Прогулка Русского путешественника по Помпее в 1829 году (Шевырев)

Прогулка Русского путешественника по Помпее в 1829 году
автор Степан Петрович Шевырев
Опубл.: 1830. Источник: az.lib.ru

С. П. Шевырев

Прогулка Русского путешественника по Помпее в 1829 году

править

Письмо 1

править

С каким благоговейным трепетом радости понимаем мы первые строки писателя, которого густая толпа веков от нас заслоняет! Представьте же, друзья мои, каким восторгом исполнилась бы душа ваша, когда б чудный сон перенес ее в стогны древнего римского города, когда б вся древняя жизнь открылась очам вашим? Этот сон сбыточен: приезжайте в Помпею.

Чувство, с которым приближаемся к ней, неизъяснимо. Еще несколько шагов… и 1750 лет — такая бездна времени — вдруг отделят вас от мира настоящего и оживят тот мир, который прежде вы знали мертвым в одних книгах. Такое волшебство, кажется, возможно для одной фантазии, — и его-то представляет вам действительность.

Скажу еще более: здесь фантазия тупеет перед существенностью. Вы ходите по древнему городу, который как будто вчера только был опустошен и оставлен устрашенными жителями. Вы видите все следы их жизни, частной и общественной; вы гуляете под тем же открытым небом, под которым гуляли они, не так как в Геркулануме, где вы спускаетесь на несколько сажен в землю и бродите при свете факела по царству лавы и мрака. Прежде, нежели поведу я вас, друзья мои, по Помпее, принесем благодарность предусмотрительному Везувию, который был орудием судьбы, по-видимому, не пренебрегающей учением человеческим.

В самом деле, как подумаешь, что она печется о ученом наследии племен грядущих! Древность, не избегнувшая времени и человека, двух соперников в разрушении, спаслась под пеплом истребительного Везувия. Сокровище науки искуплено кратким бедствием человечества. Сколько минут, сладких для сердца и ума, породила последняя минута помпейских страдальцев. Миллионы поколений приходят на их гроб учиться, воспоминать и в дань благодарности благословляют их память!

Но оставим поэзию, в которую невольно завлекает предмет наш, и скажем ясною прозою, что Помпея, по выражению N. N., сохранилась под пеплом Везувия точно так же, как сохраняют в России виноград под просом. Тысяча семьсот пятьдесят лет этому пеплу, а зданиям Помпеи сколько, про то знают ее безмолвные жители.

Надобно сказать вам, или напомнить, что Везувий, которого напрасно громогласные путешественники называют разрушительным исполином (эту клевету он обличает спасением Помпеи), извергает два рода веществ: пепел и лаву. Лава преимущественно лилася на Геркуланум. Она, остывая, превращается в темно-серый, почти черный камень удивительной крепости. Ее надо видеть около кратера Везувия или на Искио, этом потухшем вулкане: здесь-то перед вами окаменелые громады тех волн, которые лились некогда огненным потоком. Частию сия-то лава, хотя уже немного остывшая, частию пепел с водою* облекли стены Геркуланума, в котором до сих пор открыт для любопытных только один театр и часть улицы. На Геркулануме построен Королевский дворец Портичи, который при красоте своей архитектуры, верно, не стоит сокровищ, служащих ему основанием. Геркуланум был город греческий и своим богатством и вкусом превосходил Помпею: что же в нем откроется некогда нашим потомкам?**

* Известно, что Везувий извергает и воду: по раковинам, в ней находимым, и потому, что во время извержений бывает отлив в море, заключаем, что он вытягивает сию воду из своего влажного соседа.

** Открытие Геркуланума стоило бы чрезвычайных пожертвований со стороны Правительства. Не только Королевский дворец, но и большие предместия Портичи и Резина на нем построены. Лучшие произведения скульптуры открыты в Геркалануме: в нем копались много, отрыли несколько улиц и форумы; но так как он служит основанием живому городу, то, вынув сокровища древние, опять зарыли открытое. Теперь составлен проект, по которому хотят подкопаться под самый дворец до тех пор, как позволит настоящая лава, ибо против ее адамантовой твердости может действовать один порох.

Читавшие Плиния младшего могут вспомнить, что Везувий при опаснейших извержениях распускает из своего огромного жерла облако то белого, то черного дыма, подобное зонтообразной сосне. Этот эпитет не сочтите произвольным, друзья мои; вы, как жители севера, привыкли к нашим продолговатым соснам и не знаете форм итальянских, которые собирают свои ветви к вершине, обнажая огромный стан свой. Из сего-то облака сыплется пепел по ветру: так засыпана была Помпея, так и теперь еще хранится большая часть оной, ближайшая к Везувию. На ней растут виноградные сады и тополя, как прежде росли на той, которая теперь воскресла перед нами и по которой прошу вас прогуляться со мною.

Еще подъезжая к ней, вы видите огромный вал; это кучи пепла, с нее снятого. Вот мы у Диомедовой виллы, и нам бросается в глаза довольно большой двор, окруженный колоннами, или сад с портиком вокруг; посреди был резервуар для воды, где содержалась рыба. Но войдём же в заставу Неаполитанского правительства, охраненную множеством часовых и чичерони, которые не позволяют любопытному другу развалин забыться до ночи в ограде древней и разочаровывает его строгостью дисциплины новейшей. Входим направо в дом виллы; несколько ступеней, огражденных двумя небольшими колоннами, вводят нас в атриум, т. е. двор, а по нашим понятиям, лучше зала без среднего потолка, четвероугольный, с полом мозаиковым. Среди его еще четвероугольник (impluvium), огражденный красивыми колоннами, сохранившими ярко свою красную краску; туда стекала вода с навесов портика; по бокам два колодца, в отверстии коих видны углубления, сделанные на мраморе для веревки. Направо на стене ниша для Пената; здесь нашли статую Минервы. Налево сбоку вход в баню, со всеми ее принадлежностями, о которых скажем ниже, потом вокруг портика столовая, или триклиний, комнаты хозяйки, спальня с тремя окнами в сад, где видно место постели и туалеты, комнаты для приезжих, приемная (exedram), еще столовая, кабинет и террасы или галереи с беседками виноградными, из коих вид на сад, на Везувий и на море*; здесь мы раз обедали в гостях у Диомеда, на что надо иметь особенное позволение от высшего правительства. Все комнаты, мною высчитанные, получили свои наименования по предметам, в оных найденным, и по остроумным догадкам опытных антиквариев. В нижнем этаже множество других комнат для семейства и слуг, из чего можно заключить, что владелец был важною особою в городе и имел большое семейство. На дворе под всем большим портиком, окружающим сей двор или сад, находятся своды или четвероугольный crypte-portiqie (подземный, сокровенный портик), служивший вместо погреба для хранения вин, масла и проч. и для прогулки во время жаров летних. Здесь показываются у стены свода продолговатые глиняные амфоры или сосуды, в которых некогда хранилось вино. У входа же найдено было 18 скелетов; между ними скелет одной женщины, с которой сняли множество золотых женских украшений. До сих пор на стене видны отпечатки ее тела и многих голов детских, происшедшие от засырения. Думают, что это была жена хозяина, искавшая с детьми спасения в погребе. У двери, ведшей из двора к морю, которое прежде обливало стены самой Помпеи, а теперь только издали из нее видно, нашли два скелета с ключами. Думают, что это был хозяин Диомед, с своим слугой хотевший спастись бегством от всеобщего разрушения. Диомедом назвали его потому, что против виллы возвышаются гробницы с надписями, по которым видно, что здесь сохранялся пепел детей Диомеда, владетеля виллы Аугуст Феликс. Поэтому вы можете видеть, что все имена зданий в Помпее совершенно произвольны. Найдете много и новых владельцев**.

* Теперь вида на море нет, как увидим ниже.

**Так, напр., домы И. Иосифа II, П. Франциска II, Короля Прусского и проч.

Выходим из виллы и по древней мостовой отправимся улицею гробов к заставе города. Вам известен прекрасный обычай древних — гробницами уставлять земные пути живых. Так, около Рима древние дороги узнаются по множеству огромных каменных масс, обросших травою и кустами. Так, в Неаполе, на месте прежней дороги, над гротом Павзилипна, посещается фоб Вергилия; так, не доезжая до mola di Gaeta, сего великолепного цветущего мыса, покоящегося в сладострастных объятиях моря, где была вилла Цицерона, видим его гробницу. Итак, вот город и домы мертвых: они все мраморные, изящной формы, четвероугольные, на пьедесталах, с красивыми надписями; на иных барельефах изображают божества или знаки отличия гражданского, как то bisellium sella curulis. На одном, я помню, изображено с одной стороны совершение обряда пофебального, а с другой — корабль, плывущий по морю и матросы по веревкам; по догадкам антиквариев, это фоб какого-нибудь почтенного фажданина, известного обширною торговлею. Особенно красива гробница Неволей Тихи. Они большею частию окружены офадами, в которые можно входить по ступеням. Вступаешь во внутренность некоторых фобниц и видишь в стенах ниши, где стояли урны с пеплом почивших.

Вероятно, всякое значительное семейство имело свою ограду и дом вечный. Есть и простые памятники, коих форма похожа на круглый плоский абрис головы на продолговатой шее, воткнутой в землю; так это более всего над пеплом малолетних. Между этих гробниц находится погребальный триклини, где совершали тризну по умершим. Посреди ограды, исписанной павлинами, лебедями и оленями, еще видны следы пьедестала, под коим по признакам возвышалась беседка виноградная.

На другой стороне улицы видны еще не вполне отрытые развалины гостиницы, где находились лавки, в коих много открылось драгоценного. Здесь, вероятно, останавливались путешественники, судя по тому, что в конюшне найдены скелет осла, остатки тележки и железные круги колес. В этой же улице показывают пустое место, окруженное оградою, называя его виллою Цицерона без всякой причины. Цицерон, этот охотник до вилл (за то уж ему и приписывают около 20), говорит, что имел в Помпее виллу. На этом основавшись, назвали ее Цицероновою. В ней замечательны только места для бань, и теперь по пустырю цветет одна хлопчатая бумага. Между гробницами еще красотою искусства замечательна одна, воздвигнутая Маммии, общественной жрице по определению Декурионов: перед гробницею находится большой полукруг, могущий служить седалищем, и около него надпись. Почти напротив сей гробницы есть довольно большое здание в роде ниши, архитектуры не отличной: в его углублении можно сидеть. Думают, что это было место отдохновения, ибо улица гробов служила народным гульбищем.

Описание никогда не имеет силы изобразить предмет так, как он есть, а тем более древний, совершенно чуждый понятиям нашим. Примесь новизны всегда препятствует верности представления умственного. Но для большей точности считаю за нужное предварить вас, не представляйте ничего в большом, колоссальном виде, а сколько можно менее. Мы гуляем не по первому из городов латинских: Помпея принадлежала к числу второстепенных. Это был не обширный, не величавый город, а городок красивый, торговый, по остаткам коего видно, как далеко распространились изящные искусства у римлян из их колоссального средоточия и как облагородили они всюду наружные формы жизни частной и общественной.

Итак, все вдоль улицы гробов, по мостовой, устланной огромными камнями, на коих видны колеи* от древних колес, или по широким тротуарам мы входим на отлогую гору… Перед нами застава и ворота Помпеи. С обеих сторон простираются стены, построенные из дикого камня. Тройные ворота и толщина стен показывают, что город был укреплен прочно: история говорит, что он выдержал осаду Силлы.

  • По ним узнается широта экипажей древних.

Тесная улица с тротуарами, не столько уж широкими, начинается множеством лавок с мраморными прилавками, в которых видны отверстия, где хранились вещества для продажи. У иных заметны очаги и на мраморе высохшие следы чашек! Эти лавки были род маленьких трактиров или кофейных домов, которые и у нас обыкновенно являются при въезде в город. Только представляйте себе все это в виде самом миниатюрном, как и все последующее до зданий общественных. На одних дверях лавки непристойный знак Приапа, охранявшего от воров и несчастия. Вот далее, как говорят, таможня; против нее сход к морю.

Взойдем в так называемый дом Саллюстия, не знаменитого писателя, а какого-то, вероятно, просвещенного гражданина Помпеи. Имя Саллюстия на стене дома, написанное красными буквами, и едва заметное, послужило поводом к названию. Говорят, что у древних был обычай писать на стенах домов имена их владельцев. Часто находятся на них, а особливо около форума, большие красные надписи, служившие вместо афиш о зрелищах публичных. Сначала зайдем в пекарню, прилежащую к дому: здесь находим ручные толчеи для муки и печку для печения хлебов, очень похожую на печи русские. Возле пекарни лавка. Потом, опять прямо с улицы, входим в довольно просторный* двор, или залу (atrium), с полом мозаиковым, в средине коего опять видим impluvium для стечения воды и место фонтана. Направо и налево маленькие комнатки для гостей и столовая зимняя**. Идем прямо через tablinum или через коридор, и входим под узкий портик, пересекающий весь дом; тут мраморная ванна и канал для воды. По трем ступенькам взойдем на галерею, которая по признакам ограждена была решеткою и завешена виноградными ветвями. На стене видна живопись, изображающая клетчатую решетку, переплетенную виноградом, вероятно, в симметрию настоящей, и голубое небо. Налево у стены мраморный низкий четверо-угольный триклиний, формы наших широких диванов, посреди которого столбик, на коем утверждался стол. Вышед из ванны, находящейся у галереи, тотчас же можно было ложиться за стол. Широта триклиния, против коего находился фонтан, а возле направо крошечный садик для благовонных трав, позволяла многим возлежать на нем головами к столу, а ногами упершись в стену. В сей-то галерее, откуда недалеко и кухня, хозяин пировал с друзьями. Во всем видны роскошь и вкус. Опять сойдем в атриум, и налево в частные покои хозяина: видим портик, impluvium и фонтан; на стене картина, изображающая Диану и Алкмеона, неважная по живописи, но чудно сохраненная; по бокам расписанные комнаты, и одна из них довольно велика. Все без окон, свет получают из среднего атриума. Замечателен прекрасный мраморный пол из кусков разноцветных. Видны лестницы, показывающие, что был еще верхний этаж, теперь уже не существующий. Я не буду вас вводить ни в дом Весталок, ни вдомы Хирурга, Пансы, Поэта, Адмирала, Граций, Вакханок***. Расположение в них все то же с немногими местными переменами. Все тот же широкий двор, или atrium, с портиком, окружающим покатый к центру impluvium (дождеём) с фонтаном посредине; кругом маленькие тесные комнатки или, лучше сказать, раскрашенные чуланчики, в которых едва можно поворотиться, большею частию без окон, получающие свет из атриума. Одна комната побольше, т. е. зимняя столовая; мраморная ванна для купания. Вход прямо с улицы, из которой видно все, что в доме делается; в иных комнатах есть окошечки на улицу; при входе выбито на полу: salve или что-нибудь другое. Сзади галерея с летнею столовою, или род сада, т. е. нашего палисадника. Все дома очень низки и тесны. Иные имеют несколько атриумов, и, по моему мнению, эти атриумы можно принять за этажи, так что вместо этажей в вышину, как у нас, можно было их делить на этажи горизонтально. По лестницам, приметно, что были антресоли, но это, верно, какие-нибудь клеточки. Даже скорее можно предположить, что эти лестницы вели на кровли, вероятно, плоские, наподобие неаполитанских, заменявших террасы. Правда, что в Диомедовой вилле очень видны два этажа, но там это условливается местоположением. Впрочем, я говорю предположительно и предложу доказательства впоследствии. Лучший из всех домов, доселе отрытых, есть так названный по двум картинам дом Кастора и Поллукса, о котором скажем ниже. Но все сии домы более или менее чем-нибудь замечательны, или красивостью расположения, как дом Поэта, или разнообразием и богатством мозаиков, как дом Шампионета.

* Просторный, большой — слова относительные: у нас был бы тесный, узкий.

** Летом обыкновенно древние обедали в галереях, под навесом виноградным.

*** Названия произвольные, условные, по предметам, в домах найденным.

Однако не будем забегать вперед и пойдем тише. Поворотив немного влево, мимо публичного фонтана идем прямо по улице и опять налево. По тесноте ее очень видно, что жители Помпеи более ходили пешком, нежели ездили. Наша карета только бы уместилась на ней, а поворотиться невозможно. Да и все устроено для пеших. На перекрестках возвышаются над мостовою два овальных камня для того, чтобы можно было пешеходу в случае грязи перейти по ним на другую сторону. И эти камни потому продолговатой формы и так узки, что тележка с осторожностью может проехать над ними, не зацепивши о них колесами. Вот идем мимо дома Поэта, из коего взят мозаик для дворца Королевского, изображающий собаку на цепи с надписью cave canem, и мимо дома Пансы, замечательного прекрасным портиком и большим* садом, по коему заключают, что он служил для собраний общественных… приходим к публичным баням. Минуем простонародные и войдем в лучшие. Они удивительно сохранились. Коридором входим в большую залу или spoliatorium, где раздевались и сидели, дожидаясь места. Прямо две двери: одна ведет в сад с портиком, как и все сады Помпейские, по которому можно было прогуливаться после купанья; другая в friqidarium, или холодную баню. Это большая ротонда, невысокая; потолок украшен барельефами; в стенах полукруглые ниши, где, вероятно, были статуи. Почти в величину самой ротонды большая, глубокая, круглая, беломраморная ванна, куда сходят по ступеням. В нее втекала вода из бронзового языка, вделанного в стену, а в ней самой видно отверстие, откуда она вытекала. Эта ванна так хороша, что невольно возбуждает охоту к купанью и к роскоши римской. Из передней залы направо tepidarium, или sudatorium. В стенах маленькие ниши для ваз. Посреди стоит большой бронзовый костер (brasier), который наполнялся горячими углями и растворял воздух благотворною теплотою. По бокам бронзовые лавки. Здесь-то роскошные римляне, вышед из бани, натирались благовонными мастиками, содержанными в вазах. Потолок украшен легкою резьбою, и все дышит вкусом, во всем утонченность роскоши. Отсюда входите в calidarium, или теплую баню. Направо большая четвероугольная ванна в ширину всей залы, куда втекала теплая вода. Налево, в другом конце комнаты, большой мраморный бассейн красивой формы, в который падала холодная вода, бившая фонтаном. Вышед из теплой бани, можно было умыть лицо в этом бассейне холодною водою. По краям надпись, означающая имя владельца и цену бассейна. В иных местах этой залы на полу и на стенах сделаны отверстия, чрез которые можно видеть, что между штукатуркою и настоящею стеною, между полом и почвою земли, был промежуток, который наполнялся паром теплоты, и таким образом нагревалась вся комната. Те же самые принадлежности находятся в худших банях для черни и в частных банях виллы Диомедовой; только в последних в самом меньшем виде. Это здание дает нам вообще понятие о народных зданиях римских. Об этом скажем после, а теперь далее в путь. Вот мы вышли на большую улицу форума, на Тверскую Помпеи, возьмем налево, а потом выйдем на форум. Она особенно замечательна пред прочими широтою, красивыми домами, из коих лучший, как мы сказали, есть дом Кастора и Поллукса, отрытый в присутствии самого Короля Неаполитанского и его министра. Он всех лучше сохранился** и отличается обширностью, вкусом украшений, богатством живописи. В нем два больших двора или атриума с прекрасными портиками из колонн весьма красивых; посреди глубокие резервуары и фонтаны. Все комнаты расписаны, на многих картины, отличающиеся прелестью рисунка. Колорит дурен, но удивляешься, как могли устоять сии краски против времени. Иные так свежи, как будто вчера были кончены. Особенно замечательны две картинки, представляющие сцены из трагедий. Здесь можно иметь понятие о масках и древнем котурне. В Королевском музее хранятся лучшие картины, найденные в Геркулануме и Помпее. Вообще все они подтверждают мнение немцев о живописи древних, что они более были ваятели, нежели живописцы в самом деле; рисунок всегда правилен и изящен, формы исполнены фации, этой милой, сладострастной круглоты ваяния, но тайна колорита осталась ими неразгаданною. Особенно прелестны летучие положения, которые преимущественно выбирались живописцами.

* Все относительно к Помпее: он с полдесятины; это самый большой.

** Вероятно, потому, что в присутствии Короля вырывали его гораздо осторожнее.

Комнаты в домах большею частию расписаны черною или красною или голубою краскою, а по ним разные мелкие украшения, как-то: птицы и другие животные, плоды, маленькие ландшафты; нередко по большим стенам изображены храмы или входы в публичные здания, из коих видны фигуры женские. Нет ни одного дома без живописи, и пестрота в красках чрезвычайная. Особенно щеголеваты те арабески, которыми Рафаэль расписал свои прославленные ложи, подражая в них украшениям бань Нероновых в Риме. Сюжеты картин более мифологические; иногда взор наш оскорбляется и нескромностью. В кухнях особенно изображаются две змеи как некий знак охранительный: мысль понятна, если вспомним, что змея была посвящена Эскулапу. В одной кухне возле таких змей изображено жертвоприношение богу Комусу. В этой же главной улице, т. е. улице форума, замечательны два фонтана в двух домах, построенные в роде больших нишей. Их мелкие мозаиковые украшения из раковин и разноцветных камней сохранились в невероятной целости. В этой же улице есть красильня, в которой можно видеть способ крашения у древних. Большая часть сей улицы еще не отрыта. Она, по-видимому, таит большие сокровища. В присутствии нашем отрыты были три картинки прекрасные: прелесть форм удивительна. Видно, что она была общим достоянием всех художников: до того искусства образовательные были усовершенствованы, что всякий маляр рисовал грациозно и правильно, как у нас теперь все пишут гладкими стихами*. По иным картинам, как, напр., по ландшафтам, окружающим помянутые фонтаны, можно заключить, что древние вовсе не имели понятия о перспективе; по другим же, а именно в доме Кастора и Поллукса, который отрыт очень недавно и ни одним антикварием не описан, видно, что перспектива была им известна: решетка сада с выдавшимися фонтанами представлена на стене довольно хорошо.

  • Произведения, найденные в Геркулануме, еще несравненно выше Помпейских.

Эту улицу продолжают рыть. Я присутствовал при этом и заметил, что работники очень неосторожно копают древность; по-настоящему надо бы отрывать Помпею руками, щупать сокрытое в земле, а не то многих драгоценностей невозвратимо лишит нас железный заступ неаполитанского невежды лаззарони*. Кстати об лаззарони, на некоторых домах этой улицы есть вывески, представляющих работников, что-то несущих.

  • Хорошо бы было именно руками отрыть целый дом, хоть это и египетская работа, для того чтобы видеть, как все утвари домашние были расположены. И это хорошо бы сделать теперь, ибо открывается улица, ведущая прямо к Везувию, из которой, вероятно, не успели вынести многого устрашенные жители.

Костюм их очень похож на костюм нынешних лаззарони. Странное и не случайное сходство.

Возвратимся назад по этой улице, пройдем триумфальные большие ворота мимо храма Фортуны, где была найдена статуя Цицерона, к вратам форума. Во многих памятниках Помпеи вы заметите большое разрушение. Дело в том, что извержению 79-го года, в первый год царствования императора Тита, засыпавшему Помпею, предшествовало страшное землетрясение в 63-м году при Нероне. Оно нанесло много вреда городу; некоторые жители его со страха удалились, другие по любви к родине и собственности остались и не успели еще загладить следов землетрясения, как почили со всем своим добром под пеплом Везувия. В противном случае Помпея предстала бы нам во всей целости, но завистливая судьба хотела не все передать потомству, кажется, с тою мыслию, чтобы заставить человека учением и трудолюбием отгадать ею навеки сокровенное. Посему-то в Помпее вы видите более богатые развалины погорелого или опустошенного каменного города, из коих при помощи воображения, мысли и труда можете построить себе целый, совершенно древний город и объяснить частную и общественную жизнь древних в их взаимном отношении.

Есть два входа на форум; мы изберем большие триумфальные ворота. Около другого входа находятся темницы, где нашли несколько скелетов. Сколько воспоминаний и мыслей взорвет вашу душу прежде нежели успеете вы осмотреть все подробности форума. Вот великая сцена и средоточие жизни римской! Здесь все сокровища искусства образовательного посвящены великой идее отечества.

Начнем же наблюдения. Здесь, напротив, прошу вас увеличить размер свой — вы среди зданий общественных. Развалины сии так богаты, что воображение легко может воздвигнуть себе целое. Вы видите продолговатый четвероугольный портик из прочных колонн дорических, взложите на них сии падшие карнизы и на них воздвигните легкие ряды колонн ионических; тогда предстанет вам сие некогда шумное вече, или, говоря языком северным, сия открытая зала совета народного. В самом деле, форум наружностью похож на наши торжественные залы, уставленные колоннами, но только раздвиньте эти душные стены, снимите тяжкий потолок… Тогда получите приближенную идею о форуме, где небеса, отколе истекают неизменные законы человека и государства, созерцали дело граждан и внимали слову, свободно к ним возносившемуся.

В ограде сих колонн и между ними видите множество пьедесталов, симметрично расставленных, некогда они были украшены изваяниями почетных граждан Рима и Помпеи. Сии поборники блага общественного, завещавшие народу или дела, или речи свои, и по смерти, в изваянных ликах, присутствовали на советах народных.

Но обойдем же весь форум; сторону нашего вшествия примем за основание сего параллелограмма, противоположную — за вершину, и бока в длину назовем правым и левым.

Почти все здания общественные здесь были сосредоточены. В основании возвышался храм Юпитера, или казнохранилище народное (aearium). Богу богов вверена была святыня сокровищ общественных; перуны Юпитеровы стерегли ее. По великолепным мраморным ступеням, прежде украшенным статуями, вы входите в каменную ограду храма, среди коей стоит пьедестал: здесь нашли статую Юпитера и два скелета. Иные говорят, что это были воины, стерегшие храм и не дерзнувшие в минуту всеобщего бедствия изменить отчизне. Лучше так думать из любви к человечеству, но дух римский, несмотря на постоянство форм наружных в городах, уже ослабевал во время гибели Помпеи. Вряд ли идея отечества могла так победоносно торжествовать над деспотизмом непреклонного Везувия.

На правом боку, через несколько лавок, обширный храм Венеры. И в этих развалинах видна еще ясно прелесть здания. Стены обширной ограды (enceinte) все расписаны. По ступеням, перед коими стоит жертвенник, входите в другую ограду, где находилась статуя богини. У ступеней лежит одна мраморная колонна прекрасной формы. Вообще замечу, что колонны храмов, посвященных Венере, всегда отличаются легкостью, нежностью искусства и выбором мрамора. Это красавицы между всеми колоннами. За сею внутренней оградой находится много комнат для жриц. В сем-то храме юные девы, обнажив свои прелести, хороводами славили богиню.

Небольшая улица, из которой входишь в сей храм, отделяет его от Судилища народного (Basilica). Здесь решалась участь преступления. Здание имеет вид храма. Перед ним были фонтаны и места для отдохновения. Основания недостроенных колонн портика, вероятно, сокрушенных землетрясением 68-го года, знаменуют огромность их, так и всего здания; в глубине его возвышение наподобие ограды жертвенной во храмах; перед ним пьедестал статуи. На сем-то возвышении восседали жрецы правосудия. Под сим самым местом, где изрекался приговор, находятся подземные своды, куда приводили преступников во время суда, так что они могли слышать беседу своих судей и постепенно приготовляться к своему жребию. На стенах сего здания найдено было много надписей, из которых видно, что народ позволял себе шутить над общественными лицами и произносить свое мнение письменно.

Вышед из трибунала, завернем направо в дом Шампионета, так названный по имени генерала французского, при котором его рыли. Он не велик, но отличается мозаиками удивительно разнообразными и несравненным видом на море и горы Кастелламаре. Здесь-то можно видеть, как далеко отхлынуло море, уступив земле часть своих владений. На месте его влажного царства теперь простираются долины, усеянные хлопчатою бумагою.

На вершине форума находятся три большие залы, вероятно, курии, также судилища второстепенные. Перед нами в ограде колонн форума против самого Юпитерова храма несколько больших и малых пьедесталов, на коих не нашли статуй. Вероятно, землетрясение сокрушило их и не успели еще воздвигнуть новых. Это были статуи первейших мужей отечественной истории. На одном из пьедесталов читается имя Кв. Саллюстия, гражданина Помпеи.

На левой стороне от ворот, принятых нами за основание, обширный Пантеон, или храм Августа, где жрецы по совершении обрядов священных угощали народ роскошными жертвенными пиршествами. Здесь найдены статуи Друза и Ливии. Далее место, или площадка, декурионов, храм в честь Ромула и дом, воздвигнутый жрицею Эвмахиею, в котором был огромный пруд с чистою водою из фонтанов, где жрецы и жрицы мыли одежды и белье священное.

Прибавим еще, что форум огражден был триумфальными арками, или воротами, и железными решетками, что все сии здания построены из кирпича и облечены в белый мрамор так, что весь форум с своими колоннами представлял одно беломраморное целое. Так было в Помпее; каково же величие колоссального Рима?

Осмотрев подробности форума, подойдем к пьедесталам помпейских граждан, стоящим у вершины, и обратимся лицом к востоку. Отселе мы видим весь форум: перед нами храм Юпитера, а над ним, на горизонте, возвышается широкий полуотбитый конус Везувия дымящегося и гордо взирающего на добычу, отъятую им у времени. Отселе можете видеть тот широкий выем, откуда он изверг потоки лавы и пепла, опаливших Стабию, Помпею и Геркуланум. Какое высокое зрелище! Какое наслаждение под вечер стоять здесь, видеть сей форум и над ним изредка вспыхивающее пламя Везувия!* Как странно думать, что каждый ничтожный обломок мрамора, попираемый вами, некогда был частию этого великого целого, перед которым благоговели граждане, как перед их святынею! Оставив форум, перейдем две улицы, в коих есть замечательные домики, частию одни маленькие комнатки, и приходим налево к храму Нептуна. Это самое древнее здание Помпеи, приписываемое этрускам, древним обитателям оной; он мрачнее прочих храмов и построен из дикого камня, как храмы Пестумские. Жаль, что остатки его очень скудны; по ним, однако, видно, что это был портик почти треугольной формы и в средине ограда жертвенника, фасад коей подпирали огромные колонны.

  • Везувий, прежде составлявший одну огнедышащую массу, распался по извержении 79-го года на 2 части, из коих одна есть собственный Везувий, и доныне пылающий, а другая — Сомма, разрушившая помянутые 3 города. Таким образом кратер его сделался меньше. Напрасно громогласные французские путешественники называют его се geant au front majestuex. Он совсем не похож на исполина и не столько высок, сколько широк; он расплылся книзу. Если Везувий гигант, что ж будет Этна, вечно покрытая снегом? Конус его издали не кажется отвесным, но тот только узнает его перпендикулярность, кто карабкался на кратер по камням. По извержении 1822 года он очень опустился. Должно думать, что он когда-нибудь (может быть, скоро) изрыгнет всю свою огненную желчь и потухнет, а на место жерла явится озеро с водою целебною, в тихих водах которого будет спокойно глядеться небо; как глядится оно в озерах Люкрине, Аньяно и Аверно, некогда пылавших вулканами.

Вдоль сей улицы находим школу с четвербугольным портиком и кафедрою посредине. Она примыкает к небольшому храму Изиды, которого целое не замечательно, ибо загромождено зданиями, а части очень хорошо сохранились. В ограде каменный высокий храмик, или алтарь, внутри коего с возвышения раздавались пророчества для посвященных. На задней стене его была статуя Гарпократа, а сзади комнаты для жрецов. Здесь нашли скелет с топором; думают, что это был жрец, в отчаянии хотевший прорубить стену храма, ибо в двери нельзя уже было выйти. Налево маленькое здание, где хранилась вода священная для очищения и возле жертвенник, направо колодезь и вблизи еще жертвенник, где ясно виден скат для стечения крови. Во многих местах храма другие жертвенники; то же самое замечается и в прочих храмах вышеописанных.

Зайдем в жилище Ваятеля, у коего нашли много статуй, вероятно, отданных ему на починку после землетрясения, и потом войдем в Театры. Их два: комический, или малый (иначе Одеон), и трагический, или большой. Оба сходны. Опишем большой. Форма его совершенно полукруглая. Место зрителей построено амфитеатром*, по которому возвышались мраморные ступени, разделенные на три разряда (cavea) — для декурионов и вообще высших чиновников, граждан и черни. Сверху для женщин крытые ложи, коих часть сохранилась. Между ступенями есть кой-где особые лестницы, по коим можно было всходить наверх, не марая ступеней. Лавки так устроены, что можно сидеть опустивши ноги и не касаясь зрителя, ниже вас сидящего. Нижние ступени гораздо шире и удобнее. На них, вероятно, клались подушки (bisellium) или стлались ковры для чиновников высших. В средине амфитетра пустое, плоское полукруглое место, которое у нас называется партером, а у древних именовалось оно оркестром, или местом хора и танцовщиц. Около его-то на низших ступенях возлежали правительственные чиновники. В сем театре нашли костяной билет, в котором виден нумер разряда и места и название какой-то трагедии Эсхила. Между амфитеатром и сценой с обеих сторон исходы (vomitoria). Сии двери сделаны сводами, с коих ведут лестницы на сцену. У сцены по-нашему, а по-римски у передсцения (proscenium) видны 7 мест для музыкантов (timelium, т. е. наш оркестр), из коих среднее полукруглое, а прочие четвероугольные. Между сценой и сими местами пустой промежуток для занавеса (siparium), который изображал предмет представления и употреблялся наоборот нашему, т. е. опускался вниз, когда открывалось зрелище. Сцена на 5 футов была возвышена над землею. Она несоразмерно более в ширину, чем в длину, опять совершенно обратно нашей, которая длиною превышает ширину**. Полу не нашли, одна земля теперь на сцене. Неизвестно, было ли подполье для машин, только это невероятно. Сцена преграждена стеною, построенною совершенно в роде наших церковных иконостасов; она из кирпича, но по гвоздям видно, что вся обита была мрамором, так, как и вся внутренность театра; в средине большие двери (Reqia) для важных лиц, как-то царей, а по обеим сторонам малые (hospitalia) для жителей города, в коем действие происходило, и чужестранцев. У середних дверей, немного углубленных, по бокам круглые пьедесталы для статуй. В простенках, выдавшихся вперед, ниши для статуй. По концам сцены два седалища, вероятно, для начальника зрелищ и музыки. За стеною, которая вечно была неизменяема, и следовательно, глубина театра (le fond de la scene) вечно представляла одно и то же, находится засцение (postscenium), очень узкое, где пребывали актеры, дожидаясь выхода на сцену. Тут, может быть, ставились какие-нибудь декорации, хотя в театре не нашли никаких признаков декораций и машин. С засцения посредством крыльца выходили вон. Театры древних были как храмы, а очарование театральное, судя по зданиям, вовсе было им незнакомо или условливалось возможностью. Все происходило под открытым небом, как и самая жизнь древних. Крыш в театрах вообще не было, хотя говорят, что маленький театр был покрыт, но большой не имел кровли: колонн в нем не видно, а без них нет средства поддержать такой большой свод, да и в малом это едва вероятно. От дождя и солнца навешивали большие паруса. Орудия и декорации, вероятно, заменялись, как в ваянии, условными символами, напр., углубленное место между сценою и амфитеатром представляло Стикс, или ад, и оттуда являлись тени умерших или подземные боги, а с ступеней, ведущих с ворот на сцену, не являлись ли боги Олимпа? Для слуха театр устроен превосходно: мы с товарищами оглашали сцену латинскую стихами русскими, и во всех углах были слышны ясно все слова при самом тихом произношении. Вообще, признаюсь, такое устроение театра во многих отношениях лучше душных зрелищ новейших. Как-то душе свободнее; перед вами высокие горы и море, обернетесь назад — пылающий Везувий! Все это располагает душу к возвышенным зрелищам поэзии.

  • Наши университетские парнасы дадут вам понятие об этом.

** Это замечание важно: оно объясняет мнение Шлегеля о представлениях драматических у древних, и из него выводится различие оных от новейших.

Мимо малого театра, иначе именуемого Одеоном, который, как сказали мы, весьма мало отличен от большого, мы входим в солдатские казармы, а по другим мнениям, не столько правдоподобным, на торжище народное: видим большой четверо-угольный двор, вокруг колонны и маленькие тесные комнатки, где жили воины Помпеи. В одной из них видно железное орудие в роде колодки, которым наказывали виновных, запирая одну ногу. В этой тюрьме нашлись скелеты.

Все пространство, заключающее форум, театры и прочие здания общественные, можно обойти в 1 1/2 часа и осмотреть подробно все части. Замечательно, что все общественные здания были сосредоточены почти в одном месте. Во всем этом пространстве содержится более 840 колонн. Опять повторяю: такова Помпея, что ж Рим?

Вот и кончено наше гулянье по городу, друзья мои. Не более как в 3 часа можно обойти и осмотреть все, мною вам показанное, но это одна пятая часть Помпеи. Для совершенного открытия оной потребно около 3 миллионов франков. Правительство Неаполитанское ежегодно на сие употребляет, как и на поддержание древностей уже открытых, 25000 фр.

Еще прошу вас сделать несколько шагов до амфитеатра, который менее полверсты от Помпеи. Он удивительно цел. Какая прекрасная овальная форма! Какое положение! Это амфитеатр — в амфитеатре гор. Мраморные ступени так чисты и целы во многих местах, что как будто вчера только помпеяне его оставили. Здесь-то очень ясно видны те три разряда (cavea), о которых поминали мы выше: нижний (infima) — почетное отделение для дуумвиров, декурионов, проконсулов, жрецов и проч., средний (media) — для почетных граждан, и верхний (summa) — для черни, а сверху крытой ложи для женщин. В нем могло заключаться 20000 человек; он ровно четверть колосса римского, заключавшего в себе 80000. Он имел 40 выходов больших и 57 малых, и в 2 минуты все 20000 зрителей могли выйти, полагая по секунде на каждого. Сойдем вниз на ту арену, где некогда лились потоки крови человеческой в отраду народу свободному. Как приятно именами русскими огласить сии стены или мраморные лестницы. Эхо внятно их повторяет. Вот налево тесный проход, откуда выводились звери. Кругом всего амфитеатра своды, под коими можно гулять, укрывшись от палящего солнца. Помпейский амфитеатр относится к Колизею, как прекрасное к величественному. Но первый сохранен лучше. Нужны были руки новейшие, чтоб поддержать величие последнего; земля не могла бы в продолжение веков сносить сего тяжкого гиганта, если б человек не пособил ей; она уже начала опускать его в свои недра, но амфитеатр Помпеи лежал спокойно под пеплом Везувия, теперь блистал бы в совершенной целости, если б завистливые современники не нарушали святыни древней.

Друзья мои, прогулка кончена; если утомились, простите вашему другу любовь к древностям. Из амфитеатра идем мы опять мимо Помпеи, а ведь грустно, право грустно ее оставить. Вступим снова в… казарм. Взгляните, посреди ее семья плакучих ив печально… свои лиственные наклоны, вкруг одиноких колонн, разрозненных временем, которое скинуло с них соединявшие карнизы — вот цветущий памятник над прахом Помпеи! Войдем же под гостеприимный навес его, да отдохнет ваш ум от тех подробностей, которыми, может быть, я утомил его внимание, да отдохнет и забудется на зыбком сладострастном ложе мечты, любовницы развалин.


Впервые опубликовано: М.В. 1830. N 1. С. 91-110; N 2. С. 192—205; не переиздавалось.

Оригинал здесь: http://dugward.ru/library/shevyrev/shevyrev_progulka.html