Притчи (Вяземский)

Притчи
автор Пётр Андреевич Вяземский
Опубл.: 1866. Источник: az.lib.ru (цит. по: Русская стихотворная пародия (XVIII-начало XX в.). — Л.: Советский Писатель, 1960. — С. 293—302. — (Библиотека Поэта. Большая серия).)

Я в царстве притченном так, как пчела, летаю.

«Мешки судеб». Притчи гр. Хвостова.

Ослу в рот не вложи разумны разговоры,
Ни филину, сове не дай прекрасны взоры.

«Поэма». Притчи гр. Хвостова.

Уверь, что звери все перед моим крыльцом.

Из той же поэмы и того же гр. Хвостова.

Не вздумай по небу кататься на ослах.

Всё из той же поэмы и того же
гр. Хвостова.

Словесность на верхи кремнистых гор взлетает.

Из «Послания о пользе словесности»
гр. Хвостова.

Иные, разум весь включая в сладость уха,
Не требуют в стихах ни вымысла, ни духа.

Гр. Хвостов.

Однако неоспоримо то, что притчи есть род самостоятельный.

(Из примечаний гр. Хвостова к посланиям гр. Х<востова>).

Итак, писатель оныя (притчи) необходимо должен погрузить свое перо в совершенную естественность.

Гр. Хвостов.

Кому противно что,
Тому, конечно, то
Не надо ни на что.

Притча «Мышь и Орехи»
гр. Хвостова.

Как хочешь, так кусай и злися,
Но только не воняй.

Гр. Хвостов.

Павлиным гласом петь толико неспособно,
Как розами клопу запахнуть неудобно.

(Притча Дмитрия Хвостова из «Собеседника
любителей российского слова» 1783 года).

Эти притчи писаны в подражание, и сказать можно без хвастовства, довольно удачно, притчам гр. Хвостова, особенно тем, которые заключаются в первом издании, явившемся в свет в первых двух-трех годах текущего столетия[1]. Эта книга была нашею настольною и потешною книгою в Арзамасе. Жуковский всегда держал ее при себе и черпал в ней не редко свои Арзамазские вдохновения. Она послужила ему и темою для вступительной речи, при назначении его членом Арзамасского общества. Жуковский имел особый дар отыскивать книги подобного рода и наслаждаться ими. Они служили ему врачебным пособием для возбуждения здорового смеха, для благорастворения селезенки, pour épanouir la rate, как говорят Французы. Помню между прочим книгу «Утехи меланхолии», которая утешала и потешала нас до слез[2]. И теперь нельзя таки жаловаться на совершенный недостаток в глупых сочинениях; но мы ли, в нынешнее время, разучились смеяться над глупостями, глупцы ли разучились быть забавными, а сделались просто скучными и досадными, — но не слыхать уже знакомого нам искренняго, радушного, звонкого хохота, возбуждаемого забавною и безвредною глупостью. Теперь глупец идет в коммунисты, в нигилисты, в реформаторы, со всех ног перепрыгивает в передовые люди, и пишет тяжелые статьи в журналах. Глупость и вранье и тут на лице, но ничего в них нет забавного. Глупцы не должны забывать и всегда держаться известнаго стиха:

Les sols sont ici bas pour non menus plaisirs.

А, если они нас не веселят и не потешают, то на что же они годятся? К. В.

ПОСВЯЩЕНИЕ ПРИ СЛЕДУЮЩИХ ПРИТЧАХ

Непринужденный баснослов,
Люблю я твой язык скотов:
Он прост, щеголеват и сладок,
Парнаса нашего ты приподнял упадок,
И с елисейских нив
К тебе, наш Лафонтен, твой мастер,
Друг Сумароков муз кричит: «Не будь ленив,
От ран словесности ты будь надежный пластырь!
Очисти вкус:
Скажи невеждам ты и школьникам Парнаса,
Что́ тыква, что́ арбуз,
И чтоб за нектар нам не выдавали кваса».
Услышь и ты мою мольбу:
Не дую я в трубу,
Не посажён я Музой в славной шайке;
А так бренчу
На балалайке,
И сам себе я только по плечу.
Но ты, мой меценат, взгляни на эти притчи,
В них, может быть, найдешь ты много дичи,
Но на себя пеняй: я б их не написал,
Когда тебя бы не читал.

1. СОБАКА

Лягавая в болоте
Увязла на охоте
И думает себе: ну, если б был здесь мост,
Я б прямо пробежала
И со стыдом бы здесь в грязи не утопала,
Не грызли б мне лягушки хвост.
Хоть у собаки ум и прост,
Но в этом случае не так-то глупо судит.
Вдруг издали плывет бревно,
Одно.
Оно
Надежду на душе лягавой тотчас будит.
Великой аргумент: авось.
И говорит себе лягавая: не бось!
Приблизилась к бревну и вот уж поравнялась,
Собака кое-как вдруг на него взобралась
И села попросту верхом.
Потом
Собака сделалась гребцом,
Гребет, гребет не веслами, ногами,
И не поет, как вечерами
Поют матросы на Неве
Иль матушке Москве,
А просто лает,
Но к берегу, однак, счастливо приплывает.

Учитель лучший нам — нужда.
Приди беда,
И всякая собака —
Не хуже Телемака.

2. МЫШЬ

В стране, где пенится Иртыш,
Жила и проживала мышь,
А может быть, и крыса.
Она, как баба Василиса,
Всё веселилася, не думая о том,
Что, может быть, придет ей встретиться с котом.
А кот зверок известной,
И с рыла, и с хвоста премилой, препрелестной
А попадись ему, так будет тесно.
Мяучит кот,
А мышь пищит и, прыгая, идет
Коту навстречу.
Кот мышку сжал четою лап —
И вмиг ее он цап-царап.

Смысл басенки моей я вам, друзья, замечу:
Мы здесь живем,
К беда́м плывем;
Рок — кот, мужчина — крыса;
А баба всякая — такая ж Василиса.

3. ОСЕЛ

Осел мясистой, вислоухой,
Тащася по полю, раз повстречался с мухой.
«Здорово, брат!»
— «Сеструшичка, здорово!»
На наш живут и звери лад:
Поклон, привет на случай, — всё готово;
Но замешайся тут не то,
Ни братом, ни сестрой никто.
Но далее пойти, и смысл нам будет ясен.
В толк быль возьмем и быль под рожей — басон.
Идут,
Ползут;
Но мухе —
Ей всё ведь в труд;
Соскучилась и вдруг взлетела — и на ухе
У осла
Как королева прилегла.
Осел ей говорит: «Послушай ты, воструха,
Ну, вон с уха!
Я не носилки для тебя».
А муха говорит: «Не слушаюся я».
И впрямь, что сделаешь с бедою неминучей?
Хоть тяжело, сердись — так будет круче;
Ты лучше потерпи. И мой осел,
Поосердяся,
Пораскричася,
Но муху на ночлег легохонько привел.

4. ТАНЦОВЩИК

Один гишпанец
Вел вечно танец;
И день и ночь
Кувыркается, пляшет
Глазами, головой, рукою, брюхом,
И с полу не отходит прочь, —
Во всю трясется мочь.
Народ глядит и говорит: бесовщик!
Неправда, он простой танцовщик.
Ты говоришь ему о братьях, о куме,
О римских чудесах, о Вавилонском саде,
А у него фанданго на уме.
Народ глядит и говорит: «В разладе
Гишпанской ум!»
Напрасен шум!
Гишпанец не дурак, гишпанец не безбожник,
Он на свой вкус художник.

О люди, люди! вы
Гишпанцы все, увы!
Мы все, коль рассудить, живем без головы,
Гишпанцу танцы,
Солдату ранцы,
Скупцу рубли,
Завоевателю клочок земли,
Любовнику приятны глазки —
Не те же ли гишпански пляски?

5. ОБЖОРСТВО

Один француз
Жевал арбуз.
Француз, хоть и маркиз французский,
Но жалует вкус русский,
И сладкое глотать он не весьма ленив.
Мужик, вскочивши на осину,
За обе щеки драл рябину
Иль, попросту сказать, российский чернослив
Знать, он в любви был несчастлив!
Осел, увидя то, ослины лупит взоры
И лает: «Воры, воры!»
Но наш француз
С рожденья не был трус;
Мужик же тож не пешка,
И на ослину часть не выпало орешка.

Здесь в притче кроется толикий узл на вкус:
Что госпожа ослица,
Хоть с лаю надорвись, не будет ввек лисица.

6. ДОЖДЬ

Однажды.
Шел дождик дважды.
А если дождь идет, то знают, что мокро́,
Промокнет и ребро.
Но здесь не в этом дело,
И притченно мое перо
Изобразить не то усердие имело.
Гласит мужик:
«О Зевс велик!
Подчас и я не прочь, чтоб дождик шел на время,
Но если два дождя, то уж несносно бремя».
Зевес ему в ответ на то гремит:
«Послушай, брат! ты жид,
Но христианин будь, спроси лягушек племя.
Я зрю, что мочится твое плешиво темя;
Но зрю, что и с засух у них спина болит».

Когда б Зевесу внять, что вопиют немчурки,
Французы, итальянцы, турки,
Пришлось ему играть бы в жмурки.

7. ОХОТНИК И ПЛОТНИК

В одном лесу гулял охотник,
Тут был и плотник
Иль, если правильней сказать, то дровосек.
Но нет беды! Ведь он такой же человек.
Читатели простят, я не грамматик,
А просто баснослов-лунатик.
К тому ж, с кем Муза здесь дружна,
Тот знает, что подчас нам рифма солона,
Горька, как редька.
Поэт, коль рассудить, бессчастный, право, Федька.
Но ба, ба! именной указ,
Такого-то числа и году,
От Феба пиндскому народу:
Нам делать не велит отводу,
А просто продолжать начатый раз
Рассказ.
Сейчас,
Мой милостивый Феб! Прости, вперед не буду
И твой приказ
Я не забуду.
Воротимся ж в свой лес,
Где встретим мы своих повес.
Один из них, в овчинной бурке,
Был с топором,
Другой, в зеленой куртке,
С ружьем.
Один пилит себе покойно елку,
Другой, на ней завидя перепелку,
Кричит: «Постой,
Негодник злой!
Ты видишь, я здесь забавляюсь
И сам стрелять на елку попускаюсь,
Дороже топора ружье».
А тот, мужик хоть неучтивый,
Но смыслом справедливый,
Сказал ему: «Вранье,
Я здесь дрова рублю отцу на новоселье,
Я дело делаю, а ты безделье».

Читатели мои!
Как чванство гордое ни чванься, ни сопи,
Полезному всегда забава уступи.

8. ЛИСИЦА, ВОЛК И МЕДВЕДЬ

Лисица съела петуха,
Иль попросту дала дурашке треуха.
Лисицу господин чиновник,
Лесной полковник,
Зубастый волк,
Ногою толк;
Тут свистнул в ухо,
А там, безмолвствуя, себе запрятал в брюхо.
Лисице сухо;
Наш волк, насытившись, гордится впопыхах;
Но из лесу медведь, и — волк наш в дураках!
Медведю волк наш приглянулся,
И он еще и не очнулся,
А в рот уж чебурах!
И мой бедняк лежит в медвежьиных кишках.

У сильных слабые в тисках.

9. ПРОСВИРНЯ И ШОРНИК

В каком-то городе французском,
А может быть, и в прусском,
До географии ведь в баснях дела нет,
С соседкой жил сосед,
Как брат с сестрою, мирно.
Он шорник был, она была просвирней;
Да, кажется, и как им доходить до при
Или до ссоры?
Один работал шоры,
Другая просвиры.
Вдруг, вышед из домов до утренней зари,
На улице они нашли копейку;
А в свете сплошь
Цари ведут войну за грош.
Вот бросились они на медную злодейку!
Просвирня вдруг кричит:
«Копейка мне принадлежит!»
А шорник-
Задорник
Кричит: «Нет, мне!»
Дошло до драки;
Дерутся как собаки,
Как турки на войне.
Тут будочник, услыша крики
И вопли дики,
Пришел,
Взял деньги
И в съезжую моих соседов он повел,
Его без сапогов, ее без кеньги.

Отец Зевес,
Чтоб люди не дремали,
А иногда себя щипали,
Пустил на землю интерес.

10. КОНЧИНА КОРОВЫ

У мужика корова,
Когда была здорова,
И ест, и пьет,
И долг природе свой день каждый отдает,
Иль, говоря по-русски:
Давать и творогу и сливок на закуски
Ничуть не устает.
Корова не заморска птица,
Но делать молоко ужасна мастерица.
В коровушке своей души не знал мужик,
То есть до молока охотник он велик;
Ведь у людей все внутренние части
Корыстолюбия во власти.
Но вдруг
Коровушку мою сразил недуг;
Ей невзлюбился луг,
Стал лоб нахмурен;
Она худа, бледна,
И цвет в лице стал дурен,
И голова дурна.
Бывало, светлый глаз: днесь без светильни плошка;
Корова — здоровяк — ни дать ни взять
Ободранная кошка!
Мужик ревет не час, не два, не пять,
Ревет он целы сутки;
Для мужика
Без молока
Приходит не до шутки.
Но как ни плачь, но как скотинушки ни жаль, —
Ее отправь хоть в гошпиталь.
На вопль хозяина сбежались из деревни
Матроны древни;
Весь бабий факультет
К больной приходит на совет.
Та говорит: «В корове сперлись спазмы,
Ее бы в ванну посадить»;
Другая: «Может быть, в коровушке миазмы;
Не худо прилепить
Ей шпанску муху
К уху»;
А третия: «Поверьте мне, легко
В корове разлилось, быть может, молоко»;
Четвертая: «Чтобы больной помочь здоровью,
Привейте оспу ей коровью».
Тут мысль был класть всяк лих
И лезет в эскулапы.
Корова между тем, крестом сложивши лапы,
Вздохнула раз, другой — и нет ее в живых.

Такие ж и у нас бывают штуки,
И каждый, щедрый на совет,
Доит корову в обе руки,
А всё корове пользы нет.

1815 или 1816

КОММЕНТАРИИ

Притчи. Впервые — РА, 1866, т. 4, стлб. 479—489. Автором большинства этих пародий был П. А. Вяземский, который в предисловии к публикации в РА писал: «Эти притчи писаны в подражание, и, сказать можно без хвастовства, довольно удачно, притчам гр. Хвостова, особенно тем, которые заключаются в первом издании, явившемся в свет в первых двух-трех годах текущего столетия» (т. е. в изд. 1802 г.). Однако, по-видимому, пародийные «Притчи» были в той или иной степени результатом коллективного творчества «Арзамаса», где упомянутое выше издание было «настольною и потешною книгою». Временем существования «Арзамаса» и датируются пародии. Необходимо отметить, что Д. И. Хвостов придерживался в баснях «среднего штиля» и часто прибегал к просторечию. Пародируя «язык скотов» в баснях Хвостова, арзамасцы подчеркивали просторечие как в лексике («воструха», «дурашка», «чебурах» и т. п.), так и в фонетике (окончание прилагательных на -ой вместо книжного на -ый). Тексты эпиграфов в общем соответствуют текстам Хвостова, однако ссылки не всегда точны. Так, «Ослу в рот не вложи разумны разговоры» и следующие три эпиграфа взяты не из «поэмы» и не из «притчи» Хвостова, а из его книги «Послания в стихах графа Дмитрия Хвостова» (СПб., 1814), а именно из его послания «О притчах», где он дает наставления сочинителям басен:

Ты пустословия прилежно избегай
И острого словца за диво не считай.
Ослу в рот не вложи разумных разговоров;
Сове и филину не дай прекрасных взоров.

…Любезна простота есть в притче превосходство,
Заставь меня забыть искусно стихотворство;
Уверь, что звери все перед моим крыльцом,
Что вижу въяве то, что пишешь ты пером.

Однако неоспоримо и следующий эпиграф — цитаты из примечаний к посланию «О притчах» (стр. 129). Как хочешь, так кусай и т. д. — из басни «Лев и клоп» (приведена на стр. 721). Павлиным гласом петь — из притчи Хвостова «Павлин» («Собеседник любителей российского слова», ч. 5. СПб., 1783, стр. 185—186). Лафонтен Жан (1621—1695) — французский баснописец.



  1. Избранныя притчи. Спб. 1802. 8°.
  2. Утехи Меланхолии, Российское сочинение А. Ф. М. 1802. 8°.