В. Г. Белинский. Полное собрание сочинений.
Том третий. Статьи и рецензии (1839—1840). Пятидесятилетний дядюшка
М., Издательство Академии Наук СССР, 1953
20. Проклятое место. Роман М. Воскресенского. Москва. 1838. В типографии С. Селивановского. Четыре части: I — 188, II — 200, III — 194, IV — 228 (12). С эпиграфом:
Что жизнь, когда в ней нет очарованья?
Жуковский.1
Роман г. Воскресенского послужил нам тысяча первым доказательством, что есть книги, о которых рецензент должен писать тотчас же по прочтении их, помня пословицу: «Куй железо, пока горячо». В самом деле, мы уже с месяц назад прочли этот роман, и прочли его от доски до доски, а теперь, когда принялись писать о нем, — не помним, что в нем представляется на благорассмотрение «почтеннейшей публики». Не знаем, кто тут погрешил — слабость ли нашей памяти или слабость романа г. Воскресенского. Помним — и то очень смутно, как сквозь тяжелый сон, что вся завязка и развязка, все сплетения и расплетения романа основаны на чудном сходстве двух сестер, таком удивительном сходстве, что родители «реченных» сестер узнавали их только по платью; помним еще, что это сходство потомственное и наследственное, т. е. что мать оных сестер имела сестру, на которую была похожа, как две капли воды; помним, что все коллизии романа и главная вина явления на свет и в романе героев оного состоят в такого рода происшествиях и событиях, которые, из благопристойности, не называются настоящим именем ни печатно, ни в порядочном обществе, а выражаются «иносказательно». Таких «коллизий» в романе очень много, и автор описывает их с простодушным усердием и притом не разбирая ни времени, ни места. Поэтому мы умолчим о них. Потом, сколько мы помним, автор «Проклятого места» изображает большой свет, и притом так искусно, так верно, что вам кажется, что вы вот так и скользите по светлому паркету шестых и седьмых этажей, с решетчатыми перегородками, где каждое утро и вечер пьют чай вприкуску и где семейные, а иногда и «светские» неудовольствия и недоразумения уясняются авторитетом квартального.2 Еще, сколько помним мы, в этом романе удивительно верно представлена русская и преимущественно московская жизнь: похищения, покушения на жизнь и кошелек беспрестанные, — словом, нельзя пройти по улице, особенно девушке, чтоб не быть похищенной или не подвергнуться «коллизии» в любимом роде автора «Проклятого места». Кроме того, если мы не забыли, в романе веет дух «юной французской литературы»:3 не говоря уже о «коллизиях», сколько нападок на жизнь, особенно на бедность, нападок в духе г-на де Бальзака, который особенно не жалует бедности, почитая ее причиною всех бедствий человеческих. Запутанность, многосложность происшествий превосходят всякое понятие. Герой романа, когда дело доходит до развязки, делается таким негодяем, таким извергом, что волосы становятся дыбом от ужаса; прочие лица взапуски подражают ему. Но, да не подумают читатели, чтобы это обстоятельство могло повредить нравственному достоинству романа: романа не было, и всех этих ужасов и «коллизий» тоже не было, но всё это приснилось одному доброму человеку, который, через край хватив опиуму, желая испытать на себе его действие, трое суток, не пивши не евши, проспал на проклятом месте. Всё же, что он видел во сне, клонится к самой нравственной цели, которой почтенный автор не терял ни на минуту из виду. Но догадавшись, что даже и не нравственные, но слишком длинные сны бывают скучны, он оправдывается перед своими читателями известным стихом:
Когда же складны сны бывают?4
Мы совершенно согласны с автором и от всей души желаем, чтобы публика приняла его извинение с таким же непамятозлобием и готовностию к прощению, с каким приняли его мы.
1. «Моск. наблюдатель» 1839, ч. I, № 2 (ценз. разр. 1/III), отд. V, стр. 71—73. Без подписи.
2. О претензиях Воскресенского быть «светским» писателем и о неуменье его рисовать аристократов Белинский писал в рецензии на № 8 «Пантеона русского и всех европейских театров» (см. ИАН, т. IV).
3. Справедливо выступая против ультраромантизма французской «неистовой школы», Белинский, однако, в конце 1830-х годов ошибался в своих отрицательных оценках таких представителей «юной французской школы», как Бальзак, Жорж Санд и др.
4. Из «Эпиграммы» И. И. Дмитриева («За что Ликаста осуждают…»).