химик Андрей Снядецкий, Лобенвейн, Боянус, Герберский и др.
Блистательнейшую эпоху в врачебном отделении составило занятие кафедры анатомии и хирургии профессором Венцеславом Пеликаном. — Его глубокая ученость и необыкновенный дар слова были причиною исполинских учеников, из которых многие сами впоследствии с честью заняли профессорские кафедры. — Основательные его познания как врача привлекали к нему множество страдальцев привлекали к нему множество страдальцев, даже из отдаленных городов, и многие выводимы были им из отчаянного положения. — Но всего громче свидетельствовали о его необыкновенных дарованиях хирургические его операции, приводившие в изумление самых опытных и даровитых людей по этой части.
Университет на лоне своем образовал множество питомцев, которые впоследствии поддерживали и распространяли его славу на профессорских кафедрах. В числе таких находились по части врачебной: Николай Мяновский, Адам Белькевич, Михаил Гомолицкий, Константин Порцянко, Адольф Абихт, Феликс Римкевич, Адам Адамович, Александр Вельк, Иосиф Корженевский, Иосиф Мяновский. По части филологических знаний: Боровский, Гриневич; по части точных наук Юндзил, Фонберг; Виленский университет доставил Санкт-Петербургскому трех профессоров: Сенковского, Ивановского и Мухлинского; Харьковскому — Шагина, Криницкого, Валицкого и Мицкевича ; Московскому — Севрука, Даниловича, Држевинского, Якубовича; Казанскому — Ковалевского. — Виленский университет образовал многих поэтов, литераторов и другого рода ученых, в числе которых громки и славны имена: Мицкевича, Одынца, Малиновского, графов Евстафия и Константина Тышкевичей, Иосифа, Игнатия, Доминика Ходзьков, Корсака, Михаила Балинского, Кербедзя, Крашевского и многих других, не говоря уже о числе воспитанников Виленского университета, посвятивших себя с видимою пользою государственной службе по другим отраслям. Число их несчетно. Русские армии и флот переполнены были врачами, окончившими курс в этом заведении. В присутственных местах не только западных, но и великороссийских губерний многие места заняты до сих пор еще воспитанниками Виленского университета.
При Виленском университете находилось 6 факультетов: богословский, физико-математический, юридический, словесных наук и врачебный. — При богословском факультете существовали: главная семинария, т. е. высшее богословское учебное заведение, в которое принимаемы были клирики и греко-униатского исповедания. В числе таких образовались и по воссоединении униатов многие заняли, впоследствии, высокие степени по части управления духовными делами православного исповедания. Для римско-католического исповедания главная семинария образовала также множество высоких духовных сановников.
25 июня 1828 года Виленский университет праздновал с высочайшего разрешения 250-летний юбилей со времени своего основания. — Празднество это совершалось со всем достоинством и благородством, приличным заведению. По выслушанию Божественной литургии в костеле св. Иоанна университетский совет отправился в залу публичных заседаний, наполненную уже ожидавшими прибытия его множеством посетителей. Торжественное заседание открыл бывший в то время попечитель университета, действительный тайный советник Николай Николаевич Новосильцев прекрасною речью, произнесенною на польском языке.
Вслед затем ректор университета Пеликан прочел обзор многих достопримечательных событий по части успехов заведения, с исчислением благодеяний, оказанных ему венценосными благотворителями. — Обзор это окончил он трогательным обращением к обучающемуся юношеству, которое привело в необыкновенный восторг и умиление всю публику. Потом профессор Ярошевич прочитал историческое рассуждение о постепенных успехах просвещения в Литве. — За ним профессор Бобровский прочел сведение о лицах, прославившихся учеными трудами в университет со времени основания академии. — Наконец были прочтены составленные на этот достопамятный случай стихотворения профессорами Боровским — на польском, Минихом — на латинском, Капелли — на итальянском и П. Кукольником — на русском языках. — В память этого дня вычеканена была графом Толстым большая медаль; на одной стороне ее грудные изображения короля Стефана Батория и императора Александра I, с надписью: «Stephano Batorio conditor; An. M. DLXXVIII. Alexandro I. Restitutor; An. MDCCCIII», а на обороте грудное изображение императора Николая I с надписью вверху «Nicolao I. Fautori.», а внизу: «Universitas Litterarum Vilnensis hoc grati piique animi monumentum extare volnit VII. Cal. Quint MDCCCXXVIII».
Празднество окончилось великолепным угощением посетителей в залах университетского здания. — Но это празднество было последним лучом славы университета, за которым вскоре последовало прекращение его существования. — Плачевные события 1831 года породили горькие плоды для всего западного края и приготовили гроб заведению, которое поддерживаемо было с такою отеческою заботливостью щедротами венценосных покровителей. В 1832 году при всеобщем преобразовании западного края закрыт и Виленский университет. Один только медицинский факультет возведен на степень медицинской академии, которая существовала до 1842 года, а потом вошла в состав университета св. Владимира.
С тех пор здания, окружавшие костел св. Иоанна, поступили в ведомство губернской гимназии, в прежней ректорской квартире жили директоры ее. — Теперь устроено в этом месте помещение для помощника попечителя Виленского учебного округа.
Упомянув о директорах гимназии, невозможно пропустить без внимания заслуг и благородных подвигов на поприще своего звания одного из них, Александра Васильевича Устинова, исправлявшего эту должность с 1837 по 1843 год. Постигнув в полной мере важное предназначение руководителя, он посвятил всего себя пользе вверенного ему юношества и старался самыми благоразумными, а вместе с тем самыми естественными средствами, удовлетворить требованиям своего звания. — Приобрев неограниченную доверенность и любовь к себе воспитанников, он употребил всю свою опытность и искусство на то, чтобы облегчить им как можно более способы к приобретению полезных сведений. Чтобы круг приобретаемых ими познаний расширялся постоянно, но неприметно, он учредил у себя памятные поныне литературные собрания, на которых лучшие из учеников читали заученные ими отрывки из образцовых произведений поэзии и красноречия на разных языках, собственные свои сочинения, и вели диспуты о разных предметах истории, географии, словесности, физики и других наук, которым обучались в гимназии. — В зале, находящемся при его квартире, устроен был театр, на котором ученики в праздничные дни разыгрывали легкие пьесы или музыкальные произведения на скрипке или фортепьяно, с аккомпанементом нанятых директором музыкантов. Эти простые средства возбудили соревнование между юношеством, потому что участие в таких собраниях предоставлено было тем, кои отличались успехами в науках и безукоризненным поведением. — Таким образом родилась у воспитанников неприметно искренняя любовь к наукам, и успехи в них возросли до такой степени, что привели в удивление посетившего гимназию министра просвещения С. С. Уварова в 1836 году, который, оставляя гимназию, сказал: «Господа! Я много ожидал от вас; но то, что я нашел, превзошло все мои ожидания».
Отеческая заботливость Устинова о вверенных ему воспитанниках не ограничивалась одним содействием к успешному окончанию ими гимназического курса. Коль скоро приметил в ком-нибудь из них особенные дарования, обращался во все стороны, чтобы облегчить им путь к окончанию воспитания в университетах, а имевшим способность к живописи — в академии художеств. — Из числа последних двое приобрели уже неотъемлемую славу артистов: а именно, по части исторической живописи Горецкий и пейзажист Жамет.
Простимся теперь со зданием, которое, может быть, утомило терпение читателя, и подвинемся далее.
Пройдя гимназию, на левой стороне начинается здание, принадлежавшее некогда университету. Со времени преобразования академии, по уничтожении ордена иезуитов, здание это заключало в себе аудитории врачебных наук, а потому и называлось Collegium Medicum. Ректор Почобут хотел отделить его совершенно от коллегии св. Иоанна, в которой преподаваемы были другие науки, а преимущественно богословские. — В коллегиум медикум находился также ботанический сад, анатомический кабинет, клиники и ветеринарное училище, пока в последствии времени они не были переведены в другие несравненно удобнейшие места. — Для ботанического сада куплено обширное место у подошвы Замковой и Трехкрестовой гор. — Анатомический театр и кабинет переведены в особенное здание, перестроенное из развалин Пречистенской православной церкви. При нем помещена была ветеринарная клиника в особенном строении; для терапевтической же и хирургической клиник отведен особенный дом, с которым мы еще встретимся. — В последствии времени в коллегиум медикум устроены были квартиры для преподавателей в университете; осталась только внизу одна зала, в которой сначала помещалась школа взаимного обучения по методе Ланкастера, а потом преподаваемы были в ней терапия, патология и повивальное искусство. — В конце августа 1824 года в этом здании случилось печальное происшествие. Собравшаяся густая туча прошла над высокою башнею и костелом св. Иоанна и всеми высшими зданиями и разразилась над самым низким строением на дворе коллегиума, где находилась квартира профессора патологии Августа Бекю. Гром ударов в эту часть коллегиума убил профессор Бекю, не причинив более вреда ни зданию, ни живущим в нем. Происшествие это сделало большую тревогу в городе и привело в уныние жителей его.
На дворе, отдельно от коллегиума, находилось особенное строение, в котором помещалась огромная химическая аудитория и химический кабинет с двумя выгодными квартирами для преподавателей.
В 1848 году коллегиум медикум куплено у министерства просвещения и передано в ведомство виленского военного губернатора, и теперь там устроены квартиры для чиновников его канцелярии.
Но вот насупротив коллегиума возвышается здание историческое, поражающее величием и красотою своей наружности, и вместе с тем приводящее на память важные события. Это костел св. Иоанна, основанный Ягайлою на месте, которое занимало капище какого-то языческого божества. — Костел этот основан в 1388, а окончен в 1426 году. До 1571 года он имел особенного настоятеля, который считался между важными духовными сановниками в государстве. — С тех пор принадлежал ордену иезуитов до его уничтожения.
Здесь мы должны опять на несколько минут остановиться, чтобы углубиться в отдаленную древность для исследования и разрешения важного по своим последствиям вопроса: по какой причине и каким путем проникли в Литву иезуиты?
Известно, что христианство проникло в языческую Литву двумя путями — с востока русскими миссионерами и переселенцами, и с запада усилиями крестоносцев и чрез посредничество переселенцев из ганзейских городов. Первые действовали примером и убеждением, крестоносцы насилием. — Завоевания Гедимином и Ольгердом многих русских областей естественно усилили число переселенцев вовнутрь Литвы и мудрая политика великих князей литовских предоставляла им совершенно свободное отправление обрядов веры, а равно все права и преимущества наравне с коренными жителями Литвы, которые постепенно более и более сближались с русскими. — По введении и утверждении Ягайлою в Литве христианства по обряду римской церкви между двумя вероисповеданиями долгое время не было не только никакой ненависти, но даже не заметно было неуместного соперничества, столько противного духу любви и учению Спасителя. — а потому, хотя Ягайла издал эдикт, стеснительный для православных, но он был только обнародован, но не приведен в исполнение. Православные, имея сильную опору во множестве вельмож единоверцев, пользовались свободою вероисповедания и всеми гражданскими правами. — Это согласие нарушено было неожиданным и не зависевшим ни от одной, ни от другой стороны обстоятельством. — В конце XVI столетия начало проникать учение протестантов в Литву. Учение это распространилось с такою быстротою и силою, что в короткое время нашло бесчисленных последователей как между католиками, так и между православными.
Среднее состояние с жаром принимало учение Лютера, аристократия — Кальвина. — Повсюду появились сборы и училища протестантов, церкви и костелы пустели. — Тогда виленский епископ Валерьян Протасевич, видя быстрые успехи иноверцев и опасность, угрожавшую католической церкви, призвал в Литву иезуитов.
Тотчас по прибытии своем в Литву иезуиты занялись обращение иноверцев, и повели его с неожиданным успехом. В короткое время множество диссидентов перешло на лоно католической церкви. Особенное старание употребляли иезуиты на обращение знатных лиц в государстве, и вскоре присоединились к римской церкви сыновья Радзивилла Черного, из коих Юрий вступил даже в духовное звание, Лев Сапега, Иосиф Карл Ходкевич, князья Иван Чарторийский, Януш Заславский, Самуил Сангушко, а также Иоанн Пац, Лазарь Кмита и другие. — При помощи столь знатных лиц успехи иезуитов достигли высочайшей степени, так что в конце царствования Сигизмунда III уже не было в сенате ни одного члена из диссидентов. — К сожалению, иезуиты при столь благоприятных обстоятельствах не могли удержаться в пределах умеренности. Начались гонения и преследования иноверцев, а от того возникла взаимная ненависть, которой следы, к несчастью, сохранились и поныне. — Появление унии, покровительствуемой Сигизмундом и поддерживаемой иезуитами, еще более ожесточило раздоры и смуты в государстве, доводившие разноверцев до отчаяния, которого плодами были насилия и смертоубийства.
Подробное исследование этого предмета выходит из плана нашего путешествия; желающих ознакомиться с ним обстоятельнее отсылаем к другим историческим свидетельствам, которых в настоящее время у нас немало. Нас в особенности занимает судьба костела св. Иоанна.
Сказано было выше, что иезуиты захватили в свои руки народное образование и управляли им около двух веков. Но если в этом отношении они не достигли желанной государством цели и круг полезных знаний не распространили в Литве, самые же науки не получили надлежащего усовершенствования, то, с другой стороны, невозможно не отдать им справедливость в ревности, с какою они старались утвердить благочестие и нравственность в сердцах юных поколений. — Если в продолжении двух веков сохранялись в Литве искреннее и глубокое уважение к религии, чистота патриархальных нравов, святость отеческой власти, почтение и безусловная покорность детей к родителям, то этим обязана была она именно иезуитскому воспитанию. Нельзя также пропустить без внимания благодеяний, оказываемых ими нуждающимся в материальном отношении, и того самоотвержения, с которым они бросались в явную опасность, чтобы оказать погибающему ближнему христианскую услугу.
В 1569 году во время жестокой моровой язвы в Вильне ректор иезуитской коллегии Станислав Варшевицкий с одиннадцатью товарищами с неустрашимостью оказывали умирающим духовные услуги. Один из них, Лука Крассовский, погиб сам жертвою своего благочестивого подвига.
Такое же событие повторилось в 1588 году. Жестокий голод и последовавшая за ним зараза опустошали Литву. — Иезуиты составили братство милосердия, для оказания помощи страдальцам, которым раздавали ежедневную пищу и несли другого рода помощь, как материальную, так и духовную. Иезуиты разделили между собой город на кварталы, ходили по улицам, собирали нищих, изнуренных голодом, и больных, и старались всевозможным образом облегчить их бедствия. В этом году 12 иезуитов пали жертвами своего самоотвержения и героической любви к ближним.
В 1653 г. во время приключившейся заразы иезуиты, оказывая такую же помощь страждущим, лишились восьми человек, в числе которых находился Юрий Гедройц, молодой человек, вступивший в орден именно в то время, когда началась зараза, и именно с той целью, чтобы быть полезным страждущим. — В продолжении шести месяцев он служил им неутомимо, наконец, исповедуя умирающего, заразился от него и умер на 35 году своей жизни.
Зная, что наружность делает сильное впечатление на чувственных людей, они придавали своим религиозным обрядам столько торжественности и великолепия, что этим одним увлекли на свою сторону многих диссидентов среднего сословия. — Таким образом в 1586 году в праздник Тела Христова они вышли из костела св. Иоанна с такою процессией, какой Вильно до тех пор не видало. Впереди шли студенты с горящими факелами в разных символических одеждах. Одни представляли святых пророков, перед которыми несли веригу и копье. Другие одеты были в длинные белые платья, представляя подвижников. Между ими видны были ангелы с крыльями, украшенными золотом и каменьями. В средине несли крест, блиставший золотом и драгоценностями. Множество иноверцев, татар, турок и жидов с женами и детьми толпились около процессии, чтобы посмотреть, «как католики славят своего Бога».
В 1640 году праздновали иезуиты с необыкновенным торжеством и великолепием столетний юбилей со времени своего основания. Празднество это продолжалось 8 дней. Украшения костела св. Иоанна превосходили богатством и великолепием все, что только можно было видеть до тех пор в Литве. — Литургии, процессии, пение, музыка и проповеди продолжались каждый день от рассвета до глубокой ночи.
Подражая иезуитам в этом отношении, униаты праздновали подобным образом в 1642 г. день полоцкого архиепископа Иосафата. Начиная от кафедрального костела до Троицкого монастыря расставлены были в два ряда разного рода люди, переодетые воинами и представлявшие войско, разделенное на три части. — Первая представляла армию Иосафата царя Иудейского, имея все принадлежности, напоминавшие тогдашнюю эпоху. Вторая представляла войско Иосафата Индийского. В третьей шли студенты и городовой совет в парадных одеяниях, за ними тянулась великолепная колесница, на которой стоял торжествующий Иосафат, окруженный юношеством, одетым наподобие муз и поющим гимны при звуке труб и литавров.
На средине пути воздвигнуты были триумфальные ворота, в которых базилиане встречали шествие и потом все вместе отправлялись в Троицкий монастырь, где литургия и несколько похвальных слов архиепископу Иосафату, произнесенные разными людьми, заключали празднество.
В 1677 году по случаю выбора папы Иннокентия XI на Виленском рынке выставлен был обелиск наподобие находящегося в Риме перед церковью св. Петра.
В костеле св. Иоанна долгое время раздавался красноречивый голос ректора академии кс. Петра Скарги, которого проповеди до сих пор считаются в числе образцовых.
По уничтожении ордена иезуитов костел перешел в ведомство академии, а потом университета. В 1826 году во время празднования 50-тилетнего церковного юбилея в этом костеле проповедник университетский кс. Боровский восхищал и трогал сердца слушателей своими прекрасными поучениями, о которых с умилением вспоминают живущие еще доселе его слушатели.
Здание это громадно, величественно и в своем роде прекрасно. — Самая великолепная его часть обращена на запад и, к сожалению, скрыта между строениями, принадлежавшими университету. Надобно взойти на двор, чтобы видеть этот поразительно прекрасный фасад, разделенный на четыре этажа, украшенный соответственными колоннами и статуями. На улице стоит исполинская четыреугольная колокольня, от которой в прежние времена тянулся забор до восточного конца костела. Этот забор стеснял улицу и закрывал здание, и потому в 1828 году, при общей постройке костела, сломан. — Чрез это очистилось более места около костела и само здание много выиграло, представляясь взорам прохожих в целости. Жаль только, что архитектор, желая украсить вход в костел, сбоку пристроил четыре коринфские колонны, которые вовсе не соответствуют готической архитектуре здания.
С этого места Замковая улица принимает название Большой, которая тянется до Ратуши. — Так как оба эти названия принадлежат одной улице, не изменяющей своего направления, то мы будем продолжать наше путешествие и подвинемся далее.
Посмотрим теперь направо. Это здание, стоящее на рубеже двух улиц, Замковой и Большой, называется уже несколько веков Кардиналией. До 1850 года здание это принадлежало фамилии князей Радзивиллов. Время приобретения ими этого места теряется во мраке отдаленной древности. Радзивиллы имели много домов в Вильне, между прочим великолепный дворец на Лукишках, где поместили и сбор Кальвинского исповедания, которого ревностными последователями и защитниками были братья Варвары, жены Сигизмунда Августа, родной Николай Рыжий и двоюродный Николай Черный Радзивиллы. — В 1541 году Николай Черный, имея уже дом насупротив костела св. Иоанна, прикупил еще принадлежавшее Виленской капитуле здание, которое, увеличиваясь постепенно, составило наконец огромное четвероугольное строение с обширным двором, какому нет в Вильне равного, за исключением генерал-губернаторского дома. Полагают, что в этом доме устроен был также кальвинский сбор, но явственных следов тому не видно у достойных доверия историков. — Спустя 50 лет епископ краковский и кардинал Юрий Радзивилл, получив этот дом по наследству, устроил в нем помещение для себя, и составивших свиту его ксендзов, а также поместил в нем домашнюю церковь. С тех пор дом этот сохранил название Кардиналии до настоящего времени. Впрочем, из числа наследников Юрия были еще между владетелями Кардиналии ревностные последователи и поборники кальвинизма, каким был виленский воевода Христофор Радзивилл и сын его Януш, собравший в этом здании сильное вооружение для нападения на дом Ходкевича, о чем подробнее расскажем ниже.
Вспомнив о Радзивиллах, считаем долгом сообщить читателям любопытное предание о происхождении этой фамилии, также краткое сведение о путях, какими она приобрела несметные богатства, достигшие в конце XVIII столетия до баснословных размеров.
С давнего времени утвердившееся в Литве предание именует родоначальников фамилии Радзивиллов языческого первосвященника Лездейку, современника Гедимина Рассказывают, что этот Лездейко, истолковав Гедимину значение его страшного сна, посоветовал ему построить Вильно, и что будто бы от соединения двух слов radzic и Wilno, он получил прозвание Радзивилла. — Догадка самая неосновательная. Слово radzic есть слово польское, а польский язык во времена Гедимина не только не был в употреблении, но едва ли был известен в Литве. — С другой стороны, имя Радзивилл не есть имя производное, но собственное, личное, чисто литовское, как то Монтвилл, Тосцивилл и другие. К этому присовокупляют еще другое сказание, будто бы Лездейко был одним из сыновей в[еликого] князя Наримунда, умерщвленного Довмонтом, и что он в малолетстве спасен был кормилицею, во время истребления семейства Наримунда, и отнесен ею к Кревекревейте, который призрел его и впоследствии поручил вниманию великого князя Витенеса. — Явная сказка, опроверженная всеми достоверными историками, и изобретенная в несколько веков после Лездейки, при составлении выводов происхождения Радзивиллов, чтобы только подольстить честолюбию этой фамилии. — Лездейко жил еще во время Ягайлы и был свидетелем обращения Литвы в христианство, следственно жизнь его продолжалась бы более ста лет. Это также бросает некоторую тень сомнения на справедливость предания. — Уверяют, что Виршилло, начальствовавший над литовским войском против крестоосцев в 1322 году, был сын Лездейки. — Сын Лездейки Сирпутий, во время Ольгерда, был будто бы правителем Вильна и военачальником. — Но первое лицо из потомков Лездейки, о котором мы находим письменное свидетельство, был Воймунд, сын Сирпутов, подписавший свое имя на документе, созванном Ягайлою в 1401 году в Вильне, по предмету соединения Литвы с Польшею. — На этом документе между прочим видна подпись: Wojmundus cum filio suo Radvilio. — Воймунд умер в 1412 году, оставив двух сыновей Остика и Радзивилла, родоначальников двух фамилий Остиков и Радзивиллов.
Этот-то Радзивилл сопровождал Ягайлу в Краков и, приняв вместе с ним крещение, наименован Николаем, — имя же Радзивилл сделалось фамильным прозвищем его потомков; а потому он считается несомненным, историческим родоначальником дома Радзивиллов.
Николай отличался в войне противу Польши в 1384 году. Ягайло вел ее успешно; но, углубясь в неприятельскую землю, очутился на противоположном берегу Вислы, на которой в том месте не было ни моста, ни судов для переправы. — Тогда молодой Радзивилл, сойдя с коня, обвил хвостом его левую свою руку и пустился с ним вплавь, вскрикнув своему отряду «за мною, дети!» Пример его увлек отряд, а за ним и все войско Ягайлы, которое таким образом переправилось через реку в виду изумленных поляков, смотревших с вершины валов стоявшего вблизи укрепления, как думают, при городке Завихосте. Взятием города и замка Ягайло обязан был также мужеству и распорядительности Радзивилла. — С тех пор увеличивались постоянно значение и богатство Радзивиллов, которые до разделения Польши занимали высокие степени по части управления Литвою. — Николай умер в 1446 году, завещав своим потомкам, чтобы каждый из них перворожденному своему сыну давал имя Николай.
Достояние фамилии Радзивиллов составляло первоначальное имение Мускики, бывшее, по преданию, собственностью Лездейки. — Имущество дома Радзивиллов умножилось необыкновенно по выходе за князя Мазовецкого Анны Радзивилл во второй половине XV столетия. Радзивиллы, осыпанные благодеяниями своего шурина, приобрели имения Гониондзь и Метели, а по влиянию его получили титул князей Римской империи. Впрочем, основание непомерному богатству дома Радзивиллов положил Сигизмунд Август. — Он подарил братьям ее Николаю Черному Клецк, Давидгрудек и обширные волости в Польше, а Николаю Рыжему Койданово и Белицу.
Владея с незапамятных времен имением Биржи, а потому занимая важнейшие места в государстве: канцлеров и гетманов, Радзивиллы получали беспрерывно от великих князей разные имения в пожизненные владения. Но главнейшим источником умножения их колоссального имущества были браки с богатыми невестами. Таким образом в конце XV века Иосиф Радзивилл, женясь на Анне Кишке, получил за ней в приданое Несвиж и другие имения. — Княжна Катерина Острожская, выйдя за Христофора Радзивилла, принесла ему Себеж и Невель. — С другою Анною Кишкою, внучкою первой, Христофор II Радзивилл получил огромное богатство вместе с имениями Кейданы, Вижуны, Новое место, Цитовяны и другими. — Баснословное богатство слуцкой княжны Софии Олельковичевой перешло также в руки Радзивиллов, при выходе ее замуж за Януша Радзивилла. — Михаил Казимир Радзивилл, женясь на Катерине Собеской, сестре короля Иоанна III, приобрел с нею огромное наследство после Жолкевских и Собеских. Михаил Казимир II Радзивилл чрез супружество с Франциской Уршулей Вишневецкой получил наследство после фамилии короля Михаила Вишневецкого. — В конце XVI столетия подарены Николаю Христофору Радзивиллу имения графа Илинича: Белая, Чернявчица и Мир. Огромные суммы чистыми деньгами и множество драгоценностей принесла с собою в приданое Мария, дочь князя молдавского Иеремии Могилы, племянника митрополита Петра Могилы, вышедшая замуж за Януша II Радзивилла.
Таким образом росло беспрерывно имение этого знаменитого в Литве дома, и достигло наконец таких исполинских размеров, что в конце прошедшего столетия виленский воевода Карл Радзивилл имел в своем владении более 200 т[ысяч] душ.
В этом доме происходили пиршества, на которых изобилие, или, лучше сказать, расточительность, доходили до баснословных размеров. — В 1730 году, когда город не пришел еще в себя от частых пожаров, голода и моровой язвы, князь Радзивилл дал в Кардиналии великолепную редуту (был в костюмах), на которую приглашена была вся знать целой Литвы. — Для угощения их выписано из Риги и Кенигсберга 1000 марципанов и 80 бочек вина. — Между масками отличался костюм перуанского кацика, осыпанный таким множеством бриллиантов, что (как выражается очевидец, описывавший эту сцену) при них бледнело освещение. Праздник кончился в 8 часов утра.
Как Николай Черный, так и Николай Рыжий были ревностные кальвинисты. Полагают даже, что Черный старался всеми силами поддерживать и распространять кальвинизм, чтобы, сделав его господствующим в Литве, отделить ее таким образом совершенно от Польши, дабы эти два народа не имели ничего общего, даже вероисповедания. — Но их усилия окончились с их жизнью. Потомки Николая Черного скоро перешли в католичество и даже один из них, Юрий, посвятил себя духовному званию и возведен на степень епископа и кардинала. — Но потомки Николая Рыжего держались упорно кальвинизма, пока совершенно не прекратился их род, и последняя из него Людовика Каролина, влюбясь в Филиппа герцога Нейбургского и, выйдя за него замуж, не приняла в угождение ему католического исповедания.
Против Кардиналии, неподалеку от коллегиум медикум, находится дом Савицкого, о котором заставляет нас вспомнить и прошедшее, и настоящее. — Около сорока лет тому назад дом этот принадлежал славившемуся в здешней стороне огромной и удачной практикой доктору медицины Шимкевичу, которого имя старожилы вспоминают до сих пор с уважением и благодарностью. — Из числа сочинений, оставшихся после него, достойны особенного внимания и в свое время считались образцовыми «О детских болезнях» и «Хирургия», которая долгое время служида в Вильне единственным руководством для операторов. — Он издал также замечательное сочинение «О пьянстве» и принимал участие в издании громкого в те годы юмористического листка «Wiadomosci Brukowe» («Уличная газета»).
В настоящее время в этом доме живет современная достопримечательность — известный своими учеными трудами, в особенности по части археологии, граф Е. П. Тышкевич. Изданные им «Взгляд на местную археологию» («Rzut oka na zrodla archeologii krajowej», 1842) и «Археологические исследования» («Badania archeologiczne», 1850) проложили совершенно новый путь к исследованиям литовских древностей. Кроме того, изданы им «Письма о Швеции» в 2 т., «Статистика Борисовского уезда» и много статей в разных периодических изданиях. Сочинения гр. Тышкевича носят отпечаток глубокомысленного и добросовестного изыскателя и снискали ему имя заслуженного деятеля. Кроме поименованных нами сочинений, гр. Тышкевич напечатал в «Виленской Теке» обширное сочинение о р[имско- ] к[атолических] монастырях в Литве, а притом изданы им многие древние рукописи. Но блистательнейшим подвигом его — это основание Виленского музеума древностей, которому он положил краеугольный камень, пожертвовав на этот предмет богатое собрание археологических редкостей и библиотеку, приобретение коих стоило ему двадцатилетних трудов и значительной части состояния. — Благородный подвиг увлек множество подражателей. — Со всех сторон сыпались приношения, и в два года со времени основания музеума три огромные залы едва могли вместить в себе жертвы похвального стремления к обогащению нового учреждения. Венценосный покровитель просвещения благоволил удостоить музеум особенной почести, поручив попечительство над ним Августейшему своему наследнику Государю цесаревичу Николаю Александровичу. При таком благотворном содействии к успехам музеума, каких счастливых последствий можно и должно ожидать в судьбе его.
Пройдя несколько далее, находится дом, принадлежащий наследникам аптекаря Гутта. Мы упоминаем об нем только потому, что в нем уже около 30 лет помещается другая живая достопримечательность. Это один из ученейших современных историков, человек одаренный необыкновенною памятью, обогащенный обширнейшими сведениями, живая библиотека, в которой на каждый сомнительный ученый вопрос можно найти мгновенное и удовлетворительное разрешение — Николай Иванович Малиновский. Обязанный воспитанием б[ывшему] Виленскому университету, из которого выпущен кандидатом словесных наук, он занимался в продолжении двух лет редакцией журнала п[од] з[аглавием] «Деяния Виленского Человеколюбивого общества», составляемой особой комиссией под председательством б[ывшего] почтдиректора тайного советника Бухарского. Отправившись потом в С[анкт -] Петербург, трудился более двух лет в Императорской библиотеке, собирая разные исторические материалы, в особенности относящиеся к истории здешнего края. Кроме многих статей, заключающихся в «Деяниях Человеколюбивого общества», принадлежащих исключительно ему, он издал драгоценный перевод Кохановского Тассова «Освобождение Иерусалима», с составленным издателем обширным предисловием и многими важными объяснениями. — В 1850 году издал он образцовый свой перевод летописи Ваповского, также с многими важными объяснениями. — Появление этого перевода принято было с энтузиазмом образованною публикою и умножило в глазах ее значение Малиновского как истинного ученого. — В прошлом году окончены и вышли из печати составленные им жизнеописания Гнезненских архиепископов. Но самым важным ученым подвигом Малиновского считается написанная им история царствования Ягеллонов в Венгрии, подкрепленная многими неизвестными доселе публике документами, которая до сих пор еще не поступила в печать.
Малиновский отличается плодовитостью ума, завидным даром объяснения, милою и ничьего самолюбия не оскорбляющею остротою. Эти свойства делают его душою общества, в особенности ученого.
К дому Гутта примыкает дом, принадлежавший некогда бывшему виленскому губернскому прокурору, а потом поверенному в делах Эдукационного фундуша Кукевичу. Нельзя не вспомнить об этом человеке, отличавшемся в свое время светлым умом, даром слова, основательным знанием юридических наук и редкою способностью вести судебные дела. — В продолжении многих лет трудился он над составлением «Литовской истории», которой отрывки, исполненные здравых суждений, новых и правильных взглядов, случалось мне самому слушать у него с особенным удовольствием. Куда девалась его рукопись, неизвестно. В этом доме помещен теперь приказ общественного призрения.
Но вот рядом с Кардиналией находится место, на котором, по-видимому, разрешился важный житейский вопрос, остававшийся между суетливым потомством Адама более семи тысяч лет без разрешения. — Это дом сапожника Гурклейта. Не имея вначале никакой собственности, Гурклейт честным трудом и знанием своего дела нажил такое состояние, что купил каменный дом на Большой улице и собрал сверх того значительный денежный запас, а вместе с тем приобрел и уважение публики как честный и добросовестный гражданин. — Друзья, которые так часто предлагают нам свои услуги невпопад, и делают нам зла более, нежели неприятели, опутали и бедного Гурклейта, уверив его, что при таком состоянии для него уже унизительно звание ремесленника, и советовали подняться на высшую ступень. Для достижения этого намерения положено сначала купить имение, а потом баронство, что и приведено в исполнение. — Легко можно было предвидеть следствие этих затей. Не умея изворачиваться в неуместной ему стихии, новый помещик и барон запутал свои дела так, что в течении нескольких лет имение перешло в чужие руки, а дом в прошлом году продан с публичного торга. И только? — Нет! Подождите, благосклонные читатели! Разрешение житейского вопроса еще впереди. — Вот в чем состоит дело: над воротами дома красуется надпись: «Kawiarnia» (кофейный дом) — и в этом нет ничего особенного. В Вильне таких домов десятки. — Но этот известен в Вильне под именем кофейни Юльки. — Несмотря на то, что Юлька уже умерла, кофейня не хочет расставаться с ее именем, чтобы не потерять той знаменитости, которою пользовалась при ней с лишком 30 лет. — Войдем в нее! Посмотрим, что сделало эту кофейню гласною? Может быть, в ней в самом деле есть что-нибудь необыкновенного! Вот мы входим. — И что же видим перед собою? То же, что и в других заведениях этого рода: пьют кофе (надобно прибавить — кофе прекрасный, лучший в городе), пьют чай, курят трубки, сигары, играют в бильярд, играют в шахматы, читают газеты, пересказывают друг другу городские новости, а как в числе гостей встречаются и старики, то вспоминают события давнопрошедших лет, вспоминают с сердечным умилением, и на это время делаются десятками лет моложе. — Во всем этом нет ничего необыкновенного. Но посмотрите на лица всех присутствующих! Кофейня эта никогда не бывает пуста; а во время выборов или в продолжении контрактов она полна народом. — Но между всею этою толпою никогда не увидите постного лица. Играют, выигрывают, проигрывают, наблюдают за игрой, принимают участие в той или другой стороне, предсказывают успех или неудачу; но все довольны, все веселы. Сыплют друг в друга остроты, даже некоторые легкие колкости, но никто не сердится за это, отгрызается как умеет, или смеется от души. — И это не один, не два, не три дня, а во всякое время, когда вы войдете туда, встретите те же сцены. — Что ж из этого заключить должно? — Вот тут разрешение важного житейского вопроса. Кто доволен и весел — тот счастлив. Иначе, что бы ему была за охота прикрывать маскою веселости бремя на сердце или душе. — А если все довольны и веселы, — следственно, все счастливы. — Ну, что ж далее? — В этом-то и заключается решение вопроса. Что ж это древние и новые мудрецы, философы, мыслители и все имеющие притязание на эти титулы, в продолжении нескольких тысяч лет искали местопребывания счастья и не могли до сих пор отыскать его? — Вот оно где! — в кофейне Юльки! Туда приглашаем всех носящих на сердце бремя скорби или грусти; может быть, на несколько минут они забудут о них; а и это для страждущего важное дело.
Но вот один из присутствующих, видно, подслушавший наш разговор, кричит нам: «Позвольте, милостивый государь, сказать и мне несколько слов!»
Надобно предупредить вас, почтеннейшие сопутники, что это такое существо, которое никому не дает покоя, вмешивается со своим мнением, когда об нем не спрашивают, и дает советы, когда их не требуют. Столкнувшись с ним нечаянно, нет возможности отделаться от него иначе, как дав ему полную свободу высказаться. — А потому, чтобы избавиться от него, надобно заплатить эту тягостную дань его своенравию.
— Что вам угодно сообщить нам?
— Я не могу согласиться с вами насчет последних ваших выражений. — Очень верю! Вы часто не соглашаетесь с мнением целого света; так что ж тут удивительного, что мнение одного человека не нашло отголоска в вашей душе. — Но в чем состоит дело?
— Вы приглашаете сюда всех, обремененных сердечными и душевными страданиями?
— Из человеколюбия, милостивый государь! Разве вы не знаете, как важны для страдальца несколько минут отдохновения, а даже забвения?
— Из человеколюбия! Как будто существование человека ограничивается ничтожным периодом земной его жизни. Как будто он создан для этой кучи грязи, на которой суждено ему пресмыкаться несколько, а хотя бы и несколько десятков лет. — Это ли поприще для бессмертного духа, которого Превечный вдохнул в него при сотворении?
Ну! Пропали мы! Он попал в любимую свою колею. Простите, ради Бога, почтеннейшие сопутники! Я уже сам не рад, что вызвал вас на это путешествие.
— Что бы вы сказали о больном, который, приняв прописанное ему врачом лекарство, начал бы обременять желудок вкусною, но вредною пищею? Не назвали бы вы его безумцем, добровольно ожесточающим свою болезнь и умножающим страдания? — А что же составляют для наших душ все скорби и печали, как не спасительные лекарства, посылаемые против душевных наших болезней — пороков и страстей, небесным врачом, Превечною премудростью и любовью. — Довольно этих двух слов Премудрость и Любовь, для полного нашего убеждения, что все, посылаемое Провидением имеет для нас самые благие, самые спасительные следствия. — Не безумно ли после того искать средств к уничтожению силы небесных врачеваний? Это значит идти не только противу воли Провидения, но противу собственного своего блага.
— Я совершенно согласен с вами, что скорби и страдания составляют лучшее врачевство от душевных болезней; но для того, чтобы переносить эти врачевания, необходимы телесные силы, которые непременно должно возобновлять и укреплять развлечением, иначе человек упадет под бременем врачевания.
— Хула, милостивый государь! Хула! Вы ставите на одной доске с земными и небесного врача. Это с вашей стороны дурно, непростительно. Земные врачи могут ошибаться и действовать невпопад. Но небесный врач никогда не ошибается, никогда не дает нуждающемуся несоответственного лекарства; одним словом, никогда не обременит его свыше сил. Знает Он лучше нас с вами и свойства наших болезней, и средства к нашему исцелению. А если случалось, что иные не выдерживали тягости возложенного на них бремени и падали, следственно, погибали; то это вовсе не от того, чтобы возложенное на них бремя превосходило их силы, но от изнеженной их природы, прихотливой души и развращенного сердца, которое лучше хотело следовать внушению недальновидного ума, нежели голосу Премудрости небесной. Такие недостойные сожаления страдальцы, в самом начале посещения Божия, ожесточали против него сердца, отвергали спасительное врачевство, и гибли не вследствие постигших их скорбей, но по причине преступного своего нетерпения и упорного сопротивления воле премудрой и преблагой.
— Все это справедливо! Но вспомните, что ежели не все, по крайней мере большая часть посетителей этого дома приходят сюда без особенной цели, единственно за тем, чтобы, как говорят, убить время.
— Убить время! Как страшны эти выражения в устах христианина! Время, величайшую драгоценность, какую нам дало Провидение для приобретения блаженной вечности; время, которую каждая минута должна быть посвящена нашему беспрерывному усовершенствованию, умножению наших заслуг перед Богом, изысканию средств к достижению нашего великого предназначения — убивать как неприятеля, уничтожать как бремя, с которым некуда деваться? Войдите в себя! Не должны ли вы краснеть перед судом совести вашей, что из уст ваших вырвалось такое языческое выражение? Мы презираем людей, проматывающих имения, доставшиеся им по наследству, но которые при благоприятных обстоятельствах можно снова приобрести. — Какого же осуждения достойны убивающие время которого одной минуты не в состоянии возвратить никакие человеческие усилия?
— Воля ваша, милостивый государь! Суждения ваши слишком резки. Они бросают пятно обвинения на множество лиц, известных безукоризненным поведением. Этак вы нам докажете, что все посещающие этот дом должны почитаться виновными.
— Я не осуждаю лично никого, и не заставляю насильно следовать моему мнению; но не перестану повторять то, в чем я убежден, что губить время в занятиях, не приносящих пользы, предосудительно и грешно.
— Позвольте ж вам сделать нескромный вопрос: зачем же вы сами изволили пожаловать сюда?
— Я пришел затем, чтобы вывести вас отсюда, и напомнить, что пора обратить внимание на предметы важнее и занимательнее, которых много перед вами, а не тратить напрасно драгоценное время и не занимать публику пустяками. — Dixi!
Нечего делать! Нельзя не признаться, что он не совсем не прав. Последуем его совету, хотя он не принуждает нас к тому! Выйдем на улицу!
Перед нами маленькая красивая площадка, обстроенная домами в виде неправильного полукружия. — Место это называется большая ремиза, потому что здесь останавливается самое большое число извозчиков в Вильне. — Это, если можно так выразиться, их аристократия, цвет извозчицкой касты, с самыми лучшими экипажами и лошадьми в Вильне. — Они и ведут себя как аристократы в отношении к младшим своим братьям, имеющим тощих лошадей, старые дрожки или сани, и состоящим по большей части из жидов. — Каждый из них смотрит козырем, разборчив в выборе седока, и не каждому подает лошадь, а оглядывается во все стороны, не приметит ли какого-нибудь известного в городе лица, которое, не торгуясь, сыплет за каждый ничтожный курс четвертаки и двузлотовки. — Такие люди им хорошо известны. — Они издалека узнают их и летят им навстречу за четверть версты. — Во время контрактов или выборов местному жителю до них добиться нельзя; и несмотря на то, что в городе есть более 200 извозчиков, в это время на улице свободной лошади иногда найти невозможно. — Бывают, впрочем, и такие дни, что в продолжении нескольких часов не случается им найти седока. Это время они убивают, отпуская остроты друг на друга, а еще более на проходящих жидов и баб, и если кому-нибудь из них случится в виду их поскользнуться и упасть, то непременно со всех дрожек или саней посыплются восклицания: «Заплати за место!»
Но вот на правой стороне площадки находится заведение, которого нельзя пропустить без особенного внимания, а вместе с тем не принести искренней благодарности виновнику его существования, Александру Михайловичу Шульцу. Это большой каменный двухэтажный дом с надписью Hotel Niszkowski. Отель этот получил название недавно. Неутомимым старанием и энергическим действиями хозяина он доведен до такой степени удобства и, можно сказать, даже комфорта, каких в подобных заведениях Вильно еще не видело.
Впрочем, дом этот не составляет еще главного корпуса отеля, а только присоединенное к нему здание (sucursale de l’hotel). Номеров в нем немного, но все содержимы в отличном порядке и чистоте, а главное достоинство этого помещения есть открытое место перед зданием и прекрасный вид из окон верхнего этажа на Замковую гору.
Главный корпус отеля, или даже в сущности самый отель, находится в нескольких шагах от описанного здания, налево, на улице, называемой Лоточек. С 1783 года дом этот оставался во владении фамилии Нишковских; в 1856 году перешел по наследству к г. Шульцу; а в 1858 перестроен и поставлен им в таком виде, в каком теперь находится. Дом этот в прежние годы служил также для помещения приезжих, но в нем были квартиры и для постоянных жителей города; но не представлял такого удобства. Название Нишковского оставлено потому, что жители привыкли к нему; ибо он принадлежал знаменитому профессору и оператору Нишковскому, сыну первого владельца дома; здесь же родился профессор и оператор Белькевич, а с незапамятных времен, и даже в начале настоящего столетия, здесь происходили жмудские сеймики.
При входе в дом прежде всего обращает на себя внимание прибывшего совершенное отсутствие жидовской прислуги, которою так переполнены другие заведения этого рода в Вильне, и которой злоупотребления часто бывают причиною не только излишних издержек, но и многих неприятностей и введения в обман приезжих. Здесь в передней встречают прибывшего прилично одетый швейцар, а в номера провожают и служат без особенной платы ливрейные лакеи. Цена номеров, которых в обоих заведениях до 40, самая умеренная, от 50 коп. до 9 ? рублей в сутки, и то во всякое время, как бы город ни был переполнен приезжими. В номерах прекрасная мебель, покойная постель, одним словом все удобства и необыкновенная чистота. — Для безопасности приезжих ворота на двор всегда запираются, а приходящие могут входить в заведение не иначе, как через главную сень, в которой постоянно находится швейцар, имеющий обязанность не пропускать далее никого незнакомого, не узнавши, кто он и по какой надобности пришел в гостиницу. В конторе хранятся книги для записки счетов, подаваемых жильцам, кои они могут сами поверять во всякое время, и кои каждый день приносятся для пересмотра хозяину. Наконец, там же помещена книга для записки жалоб пассажиров, если б они нашли какую-нибудь неисправность. — Книга эта до сих пор заключает в себе одне белые страницы. Не говоря уже о других удобствах, устроенных почтенным хозяином для выгоды приезжих, как-то: ресторации, экипажей с упряжью для разъезда по городу, есть еще лавка, в которой продаются по существующим в городе ценам вино, сахар, чай, сигары и другие предметы, чтобы жильцы не имели нужды посылать за ними в город.
Во всяком случае, если этого заведения нельзя еще сравнивать с известными столичными гостиницами, то по всей справедливости можно утвердительно сказать, что оно занимает первое место в Вильне. Деятельность и искреннее желание владельца удовлетворить всем потребностям приезжающих обещают нам беспрерывные улучшения. — В скором времени заведены будут электрические колокольчики для прислуги, особая столовая исключительно для жильцов, в которой собраны будут всевозможные сочинения, относящиеся до Вильны по части исторической, статистической, административной и промышленной. — Это будет род справочной конторы, также исключительно для приезжих.
Пожелав от души успеха достопочтенному хозяину и поздравив город с таким приобретением, отправимся далее.
Несколько домов, составляющих дополнение площадки, не представляют ничего занимательного ни в прошлом, ни в настоящем. Множество вывесок ремесленников, коими осыпаны эти дома, свидетельствуют, что многие их жильцы не дремлют в праздности и неге, но честными трудами поддерживают свое существование.
Но вот один из самых достопримечательных виленских памятников, которого следы устояли против усилий все истребляющего времени. Его не видно с улицы. — Его закрывает отделение отеля Нишковского, как будто случай пришел на помощь прохожим, чтобы не возбудить в них невольной грусти при взгляде на жалкое состояние того, что было столь дорого для многих. — Это остатки древнейшего храма в Вильне, развалины Пятницкой церкви.
На месте, где в глубокой древности находился храм Рагутиса (литовского Бахуса), Ольгерд позволил супруге своей построить православную церковь. Историки не могут между собой согласиться, которой из жен Ольгерда, Марии или Юлиянии, приписать сооружение этой церкви. — По свидетельству Лодзяты, время основания ее относится к 1331 году. В таком случае не было бы сомнения, что она обязана сооружением великой княгине Марии, княжне витебской; потому что княжна тверская Юлияния Александровна вышла замуж за Ольгерда уже в 1349 году. Церковь построена была во имя св. Мученицы Парасцевии. Литовцы называли ее Пятiонкою, от жрецов Рагутиса, именуемых Пятiонники. Ягайло при вступлении своем на великокняжеский престол подарил ей колокол, на котором была славянская надпись, свидетельствующая, что колокол подарен великим князем Яковом Андреевичем и матерью его Юлияниею. — Впоследствии времени этот колокол, будучи поврежден во время пожара, вошел в состав другого колокола, отлитого для костела при Доминиканском монастыре в Троках. В этой церкви в 1705 году император Петр Великий был восприемником от купели при св. Крещении любимца своего Африканца Ганнибала, деда по матери знаменитого поэта А. С. Пушкина. — В этой же церкви, после поражения шведов, Петр Великий присутствовал при служении благодарственного молебствия, и оставил в ней шведское знамя. — Место перед Пятницкою церковью было вначале открытое. Дом, закрывающий ныне оставшиеся стены, построен уже после упадка ее. — Причину разрушения этой церкви приписывают некоторые пожару. Правда, что пожары, возникавшие в Вильне в 1706, 1715, 1737, 1741, а особливо в 1748 и 1749 годах, ужасным образом опустошали город. О Пятницкой церкви историки говорят утвердительно, что она сгорела дотла в 1748 году. Но, вероятно, после этого пожара она была возобновлена, потому что на стенах, уцелевших поныне, вовсе не видно следов огня, даже в окнах до сих пор остались деревянные рамы, которые не могли бы устоять противу действия такого огня, какой опустошил Вильно в 1748 году. Наконец, есть явный след в письменных свидетельствах, что она существовала до 1796 года. С тех пор не будучи поддерживаема, она час от часу приходила в больший упадок, а теперь представляет самый жалкий вид. Оставшиеся одне ее стены без крыши, дверей и окон принадлежат к соседственному дому, который отдается в арендное содержание разным лицам, и в настоящее время находится во владении сапожного мастера Голембиовского. Не удивительно, что арендаторы не в состоянии будучи поддерживать святыни, не приносящих им никакой материальной выгоды, бросили ее на произвол стихий и смотрят равнодушно на ее запустение.
Правда, что теперь в Вильне находится достаточное число православных церквей в сравнении с народонаселением этого исповедания: два монастыря, собор, церкви Благовещения, св. Андрея Первозванного, св. Николая, к тому ж домашняя церковь высокопреосвященного митрополита Литовского и Виленского, наконец обширная, прекрасная и теплая церковь в доме, занимаемом г. виленским губернатором, в которой также богослужение совершается с отличною аккуратностью и благолепием. А потому православные жители Вильна имеют довольно средств для полного удовлетворения требований душ своих; а возобновление нового прихода, в материальном отношении, составляло бы тягость для здешнего духовного управления, при тех средствах, кои в настоящее время находятся в его распоряжении. Но во всяком случае запустение, и даже, можно сказать, посрамление, того места, где в продолжении нескольких веков приносима была бескровная жертва — святая святым; где низводимо было благословение неба на молящихся, где воссылаемы были молитвы о упокоении душ, отшедших в вечность отцов и братий по вере; — это запустение, говорю, должно пасть тяжким бременем на сердца духовных их потомков, и возбудить в них благородное, угодное небесам стремление к тому, чтобы воздвигнуть из развалин и освятить то здание, для поддержания и украшения которого благочестивые предки наши несли посильную лепту из своего достояния, берегли и лелеяли эту святыню.
Высота оставшихся стен простирается до 15 футов, длина церкви 23 аршина. До сих пор видны углубления в восточной стороне стены, где находился престол.
За домом Гурклейта находится дом, принадлежавший в начале настоящего столетия Кришкевичу. В этом доме содержал более 30 лет трактир Новицкий. Это был период истинного благодеяния для тех, кои не в состоянии были содержать кухни у себя дома. — Каждый день с 12-ти до 4-х пополудни и позже можно было найти у него вкусный обед по самой умеренной цене (15 коп. за порцию); к ужину собирались с 9-ти часов вечера. — Посетители этого трактира имели право пользоваться каждый год бесплатно угощением в сочельник пред Р[ождеством] Х[ристовым], а в продолжении святой недели пасхою [swiecone].
Следующий затем трехэтажный дом, отличающийся красивою постройкою, со вкусом и удобством в помещениях, свидетельствует о благословении Божием, постоянно венчающем успехами добросовестный труд, прилежание и безукоризненный образ жизни. Хозяином его был серебряных дел Вагнер, жена его была модисткою. — Оба, имея вначале весьма ограниченное состояние, нажили честным трудом, не выходя из своего предназначения, такое имение, что обеспечили вполне и себя и детей своих, которым кроме дома оставили и богатое имение в Виленском уезде. — Дом этот куплен недавно у последнего из сыновей Вагнера помещиком Ромером.
Насупротив дома Махнауера находится дом, принадлежащий наследникам ректора б<ывшего> Виленского университета Малевского. Нельзя не вспомнить об этом достопримечательном муже, служившем с пользою и честью б<ывшему> университету в продолжении 45 лет.
Я не мог отыскать сведений о первоначальной его службе при виленской академии, а потом университете, и могу говорить об нем только с тех пор, как узнал его лично, то есть с 1823 года. — Он окончил уже тогда свое поприще профессора гражданского права и ректора университета, получил полную эмеритуру, был уже в преклонных летах, но не мог жить без деятельности и занятий, которые составляли его стихию, присутствовал постоянно в каждом заседании университетского совета, с охотою принимал председательство в частных комитетах, учреждаемых советом, а в 1827 году принял с благодарностью звание декана нравственно-политического отделения, в которое избран был единогласно и в котором окончил жизнь свою. — Одаренный светлым умом, правильным на вещи взглядом, и сохраняя энергию молодых лет, он вел порученные ему дела с необыкновенною аккуратностью, увлекая собственным примером своих сподвижников. Во время отсутствий ректора Пеликана он всякий раз исправлял его должность. Будучи одарен необыкновенною памятью, он сохранил в ней множество занимательных фактов во время продолжительной своей жизни и передавал их слушателям увлекательным рассказом, что делало беседу с ним чрезвычайно приятною. Он сохранил деятельность ума и полное присутствие духа до самой кончины, которая постигла его в глубокой старости, в начале 1832 года.
Но вот по правой стороне Большой улицы на углу Шварцового переулка в доме, принадлежавшем госпоже Яновичевой, помещается самый замечательный в Вильне магазин, существующий в этом городе 73 года. Не многие могут похвалиться такою древностью; а что еще удивительнее, что магазин с каждым годом приобретает более блеску, а хозяин еще более доверия. Магазин этот основан в 1787 году итальянским переселенцем Франциском Фиоренти, перешел по наследству к сыну его Антонию, а несколько лет тому назад к внуку, первой гильдии купцу Станиславу Фиоренти, который владеет им и поныне. — Вы спросите, чем наполнен магазин? — Действительно, в Вильне ни один магазин не представляет столько разнообразия, блеску, вкуса и доброты товаров, как туземных, так и заграничных произведений. Исчисление их заняло бы не одну страницу. Вы найдете в нем золотые, серебряные, бронзовые изделия, часы карманные и столовые, сукно, трико, шелковые и шерстяные материи, голландское полотно и батист, английские фортепьяны, смычки, струны, столовое белье, разные вина, ром,. сигары, охотничьи приборы, эликсиры, лампы, и проч., и проч., всего не перечтешь; — и все это самых лучших сортов, прочности и изящной отделки. Магазин содержится в необыкновенном порядке, и продажа производится с такою добросовестностью, что в продолжении всего периода его существования не было примера, чтобы кто-нибудь был недоволен товаром, купленным у Фиорентини.
Отец нынешнего владетеля Антоний Фиорентини купил дом Яновичевой, перестроил его, прибавил третий этаж и теперь дом этот считается одним из лучших в городе.
Вслед за домом Фиорентини, направо, по направлении к Ратуше, проходит узкий переулок, называемый Шварцевым. Название это он получил от кирпичного мастера Шварца, который в XVI веке вызван был из Германии для усовершенствования в Литве выделки кирпичей. Шварц, служа ревностно пользам нового отечества, не забывал и собственных выгод, и спустя несколько лет по прибытии своем в Вильно выстроил себе в этом переулке огромный трехэтажный каменный дом, который впоследствии перешел во владение фамилии Пржиялговских.
По другой стороне переулка, против дома Фиорентини на Большой улице находится дом, известный более полувека под именем дома Франка, хотя он никогда не принадлежал Франку. В начале настоящего столетия дом этот куплен учебным ведомством, на квартиры для профессоров, и оба Франка, как отец, так и сын, проживали в нем во время пребывания их в Вильне. — С тех пор дом этот называется постоянно домом Франка. — Он перестроен был в 1825 году и в продолжении двух лет находилось в нем помещение для ректора университета. С 1828 жил в нем заслуженный профессор и известный врач Андрей Снядецкий. Несмотря на то, что он давно уже окончил служебное поприще и получил полную эмеритуру, университетский совет, по смерти профессора Гербергского, пригласил его к занятию кафедры с полным профессорским жалованьем независимо от эмеритуры. — Снядецкий занимал с честью и пользою эту кафедру в университете, а потом в образовавшейся Медико-хирургической академии до самой своей кончины, постигшей его в 1838 году. Со времени упразднения академии дом этот находится в ведении Виленского учебного округа.
Но вот на другой стороне улицы против описанного нами дома находится огромное историческое здание. В котором начало XVII столетия ознаменовано таким соблазнительным событием, какое никогда не могло бы иметь места в благоустроенном государстве. — Одни только беспорядки в слабое правление Сигизмунда III могли делать событие это вероятным; иначе потомство бы не поверило повествованию об нем.
Здание это принадлежало тогда славной в Литве фамилии Ходкевичей. — В конце XVI столетия осталась одна только наследница славного имени и баснословного богатства фамилии князей Олелькевичей — Софья, дочь Юрия Олелькевича князя Слуцкого и Хоныльского. — Она была племянницей Юрия Ходкевича, старосты Жмудского и родственника Радзивиллов, который вместе с тем был ее опекуном. Знатное богатство, а еще более непомерное богатство княжны Софьи искушали честолюбие и алчность многих женихов из знатнейших фамилий, в числе которых находился молодой князь Януш Радзивилл. — Отец его Христофор Радзивилл, не желая выпустить из рук столь соблазнительной добычи, еще в малолетстве невесты заключил с опекуном ее договор, в котором сказано было: что если княжна, достигнув совершеннолетия, захочет сама выйти за князя Януша, опекун ее Ходкевич обязан выдать ее за него без сопротивления.
Спустя год после уговора Ходкевич умер. Опека над княжною Софьей перешла к брату ее Иерониму, с которым Радзивилл возобновил упомянутый договор, и день свадьбы назначен был 6 февраля 1600 года. По силе этого уговора сторона, которая не исполнит условия, обязывалась заплатить 100 т[ысяч] литовских грошей неустойки.
В продолжении этого времени случилось обстоятельство, поселившее раздор между договаривающимися сторонами. — Ходкевичи имели в своем владении, по закладному праву на сумму 5 т[ысяч] злотых, имение Копысе близ Орши. Составлявшее часть достояния жены Христофора Радзивилла, урожденной Острожской. Радзивилл завел с ними процесс о возвращении этого имения. — Тогда племянники Ходкевича Иоанн, Карл и Александр подали в Новогрудский земский суд объявление о существовавшем между Янушем и княжною Софией родству, по которому, на основании церковных и гражданских литовских прав, они не могли вступить в супружество. Действительно, бабка жены Христофора Радзивилла была из фамилии Олелькевичей. Раздраженный этим поступком Радзивилл подал на противника жалобу в трибунал, который присудил Ходкевича к уплате неустойки. — Поступок этот довел обе стороны до величайшего ожесточения. Радзивилл, поняв свою опрометчивость, отправил к Ходкевичу 12 знатнейших лиц в Литве для переговоров, но противник его слушать ничего не хотел.
Приближалось 5-е февраля 1600 года. Обе стороны, не видя средств к примирению. Решились кончить дело силою оружия. — В продолжении целого года сбирали они войска, как внутри государства, так и за границею. Радзивилл собрал до шести тысяч человек, Ходкевич до четырех тысяч. — Но на стороне Ходкевича было то преимущество, что войско его, по большей части, помещено было за каменными стенами, защищаемыми 24 пушками. В таком состоянии дел обе стороны ожидали приближения назначенного дня.
Между тем король, не имея силы обуздать своевольство двух сильных в Литве вельмож, отправил в Вильну четырех сенаторов для примирения враждующих. — Усилия их были напрасны. Ожесточенные противники не уступали друг другу, и приготовлялись к сражению.
Наконец наступило Литву 5-е число февраля. Некоторые уверяют, что в этот день Радзивилл приказал своему войску подвинуться на приступ с двух сторон; но первый выстрел из дома Ходкевича убедил его противников в невозможности атаковать неприятеля в укрепленном месте в тесной улице, и с войском, состоявшим большею частью из конницы, которая в таком случае составляла более помеху, нежели помощь.
Радзивилл чувствовал неосновательность своего предначертания; убедился, что силою не одолеет противника; но чтобы не поступить противу судебной формы, ждал с князем Янушем, одетым в свадебное платье, с возными и священником в торжественном облачении, до самой полуночи. Потом чрез возных и свидетелей объявил, что готов удовлетворить всем предложенным им условиям, — и разместил войска по квартирам. — Таким образом, вооружения, грозившие кровопролитием и пагубным замешательством в городе, окончились смешною и бесполезною судебною формою.
Несогласия между двумя домами еще продолжались, хотя не с таким ожесточением и насилиями. — Наконец 8 июля наступило перед трибуналом полное примирение, и княгиня Слуцкая вышла замуж за Януша Радзивилла в Бресте 1-го октября 1600 года.
Подобные смуты не составляли уже новости в Литве. Не только между знатными происходили споры, оканчивавшиеся насилием; но дух беспокойства и ненависти обнаруживался часто и в других сословиях, даже между духовными и ремесленниками. — Весь XVII век представляет в Литве печальные картины внутренних смут, причинивших столько зла государству и ускоривших его падение. — Дом этот принадлежал в начале настоящего века Слонимскому предводителю дворянства Адальберту Пусловскому, который переделал, или лучше сказать испортил его, преобразив великолепное древнее здание в обыкновенный дом; но зато вставил в окна невиданные еще до тех пор в Вильне сплошные стекла. — В 1835 году дом этот куплен министерством внутренних дел для образовавшейся тогда в Вильне Медико-хирургической академии. — В нем имели жительство президент академии, подинспекторы и воспитанники медицинского института. По упразднении академии дом перешел в ведомство министерства народного просвещения. Теперь устроено в нем помещение для попечителя Виленского учебного округа, его канцелярии, ценсурного комитета и некоторых чиновников, принадлежащих к управлению округа.
В нескольких шагах от описанного нами дома, по той же линии, находится древнее здание, которого основание касалось времен Ольгерда или Ягайлы. — Это были палаты Гаштольда, перешедшие в начале XVI столетия во владение дома Радзивиллов. — Там имел место жительства и часовню ревностнейший поборник кальвинизма Николай Радзивилл Черный. В этой часовне, а во время большого стечения слушателей на обширном дворе, два кальвинские проповедники Чехович и Вендриковский читали публично поучения в прдолжении 7 лет, пока не был построен новый кальвинский молитвенный дом против костела св. Михаила. — В этой часовне похоронены были тела Николая Черного и жены его урожденной Шидловецкой, пока впоследствии, когда сыновья Черного возвратились в лоно р[имско-] католической церкви, тела эти перенесены в кафедральный собор. Поныне еще сохранилось маленькое, старое, каменное здание на правой стороне двора и носит до сих пор название часовни; но судя по настоящему ея виду, невозможно определительно сказать, та ли это самая часовня, которую построил Николай Черный. Теперь она обращена на дровяной склад. — Дом находился во владении Радзивиллов до 1804 года; с тех пор поступил в ведомство университета. После многих и значительных переделок в нем устроены были клиники терапевтическая, хирургическая и повивального искусства, а также кабинеты патологических препаратов и хирургических инструментов. — В 1812 году устроен был там французский военный госпиталь, который во время гибельной ретирады французской армии переполнен был больными и оставлен без всякого надзора. — Происшедший от того беспорядок был причиною истребления патологического кабинета, которого драгоценные препараты, хранимые в спирте, пожрали голодные французы и выпили спирт.
Блистательному состоянию клиники содействовали весьма много знаменитые врачи и операторы, как Франк, Пеликан, Порцянко. Там-то производимы были изумительные операции, о которых до сих пор в Вильне говорят как о чудесах хирургического искусства. — В 1831 году его Им. Высочество, блаженной памяти великий князь Михаил Павлович, отправляясь с гвардией в поход в Царство Польское, по прибытии в Вильно изволил с особенным участием осматривать это здание, в котором тогда устроено было временное отделение военного госпиталя, и остался совершенно доволен. Окончив свое посещение, он сказал с улыбкою сопровождавшему его ректору Пеликану: «Если я буду ранен в сражении, то велю себя на носилках принести сюда». По упразднении Виленской медико-хирургической академии дом этот поступил в ведомство военного округа, а два года тому назад продан купцу Родкевичу.
Рядом с домом, в котором помещалась клиника, находится приходская церковь св. Николая. — Он построена на дворе и закрыта от улицы принадлежащим ей двухэтажным каменным домом. — На этом месте находилась в древности деревянная церковь, сооруженная великою княгинею Юлияниею, супругою Ольгерда, в XIV столетии. — Церковь эта была истреблена пожаром. — В начале XVI столетия Литовский великий гетман и Киевский воевода князь Константин Острожский построил на месте сгоревшей новую каменную церковь, сохранившуюся поныне. — В царствование Сигизмунда III она перешла к униатам и оставалась в их ведении до 1832 года. В продолжении всего этого времени церковь была едва поддерживаема, и в последние годы представляла самый жалкий вид бедности и запустения. С 1832 года она поступила в ведомство православного духовенства и была несколько лет полковою церковью Старого ингерманландского полка, которого полковой командир, полковник Скобельцын, пожертвовал для нее новый иконостас, хотя не весьма изящной живописи; но во всяком случае несравненно благовиднее того, который был прежде. Окончательно перестроена и обращена в приходскую церковь в 1845 году. — С тех пор, будучи постоянно и поныне под управлением неутомимого и во всех отношениях достойного служителя церкви протоиерея Михаила Корсакевича, она являлась час от часу в лучшем и благолепнейшем виде, несмотря на скудные средства, которые находились в распоряжении здешнего духовного управления. — Невозможно пропустить здесь без внимания заслуг бывшего старосты этой церкви, правителя канцелярии IV округа путей сообщения коллежского асессора Льва Александровича Сергеева, который, исправляя 12 лет эту должность с примерным усердием, бескорыстием и даже самоотвержением, много содействовал к улучшению здания и украшению церкви, как собственными пожертвованиями, так и призванием. — Призвания его никогда не оставались без отголоска, а похвальный пример находил всегда усердных подражателей, и большая часть предметов, служащих украшением храма, приобретена ценою добровольных приношений.
На другой стороне улицы против церкви св. Николая возвышаются громадные палаты, с обширным двором, по величине размеров вовсе не соответствующие соседним строениям. Эти палаты в древности принадлежали происходящей от одного корня с Радзивиллами фамилии Остиков. — Неизвестно, который из них был последним владетелем этого здания, которое в последние годы царствования Вазов перешло к известной в Литве и Польше и богатой фамилии Пацов. Неизвестно также, сохранилось ли это здание в первоначальном виде; но по всему вероятию, оно перестроено в позднейшее время, потому что наружность его представляет мало древнего. В 1831 г. дом этот взят в казенное ведомство и теперь устроено в нем помещение корпусного командира и канцелярия его штаба.
Дальнейшие здания до Немецкой улицы не представляют ничего занимательного в историческом отношении. Впрочем, предание гласит, что на углу Стеклянной улицы, где ныне находится магазин стекла купца Андбурского, в древности находилась православная церковь; но когда и кем она основана, когда и по какому случаю разрушена, и во имя какого из святых освящена, я не мог отыскать ни в каких источниках, находящихся у меня под рукою.
Но вот перед нами прекрасная площадь, простирающаяся от Ратуши до Николаевской церкви неправильною параболою, окруженною двумя рядами тополей. В 1812 году площадь эта была свидетельницею страшных, раздирающих душу сцен во время гибельной ретирады остатков французской армии. С одной стороны, производил в зрителях страшные ощущения вид тянувшихся на тощих и измученных лошадях французских всадников, одетых в зеленые юбки, изорванные салопы, священнические ризы и т. п., то, с другой стороны, невозможно было без сострадания смотреть на толпы покрытых лохмотьями, полунагих и босых воинов, падавших на каждом шагу без дыхания от голоду, утомления и жестокой стужи, которая провожала их из России, до самой границы. — Но никогда Вильно в недрах своих не видало такого богатства, как в эти дни бедствия и гибели неприятельского войска. Отступавшие продавали за бесценок награбленную в России добычу, а иногда бросали ее на дороге. — Богатые меха, дорогие материи и ковры, карманные часы, даже золотые и серебряные вещи переходили из рук в руки по самой низкой цене.
Но вот последняя наша станция, пристань, дебаркадер, или что вам угодно, благосклонные читатели и спутники; это последняя точка нашего пути — виленская городовая Ратуша. — Чувствую, что вы хотите отдохнуть и радуетесь окончанию путешествия, которое на расстоянии 180 сажень продолжалось три месяца. — Такой медленности не представляла не только ни одна почта, ни один извозчик, но даже ни один пешеходец от начала существования мира. — Но полно занимать вас болтовней! Не будем тянуть этих последних минут, видя берег перед глазами.
До 1781 года стояло на этом месте древнее огромное здание с четыреугольною башнею, имевшею 144 фута вышины. На башне находились городские часы и два колокола, которыми давали знать о случившемся в городе пожаре или приближении неприятеля. — Все здание устроено было согласно с требованием магдебургского права, которое даровал городу Ягайло. Вся Ратуша состояла из 7 отделений, а именно: главного корпуса, обращенного к Рудницким воротам, дома лавников (членов Ратуши и магистрата), дома стражников, дома городских войтов, тюрьмы, городских лавок и склада. В особенном здании на правой стороне помещались лавки иноземных купцов. — Здесь происходили войтовские суды. — По одной стороне перед Ратушей стоял позорный столб, именуемый пилат, а по другой виселица. В царствование Ольгерда на этом месте ожесточенная языческая чернь отрубила головы семерым францисканам, которых Гаштольд, принявший христианство р[имско- ] к[атолических] исповедания, вызвал для богослужения и проповеди. — Другие семь францисканов, убежавшие из монастыря во время волнения, были пойманы в горах, окружающих ботанический сад, и сброшены с Трехкрестовой горы в Вилейку. — В это время Ольгерд был с Гаштольдом в походе. Возвратясь в Вильно и узнав об этом событии, он наказал с необыкновенною строгостью виновников смятения и убийства. Предание доводит число жертв, погибших при этом случае, до 500 человек.
Самое здание Ратуши было несколько раз повреждено и потом возобновляемо. Наконец, в 1781 году 19 июня башни рухнули и превратили в развалины целое здание. Замечательно, что ее строил тот самый архитектор, который воздвиг башню над часовнею пресв. Девы в кафедральном соборе, обрушившеюся двумя годами прежде и убившею семерых ксендзов.
В продолжении двух лет место это представляло самый грустный вид, будучи покрыто развалинами и кучами мусору. — Посреди этого грузу найдено тело давно умершего пресвитера Иоанна. Униатское духовенство, увидя на руках его поручи, которые одни только уцелели от действия времени, узнало в нем пресвитера восточной церкви, и перенесло тело его в Николаевскую церковь, где оно покоится и поныне. Старанием бывшего старосты этой церкви Л. А. Сергеева и приношениями православных жителей Вильны, сооружена для него новая прекрасная рака, отличающаяся не столько драгоценностью материалов, сколько вкусом, чистотою и изящностью отделки.
В 1783 году место это очищено и на нем воздвигнуто новое, прекрасное здание Ратуши, по плану профессора архитектуры в Виленской академии Гуцевича, которого таланту обязан обновлением и кафедральный костел. Это здание существует поныне. В нем находится огромная зала, в которой даваемы были великолепные балы, маскарады и концерты. Балы эти неоднократно удостаивал своего присутствия блаженной памяти Государь Император Александр I, во время пребываний своих в Вильне. Там же дан был бал для Императора Наполеона I, в 1812 году. В той же зале знаменитый профессор Иосиф Франк, бывший вместе с тем любителем музыки и зная ее в совершенстве, дирижировал оркестром, состоявшим по большей части из любителей местных и приезжих, и доставлял виленской публике слышать возможность ораторию Гайдна: «Сотворение мира» и «Семь слов Господних», в которых жена его восхищала слушателей своим пением. Здесь также знакомились с виленскою публикою музыкальные знаменитости: Ромберг, Лафон, Липинский и другие, между коими невозможно не поместить и родившегося на литовской почве таланта Реута, которого мастерская, оригинальная игра на скрипке так долго восхищала любителей этого искусства.
В 1845 году устроен в этой зале городской театр, существующий поныне. — С этих пор почти каждый раз вместе с польскою пьесой дается и русская, преимущественно водевиль. — Нельзя не отдать при этом случае справедливости здешним артистам, сделавшим необыкновенные успехи в русском языке; так что, слушая их, редко можно заметить, что это не природный их язык. — В 1852 году в продолжении нескольких недель дебютировал вместе с ними на этой сцене известный московский комик Живокини.
Для поддержания театра правительство назначило выдавать ежегодно из городских доходов по 3000 руб[лей] сер[ебром] и назначает для управления его директора. Такими были с 1845 года титулярный советник Манский, советник казенной палаты фон Баранов, чиновник для особых поручений при военном губернаторе Корецкий и полковник Абрамович. В настоящее время театр здешний управляется учителем гимназии Шлягером. Режиссером постоянно находится поныне заслуженный артист виленской труппы Суревич.
Теперь позвольте, почтеннейшие сопутники, проститься с вами! Искренно и смиренно прошу у вас извинения за продолжительное искушение вашего терпения. Не осудите также, если в моих выводах или заключениях найдете какую-либо несообразность или идею, не соответствующую духу времени или вашим убеждениям. — На старость ум тупеет. Наконец, не взыщите, если мной пропущены какие-нибудь обстоятельства, которые стоили бы вашего внимания. — У стариков память слаба.