Проходятъ, проходятъ суровыя дѣти труда,
Проходятъ, проходятъ угрюмо-безмолвной толпою.
Звучатъ ихъ шаги безнадежною, темной тоскою,
Морщины глубокія врѣзала въ лица нужда.
Проходятъ, проходятъ суровыя дѣти труда.
На мигъ только солнце ласкаетъ ихъ сказкою воли
И синее небо зоветъ въ безпредѣльный просторъ,—
Голодныя стѣны глотаютъ на новый позоръ,
На муки труда, на проклятья безсилья и боли.
Работаютъ руки. Грохочутъ-хохочутъ машины.
Работаютъ руки: для счастья немногихъ творятъ.
А время ползетъ… И усталыя руки горятъ;
Болятъ надъ станками безсильно согбенныя спины…
Когда же на улицахъ вспыхнуть огни наслажденій,
И улицы гуломъ веселья и смѣха кишатъ,—
Труда утомленнаго дѣти на отдыхъ спѣшатъ,
И въ сумеркахъ таютъ, и въ сумеркахъ таютъ ихъ тѣни.
Ихъ дочери снова со смѣхомъ себя продаютъ,
Смѣются и пьютъ, чтобы сердце въ слезахъ не кипѣло
Бросаютъ въ объятія пьяныя голое тѣло,
Въ чаду изступленныхъ движеній забвеніе пьютъ.
Когда еще ночь, и луна надъ землею, когда
Усталость еще не проснулась на улицахъ темныхъ
И плачутъ въ туманѣ озябшія тѣни бездомныхъ,—
Голодныя стѣны глотаютъ опять, какъ всегда,
Дѣтей изнуренныхъ труда.
