Коровин К. А. «То было давно… там… в России…»: Воспоминания, рассказы, письма: В двух кн.
Кн. 2. Рассказы (1936—1939); Шаляпин: Встречи и совместная жизнь; Неопубликованное; Письма
М.: Русский путь, 2010.
Пугало
правитьЛетом, в июне месяце, за сараем на огороде, где поспевала клубника, я поставил пугало — воробьи и сороки-вороны клевали ягоду.
Пугало сделать было нелегко. Я достал большой горшок-крынку, посадил его на большой кол. Мой слуга Ленька помогал мне в работе. На крынку сверху надел картуз приятеля моего, Василия Сергеевича. Картуз этот был продырявлен дробью, его подбрасывали кверху, и сам владелец, Василий Сергеевич, стрелял в него, говоря, что практикуется в стрельбе влет.
Из дощечек прибили к колу как бы растопыренные руки, надели рубаху. Набили сеном. На рубаху надели старую длинную поддевку Василия Сергеевича, а снизу на веревочках подвесили детские сапожки — они качались от ветра. На горшке я написал масляными красками физиономию приятеля своего, Василия Сергеевича. Трудно было написать такие серьезные черты. Вблизи выходило похоже, а издалека — нет, так что надо было писать широко и с обводкой. Долго старался.
Наконец, вышло лицо, несколько испуганное. Сверху кол намазали маслом, и при ветре чучело поворачивалось.
Воробьи, сороки, вороны, поглядывали с сарая на поспевавшую клубнику, но ягоду не клевали — боялись садиться на гряды. Пролетая над садом и видя чучело, каркали. Чучело оказалось неплохое. Тетушка Афросинья сказала:
— Ну что… чего… прямо Василь Сергеич. Пошто его?.. Кады он приедет, беспременно обидится.
И слуга Ленька, и сторож дома моего — дедушка покачали головами. А приятель мой, крестьянин-охотник Герасим Дементьевич, увидя пугало, рассмеялся и сказал:
— Хорошо пугало! И сапожки снизу болтаются, под поддевкой, — смешно. Вот за что Василь Сергеич обидится! Беда!
Чучело поворачивалось при ветре, и собака моя гончая, Бургомистр, облаивала его.
Приходившие ко мне крестьяне и бабы из соседней деревни, с земляникой, с молоком, говорили:
— И-их. Чисто Василь Сергеич.
Клубника поспела, набрали корзину.
Как-то рано утром к деревенскому дому моему подъехали в тарантасах приятели, охотники, рыболовы. Уже в передней слышу зычный голос Василия Сергеевича и смех друзей.
— Чего вы ржете как лошади? Нисколько не похоже. Он не может. Наталию Николаевну двадцать сеансов писал — ни черта! Он не может. Картуз мой, поддевка, а лицо — нет.
Василий Сергеевич обернулся и крикнул:
— Ленька! похоже чучело на меня?
— Не-ет, — медленно пропел Ленька, — ничуть.
Приятели умывались с дороги. На деревянной террасе дома накрывали чай, и клубника стояла на столе в корзине.
Одевшись, я вышел на террасу. Юрий Сергеевич, здороваясь со мной, весело загоготал:
— А ловко ты это чучело…
Он показал на Василия Сергеевича.
Василий Сергеевич мрачно посмотрел на Юрия и, повернувшись к чучелу, которое видно было с террасы за сараем, долго и хмуро разглядывал его.
Павел Александрович сказал мне:
— Ну, здравствуй… Пугало это, сапожки качаются — глупо и пошло. Никакой эстетики.
Юрий Сергеевич покатывался со смеху.
— Ничего здесь нет смешного, — сказал, прищурившись, Василий Сергеевич. — Конечно, поддевка моя и картуз мой. А вот Шаляпина картуз не надели на пугало?.. Он бы вам показал. У вас тоже его картуз простреленный есть. Тоже с ним влет стрелял… Боитесь?..
Тетенька Афросинья принесла на блюде горячие оладьи. Поздоровалась с гостями-охотниками. Василий Сергеевич, сев за стол спиной к чучелу, налил себе чаю и спросил:
— Тетушка Афросинья. Вот там, — показал он пальцем назад, — пугало поставили. Скажи правду, похоже оно на меня?
— Вот вчера в вечор корову доила, гляжу из сарая через кустики, зорька — вечерняя, алая — ну, прямо ты, как живой, руками машешь…
Караулов некстати рассмеялся. Василий Сергеевич вскочил из-за стола.
— Довольно, надоели ваши шутки. Я сюда приезжаю отдыхать!..
— А ты, идиот, чего молчишь?.. — крикнул он доктору Ивану Ивановичу, который ел, никого не слушая, клубнику со сливками.
Тот посмотрел на него белыми глазами, расправил бакенбарды. — Да ты что? Меня это пугало совершенно не интересует. Пугало и пугало. Что ты бесишься? Приехали отдохнуть, половить рыбу, а ты орешь! В чем дело?..
— А в том дело, что кем-нибудь — неприятно. Вы в Москве всем расскажете. Пугало, пугало… А я ведь не кто-нибудь. Я архитектор. Дойдет до клиентов. Это, знаете, положение подрывает. Я особняк строю Солодовникову… Хороши смешки!..
Он возмущенно передернул плечами, встал из-за стола и ушел в дом.
— Я говорил, — лениво сказал Ленька, — что обидится.
Мы видели, как с крыльца Василий Сергеевич, держа на плече кучу удилищ, пошел на реку ловить рыбу. Проходя за сараем у огорода, он остановился и долго и пристально смотрел на чучело.
Все приятели сидели с удочками на берегу реки. Был тихий серый день. Красиво лежали цветные поплавки на тихой воде.
Василий Сергеевич вытянул большого леща и повеселел.
— Шесть фунтов, не меньше, — сказал он мне.
— Посчастливилось тебе, — говорю я.
У него опять повело поплавок. Он подсек рыбу и закричал:
— Подсачек!
Крупная рыба гнула удилище. Снова — огромный лещ. Василий Сергеевич торжествовал.
На соседнем берегу в сосновом бору стучал дятел.
— А хорошо, Константин Алексеевич, что вы пугало поставили, — не то этот дятел всю бы у вас клубнику склевал, — сказал доктор Иван Иванович.
— Дура! — с бешенством крикнул Василий Сергеевич. — Тебя бы поставить на огороде, — глазищи белые, баки желтые, — так не то что вороны или дятлы — корова из стада домой бы не вернулась.
Вечером за обедом подали леща, пойманного Василием Сергеевичем. Лещ был с кашей — замечательный.
В небе сгустились тучи. В окнах блеснула гроза, ливень хлестал в окна. В трубе завывал ветер.
— Заметьте, — сказал Василий Сергеевич. — Вы ничего не поймали. Рыба перед дождем не идет. А я на леща поставил. Лещ идет перед дождем.
— Молодец, Вася! Спасибо за леща, — говорил Юрий, накладывая леща с кашей на тарелку.
Проснувшись утром, я посмотрел в окно. Солнце весело освещало мокрый сарай, на дороге блестели лужи. На огороде не было пугала. Его сорвало ветром. Приятели еще спали. На кухне тетенька Афросинья и Ленька чистили грибы.
Я вышел к сараю на огород. Пугало лежало распростертым на грядках. Картуз куда-то унесло ветром.
Я поднял чучело и водрузил вновь. На круглом горшке рожа стерлась, была запачкана в земле.
Подошел Герасим, засмеялся и вдруг, хлопнув себя по лбу, сказал:
— Постой!
Он побежал в сарай, принес охапку сена, снял с пугала поддевку и набил рубаху до отказа сеном. Потом достал поясок Юрия Сергеевича и высоко, как делал тот, подвязал живот.
Удивительно: пугало стало похоже на Юрия! Герасим взял клубнику и раздавил на горшке, на месте рта. На террасу вышел Юрий Сергеевич, посмотрел на пугало, сжал зубы и отвернулся.
Подали чай. Все собрались на террасе. Василий Сергеевич взглянул на пугало, остолбенел:
— Юрий, посмотри-ка, пугало на кого похоже, посмотри!
— Надоел, — слазал Юрий, — довольно.
— Нет, ты посмотри! — приставал к нему Василий Сергеевич.
— Ленька, — кричал он, — Афросинья, дедушка Герасим, смотрите-ка, на кого похоже чучело?
— Чего уж, — лукаво подмигнул мне Герасим, — ишь его ветром раздуло, чисто как Юрий Сергеевич стал!
— А что, — торжествовал Вася, — закон-то возмездия есть. Вот что делает природа!..
ПРИМЕЧАНИЯ
правитьПугало — Впервые: Возрождение. 1937. 25 июня. Печатается по газетному тексту.