I.
правитьМы проѣхали крутыя вершины мыса Жаписа и долины Салентннскія; свѣжій восточный вѣтръ несъ корабль нашъ во Глубину Тарентинскаго Залива. Служители корабля покоились; одинъ кормчій бодрствовалъ на рулѣ. Платонъ и я въ спокойствіи сидѣли на кормѣ. Всеобщая тишина была прерываема однимъ лишь унылымъ шумомъ тихо волнующагося моря. — Безпредѣльность небосклона, гдѣ соединялисъ тѣни изчезающей ночи съ робкимъ утреннимъ свѣтомъ, которой индѣ ее разсѣивалъ, индѣ дѣлалъ ее прозрачнѣе, и отражался то въ тучахъ, то въ волнахъ, то на сѣдыхъ вершинахъ угрюмыхъ скалъ; все сіе погружало насъ въ сладостную задумчивость, которая составляетъ пріятнѣйшія минуты нашего бытія…
Не знаю, что занимало Платона. Мысленно носился я по тѣмъ свѣтиламъ, которыя въ величественномъ молчаніи обтекаютъ сводъ лазуревыхъ небесъ. — Видѣлъ медвѣдицу, склоняющуюся къ волнамъ моря; видѣлъ утреннюю звѣзду, еще покрытую легкимъ туманомъ, слѣдующую за медленнымъ шествіемъ Плеядъ, которыя, погружаясь въ бездны океана призываютъ земледѣльца къ новымъ трудамъ наступающаго дня. — Теперь, сказалъ я самъ себѣ, взоръ Аѳинянина уже не встрѣчаетъ медвѣдицы; земледѣлецъ впрягаетъ въ плугъ мычащихъ воловъ; Египтяне давно преданы трудамъ. — Съ восемь дней уже, какъ сіи звѣзды не напоминаютъ друзьямъ моей юности имени моего между именами тѣхъ, съ которыми они проведутъ день! — Родительница моя уже совершила утреннія моленія; она заклинала боговъ помогать своему сыну, и я не могъ присоединишь моихъ къ ея прошеніямъ! Платонъ! воскликнулъ я, не находишь человѣка самымъ гордымъ твореніемъ. Назначенный занимать едва видимую часть необозримой земли, онъ полагаетъ такое разстояніе между мѣстомъ своего рожденія и мѣстомъ своего пребыванія, что измѣряетъ сіе пространство безпредѣльнымъ кругомъ планетъ. Что произведемъ мы столь долгими странствованіями? что надѣемся получать, оставляя все любезное и дорогое? —
— Клеовулъ, отвѣтствовалъ Платонъ, естьли бы я слѣдовалъ на сей случай мудрымъ ученіямъ Сократа, никогда не перешелъ бы предѣловъ моего отечества. Не должно думать, что боги поселили людей въ Аттикѣ, а щастье въ Индіи и Египтѣ. Но чтобъ быть благополучнымъ въ своемъ отечествѣ, среди согражданъ, должно свято исполнять законы благотворительности: человѣкѣ другимъ ненужный вскорѣ дѣлается самъ себѣ несноснымъ и гибнетъ въ горести и злополучіи. Кто дерзнетъ послѣ плачевнаго жребія мудрѣйшаго изъ смертныхъ наставлять народѣ Аѳинскій? Среди такого развращенія и безпорядка вещей ученому остается только накинуть мантію, молчать и отклонишь разумѣ свой отъ заблужденій и пороковъ, чтобъ въ тишинѣ предаться небеснымъ умствованіямъ. Изгнанный не устройствами: изъ круга соотчичей, онъ принужденъ быть гражданиномъ всего свѣта. Сократѣ хотѣлъ снова озаритъ подданныхъ свѣтомъ чистой Философіи. Онъ почиталъ ее полезною и необходимою пищею для тѣхъ, которые живутъ среди людей развращенныхъ и въ городахъ разстроенныхъ.
Мы приближаемся къ землѣ, для тебя неизвѣстной. Ты увидишь тамъ другихъ людей, но вездѣ однѣ страсти, одни пороки, однѣ заблужденія; увидишь ученыхъ, которые безуспѣшно проповѣдуютъ, черни истину и добродѣтель; вездѣ народъ преслѣдуетъ мудрость, чтобъ удовлетворишь постыднымъ страстямъ, и потомъ разкаевается, что не слѣдовалъ ея полезнымъ совѣтамъ. Вотъ исторія всего рода человѣческаго. Земли, которыя ты увидишь, также обагрены кровію ученыхъ и осквернены пороками народовъ: тамъ, какъ и въ Греціи, одинъ народъ истребляетъ другой; и мысъ Жаписъ, который мы вчера оставили, не столько ужасенъ бурями окружающаго моря, какъ злодѣйствами жителей.
Къ чему замѣчать все сіе? спросишь ты. — Сладостно увѣриться, возвращаясь въ объятія семейства, что законъ природы неумолимъ и непремѣненъ; что ни вѣки, ни перемѣны мнѣній и нравовъ не могутъ нарушить порядка, по которому слѣдуютъ истинѣ и защищаютъ добродѣтель. — Тогда человѣкъ будетъ или терпѣливѣе, или блаженнѣе.
Занимаясь сими разсужденіями, нечувствительно проѣхали мы острова Кореадскіе и узрѣли гавань Тарента. — Городъ представляетъ длинныя и пространныя полукружія на берегу моря; гдѣ оканчиваются городскія стѣны, тамъ начинается длинный рядъ деревенскихъ домовъ, которые представляютъ взору величественное и пріятное зрѣлище. Уже на маякѣ развѣвается флагъ и возвѣщаетъ прибытіе Аѳинскаго корабля. Отдохнувшіе корабельщики приносятъ жертвы Нептуну и привѣтствуютъ гостепріимный берегъ. — -- Уже слышны громкіе клики жителей, волнующихся на стѣнахъ гавани. — Еще порывѣ вѣтра, и мы пристанемъ къ берегу. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
2.
правитьТарентъ обширнѣе и многолюднѣе Аѳинъ. Послѣ Сиракузъ онъ есть первый городъ всей Италіи и Сициліи. Онъ былъ бы первой между городами Греціи.
Внутренность города представляетъ треугольникъ, котораго вершина находится между Югомъ и Востокомъ; одно основаніе стоитъ на твердой землѣ, прочія стороны окружены моремъ. — Путешественникъ, выѣзжая изъ Аттини, можетъ видѣть, что сія сторона вдается въ проливъ, которой, отдѣляя Тарентъ отъ Зоболіи, послѣ разливается и образуетъ одну изъ обширнѣйшихъ и надежнѣйщихъ гаваней. Близь Тарента впадаетъ въ сей заливѣ рѣчка Галезъ, многими называемая Евротасомъ.
Островъ заключаетъ входъ въ гавань. На немъ находится крѣпость, которая соединяется съ городомъ посредствомъ моста. Во внутренности рейды находится также мостъ, которой соединяетъ городѣ съ противолежащимъ мысомъ. — Здѣсь пристаютъ всѣ мореходцы, плывущіе въ Тарентъ.
Находясь на мосту, соединяющемъ городѣ съ крѣпостью, представляются взору три широкія улицы, украшенныя лучшими публичными зданіями; съ одной стороны храмъ Юпитера, храмъ Нептуна, храмъ Меркурія, ристалище и театръ; посреди находится Форумѣ[1]; съ другой стороны бани и Музеумъ.
Тарентъ, — какъ Аѳины и Коринѳѣ, изобилуеть отличными произведеніями художествъ: всюду говорящія картины, статуи совершенно живыя, зданія, гдѣ соединены пышность, пріятность и простота.
Неархъ далъ мнѣ замѣтить портики, украшающіе Форумъ. Они обвѣшены картинами, изображающими исторію Фаланта; кажется, что къ ихъ совершенству и изящности недостаетъ лишь жизни. — Въ одномъ мѣстѣ находите сего неустрашимаго вождя Партеньянцевъ, открывающаго товарищамъ своего злополучія отвѣтъ оракула, и умоляющаго ихъ избѣгнуть бѣдствіи и поношеніи, покоря новыя страны, Аполономъ имъ обѣщанныя. Въ другомъ мѣстѣ видите Фаланта съ товарищами, разбитыхъ бурею при берегахъ Месапійскихъ. Оракулъ предсказалъ имъ, что найдутъ новое отечество тамъ, гдѣ Фалантъ будетъ омоченъ водами, низпадающими съ Этры, при чистомъ и ясномъ небѣ. — Обѣщаніе было двузначительно: такія предсказанія не утѣшаютъ нещастныхъ, избавленныхъ отъ бури. — Тамъ представляется Фалантъ, удрученный горестью, сѣдящій на землѣ, преклонивъ главу къ колѣнамъ своей супруги, называемой Этрою. Она плакала — и слезы ея низпадали на власы Фаланта….
…. Сбылось предсказаніе оракула. Фалантъ и товарищи его снова ободряются; посылаютъ пословъ въ древнимъ обитателямъ сей страны для испрошенія у нихъ тихаго и надежнаго убѣжища, съ позволеніемъ обработывать лишнія земли. Жители презрѣли толпу нещастныхъ, избѣгнувшихъ отъ потопленія.
Представлена также сраженіе, гдѣ Фалантъ мститъ за поношеніе, причиненное щедрымъ богамъ. Месапійцы побѣждены. Иные избѣгли смерти на полѣ битвы к повержены въ рабство; другіе спаслись и присоединились къ силамъ Бринды, гдѣ основали новое селеніе. — Здѣсь Фалантъ провозглашенъ Царемъ и уже предписываетъ законы жителямъ нашего города. — Тамъ видѣнъ онъ бѣгущій, въ совершенной наготѣ, преслѣдуемый завистію и неблагодарностію своихъ сопутниковъ. Онъ укрывается въ Бриндѣ, въ объятіяхъ тѣхъ самыхъ Месапійцевъ, которымъ причинилъ толико бѣдъ и злополучій; но храбрость и добродѣтель Священны и всегда уважаемы врагами. Жители Бринды вездѣ побѣждаютъ подъ предводительствомъ Фаланта; но онѣ не могъ забыть и неблагодарнаго отечества. — Взгляните, какъ онъ, простертый на одрѣ смерти, обращаетъ послѣднюю рѣчь въ жителямъ Бринды. Тайный гласъ открылъ ему, что Тарентинцы дотолѣ будутъ непобѣдимы, пока прахъ его будетъ храниться въ ихъ землѣ. Онъ боялся, чтобъ бренные остатки его бытія не погибли въ странѣ чуждой и чтобъ не случилось съ Тарентинцами и жителями Бониды того же, что случилось древлѣ съ Лакедемонянами и Месенянами за прахъ Ореста. — «Обитатели Бринды!» сказалъ онъ, «естьли хотите побѣждать Тарентинцевѣ, внемлите глаголамъ, богами мнѣ внушеннымъ: когда скончаю дни, предайте тѣло мое огню и развѣйте пепелъ, по полямъ, обработываемымъ Тарентинцами. Онъ будетъ предъ очами боговъ вѣчнымъ залогомъ неблагодарности моихъ согражданъ; и боги никогда не будутъ, покровительствовать землѣ, обитаемой неблагодарными.» — Такъ былъ Фалантъ полезенъ Отечеству и при дверяхъ гроба[2].
Изъ сего повѣствованія можно видѣть почему Спартанцы называютъ Тарентинцевъ незаконными сынами. Но всѣ города имѣютъ подобное происхожденіе: ихъ основываютъ или дѣти боговъ, или оставленныя женщины. Тара, основатель Таренгна, назывался сыномъ Нептуна; Фалантъ, возстановитель сего знаменитаго города, названъ сыномъ любви. По моему мнѣнію, сіи различныя преданія означаютъ одно происхожденіе. —
- ↑ Мѣсто, куда народъ собирался для рѣшенія общественнымъ дѣлъ и, гдѣ производились торжища.
- ↑ Все сіе повѣствуютъ, хотя съ нѣкоторыми перемѣнами, Страбонъ, Юстиніанъ и Павзаній въ своемъ сочиненіи о Фокіонѣ. — Въ Спартѣ называли съ насмѣшкою Партеніянцами тѣхъ, которые рождены во время Месенской войны. Но какъ война, сія продолжалась очень долго (десять лѣтъ), то чувствительно уменьшилось число мущинъ; и женщины послали извѣстіе въ лагерь о будущемъ недостаткѣ въ народонаселеніи. — Данная клятва запрещала Спартанцамъ оставлять лагерь прежде окончанія войны, а истина требованій ихъ женъ требовала возвращенія въ домы. И потому, чтобъ не преступишь одного и исполнишь другое, они вознамѣрились отослать въ Спарту всѣхъ молодымъ людей, находящихся въ лагерѣ, которымъ юныя лѣта не позволяли совершишь клятвы, и такимъ образомъ они сдѣлались общими мужьями. Но по окончаніи войны не съ радостію увидѣли Лакедемонцы множество дѣтей, рожденныхъ незаконнымъ бракомъ; отъ сего произошло гоненіе, которое принудило Партеньянцевъ искать новыхъ странѣ, Фалантѣ, ихъ предводитель, былъ сынѣ Аратона, которой первой предложилъ отослать молодыхъ людей въ Лакедемонѣ.