Проливы
Достаточно будет указать, что перед Великой войной 80 проц. одной только вывозной торговли России шли морем, и из них 60 проц. Черным морем, 35 проц. Балтийским и 5 проц. — остальными, чтобы все значение свободного выхода через Проливы стало ясным. Это вызвано прежде всего дешевизной морских трактов и расположением богатейших областей производящих сырые продукты, как хлеб, нефть, уголь, марганец, цемент, соль, хлопок, скот, виноград и т. д. в бассейне Черного моря. Настоящая отрезанность России от Балтийского моря, где остался лишь один плохо оборудованный и на 5 месяцев замерзающий Петроградский порт, еще увеличивает значение Черного моря. И это значение не уменьшится даже тогда, когда Великая Россия, освободившись от интернационального коммунистического рабства, станет одной ногой на Атлантическом океане в Мурманске, другой на Тихом в Петропавловске на Камчатке. Южная Россия все же останется навсегда мировой житницей.
Поэтому о необходимости для России обладать свободным выходом из Черного моря распространяться не приходится. Ее понимали еще до Петра Великого, а с тех пор необходимость эта только росла. Великому Преобразователю удалось добиться того, что раньше никогда не удавалось — стать на побережье Южного моря и указать дальнейший путь для русской политики. Екатерина II заняла Черное море, и взоры ее сразу обратились на Проливы. Как известно, в 1770 году, после удивительного плавания вокруг Европы, две русские эскадры под начальством кн. Орлова разбили на Чесме турецкий флот, но попытка их форсировать Дарданеллы оказалась неуспешной. В 1797—1798 г. г. адмирал Ушаков, командуя союзным русско-турецким флотом, свободно проходил через проливы, создал целый ряд русских «колоний» в Адриатическом море, дал сильный толчок южно-русской торговле и процветанию Одессы. В 1807 году изменившиеся политические условия снова заставляют адмирала Сенявина, вместе с англичанами, форсировать Дарданеллы. Несмотря на ряд блестящих побед, главным образом из-за англичан, не доверявших русским, снова задача не осуществлена. В 1833 году адмирал Лазарев с Черноморским флотом спешит Турции на помощь против восставшего Египта. Проливы открыты до 1841 года, когда европейские державы особым договором закрывают Проливы для всех военных судов. Россия снова закупорена в Черном море. Это не мешает, однако, англо-французскому флоту, в нарушение договоров, в 1854 году войти в Черное море. Парижская конвенция 1856 г. подтверждает договор 1841 г. и вдобавок запрещает России иметь флот на Черном море. Россия отказывается в 1871 году от исполнения этого унизительного условия. Однако, Лондонская конвенция и Берлинский трактат в 1878 году, несмотря на решительную победу России над Турцией, снова подтверждают закрытие проливов для всех военных флотов. Россия хорошо уже знает цену этих постановлений. Для нее Проливы закрыты, но каждый раз, как это нужно Англии, она вводит в Черное море или Константинополь свои эскадры.
В 1912 году на практике осуществилась и другая невыгодная сторона создавшегося для России положения: во время войны с Италией Турция по военным соображениям закрыла Проливы, отрезав от внешнего мира все Черноморские порты и нанеся этим огромные убытки России, которая оставалась нейтральной. После энергичного дипломатического протеста, через несколько дней Проливы были вновь открыты для коммерческих судов.
Не буду упоминать, какое решающее значение имело закрытие Проливов во время Великой войны для проигрыша ее Россией, наступления революции и небывалой катастрофы Российской Империи. Читатели «Часового» достаточно осведомлены о том из статьи кап. 1 р. Меркушова (№ 36).
Не будем разбирать здесь, почему наше правительство и ставка так пренебрежительно отнеслись во время войны к этому сложному вопросу, но укажем, как в случае выигрыша нами войны предполагалось разрешить вопрос о Проливах. Ошибка была в том, что его надо было разрешить для выигрыша войны.
Их нейтрализация не допускалась ни в каком случае. Это давало бы всем военным флотам право в мирное и военное время плавать в Черном море. Даже если Россия была бы в союзе с Турцией, эта последняя не могла бы помешать входу неприятельского флота, потому что Проливы были бы разоружены. Даже при нашем поражении, нашей дипломатии ставилась задача во что бы то ни стало добиться сохранения старого положения, обусловленного Берлинским трактатом, т. е. сохранение за Турцией прав на Проливы и запрещение всем флотам права входа в Черное море. Это, конечно, не гарантировало Россию от появления в нем сильнейшего союзного флота Турции, но в иных случаях, когда Турция оставалась нейтральной, Черное море было для всех закрытым.
Более выгодным положением для России после войны был бы ее в том или ином виде контроль над Проливами с предоставленьем ей для его обеспечения базы в их районе. Но и такое решение для России не могло было бы считаться удовлетворительным, а потому окончательным. Только прочное господство России в Проливах с переходом в ее распоряжение не только их берегов со всеми их укрепленьями, но и островов Лемноса, Тенедоса, Имброса и Самофракии, обеспечивающими морские подходы к Дарданеллам, могло явиться тем результатом победной войны, к которому стремилась Россия. И никогда Россия не была так близка к осуществлению этой насущной необходимости ее внешней политики, как перед началом революции. Как известно, С. Д. Сазонову удалось добиться согласия союзников в случае выигрыша войны на разрешение вопроса о Проливах в самом благоприятном для России смысле.
С началом революции, т. е. ослабления военной мощи России и особенно со времени захвата власти большевиками, международное положение Проливов, согласно условиям перемирия в Мудросе, Севрскому (в 1920 г.) и Лозаннскому (1923 г.) договорам, получило решение самое неблагоприятное, какое возможно для России: Проливы были нейтрализованы по предложению Англии, которая после некоторой борьбы, сумела привлечь на свою сторону своих союзников: Францию, Италию и Японию, а также Грецию, Турцию и Румынию, испугавшихся красного империализма.
В мирное и военное время, днем и ночью, военные и коммерческие суда всех стран без соблюдения каких бы то ни было формальностей и без уплаты каких бы то ни было такс имеют право прохода через Босфор и Дарданеллы. Однако, были сделаны некоторые дополнительные ограничения, значения не имеющие, т. к. Проливы разоружены и никто не имеет возможности, и даже права, требовать их осуществления: например, ни одна страна не может ввести в Черное море одновременно более 3-х судов до 10.000 тонн или эскадры сильнее тех, которые принадлежат России, Румынии, Болгарии или Турции и находятся в нем. Контр-адмирал Бубнов недавно в подробном исследовании «Русской морской проблемы» (в № 3 «Зарубежного Морского Сборника») так резюмирует создавшееся положение: «Принятое на Лозаннской конференции, вопреки протестам большевиков, решение об интернационализации Проливов есть ничто иное, как санкционирование права для сильнейшей морской державы — в данном случае Англии — беспрепятственного вторжения в любое время в самое сердце жизненных интересов России в Черное море — и передача тем самым на ее милость и немилость дальнейших судеб Российского Государства и культурно-экономического развития русского народа... Тот факт, что даже большевики не подписали Лозанской конвенции, что впрочем нисколько не помешало введению ее в действие, быть может, лучше всяких других доказательств показывает, какое катастрофическое значение имеют для России принятые на этой конференции решения».
Та беспомощная политическая игра, которую время от времени Карахан ведет с Мустафой Кемалем не является ли жалкой попыткой кое-как улучшить положение России на Черном море? Но ведет ли слепой хромого?
Совершенно естественным показалось, когда в прошлом году советские власти, спохватившись, стали переводить, хотя и с большими трудами из-за скверного состояния своих кораблей и плохой обученности команд, устаревшие остатки флота Балтийского моря, где осталось 120 верст морского побережья, в Черное, никем не защищенное, после ухода остатков Черноморского флота в Бизерту. Зарубежная военно-морская печать давно указывала на крайнюю необходимость этой меры. Переход из Кронштадта в Севастополь дреднаута «Севастополь» («Парижская Коммуна») и крейсера «Светлана» («Профинтерн») вызвал, нам непонятно почему, бурю единодушного негодования во всей европейской прессе. Здесь однако, нет никакого нарушения Лозаннской конференции, кстати, большевиками за Россию не подписанной. По имеющимся у нас сведениям, в ближайшем будущем еще один дреднаут — вероятно, «Петропавловск» («Марат»), крейсер «Адм. Бутаков» («Ворошилов») и несколько миноносцев усилят красную Черноморскую эскадру. Конечно, этого может быть достаточным, — если красные команды будут сражаться, — против Румынии или Турции, но не против более сильного противника и особенно Англии, которая уже со свойственной ей предусмотрительностью готовит базу для своего флота в Констанце и для которой румынский флот, а может быть и турецкий послужат лишь скромным авангардом.
Какое бы ни было положение России и при всяком правительстве решение вопроса о Проливах может быть только — обладание ими. В худшем случае, как это было до войны, закрытие их для военных флотов и полная принадлежность их Турции. Других решений для России нет и быть не может. Недаром морской историк кап. 2 р. Квашнин-Самарин считал, что единственным противником черноморского флота являются Проливы, пока они не будут принадлежать России и когда сама надобность в Черноморском флоте исчезнет.