Эмилия Пардо-Басан
правитьПроволока
правитьЕсли случалось что-нибудь непонятное для жителей Парамеле, — они обращались за разъяснением к дяде Мануэлю — путешественнику, ныне торгующему скотом. Он знал столько вещей! Обошел столько стран! И когда они увидели сеньорито Роберто Сантома на этой проклятой повозке, которая бежит без лошадей, как будто душа, гонимая дьяволом — они окружили дядю Мануэля на ярмарке в Ламейроа. Один только ничего не спрашивал и даже скорчил презрительную гримасу Хакоме Фидальго, по прозванию «верная рука», которого обвиняли н тайной охоте на дичь и Бог знает в чем еще!
Он только что купил связку проволоки для ловушек на лесную птицу и держа связку в правой, своего мальчика левой рукой, ружье висело у него за плечами, скривил лицо и с недоверием ждал речи о вышеупомянутой машине. Путешественник откашлявшись начал:
— Точно вы маленькие — удивляетесь пустякам! Это оттого, что вы никогда не высовывали носа за пределы этого уголка. Если бы вы побывали на той половине земного шара — то-то вы увидали бы изобретения. Для каждой штуки другая машина — есть даже, чтобы сапоги снимать!
Этих сведений, однако, оказалось недостаточно для любопытных. Кто почесал за ухом, а кто с сомнением покачал головой. Фидальго имел дерзость расхохотаться, отчего его широкий рот растянулся до ушей как у обезьяны. Пряча проволоку в карман, он пробормотал с насмешкой.
— Машины, чтобы снимать сапоги, а нет ли и чтобы?…
Оп произнес грубую неприличность, вызвав общий смех собрания, и сощурив один глаз добавил:
— Если путешественник не может вам объяснить, что такое эта дьявольская машина, то я объясню вам.
— Черт возьми — я объясню! Видали вы железную дорогу?
— Я нет… я нет… я — да, когда меня призывали в Ауриабеллу…
— Ну, это все равно! Вместо лошадей там механизм в роде часового, и этот механизм, черт возьми! Именно и двигает…
В свою очередь путешественник рассмеялся презрительно.
— Значит ты не знаешь, что поезд идет по рельсам, а эта штука по всем дорогам, — это значит объяснять белое по черному?
— Тогда скажи в чем она состоит, черт возьми!
— В том.
— А то — что такое?
— Идет она, потому что ее топят, — важно сказал дядя Мануэль и отправился разыскивать свою кобылу. Он не хотел дождаться вечера, что не совсем удобно для тех у кого есть деньги за поясом. Но, главное, ему хотел удрать от расспросов опасных для его славы всезнайки. Хакоме пожав плечами тоже отправился в путь, потянув за собой своего сына — Росендо или Сендиньо. У него не было никого кроме этого малютки. Его жена умерла вскоре после родов. Хакоме воспитал этого ребенка сам не зная как. И теперь он гордился, видя в мальчике, которому еще не было шести лет, задатки охотника и грабителя — ненавидящего медлительный и постоянный труд земледельца, богатого выдумками и хитростями для ловли птиц. Отец восторгался его талантом, развивал в нем ловкость и уменье. Для этого мальчика только билось сердце Хакоме человеческой нежностью.
Только что они поднялись по дороге по направлению к вершинам Сандиас, как мальчик прыгая побежал вперед; отец по привычке охотника зорко вглядывался в чащу сосен, черемухи и каштанов — не пролетит ли куропатка, не пробежит ли заяц. Впереди мелькнуло белое пятно. «Верная рука» приложился и выстрелил почти не целя. Сендиньо побежал за добычей. Для него было лучшей радостью «изображать собаку», принося дичь.
Через несколько минут он вышел из чащи, таща за задние лапы зайца почти такого же большого, как он сам. Отец и сын с восторгом осматривали свою добычу.
— Черт возьми! Сколько он весит! — шептал охотник, тогда как Сендиньо смеялся от радости.
Они были так заняты и так рассеянны, что отец, опытный контрабандист и охотник, чувства которого были так изощрены, — тем не менее не слышал приближающийся шум, похожий на дыханье сказочного зверя, — Он заметил чудовище таф! таф! таф! когда раздался над ним металлический рев автомобиля. Хакоме отскочил в сторону. Он увидел лежащего в пыли Сендиньо возле него труп зайца, и уже вдалеке не оставалось и следа «дьявольской повозки»…
Он бросился, как безумный к ребенку, лежавшему лицом в траве; он называл его нежными именами, ласкал. Ребенок лежал на его руках без движения. Хакоме хорошо знал, как выглядит смерть. Он поднял трупик к небесам допустившим такую несправедливость. Затем в страдающем отце проснулся человек борьбы, жестокий, мстительный охотник. Он сжал кулаки по направлению «дьявольской повозки».
Не поздоровится дону Роберто.
Он едет в Паранеле, — ночевать он там не будет — вернется!
Хакоме еще раз подошел к Сендиньо с величайшей нежностью поднял его и положил в самой глубокой чаще сосен на ложе сухой травы. Около мертвого он положил свое ружье и пыльный труп зайца, тоже отомщенного теперь.
Он вернулся на дорогу и прошел довольно большое расстояние, разыскивая подходящее для своих намерений место. Наконец он остановился — справа и слева два старых дерева протягивали свои ветви над дорогой. Хакоме вытащил из кармана проволоку, развернул се, отрезал кусок своей навахой [толедский нож-кинжал], загнул кончив и крепко прикрепил его в ветке дерева. Потом перешел на ту сторону, сообразил высоту, разыскал ветку, которая давала бы возможность натянуть проволоку прямо поперек дороги. В тоже время он осматривался — не видит ли его кто-нибудь. Дорога была пустынна, по ней проходили только в Сандиас, да в сторону, куда направился дон Роберто… Из предосторожности Хакоме все таки не прикреплял второго конца проволоки. Он прилег на дороге, приложив ухо к земле. Два раза он вскакивал и прятался в чаще. То были проезжие. Священник на лошади, потом крестьяне с Португальской границы: мужчина и женщина на одной кобыле, нарядные, счастливые.
Наступал вечер, пала роса, птицы замолкли. Легкий далекий шум достиг уха контрабандиста. Он вскочил прикрепил верной рукой другой конец проволоки к ветви и спрятался в кустах.
Автомобиль летел с горы — одно мгновение Фидалъго видел сеньорито, его белую шляпу, красивое лицо, обезображенное черными очками… Красивое лицо закачалось точно голова куклы, крик умолк в струе крови. Это было одно мгновенье. Автомобиль понесся вниз, сбросив хозяина. «Верная рука» убедившись, что сеньорито мертв — вернулся под сосны, схватил свое ружье и еще раз взглянув на Сендиньо, который казалось спал, сошел с дороги и затерялся в горах, по тропинкам ему одному известным, направляясь к португальской границе.