Риги-Кульмъ представляетъ внушительную горную массу въ 6 000 футовъ вышиною, стоящую нѣсколько особнякомъ; съ вершины ея открывается видъ на громадную площадь, усѣянную голубыми озерами, зелеными долинами и снѣжными горами — величественное зрѣлище на протяженіи цѣлыхъ 300 миль во всѣ стороны. Подняться на вершину горы можно или по желѣзной дорогѣ, или верхомъ, или же пѣшкомъ, какъ кому болѣе нравится. Однажды утромъ, когда ярко свѣтило солнце, запасшись дорожными костюмами, я переѣхалъ со своимъ агентомъ озеро на пароходѣ и высадился въ деревушкѣ Веггисъ въ разстояніи трехъ четвертей часа пути отъ Люцерна. Деревушка эта лежитъ у самаго подножія горы.
Вскорѣ мы весело шагали по покрытой листьями тропинкѣ и между нами завязался обычный разговоръ. Наступилъ полдень, день былъ ясный, небо безоблачно, повѣвалъ легкій вѣтерокъ, подъемъ былъ отлогій, а картины, открывавшіяся при каждомъ поворотѣ дороги, то на голубыя озера съ красивыми парусными лодками, то на причудливо выступающія скалы, были прелестны, какъ волшебный сонъ. Все шло прекрасно, мы были въ хорошемъ настроеніи и въ недалекомъ будущемъ предвкушали новое наслажденіе — увидѣть въ первый разъ въ жизни зрѣлище солнечнаго восхода въ Альпахъ, что и было главною цѣлью нашего путешествія. Спѣшить не было, повидимому, никакой надобности, такъ какъ разстояніе отъ Веггисъ до вершины горы во всѣхъ путеводителяхъ показано не болѣе, какъ три съ четвертью часа. Я говорю «повидимому» потому, что разъ уже спутникъ надулъ насъ относительно разстоянія между Аллерхейлигенъ и Оппенау и съ той поры я постоянно боюсь, что онъ можетъ обмануть насъ вторично. Мы были увѣрены только относительно высоты горы, разстояніе же въ часахъ отъ подошвы ея до вершины мы разсчитывали опредѣлить гораздо вѣрнѣе сами при помощи личнаго опыта. Мы знали, что высшая точка горы находится на высотѣ 6.000 футовъ надъ уровнемъ моря; надъ уровнемъ же озера не болѣе, какъ на 4.500 футовъ. Спустя полчаса послѣ начала восхожденія мы чувствовали прежнюю бодрость, и желаніе наше достигнуть намѣченной цѣли ни мало не уменьшилось; къ тому же, мы придумали нѣсколько облегчить себѣ трудъ; короче сказать, мы наняли мальчугана, которому и поручили нести за собой наши альпенштоки, мѣшки и плащи.
Вѣроятно, мы останавливались, чтобы поваляться на травѣ въ тѣни деревьевъ и покурить, гораздо чаще, нежели мальчуганъ привыкъ къ тому, потому что онъ, наконецъ, спросилъ насъ какъ мы его наняли, — на годъ или же только въ одинъ конецъ. Мы отвѣчали ему, что онъ можетъ идти впередъ, если онъ уже такъ спѣшитъ. Мальчикъ возразилъ, что хотя онъ и не спѣшитъ особенно, но всетаки ему бы хотѣлось дойти до вершины пока онъ еще не состарѣлся. Тогда мы приказали ему идти впередъ и оставить вещи въ гостинницѣ, расположенной въ наивысшемъ пунктѣ горы, куда вскорѣ подоспѣемъ и мы сами. Онъ отвѣтилъ, что постарается занять въ гостинницѣ для насъ комнату; если же окажется, что гостинница переполнена, то прикажетъ построить для насъ новую и при томъ поскорѣе, чтобы штукатурка и краска успѣли бы высохнуть къ нашему приходу. Издѣваясь такимъ образомъ надъ нами, онъ пошелъ впередъ и скоро исчезъ изъ виду. Около шести часовъ вечера мы были уже на значительной высотѣ, а видъ на озеро и горы все расширялся и дѣлался интереснѣе. Ненадолго мы остановились у домика, гдѣ достали хлѣба, сыра и кварту или двѣ свѣжаго молока. Закусивъ этими припасами, сидя на открытомъ балкончикѣ и любуясь восхитительною картиною, разстилающеюся передъ нашими глазами, мы двинулись дальше.
Минутъ десять спустя мы встрѣтили вспотѣвшаго, раскраснѣвшагося человѣка, шедшаго громадными шагами внизъ къ намъ навстрѣчу. Какъ бы помогая себѣ въ такой поспѣшной ходьбѣ, онъ съ силою опирался на свой альпенштокъ, закидывая его далеко передъ собою, причемъ желѣзное остріе глубоко вонзалось въ землю. Незнакомецъ остановился и, обмахиваясь шляпою, сталъ переводить дыханіе и вытирать мокрое лицо и шею краснымъ носовымъ платкомъ. Отдышавшись немного, онъ спросилъ насъ, далеко ди еще до Веггиса. Я отвѣтилъ, что три часа. Онъ поглядѣлъ съ удивленіемъ и сказалъ:
— Какъ, еще три часа! А вѣдь кажется, что отсюда въ озерѣ сухарь помочить можно, такъ оно близко. Есть тутъ какая-нибудь гостинница?
Я отвѣчалъ, что есть.
— Ну, — сказалъ онъ, — мнѣ не выдержать еще трехъ часовъ, довольно для меня на сегодня; приходится переночевать здѣсь.
Тогда, въ свою очередь, спросилъ я:
— А скоро мы будемъ на вершинѣ?
— На вершинѣ? Да Богъ съ вами, вы только-что начали еще подниматься.
Тогда я сказалъ, что и намъ необходимо ночевать въ той же гостинницѣ. Итакъ, мы вернулись всѣ втроемъ и, заказавъ себѣ горячій ужинъ, провели вечеръ очень не дурно съ этимъ англичаниномъ.
Нѣмка, содержательница гостинницы, отвела намъ прекрасныя комнаты съ чистыми постелями; отправляясь въ нихъ на ночь, мы съ Гаррисомъ порѣшили, что на другой день встанемъ какъ можно ранѣе и будемъ наблюдать солнечный восходъ. Но такъ какъ мы были страшно утомлены, то и спали, какъ полицейскіе; когда мы проснулись и бросились къ окнамъ, было уже поздно, да и не удивительно, такъ какъ часы показывали половину двѣнадцатаго. Это было тяжелымъ разочарованіемъ. Дѣлать нечего, мы заказали завтракъ и просили хозяйку пригласить англичанина, но та отвѣчала, что онъ давно уже всталъ и ущелъ еще затемно, при чемъ страшно ругался и сердился на что-то или на кого-то. Мы никакъ не могли сообразить въ чемъ дѣло. Онъ спрашивалъ хозяйку о высотѣ, на которой находится эта гостинница и, узнавъ, что высота ея равна 1.495 футъ, вотъ и все, что она ему отвѣтила — страшно разсердился и сказалъ, между прочимъ, что среди дураковъ и путеводителей въ этой проклятой странѣ достаточно провести сутки, чтобы и самому на цѣлый годъ дуракомъ сдѣлаться. Гаррисъ сдѣлалъ предположеніе, что, вѣроятно, нашъ мальчуганъ далъ ему невѣрныя свѣдѣнія; и это казалось тѣмъ вѣроятнѣе, что эпитетъ, которымъ англичанинъ кого-то наградилъ, какъ разъ подходилъ къ нашему мальчику.
Послѣ полудня мы тронулись въ путь и со свѣжими силами снова зашагали по направленію къ вершинѣ. Пройдя сотни двѣ ярдовъ, мы остановились для отдыха. Закуривая свою трубку и оглянувшись налѣво, я замѣтилъ длинную струю чернаго дыма, медленно ползущую вверхъ по крутому откосу горы. Нѣтъ сомнѣній, то былъ локомотивъ. Мы тотчасъ же вскочили и принялись смотрѣть во всѣ глаза, такъ какъ никогда ранѣе не видали горной дороги. Наконецъ, мы разсмотрѣли и самый поѣздъ. Казалось невѣроятнымъ, чтобы такая тяжесть могла взобраться по этимъ крутымъ, какъ крыша, горнымъ склонамъ, но фактъ былъ у насъ передъ глазами и для сомнѣній не было мѣста.
Часа черезъ два мы достигли прелестнаго мѣстечка, обдуваемаго чистымъ, свѣжимъ вѣтеркомъ; небольшая пастушеская хижина пріютилась тамъ за выступомъ скалы; по всей крышѣ этой хижины были набросаны большіе камни, чтобы ее не сорвало вѣтромъ во время сильныхъ бурь, свирѣпствующихъ нерѣдко въ этой мѣстности. Окрестность имѣла дикій видъ; повсюду торчали скалы, но было не мало и деревьевъ, а мохъ и трава росли вездѣ въ изобиліи.
Далеко внизу на противоположномъ берегу озера виднѣлись деревни и только сейчасъ намъ бросилась въ глаза разница въ величинѣ между этими деревушками и окружающими ихъ горами. Когда самъ находишься въ такой деревнѣ, то она кажется даже большой, дома въ ней довольно высокими, а окружающія горы нисколько не подавляютъ ихъ своею величиною, но какая разница, когда смотришь съ такой высоты, на которой мы находились въ настоящую минуту! Горы сдѣлались еще больше и величественнѣе и точно стоятъ погруженныя въ какую-то торжественную задумчивость съ челомъ, окутаннымъ облаками, а деревушки у ихъ подножія, если только непривычный глазъ еще замѣтитъ ихъ, кажутся такими крохотными и такъ прильнули къ землѣ, что я не нахожу ничего лучшаго, какъ сравнить ихъ съ кучею сора, натасканнаго муравьями подъ величественными сводами какого-нибудь громаднаго собора. Пароходы, дымящіе гдѣ-то тамъ иа днѣ этой ужасной пропасти, кажутся игрушками, а парусныя и гребныя лодки годными развѣ только для какихъ-нибудь фей, живущихъ въ чашечкахъ лилій и разъѣзжающихъ на шмеляхъ.
Внезапно мы очутились среди полдюжины овецъ, мирно щипавшихъ траву около ручейка съ чистою водою, выбѣгавшаго изъ скалистой стѣны въ сто футовъ вышиною; одновременно уши наши были поражены своеобразной мелодіей, чѣмъ-то вродѣ «Люль……л……л……люль-люль-ля-о-о-о!», весело доносившейся изъ какого-то близкаго, хотя и невидимаго источника; мы догадались, что слышимъ въ первый разъ въ своей жизни знаменитую альпійскую свирѣль — jodel — во всей ея природной дикости. Мы сейчасъ же узнали то пріятное сочетаніе баритона съ фальцетомъ, которое дома извѣстно у насъ подъ названіемъ «Тирольской трели». Игра продолжалась и доставляла намъ не мало удовольствія. Наконецъ, появился и самый музыкантъ — пастухъ, мальчикъ лѣтъ шестнадцати, которому въ порывѣ восторга и благодарности мы дали цѣлый франкъ и просили поиграть еще немного. Онъ игралъ, а мы слушали. Наконецъ, мы двинулись дальше, а онъ все провожалъ насъ своей мелодіей, пока мы не скрылись изъ виду. Спустя четверть часа мы встрѣтили другого пастушка, который тоже игралъ на свирѣли, и дали ему полфранка, чтобы и онъ поигралъ намъ. И этотъ проводилъ насъ своей музыкой. Затѣмъ мы стали встрѣчать такихъ музыкантовъ каждыя десять минутъ; первому изъ нихъ мы дали восемь центовъ, второму шесть, третьему четыре, четвертому всего одинъ пенни; номера пятый, шестой и седьмой не получили ничего, а затѣмъ въ теченіе всего остального дня мы платили всѣмъ другимъ попадавшимся намъ музыкантамъ по франку, чтобы только они прекращали свою игру. Черезчуръ уже много этихъ музыкантовъ попадается въ Альпахъ.
Часамъ къ четыремъ мы подошли къ громаднымъ натуральнымъ воротамъ, называемымъ Felsenthor и образованнымъ двумя большими обломками скалы, стоящими вертикально и перекрытыми сверху третьимъ. Невдалекѣ находится маленькая, но очень привлекательная на видъ гостинница, но энергія наша еще не истощилась и мы пошли дальше.
Часа три спустя мы подошли къ желѣзнодорожной линіи. Крутизна ея была не меньше, чѣмъ у лѣстницы, обыкновенно приставляемой къ крышамъ домовъ; мы рѣшили, что недурные надо имѣть нервы, чтобы рискнуть проѣхаться по этой дорогѣ, вверхъ или внизъ безразлично.
Немало времени мы провели у прозрачнаго ручейка, охлаждая внутренній жаръ холодною, какъ ледъ, водою; это было впервые послѣ отъѣзда изъ дому, когда намъ удалось напиться порядочной воды, такъ какъ въ континентальныхъ гостинницахъ вамъ подаютъ льду самую малость, что въ состояніи сдѣлать вашу воду лишь не такою теплою, но не охладить ее. Какъ слѣдуетъ воду можно охладить только или въ рефригераторѣ, или же въ крытыхъ кувшинахъ со льдомъ. Европейцы говорятъ, что холодная вода разстраиваетъ пищевареніе, но откуда они это знаютъ? Они вѣдь никогда не пьютъ холодной воды.
Въ десять минутъ седьмого мы достигли станціи Кальтбадъ и остановились въ громадной гостинницѣ. Съ просторной веранды отврывался величественный видъ на лежащее внизу озеро и окрестныя горы. Мы были очень утомлены, и такъ какъ не желали вторично проспать солнечный восходъ, то управились съ обѣдомъ на сколько возможно поспѣшнѣе и улеглись спать. Съ какимъ наслажденіемъ вытянули мы свои утомленные члены подъ прохладными влажными простынями. И какъ мы спали! Нѣтъ ничего болѣе усыпительнаго, какъ пѣшая прогулка въ горахъ.
На другое утро мы проснулись одновременно и, тотчасъ же вскочивъ съ постели, бросились къ окошку и отдернули занавѣсъ. Но, увы, насъ вторично постигло разочарованіе: было уже половина четвертаго пополудни.
Въ сквернѣйшемъ настроеніи, обвиняя другъ друга, мы начали одѣваться. Гаррисъ ворчалъ, что если бы мы наняли курьера, какъ это всегда и дѣлается, то мы бы не проспали двухъ солнечныхъ восходовъ. Я возразилъ ему, что онъ самъ отлично знаетъ, что тогда одному изъ насъ пришлось бы не спать всю ночь и будить курьера, и, кромѣ того, въ нашемъ путешествіи и безъ того было немало хлопотъ, чтобы наймомъ курьера доставлять себѣ еще новыя.
Во время завтрака настроеніе наше нѣсколько прояснилось, потому что въ путеводителѣ мы вычитали, что въ гостинницѣ на вершинѣ горы туристы поставлены въ невозможность проспать солнечный восходъ; что каждое утро черезъ всѣ залы тамъ проходитъ человѣкъ, который такъ громко трубитъ въ огромный альпійскій рогъ, что пробудился бы даже мертвый. А, кромѣ того, мы въ томъ же спутникѣ нашли и другое утѣшительное свѣдѣніе; а именно, что на вершинѣ не для чего будетъ терять времени на одѣванье, что тамъ каждый хватаетъ свое красное одѣяло, въ которое окутывается, и появляется на верандѣ въ видѣ какого-то индѣйца. Это будетъ не дурная и во всякомъ случаѣ романическая картина, человѣкъ двѣсти пятьдесятъ народу столпятся на вершинѣ, и всѣ съ развѣвающимися отъ вѣтра волосами, закутанные въ красныя одѣяла, а кругомъ величественныя снѣжныя горы и первые отблески разсвѣта — поистинѣ поразительное и неизгладимое зрѣлище. Это даже хорошо, что мы проспали предыдущихъ два солнечныхъ восхода.
Изъ путеводителя же мы узнали, что находимся на высотѣ 3.228 футовъ надъ уровнемъ озера; слѣдовательно цѣлыхъ двѣ трети путешествія было уже совершено. Мы выступили въ путь въ четверть пятаго послѣ полудня; ярдовъ на сто выше гостинницы желѣздорожный путь развѣтвляется: одна вѣтвь идетъ прямо и поднимается на крутой холмъ, другая круто поворачиваетъ вправо и поднимается довольно отлого. Мы избрали послѣднюю и, пройдя вдоль нея около мили, повернули за выступъ скалы и очутились передъ красивою новенькою гостинницей. Если бы мы прошли мимо, то несомнѣнно добрались бы, наконецъ, до вершины, но Гаррисъ вздумалъ разспрашивать и, по обыкновенію, у такого, который ничего самъ не знаетъ, тѣмъ не менѣе, спрошенный посовѣтовалъ намъ вернуться и держаться другой вѣтки. Мы такъ и сдѣлали и впослѣдствіи немало о томъ пожалѣли.
Мы лѣзли и лѣзли безъ конца; мы поднялись не менѣе, чѣмъ на сорокъ вершинъ, но всякій разъ впереди появлялась другая, еще высшая. Начался дождикъ, который все увеличивался и промочилъ насъ насквозь; намъ было ужасно холодно. Въ довершеніе непріятности, вся мѣстность заволоклась густымъ туманомъ облаковъ, и мы принуждены были держаться рельсъ, чтобы не потерять другъ друга. Временами мы отходили отъ линіи и шли слѣва отъ нея по какой-то узенькой тропинкѣ, но вдругъ повѣялъ вѣтерокъ и отнесъ окутывавшій насъ туманъ, и къ ужасу нашему мы увидѣли, что находимся на самомъ краю пропасти, такъ что вытянутая лѣвая рука наша висѣла надъ бездной; пришлось снова вернуться на рельсы.
Наступала ночь, темная, сырая и холодная. Около восьми часовъ вечера туманъ разсѣялся, и мы натолкнулись на довольно торную тропинку, поднимающуюся весьма круто влѣво. Мы пошли по ней и не успѣли мы отойти отъ желѣзнодорожной линіи настолько далеко, что снова вернуться къ ней сдѣлалось уже невозможнымъ, — какъ туманъ вторично окуталъ насъ.
Мы находились на совершенно открытомъ мѣстѣ и чтобы хоть немного согрѣться, принуждены были идти наугадъ, хотя каждую минуту могли ожидать, что свалимся въ пропасть. Около девяти часовъ мы сдѣлали весьма важное открытіе — именно, что мы потеряли тропинку. Нѣкоторое время мы ползали на четверенькахъ, но найти ея всетаки не могли; наконецъ, мы сѣли прямо въ грязь и мокрую траву и стали ждать. Черезъ нѣсколько времени мы были поражены внезапнымъ появленіемъ изъ-за тумана какой-то громадной неясной массы, которая вскорѣ опять скрылась въ надвинувшемся туманѣ. Безъ сомнѣнія, то была оставленная нами гостинница, размѣры которой были сильно преувеличены туманомъ, но передъ нами была пропасть и мы не осмѣливались тронуться съ мѣста.
Такъ просидѣли мы цѣлый часъ, стуча отъ холода зубами и съ дрожью во всемъ тѣлѣ, перекоряясь изъ-за каждаго пустяка, каждый изъ насъ старался свалить на другого вину по поводу оставленія нами желѣзнодорожной линіи. Мы сидѣли, повернувшись спиною къ пропасти, потому что съ той стороны дулъ вѣтеръ. Наконецъ, туманъ началъ рѣдѣть, и когда Гаррисъ поприглядѣлся, то оказалось, что прямо передъ нами, на томъ самомъ мѣстѣ, гдѣ по нашимъ предположеніямъ находилась пропасть, стоялъ громадный, темный, неясный силуэтъ гостинницы.
Можно было даже различить окна и трубы зданія и слабое мерцаніе огней. Первымъ ощущеніемъ нашимъ была глубокая, неудержимая радость, но затѣмъ насъ охватила самая бѣшеная ярость, когда мы сообразили, что замѣтили бы гостинницу на цѣлыхъ три четверти часа ранѣе, если бы не сидѣли здѣсь и не проводили время въ безполезныхъ и глупыхъ ссорахъ.
Да, это и была та самая гостинница на Риги-Кульмъ, которая занимаетъ самое высокое мѣсто на вершинѣ горы и отдаленные огоньки которой мы такъ часто наблюдали вмѣстѣ со звѣздами съ нашего балкона въ Люцернѣ. Мрачный привратникъ и мрачные слуги оказали намъ сначала довольно холодный пріемъ, но затѣмъ смягчились и указали намъ ту комнату, которая была нанята нашимъ мальчуганомъ.
Мы переодѣлись въ сухое платье, какое нашлось у насъ, и, въ ожиданіи, пока поспѣетъ ужинъ, принялись бродить по двумъ обширнымъ пещероподобнымъ пріемнымъ, въ одной изъ которыхъ помѣщалась печь. Печь эта стояла въ углу и какъ стѣною была окружена туристами. Не будучи въ состояніи пробиться къ огоньку, мы стали расхаживать въ арктическихъ широтахъ помѣщенія среди многочисленной публики, сидѣвшей молча, серьезно, уныло, дрожащей отъ холода и, вѣроятно, думающей, что какъ же они всѣ глупы, что пришли сюда. Въ числѣ публики было нѣсколько американцевъ и нѣмцевъ, но большинство, какъ легко можно было замѣтить, состояло изъ англичанъ.
Мы перешли въ другое помѣщеніе, гдѣ стояла густая толпа народа. Оказалось, что тамъ помѣстился настоящій летучій магазинъ. Туристы на перебой покупали всевозможнаго рода бездѣлушки вродѣ ножей для разрѣзанія бумаги съ надписью: «На память о Риги» и съ ручками изъ небольшихъ кривыхъ роговъ пресловутой серны; было тамъ не мало кубковъ, рюмокъ и прочихъ вещицъ съ такими же надписями. Я совсѣмъ уже собрался купить какой-то ножичекъ, но потомъ рѣшилъ, что и безъ того не забуду того холода, которымъ насъ угостили на Риги, и подавилъ въ себѣ это желаніе.
Ужинъ нѣсколько согрѣлъ насъ, и мы немедленно же отправились спать. Но передъ тѣмъ, согласно просьбѣ г. Бедеккера, обращенной ко всѣмъ вообще туристамъ, сообщать ему о всѣхъ замѣченныхъ въ его путеводителѣ неточностяхъ, ннаписалъ ему нѣсколько строчекъ, въ которыхъ извѣщалъ, что, опредѣляя разстояніе отъ Веггиса до вершины только въ 3¼ часа, онъ ошибается почти ровно на три дня. Еще ранѣе я увѣдомилъ какъ его, такъ и германское правительство объ ошибкѣ, допущенной въ опредѣленіи разстоянія между Аллерхейлигеномъ и Оппенау — ошибкѣ, повторенной во всѣхъ правительственныхъ картахъ. Я долженъ здѣсь замѣтить, что на эти письма я не получилъ ни отвѣта, ни благодарности, а что еще непріятнѣе, ни въ спутникахъ, ни на картахъ не сдѣлано никакихъ исправленій. Но я какъ-нибудь выберу время и напишу еще разъ, быть можетъ, письма мои просто не дошли по назназначенію.
Мы скорчились подъ сырыми липкими простынями и тотчасъ же заснули, при чемъ укачивать насъ было совершенно лишнимъ. Мы были такъ изнурены, что спали всю ночь, не пошевельнувшись, какъ убитые, пока не проснулись отъ оглушительныхъ звуковъ альпійскаго рога. Понятно, что мы не теряли даромъ времени. Поспѣшно натянувъ на себя кой-что изъ одежды, мы схватили свои красныя одѣяла, завернулись въ нихъ и съ непокрытыми головами черезъ всѣ залы кинулись навстрѣчу свистящему вѣтру. Въ разстояніи сотни ярдовъ отъ гостинницы мы увидѣли большую деревянную эстраду, построенную на самомъ высокомъ мѣстѣ, поспѣшно поднялись мы по лѣстницѣ на самый верхъ ея, и очутились на площадкѣ съ развѣвающимися волосами и хлопающими отъ сильнаго вѣтра полами одѣялъ надъ лежащимъ подъ нашими ногами міромъ.
— Опоздали на цѣлыхъ пятнадцать минутъ, не меньше! — сказалъ Гаррисъ съ досадою. — Солнце уже давно надъ горизонтомъ.
— Что за бѣда, — отвѣчалъ я, — зрѣлище и безъ того величественное, и мы, если пропустили начало восхода, то захватимъ хотя конецъ его.
На мгновеніе мы погрузились въ созерцаніе дивной картины и были глухи ко всему остальному. Громадный дискъ солнца стоялъ на совершенно безоблачномъ небѣ надъ самымъ горизонтомъ. Весь хаосъ какъ бы сталкивающихся другъ съ другомъ и волнующихся горъ, раскинувшихся на необозримое пространство и бѣлѣющихъ своими покрытыми снѣгомъ вершинами, былъ затопленъ какимъ-то опаловымъ, мѣняющимъ свои оттѣнки свѣтомъ, а изъ-за сплошной массы темныхъ облаковъ, плывущихъ по небу повыше солнца, вѣерообразно поднимались къ зениту и какъ бы стрѣлами полосы сверкающей алмазами пыли.
Глубокія долины, лежащія далеко внизу, плавали въ какомъ-то цвѣтномъ туманѣ, который, скрадывая рѣзкость ихъ очертаній, придавалъ всей картинѣ поистинѣ волшебный колоритъ. Мы долго не могли говорить, у насъ захватывало дыханіе. Мы могли только смотрѣть и упиваться восторгомъ. Но вдругъ Гаррисъ воскликнулъ:
— Что за чудо, да оно опускается!
Онъ былъ правъ. Мы проспали утренній рогъ и проснулись только вечеромъ. Мы были совсѣмъ ошеломлены. Гаррисъ между тѣмъ продолжалъ:
— Смотрите-ка, на солнце никто даже и вниманія не обращаетъ; всѣ смотрятъ на насъ, стоящихъ на этой проклятой висѣлицѣ въ нашихъ дурацкихъ одѣялахъ. Да и какое дѣло всѣмъ этимъ хорошо одѣтымъ господамъ до солнца, восходитъ ли оно или заходитъ, когда передъ глазами у нихъ такое уморительное зрѣлище, вполнѣ достойное ихъ записныхъ книжекъ? Смотрите, они просто за бока ухватились, а та, вонъ, дѣвица, ей Богу, сейчасъ лопнетъ отъ смѣха. Въ жизни никогда не видалъ человѣка, подобнаго вамъ. Вы показали себя настоящимъ осломъ въ данномъ случаѣ.
— Но что же я сдѣлалъ такого? — возразилъ я горячо.
— Что вы сдѣлали? Вы встали въ половинѣ восьмого вечера и хотите наблюдать солнечный восходъ, вотъ что вы сдѣлали!
— А вы что же дѣлаете, хотѣлъ бы я знать? Прежде я всегда вставалъ съ жаворонками, пока не попалъ подъ ваше вліяніе.
— Вы… вы вставали… вставали вмѣстѣ съ жаворонкомъ! О, безъ сомнѣнія, вы вставали даже съ палачемъ всѣ эти дни! Но постыдитесь же браниться хоть здѣсь, на этихъ подмосткахъ, на высотѣ сорока футъ надъ вершиною Альповъ, да еще въ красномъ одѣялѣ и передъ такою толпою, къ тому же плохо вы выбрали мѣсто и время, чтобы показывать свой характеръ!
Такъ разгоралась по обыкновенію наша ссора. Когда солнце совершенно скрылось за горизонтомъ, мы воспользовались наступившею темнотою и, проскользнувъ обратно въ гостинницу, опять легли спать. Но дорогѣ мы встрѣтили того человѣка, который трубитъ по утрамъ въ рогъ; онъ хотѣлъ получить съ насъ вознагражденіе не только за закатъ солнца, который мы видѣли, но и за восходъ, котораго мы не видали, но мы отказали ему въ послѣднемъ, говоря, что придерживаемся «европейской системы» — платить только за то, что въ дѣйствительности получаемъ. Тогда онъ обѣщалъ, что завтра утромъ онъ такъ затрубитъ въ свой рогъ, что мы непремѣнно услышимъ, если только будемъ живы.